Вторая аудиокнига, а если быть более точным часть настоящей бумажной книги, — это сборник рассказов Юкио Мисимы из томика «Азбуки» «Смерть в середине лета».
Потихоньку я начинаю осваивать японцев, первым был Кобо Абе («Женщина в песках»), потом Мураками («Охота...», «Страна чудес...», «Хроники...»), попутно несколько рассказов Симады (Из сборника «Царь Армадилл»), недавно Цуцуи, или вот — Мисима. Крупнейшие его романы — «Золотой храм» и «Исповедь маски» у меня еще впереди, а вот знакомство с рассказами состоялось. Необычное, надо сказать, знакомство.
Любовь святого старца из храма Сига
Как признается сам автор в начальном лирическом отступлении данный рассказ является психологическим исследованием незначительного эпизода древней легенды. Итак, святой старец, доживший до глубокой ветхости в праведности и уже готовящийся обрести блаженство Нирваны, неожиданно встречает на берегу озера, где живет отшельником в хижине, прелестную императорскую наложницу. Их встреча длится не долее единственного взгляда, но с этого момента старец теряет покой: те страсти, от которых он всю жизнь отгораживался медитацией и силой воли, неожиданно захватывают его — он влюбляется. Согласно его пониманию, это неожиданное испытание на склоне жизни, которое он не выдержал, закрывает ему дорогу в райское блаженство и обрекает на вечные муки, — если в ближайшее время он не сумеет справиться с неожиданно бурно вспыхнувшими эмоциями. Он испытывает все средства, но, как водится, ничего ему не удается и тогда он решается на отчаянный шаг: встретиться с молодой красавицей, чтобы рядом с нею настоящей — все истязающие его химеры и призраки, наконец, оставили его в покое.
У наложницы своя жизнь и свои представления о рае. В какой-то момент ей, уставшей от всеобщего обожания и легкости, с которой мужчины падают к ее ногам, льстит тот факт, что красота ее смогла победить даже самого праведного человека в Японии — святого старца с берега озера, но безотчетный страх не позволяет ей встретиться с этим человеком. Собственные размышления загоняют ее в муки, подобные мукам старца — не райское блаженство, а ад видится ей в грядущей посмертной жизни.
В тот момент, когда она, наконец-то, решается поговорить с этим человеком он умирает.
Эта своеобразная притча наполнена размышлениями об истинной природе рая и ада, религии, веры, о соотношении праведности и греха, о том, как одно превращается в другое, о разнице мужского и женского восприятия и разнице поступков. Текст нетороплив, отчего кажется, что местами затянут, но это характерно почти для всех рассказов Мисимы и, возможно, уходит корнями в японское мировосприятие.
Хорошо, на 8,5.
Море и закат
История буддийского монаха с французским именем. Глядя на Закат над морем он вспоминает всю свою прошедшую жизнь и рассказывает ее глухому ученику. Конечно, ученик ничего не слышит и в конце концов просто засыпает, но сам рассказ оказывается горькой исповедью, главной темой которой оказывается бессмысленность всех предсказаний и пророчеств, которые всю жизнь вели главного героя — французского мальчика, — и в конце концов прибили к японскому берегу, где он стал монахом. В его воспоминаниях и крестовый поход детей, и рабство, и ложь, и смерть товарищей, и предвосхищение божественного откровения, так и не случившегося, но самое главное — море и закат, которые он видит перед собой сейчас, как видел в тот день, когда «море не расступилось» перед юными крестоносцами, — открывают ему, как ничтожны все человеческие суеты и порывы.
Поэтично, причем эта поэзия пронизана шокирующими деталями — множеством смертей, и особым философским любованием, доступным только жителям востока. На 8.
Смерть в середине лета
Самый длинный, один из самый тяжелых и сильных, но при этом самых затянутых рассказов.
Молодая семья отдыхает на море, где неожиданно гибнут двое из троих детей и сестра мужа. Все дальнейшее — психологическая экзекуция родителей, в частности, матери до момента, когда время все-таки затягивает ужасную рану, нанесенную этой трагедией. Мы видим целый спектр чувств и эмоций: от досады на мертвую сестру мужа, которая должна была следить за детьми, но не смогла из-за сердечного приступа, до самоистязания, и самообвинения в смерти близких, от необходимости изображать из себя несчастных до настоящего ступора от невозможности принять ужасную реальность, от безумной пустоты внутри, которую приходится забивать флиртом и походами в театр, до почти абсолютного балования оставшегося ребенка. Но время идет, несмотря на разлад и даже измены, семья сохраняется, раны затягиваются, рождается новый ребенок, знаменуя начало новой жизни, и что-то непреодолимое тянет женщину на берег моря, в тот же самый отель, где произошла трагедия.
Если бы местами не было затянуто, поставил бы 9, а так — 8.
Патриотизм
Ужасный рассказ. Гениальный рассказ.
Молодой офицер, присягнувший на верность императору, узнает, что его лучшие друзья пытались совершить переворот, неудачно, и на следующий день он получит приказ поймать и казнить своих друзей.
Единственный выход, который подсказывает молодому самураю его чувство долга, — совершить харакири. Сопровождать его, т.е. также совершить самоубийство, соглашается молодая жена. Двое молодых, недолюбивших, не родивших детей, не проживших еще достаточного на этой земле, следуют для нас — не японцев — странному долгу — убить себя.
Рассказ содержит описание последних часов жизни этих людей: последний ужин, последняя ночь любви, последние жесты, последние слова и признания.... и собственно самоубийство, которое описано подробно, детально с восточной натуралистичностью. Рассказ хорош до омерзения.
В обязательно порядке читать тем молодым авторам, которые берутся подобно Каганову в «Казни» или Васильеву в «Исповеди заведомого смертника» рассказывать о самоубийствах или казнях, чтобы не писать той жалкой бредятины, которую они себе позволяют.
Оценка 10 и рвотные спазмы.
Цветы щавеля
На фоне предыдущих рассказов прошел как-то незаметно. Дети играют, каторжник выходит на свободу, мамы отгоняют его и забирают детей, дети продолжают играть...
Поэтично, хотя и не совсем ясно, но это ранний рассказ Мисимы. Оценка 7.
Газета
В доме главных героев служанка — нянька сына, — неожиданно рожает: ковер перепачкан, в доме полный беспорядок. Приехавший врач смотрит на нее с презрением — женщина из низшего сословия. Ее новорожденный ребенок завернут в газету и лежит где-то на холодном полу. Женщина, в чьем доме произошло это происшествие, сама недавняя мать, укутывает младенца в тряпки. Время прошло. В доме новая нянечка, жизнь идет своим чередом, но газета — газета преследует бедную женщину днем и ночью: она снова и снова видит бедного малыша, завернутого в газету на холодном полу. Постепенно в своих раздумьях она доходит до мысли, что ее сын и этот, завернутый в газету ребенок, повзрослеют в одно и то же время, и этот нищий, голодный ребенок вырастет преступником, и вдруг может причинить зло ее собственному ребенку.
Эта одержимость заставляет ее бродить по темным улицам и однажды подойти к спящему на газетах на лавке в парке убийце.
Итак, одержимость, которая притягивает смерть. Хотя все не так просто: тут захвачены и социальные слои, образ газеты оказывается связующим — ребенок завернутый в газету, газеты из которых приходят новости о преступниках, преступник-бомж спящий на газете. Оценка 8.
Философский дневник маньяка-убийцы, жившего в Средние века
Не осилил. Этот рассказ очевидно нужно читать, а не слушать, поскольку я потерялся между переходами от одной записи к другой, от одного размышления к другому. В повествование вовлечены исторические и социальные события, философские категории, но так или иначе все вертится относительно смерти и убийства.
Оценка: нет.
Итак, несколько историй, связующим звеном которых является смерть: смерть — как итог, мгновение перехода для праведников в рай, грешников — в ад; смерть — как цена за человеческие заблуждения; смерть — как кошмарная реальность, встретившись с которой необходимо жить дальше, но которая тем не менее магнитом притягивает такого человека к себе; смерть — как высшее мгновение жизни и выполненного долга; смерть — ....
Мисима очень необычный писатель, но, также можно утверждать, что Мисима — певец смерти. Вовлекая в свои рассказы религию, философию, социальные или исторические события, он исследует единственный феномен — Смерть. Что, кстати, подтверждается и его собственной биографией. А стоит ли Смерть того, чтобы уделять ей столько жизни? Поэтому я назвал статью «шедевром на одно прочтение»: «шедевр» — потому что это действительно качественная литература, действительно, достойная прочтения, более того — must read, но.... стоит ли перечитывать эти вещи? Стоит ли посвящать себя Смерти в большей степени, чем мы и так ей посвящены? Каждому решать за себя.
Если в первое мгновение я определил для себя — «Очень хорошо, но перечитывать точно не буду», то теперь, по прошествии времени, когда, как у героини «Смерти в середине лета» раны зажили, — отчего-то мысли возвращаются к этим сюжетам и постепенно я поддаюсь и соглашаюсь с том, что что-то там меня зовет, как героиню на берег злополучного моря...
цитировать
свернуть ветку