Перед тем как начать разбор остальных номинантов прошлогодней «Вавилонской рыбки», позволю себе несколько общих слов. Конечно же, я накопал в каждом переводе по несколько недочётов, или даже явных ошибок. Разумеется, я на них укажу. Но, по большому счёту, важен не сам факт, что переводчик допустил ошибку. Ошибаются все: и авторы, и переводчики, и даже критики переводчиков. Важно – и в первую очередь, для самого переводчика – понять причину этих ошибок. Иногда, как мы ещё раз напомнили себе в ходе обсуждения предыдущих разборов, это бывает просто досадная случайность. Но часто, гораздо чаще, ошибки в переводе закономерны и вызваны ошибочным подходом к переводу. И я все больше убеждаюсь, что одной из главных причин является недостаток внимания к первоисточнику, недостаток уважения к нему.
Некоторым переводчикам, вероятно, скучно и обидно просто переводить то, что там написано. Кое-кто даже считает, что он вправе изменять, «улучшать» оригинал. Сомневаюсь, но допустим. Но даже если так, всё равно необходимо рассматривать каждое такое изменение как вынужденную меру, вызванную чрезвычайными обстоятельствами. И прежде чем что-то изменить, нужно тщательно проверить, не исказится ли при этом смысл фразы или целого фрагмента, не нарушатся ли внутренние логические связи, не появится ли там, в конце-то концов, совершенно не нужный комический оттенок.
А если такое вмешательство станет нормой, превратится в привычку, то рано или поздно это аукнется. Пусть даже не в этом тексте. Рано или поздно, исправляя то, КАК сказано у автора, переводчик начнёт изменять то, ЧТО сказано. А на это уже никто не имеет права, даже признанные корифеи перевода.
Ну а теперь переходим к разбору. Рассмотрены будут семь переводов. У Ольги Кидвати в шорт-лист попали сразу две книги, так что разберем написанную более известным автором и, следовательно (согласно не обсуждаемым всуе правилам премии), имеющую больше шансов на победу. А у Елены Фельдман в короткий список вошёл роман того же автора, за перевод которого она уже получила приз читательских симпатий. Тем более не вижу смысла повторяться.
И раз уж так вышло, начнём вот с этого:
Ричард Морган «Черный человек». Перевод Ольги Кидвати
Не самый простой для перевода текст. Хотя бы из-за обилия фантастически-технических и прочих терминов. И то, как ловко переводчик жонглирует непонятными словами – это, наверное, плюс. Хотя, к примеру, профессия бухгалтер-биотехнолог вызывает улыбку не только у перуанских солдат, но и у меня грешного. Не говоря уже о возникающих в связи с этим вопросах: откуда они вообще могут знать, как должен выглядеть бухгалтер-биотехнолог, и чем внешний вид бухгалтера-биотехнолога отличается от вида просто бухгалтера, или просто биотехнолога? Ну да ладно, проехали. Всё равно более внятного перевода для термина biotech accountant я предложить не могу.
Но уж там, где можно обойтись без хитроумных терминов, было бы лучше заменить их на что-нибудь привычное. Например, здесь:
«Боковым зрением видит складные паучьи лапки автохирурга, а каталка тем временем фиксируется в слотах на смотровой площадке».
The autosurgeon’s folded arachnoid arms wheel past in one quadrant of her vision as the gurney slots into position on the examination rack.
Почему бы вместо «слоты» не сказать «пазы» или «гнезда»? Да и говорится в этой фразе немного о другом: лапы автохирурга вкатываются в поле зрения героини, когда каталка встает в пазы смотрового стола. Сами вкатываются, а не героиня их ловит боковым зрением. И смотрового стола, а не площадки. На смотровой площадке собираются другие люди и с другими целями.
А если посмотреть на вот эту фразу:
«Органические функции замедлены до предела, так что болезни, в случае чего, особо не развернуться».
Organic functions slow to a chilled crawl, and so does anything hostile that you might be carrying.
то нетрудно убедиться, что во второй её части переводчик вообще не угадала ни одного слова. На самом деле там сказано приблизительно следующее: и так же будет с любой угрозой, какую вы можете в себе нести. То есть, общий смысл не пострадал, но зачем понадобился этот пересказ своими словами?
Но смысл обязательно когда-нибудь пострадает, если и дальше так небрежно обращаться с оригиналом. Возьмем вот эту фразу:
«В любом случае они были жизнестойкими и молодыми, из тех молодых, кто пока не слишком повидал западный мир и невинно радуется своему положению, которое дается тяжелыми физическими тренировками, и дешевому авторитету от формы цвета хаки».
And anyway, they were tough and young, a sort of young you didn’t see so much in the Western world anymore, innocently pleased with their hard-drilled physical competence and cheap khaki prestige.
Увы, опять ошибочка вышла. На самом деле они были из тех молодых, каких уже редко увидишь в западном мире. Да и радуются они не своему положению, а физическим возможностям.
Если отбросить вторую претензию к фразе, то все беды начались с того, что переводчик просто не заметила слова you. Но почему она его не заметила? Может, как раз потому, что привыкла вольно обращаться с оригиналом? А может, просто по невнимательности. Как в следующем примере:
«Крыша находилась на высоте второго этажа, и под пластиковыми стропилами не было ничего, кроме свободного пространства, поглощавшего музыку».
The bloodbeat was louder once he got in, but not unbearable. The roof tented at second-story height, nothing but space between the plastic rafters, and the music got sucked up there.
Здесь уже не обязательно хорошо знать английский, не обязательно знать, что они там у себя странно считают этажи, достаточно просто представить картину: громкую музыку в зале какого-то заведения приглушает свободное пространство под потолком, который находится на уровне… второго этажа. Что-то не сходится, верно? А дальше остается только перечитать и определить, что именно.
Впрочем, этот перевод вряд ли перечитывал и редактор. Иначе откуда в нем могло появиться такое:
«Солнечный свет проникал в помещение сквозь двери и жалюзи. Он ярко освещал несколько плиток пола у входа, но не проникал вглубь».
Sunlight fell in through the doorway and shutters. It made hard bars and blocks on the floor but didn’t reach far.
И дело не в том, что здесь повтор, а в том, что этот повтор создает логическое противоречие: свет проникал, но он не проникал. Вот, скажите мне, пожалуйста, если не такими вещами, то чем вообще должен заниматься литературный редактор? Разговор, конечно, сегодня не о них, но все-таки…
Что же касается самого перевода, то нет, не кандидат на премию. Не хуже большинства остальных, но и не намного лучше.
Следующим у нас будет
Джесс Буллингтон «Печальная история братьев Гроссбарт». Перевод Ефрема Лихтенштейна
В тексте мне, к счастью, не встретились толстовские периоды на полстраницы, с которыми я, помнится, мучился у Буллингтона в ипостаси Маршалла. И чрезмерного смакования крови, кишек и дерьма, как обещали отзывы, я тоже не обнаружил. Наверное, не дочитал. Нормальный текст, с легкой, не режущей глаз (за что, наверное, нужно сказать спасибо и переводчику) стилизацией под условное средневековье и скрытой где-то между строк иронией.
Возможно, именно иронией и объясняется вот такой оксюморон:
«Дождь прекратился, когда Гроссбарты неторопливо пустились в бега».
the rain had stopped as the Brothers casually made their escape.
«Неторопливо пустились в бега» – изрядно сказано. А может, никакого оксюморона здесь и нет, а есть только пердюмонокль? Может быть, переводчику просто стоило поискать какое-то другое значение слова casually. Например, «незапланированно», «по воле случая» и т.п. Тогда бы никакого противоречия уже точно не было. А ещё может статься, что переводчик просто не обращает внимания на такие плохо сочетающиеся сочетания. Потому что чуть раньше встречается вот такая фраза:
«Генрих расплылся в безумной ухмылке, думая о том, как завтра поутру весь город сплотится вокруг его утраты, выследит этих псов и вздернет на виселице».
Heinrich broke into a maniacal grin, thinking of how on the morrow the town would rally around his loss, track these dogs down, and hang them from the gibbet.
«Расплылся» – это всё-таки некая положительная эмоция. В довольной, радостной, счастливой улыбке. Но в нашем случае радоваться герою особо не из-за чего. Тут больше бы подошли такие глаголы как «ощерился», «оскалился», «осклабился». Но переводчик на такие мелочи внимания не обращает. И даже не на такие. Как, например, здесь:
«Голова у него закружилась, а затем Генрих почувствовал, как его вяжут, будто непослушное чучело»
The farmer’s head swam as he felt himself trussed up like a rebellious sow
Простите, что? Оксюмороны ещё не закончились? Какое чучело? И зачем его вязать? Откуда оно вообще взялось? Не знаю, что имел в виду переводчик, но у автора здесь волне понятный, традиционный образ: как брыкающуюся, упирающуюся свинью. Причём, образ хорош ещё и своей недосказанностью – всем и так ясно, что дальше сделают с этой свиньёй. Примерно то же, что сделал с этим образом переводчик. А редактор, видимо, ему помогал. Вдвоём сподручней.
И напоследок ещё одна фраза, которая могла бы кого-то из них насторожить:
«Манфрид бросил несколько углей из очага в солому на кровати, и крики девочек слились, когда всю постель охватил огонь».
Manfried had shifted some of the coals onto the straw bed, the cries of the little girls amplifying as the whole cot ignited.
Странно, вроде бы раньше было сказано, что крестьянин зажиточный. Что ж он тогда любимых дочерей на соломе спать заставляет? Такой скупердяй? Хотя, что мы с вами знаем об условном средневековье? Может, у них так принято. А может… Вот почему-то я задаю себе этот вопрос, а переводчик – нет. А взял бы да и заглянул в словарь. И увидел бы, что straw bed – это соломенный тюфяк. И опять никаких загадок, никаких противоречий. Скучно. Но я бы лучше поскучал.
А пока приходится признать, что и этот перевод – тоже не кандидат. Еще больше не кандидат.
Джеральд Бром «Крампус, Повелитель Йоля». Перевод Екатерины Ильиной
Очень жалостливый текст. Во всяком случае, в начале. Это, наверное, его главная отличительная черта. Безжалостно жалостливый. Бьёт и бьёт. Герой уж такой нищеброд, что не может купить дочке куклу на день рождения. Потому что осталась у него только машина и гитара. Вот он и страдает. А потом достаёт из бардачка машины короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра (в исправном состоянии) и пытается самоубиться. Но не может. Потому что неудачник и нищеброд. Я специально посмотрел объявления о продажах Colt Detective Special – от 700 до 4500 долларов. Да, на куклу не хватит.
Кстати, о машине. Описывая ее, переводчик упорно повторяет слово кузов. Нет, строго говоря, всё, что не двигатель и не рама – это кузов, однако есть нюансы:
«У него в кузове даже лежала скатка с одеялом»
He kept a bedroll in the camper
Вообще-то camper – это жилой автофугон, дом на колесах, дом-автоприцеп. То есть, жить в нём можно, хотя и не всем нравится. А bedroll… да, формально – это скатка, но в быту так всё чаще называют спальные мешки. Но скатка – это же атрибут неприкаянного бродяги, а спальный мешок – волне благополучного туриста. В портрет сироты скатка вписывается лучше. Впрочем, как раз здесь никаких претензий к переводчику нет, здесь она старательно подыгрывает автору и в чём-то даже молодец.
Но не во всём.
Возьмём вот эту фразу.
«Милли была владелицей Кингз-Касла, и, смотрите-ка, она опять выставила свой пластиковый вертеп между подъездной дорожкой и помойкой».
Millie owned the King’s Kastle and once again she’d set up her plastic nativity scene between her drive and the garbage bin.
Не будем обсуждать разные ли вещи помойка и помойный бак. Меня здесь больше интересует оборот «смотрите-ка». Смотрим, и видим, что никакого «смотрите-ка» в оригинале не было. Это, конечно, вкусовщина, но не люблю я такой ничем не спровоцированный и ничего не дающий оживляж.
Ну, хорошо, смотрим дальше:
«Иосиф упал, внутри у Марии не горела лампочка, но малютка Иисус сиял изнутри во все двести вольт (по догадке Джесса), имея при этом довольно радиоактивный вид».
Joseph had fallen over and Mary’s bulb was out, but the little baby Jesus glowed from within with what Jesse guessed to be a two-hundred-watt bulb, making the infant seem radioactive.
Смотрим не на лампочку, о мощности которой герой почему-то гадает, хотя, если уж его вообще интересует, сколько там ватт, то он должен определять это на глаз. Нет, мы смотрим на однокоренные слова, которых в оригинале опять же не было, и без которых в переводе тоже волне можно было бы обойтись. Как и вот в этом случае:
«А человек, который проводит Рождество в одиночестве, в этом мире один, как перст, это каждому ясно».
and a man who spends Christmas by himself was indeed a man alone in the world.
И так-то не слишком оригинальная мысль, но в переводе доведена, при непосредственной помощи однокоренных слов, до вершин банальности.
А вот еще миленькая фраза:
«Ему не хотелось опять сидеть на жеваном, старом в полосочку, матрасе и пялиться в обшитую дешевыми деревянными панелями стенку».
Didn’t want to sit on his lumpy, blue-tick mattress and stare at the cheap wood paneling.
Матрасы обычно и в самом деле бывают в полосочку, это переводчик верно подметила. Только в оригинале говорится о том, что он был из голубого тика. Кто не знал (как, например, я), это ткань такая.
Но если честно, это всё были мелкие придирки, которые мог бы исправить… чуть не сказал «редактор», но редактор – это мифическое существо, поэтому лучше исправлять самостоятельно. Хотя кто-нибудь всё равно должен был на эти недочёты указать. Или хотя бы на этот:
«Джесс проверил барабан, убедился, что в каждом гнезде сидит по пуле»
He checked the cylinder, making sure there was a bullet seated in the chamber,
Хорошо, я не буду спрашивать, где переводчик увидела each, то есть «каждый», или где она высмотрела буковку s в конце слова bullet. Мне просто интересно, зачем герою все пули, если он собирался застрелиться только один раз и долго рассуждал, как это правильно сделать, чтобы случайно не выжить. Что-то такое предполагал? Или он у нас серийный самоубийца?
Не знаю, может быть, мне настолько не понравилась сама книга, что я стал придираться и к переводу, но и одного последнего примера достаточно, чтобы сказать, что и это, увы, тоже не претендент.
Наверное, сильнее, чем эта, мне не понравилась только следующая книга:
Ева Ибботсон «Агентство “Фантом в каждый дом”». Перевод Надежды Сечкиной
Возможно, это какой-то чрезвычайно тонкий английский юмор, или сатира на английского обывателя, но лично я не нахожу ничего весёлого в истории, начинающейся с того, что во время Второй мировой в дом героев попала бомба, и они превратились в привидения. Причём рассказана эта история простейшим, почти детским языком, хотя вряд ли рассчитана на детей. И поначалу даже трудно представить, что в таком простеньком тексте можно что-то перевести не так. Но можно.
Возьмём вот эту фразу:
«Собираясь в убежище, Бабуля, как всегда, надела свою лучшую шляпку, которую украшала закреплённая двойным узлом гроздь вишен».
Grandma always wore her best hat to the shelter, the one with the bunch of cherries trimmed with lover’s knots.
Вот удивительно мне, как это можно не заметить, или заметить, но не отреагировать. Да, технически lover’s knots – это разновидность двойного узла, но неужели само название ничего переводчику не сказало: узел любви. Это давно уже не узел, а символ – цветные шнурочки, повязываемые где ни попадя. И в данном случае trimmed with следует, скорее, понимать как «украшенный», чем как-либо иначе. То есть, именно этот узел украшает шляпку сварливой Бабули. Красивая деталь, напрочь вычеркнутая из перевода.
Следующий пример:
«На голове у её мужа была металлическая каска, к которой он прицепил ветки с листьями, маскируясь под зелёный куст. Выше пояса мистер Уилкинсон выглядел как солдат, однако нижняя часть наряда выдавала в нём дантиста».
The top half of her husband was dressed like a soldier in a tin hat which he had draped with leaves so as to make him look like a bush, but the bottom half was dressed like a dentist.
Разумеется, это шутка, но всё равно не могу не спросить (вдруг я чего-то не знаю): как нижняя часть костюма может выдать в человеке дантиста? Да, в оригинале сказано почти то же: в верхней части он был одет как солдат, а в нижней – как дантист. Но разница есть.
Третий фрагмент получился большим, но иначе не понять, в чём проблема:
«Как-то раз во время утренней воздушной прогулки над окрестными полями Уилкинсоны заметили внизу что-то белое. Светлый комочек лежал в траве, скрытый зарослями кустарника.
– Поглядите, кажется, там призрак овечки! – воскликнула миссис Уилкинсон.
Опустившись на землю, они увидели, что белый комочек – призрак не овечки, а маленькой девочки».
They were out for an early morning glide in the fields near their house when they saw a white shape lying in the grass, under the shelter of a hedge.
‘Goodness, do you think it’s a passed-on sheep?’ asked Mrs Wilkinson.
But when they got closer they saw that it was not the ghost of a sheep that lay there. It was the ghost of a little girl.
И снова не удержусь от вопроса: в каком месте сказано, что это была воздушная прогулка? Конечно же, glide можно перевести как «парение», и таки да, судя по мультфильмам, призраки могут летать, но тогда следовало бы добавить above, или up, или, может быть, atop, но в оригинале сказано in the fields – в полях. То есть они не парили, а просто скользили над поверхностью и, соответственно, приблизились, а не опустились. Но в голове у переводчика возникла другая картина, и никакие детали оригинала не помешали ей перекочевать в перевод.
И разумеется, такая самодеятельность тоже вряд ли заслуживает поощрения призами. Не претендент.
Николас Имс «Короли жути». Перевод Александры Питчер.
Старое доброе фэнтези. Незамысловатое, но с фишечкой, позаимствованной, похоже, у Буллингтона-Маршалла, когда герои былых времен, подозрительно напоминающие постаревших рок-звёзд, черед пару десятков лет возвращаются в большую игру. Есть в этом сюжетном ходе один неприятный момент: когда бойцы начинают вспоминать минувшие дни, а переводчик не в курсе, о чём вообще речь, да и подсмотреть негде, но переводить как-то надо. А подробности этих восстановленных по обрывочным фразам событий могут всплыть страниц через сто, или вообще в следующем томе, когда ничего уже невозможно исправить. Но это еще когда будет. А то, что я прочитал, в целом переведено живенько, задорно. Даже чересчур.
Вопросы к переводчику начинаются прямо с первой же фразы:
«Если смотреть только на тень, можно было подумать, что Клэй Купер – настоящий громила. Да он и был покрупнее многих:»
You’d have guessed from the size of his shadow that Clay Cooper was a bigger man than he was. He was certainly bigger than most,
Вроде бы ничего страшного. Просто произвольно смещены акценты фразы. В оригинале по тени можно было решить, что Клэй больше, чем он есть на самом деле. А он и так был покрупней многих. То есть, он и так-то был громилой, а тень как бы намекала на то, что он, в каком-то смысле, покрупней других громил. Опять намёк на некие давно произошедшие события. Но это сейчас не важно. Важно, что переводчик сразу начинает перекраивать текст под себя, строить фразы так, как ей удобней.
Хотя нет, я тороплюсь с выводами. Может, это всё-таки случайность. Подождём, что будет дальше. Дальше наступает во втором абзаце:
«обменивался кивками и скупыми улыбками с такими же трудягами, что торопились попасть домой засветло».
sharing smiles and nods with those hustling home before dark.
Здесь откуда-то появляется слово «трудяги», которого я в упор не вижу в первоисточнике. Мы этого пока не знаем, но вообще-то Клэй служит в городской страже, так что назвать его трудягой можно только в шутку. А это значит, что переводчик уже начинает шутить за автора. Тенденция, однако. Но мы всё ещё ждём. И читаем следующее предложение:
«Под зеленым плащом стражника скрывалась потертая кожанка, а на перевязи висел старый меч в обшарпанных ножнах».
He wore a Watchmen`s green tabard over a shabby leather jerkin, and a weathered sword in a rough old scabbard on his hip
Хорошо, конечно, что не косуха, жаль только что на перевязи висел не маузер. На самом деле jerkin – это колет, или, по-простому, жилет без рукавов, кожаная безрукавка. Но кожанка красивей, и кому какое дело, что это слово не вписывается в окружающий мир. Я переводчик, я так вижу.
И это уже закономерность. Чистейший пример того, о чём я говорил во вступительной речи. Когда оригинал – не догма, а сырьё для собственного творчества переводчика, рано или поздно он (она) договорится до интересных вещей. И чтобы закрепить этот вывод, потерпим до второй страницы. И встретим так вот такой фрагмент:
«Жуткая орда наголову разбила двадцатитысячное войско Кастийской республики, подкрепленное несколькими сотнями наемных банд. Уцелевшие бойцы отступили к городу Кастия, где попали в осаду и теперь страдали от голода и хворей, а враги пировали среди трупов на подступах к крепостным стенам».
A Republic army of twenty thousand, bolstered by several hundred mercenary bands, had been slaughtered by a Heartwyld Horde. Those few who’d survived had retreated to the city of Castia and were now under siege, forced to endure sickness and starvation while the enemy gorged themselves on the dead outside their walls.
Пока ещё непонятно, что здесь не так, просто невольно приходит в голову, что пировать среди трупов во время долгой осады – не самая лучшая идея. Так ведь можно и от хворей пострадать. На всякий случай заглядываем в словарь и видим, что gorge oneself on something – это объедаться чем-то. А этим чем-то могут быть по контексту только трупы. Вот оно, оказывается, как! Трупами они объедаются, потому что это Жуткая орда, пришедшая из Пущедичья, где водится много диких… ну, в общем, каннибалов. То есть, в каком-то смысле, они действительно пируют, но не СРЕДИ трупов. Кому как, а мне разница кажется принципиальной.
Думаю, сказано достаточно. Опять не претендент.
А мы переходим к следующему номинанту:
Мэтт Рафф «Злые обезьяны». Перевод Марии Акимовой
Не то, чтобы очень сложный текст, но, по меньшей мере, необычный, почти целиком построенный на диалоге двух персонажей, или на иллюзии диалога, поскольку в этой книге всё иллюзия. И надо признать, что разговаривают персонажи вполне по-человечески, в чём, несомненно, есть заслуга и переводчика. Но, как вы уже, наверное, догадываетесь, заслугами дело не ограничивается.
И опять неприятности начинаются с первой же фразы:
«Такую комнату мог бы вообразить драматург, утративший вдохновение: белые стены, белый потолок, белый пол».
It’s a room an uninspired playwright might conjure while staring at a blank page: White walls. White ceiling. White floor.
Половина смысла улетела в трубу, ибо в пропущенной переводчиком по непонятной причине части фразы объяснялось, почему лишенный воображения сценарист мог придумать именно такую белую комнату – да потому что он смотрел на чистый лист бумаги. Это важно, чёрт возьми! Даже если переводчик имеет право что-то пропустить, то не такие значимые моменты.
Довольно скоро появляется следующий пропуск:
«— У меня сейчас нет никаких дел.
— Нет, в смысле, история на самом деле длинная. За утро я, наверное, смогла бы дать вам пролог, а чтобы добраться до конца, понадобится несколько дней».
“I don’t have anywhere else I have to be this morning.”
No, I mean it’s a long story. This morning I could maybe give you the prologue; to get through the whole thing would take days.”
И опять пропущенный фрагмент был важен, потому что связывал реплики персонажей. Один говорит: мне не нужно никуда больше идти сегодня утром. А другая отвечает: сегодня утром я смогу вам рассказать только пролог истории. Может быть, здесь смысл и не пострадал, но всё равно возникает вопрос: а зачем было это пропускать?
Кроме таких необъяснимых пропусков, встречаются в переводе и фактические ошибки. Здесь, например:
«Лас-Вегас, тюрьма Кларк Каунти. Крыло для психов».
“Las Vegas, Clark County Detention Center. The nut wing.”
Мне, право, неловко, но вообще-то здесь сказано: Центр предварительного заключения округа Кларк. На развитие сюжета этот факт не влияет, но вижу причин переводить неправильно.
Или вот здесь:
«Что он и делал – пас котов – в тот день, когда нашу марихуановую грядку разорили».
That’s what he was doing, herding cats, the day our marijuana patch got raided.
Да никто её не разорял, просто устроили возле нее засаду. Это, конечно, громко сказано. Просто полицейский дождался, когда героиня придёт на свою делянку. Но разорили грядку, видимо, уже потом, на законных основаниях. Хотя, возможно, и в тот же день.
И ещё два примера, которые по отдельности вряд ли бросились бы в глаза, но в обоих переводчик использовала одно и то же слово «отпустить», и оба раза – не совсем по делу:
Первый:
«В другой раз меня поймали на краже в музыкальном магазине, а когда отпустили, библиотека, в которой я оставила Фила, уже закрывалась».
Then this other time, I got caught shoplifting at a record store, and by the time I talked my way out of it, the library where I’d left Phil was closing.
Второй:
«но он все еще считал, что мне нужно преподать урок, так что если бы мать слегка меня потрепала, он бы ее отпустил».
but he still needed me to learn a lesson, so if my mother had just smacked me around a little he would have let it go.
Вроде бы всё и правильно, но в первом случае героиня говорит, что это она сама как-то выкрутилась, грубо говоря, отболталась. А во втором, полицейский просто оставил бы все как есть, не стал бы вмешиваться. То есть, оба раза переводчик слегка упрощает ситуацию. А это уже опять тенденция.
Мне бы очень хотелось сказать, что этот перевод заслуживает премии, потому что переводчик – мой большой друг. Но нет, тоже не претендент.
И последний номинант:
Ханья Янагихара «Люди среди деревьев» Перевод Виктора Сонькина.
Размеренный, немного отстранённый, лишённый сильных эмоций текст. Справиться с его переводом не так уж и трудно. Однако и здесь без шероховатостей не обошлось.
Первый фрагмент:
«в 1968 году он усыновил первого ребенка из числа 43 уроженцев этой страны».
and in 1968 he adopted the first of what were to be 43 children from the country
Конечно, в нынешних газетных и теленовостях можно услышать и не такое, и даже оригинал звучит слегка коряво, но всё-таки желательно было сказать по-русски. Честно говоря, я и сам не сразу сформулировал более или менее удобоваримый вариант, зациклившись на глаголе «усыновить» и его производных. Но можно было, к примеру, сказать так: он усыновил первого из 43 своих приёмных детей, уроженцев этой страны. По крайней мере, тогда бы никто не подумал, что в этой стране всего 43 уроженца.
Идем дальше:
«и я, разумеется, рассчитываю, что ему будет предоставлена терапия и помощь, в которой он нуждается».
and I fervently hope that he will be able to get the treatment and help he needs.
Вообще-то в оригинале сказано: искренне надеюсь. Другая интонация, другой смысл.
Следующая фраза:
«но его труды уже перевернули медицинское сообщество»
but already his work had revolutionized the medical community
Сожалею, но перевернуть можно представления, взгляды. А сообщество можно всколыхнуть или взбудоражить. В русском языке так, независимо от того, что сказано в первоисточнике.
Следующее высказывание:
«Но когда такой ритм внезапно ломается, это не просто настораживает – это выбивает из колеи».
But when such a rhythm is suddenly interrupted, it is worse than unsettling, it is unmooring.
Мне представляется, что именно unsettling правильнее было бы перевести как «выбивает из колеи», а слово unmooring должно обозначать еще более сильное воздействие. Допустим, лишает якоря, или, если не углубляться в морскую тематику, лишает опоры. Хотя смысл, конечно, сильно не изменится.
А вот здесь изменится:
«В этот момент я осознал всю глубину людского вероломства и лицемерия».
I was reminded then of how disloyal and duplicitous most people are.
Ну ведь нет же, не осознал и не в этот момент! Это всего лишь напомнило ему о том, как ненадежны и двуличны, в большинстве своем, люди. В очередной раз не понимаю, зачем было изменять авторский текст и в вставлять в него, уж извините, пафосную штампованую банальщину.
В целом же можно сказать, что этот перевод выполнен аккуратнее других, но всё же не настолько, чтобы с чистой совестью заявить, что жюри вручило премию не тому, кому следовало. Не вижу среди рассмотренных ни одного перевода, который был бы заметно лучше работы Владимира Беленковича, возможно, излишне сурово мной раскритикованной. Хотя ни от одного своего слова я не откажусь (кроме уже исправленных). Все представленные переводы требуют серьёзной доработки, если вообще не переработки. Вот что действительно грустно.