Источник:
Жомокчулар жана жомоктор / Түзгөн Буудайбек Сабыр уулу. – Бишкек: «Турар», 2008. – 604 с. (Сказочники и сказки / Составитель Буудайбек Сабыр уулу)
ISBN 978-9967-421-50-9
стр. 336-337
сказка «Маңыроо Акай»
рассказчица — Завида Иманбек кызы, Иссык-Кульская область Киргизской Республики.
Простофиля Акай
В старину один человек по имени Акай нанимался в услужение к баям, тем и кормился со своей женой. За работу на бая получили они двух овец. Еще двух овец им выделили родственники. Истрепалось их имущество, доставшееся по наследству от отца и матери. Чепкен (1) и калпак (2), сшитые матерью Акая совсем износились. Стали они со своих четырех овец стричь шерсть и укладывать в мешки, заполнился их алачык (3) шерстью, и в том углу у них шерсть, и в этом. А дражайшая женушка накушается в гостях, то у сношениц своих, то у свекрови, а то и у соседок, вернется домой, накроется с головой, да знай себе спит.
— И когда же ты делом займешься как все? Другие жены и ткут, и чепкены шьют, и войлочные ковры шырдак (4) и ала кийиз (5) валяют. А ты все село обойдешь, калачиком свернешься, да и дрыхнешь, — ругал, а порой и поколачивал Акай свою женушку.
— Ладно, ладно, и я так могу! — отвечала жена Акая.
Вызвавшись, взяла она веретено и стала прясть шерсть. Год она пряла, а все никак не закончит. А все потому, что как только уйдет муж из дома, так сразу бросит она веретено и бежит в гости. А перед приходом мужа схватит она веретено в руки и начинает прясть.
— Да сколько ты вообще напряла? — спросил ее как-то муж.
— Ой, много!
— Давай уж, наконец, подсчитаем, — потребовал ее муж.
Кроток был Акай, простоват, совсем не ведал уловок и хитростей. Всего жена напряла два клубка, взяла она один, зажала меж коленей, посчитала «один», взяла второй, зажала меж коленей, посчитала «два», незаметно вытащила первый клубок, зажала его снова меж коленей, посчитала «три», потом «четыре»... таким образом насчитала она двадцать клубков.
— Да пусть меня в жертву принесут вместо тебя! Целых двадцать клубков напряла, мастерица моя! Завтра встану пораньше, пойду в горы, поросшие сосной, и срублю там сосну на распялку для ткацкого станка, — стали тут у Акая слипаться глаза, легли они с женой и сразу же он заснул. А жена его в тревоге всю ночь глаз не сомкнула, все думала, как бы выкрутиться.
Утром Акай взял байское тесло и ушел в горы. А жена его напялила на себя тулуп наизнанку, мехом наружу, надела малахай задом наперед, распустила волосы, распушила их гребешком, и отправилась вслед за мужем, стараясь не попадаться ему на глаза. Обошла она стороной мужа, забралась повыше и спряталась. Сбросил ее муж свой тулуп, подоткнул полы бешмета, засунув их за пояс, снял свой малахай, поправил топу (6), поплевал на ладони и принялся изо всех сил рубить сосну средних размеров.
— Ах-ху, ах-куу, хуу-хуу! — стала тут вопить его жена измененным голосом, да обрушивать вниз щебень, — тот, кто рубит распялку для ткацкого станка, тут помрет, а тот, кто будет ткать на станке, тот дома помрет.
— А-ху, ах-хуу, хуу-уу-уу! Кто рубит распялку, тут помрет, кто ткет, тот дома помрет! — заревела она еще пуще.
Муж ее в предрассветной полутьме кое-как разглядел на каменистой осыпи какую-то косматую тварь, не похожую на человека, да расслышал то, что она вопит. Обомлел Акай, думает: «Что за страсть такая! Если рубить распялку, тут помрешь, если ткать на станке, дома помрешь, пойду-ка я отсюда, покуда жив», — и потихоньку убрался домой.
А жена его прибежала домой раньше него, спрятала свою одежду, повязала платок, развела огонь в очаге, сидит как ни в чем не бывало, кипятит молоко.
Тут зашел Акай, насупив брови.
— Золотце мое, да что с тобой? Болит где-то? Верблюжонок мой, не дуйся, говори же! — вьется вокруг него жена, не дает покоя, то с этой стороны подступится, то с той.
Долго приходил в себя ее старик, наконец вымолвил:
— Не будешь ты ткать, меня святой Азиреталы предостерег, что тот, кто будет ткать на станке, дома помрет, а тот, кто распялку срубит для станка, в горах помрет. Лучше уж нам обоим в живых остаться.
— Золотце мое, а что будем делать с клубками, которые я напряла?
— Давай их сюда, пусть лучше они пропадут, проклятые, чем наши головы! — воскликнул Акай, изрубил клубки и побросал их в огонь.
Успокоилась его жена, перевела было дух, да стали ее попрекать сношеницы и свекровь, всякий раз как придут, твердят ей:
— Весь дом заполнили разлохмаченной шерстью, наделала бы ты лучше войлока из нее. Женщина ты или полено?
Решила баба: «Надо бы еще что-то придумать, чтобы и от этой обузы избавиться». Притворилась она, что тяжело заболела. Каждый день ее старик, придя с работы, мается, стряпает, золу выносит, да очаг разжигает. Дождалась баба, когда старик вышел наружу, прилепила сосновой смолой клок шерсти ко дну котла. Пришел старик, поднял котел и водрузил его на очаг. Загорелась шерсть, стала тут баба, страдающая недугом, шмыгать носом и вдыхать запах горелой шерсти.
— Старик, миленький, да приму я на себя все твои напасти, брось еще шерсти в огонь, что-то мне полегчало от ее запаха!
Стал ее старик бросать шерсть в огонь: «пусть старухе полегчает!». Чем больше он бросает, тем пуще его жена приговаривает: «уже легче, ой, сердце отпустило». Так и спалили они всю шерсть, что была в доме. Как закончилась шерсть, вскочила баба, объявила, что сердце у нее прошло.
Рад бедняга Акай, что не пришлось звать мулл и ходжей и нашлось средство от болезни, а жена его рада, что удалась ее уловка и избавилась она от постылой шерсти.
Как не придет Акай домой, а жены дома нет.
— Где это ты пропадаешь, как не придешь, а тебя дома нет!
— Да вот, все хожу, показываю тетушкам, как хозяйничать, да еду готовить, — отвечает его жена.
— Бедная моя женушка, мастерица она у меня, как домой не приду, так ее нет дома, все учит рукоделию невесток и тетушек, — похвастался Акай приятелям.
— Посмотрел бы ты лучше сам за своей женушкой, — сказал ему один приятель.
В один день пошел Акай туда, откуда доносились голоса. А в те времена собирались обычно рукодельницы вместе в одном доме и работали сообща. А жена Акая тоже вертелась там, разводила огонь, да глаз не спускала с еды и питья. Вдруг увидела она, что идет Акай, вскочила и закричала:
— Воротник и рукава шейте на шесть пядей, да чур не ошибаться, дорогие тетушки!
Услышал это Акай, подумал: «Надо же, а моя то, оказывается, и в самом деле заправляет тут всем, мастерица моя, умница!», и ушел восвояси.
1) чепкен — верхняя мужская одежда, род стеганого кафтана, крытого плотной, толстой тканью.
2) калпак — мужской головной убор, войлочный колпак, с подвернутыми вверх полями, чаще всего белого цвета.
3) алачык — неполный вариант юрты; либо временное строение, либо жилье бедняков, не имеющих возможности поставить юрту полностью; или шатер из жердей от купола юрты, или шалаш из решеток от стен юрты, накрывался частью полотнищ юрты.
4) шырдак — войлочный ковер, узоры на котором создавались сшиванием частей, вырезанных из готового войлока разных цветов; швы затем дополнительно обшивались кантом.
5) ала кийиз — войлочный ковер, узоры на котором формировались еще при валянии, для этого шерсть, предварительно окрашенная в разные цвета, раскладывалась на подложке для валяния по контурам будущего узора, затем из этой заготовки уже валяли войлок.
6) топу — ермолка, круглая шапочка, которую носили под верхним головным убором, для защиты его от пота, а также для того, чтобы и в помещении находиться с покрытой головой.