Скажу сразу: перед нами не роман, не повесть, не сборник рассказов, не пьеса, даже не киносценарий. Перед нами сборник стихотворений. Всего их тут пятьдесят одно, возможно, это неким инверсионным образом связано с тем, что в этой книжке как бы подводятся итоги пятнадцати годам творчества Алексея Сальникова. А еще книжка эта странно сверстана. Так, например, перед титульным листом стоит первое стихотворение, вот так открываешь книжку и – тут же! – получаешь поэзией в лицо. Также обнаруживается некоторое количество пустых страниц, но пронумерованных, причем дважды – в правом верхнем углу и внизу страницы по центру. Зачем так – непонятно абсолютно. В наличии также некоторое количество картинок, за которые надо благодарить Юлию Маноцкову. Или не благодарить, если они вам не понравились. Коты, лошади, трамваи и медведи, конечно же, встретятся в предложенных вниманию публики стихотворениях. А еще по мнению автора, «В хорошем стихотворении / Обязательно должен быть снег, / Ребенок и трамвай…». Снег тоже будет, и будет его много-много, сразу видно, что наш автор родом не с Юга России. Детей, кстати, поменьше встретится. Вообще, персонажей в стихотворениях Алексея Сальникова предостаточно, кажется, некоторые бродят из текста в текст. Приготовьтесь сразу, юмора в поэтическом творчестве нашего автора – по сравнению с его прозой – немного, хотя местами шуточки просто убивают наповал: «Поэзия, говорят, такой невеселый цирк, / Или как если бы Тарковский снимал ситком, / Допустим, Чендлер вспоминает родителей, и, кувырк, / В эпизод вставляют «Зеркало» целиком». Но поэзия без юмора вполне может обойтись. Зато в этой книжке можно найти приличное количество умудренной тоски и рассуждений о памяти и о самой природе стихосложения. Последовательность текстов выстроена практически идеально: составитель Яна Кучина проделала образцовую работу, когда готовила к печати этот сборник. А еще «Кот, лошадь, трамвай, медведь» вышли весьма солидным тиражом (1500 экземпляров), что для современной поэзии, скажем прямо, большое достижение. Но в данном случае вполне объяснимое. Получив в 2018-ом году две престижные литературные премии – «НОС» и «Национальный бестселлер» – за роман «Петровы в гриппе и вокруг него», Алексей Сальников проснулся, что называется, знаменитым. Издатели быстренько выпустили в виде отдельной книги и первый его роман («Отдел»), а потом столь же быстренько напечатали и третий («Опосредованно»). И тут вдруг оказалось, что Алексей Сальников еще и поэт.

Обстоятельства выхода этой книжки породили парадоксальную ситуацию: массовый читатель узнал об Алексее Сальникове как о поэте уже после того, как познакомился с его прозой (и полюбил, о чем свидетельствуют и приличные тиражи, и масса положительных отзывов в Сети). Хотя на самом деле наш автор начинал именно что со стихов, для него поэтическое явно первичней прозаического, о чем свидетельствует хотя бы сюжет третьего его романа «Опосредованно». Поэтому если вам понравились романы Алексея Сальникова, то знакомство с «Котом, лошадью, трамваем, медведем» прямо-таки обязательно, хотя есть риск, что эта книжка повергнет вас в недоумение. Но даже если случится последнее, то станет ясно многое. Например, откуда растут ноги у неожиданных сравнений в прозе Алексея Сальникова, которые западают в память, кажется, навсегда. Например такое: «– До свидания! – крикнули дети в спины Игоря и сына, Игорь обернулся и тоже попрощался, а сын помахал рукой, будто отплывая на последнем пароходе в сторону Турции в то время, когда садик уже занимают красные». Это – на всякий случай – из романа «Отдел». Или некоторые образы и сюжетные повороты. Если у автора такие стихи, то неудивительно, что в его прозе можно быть убитым сосулькой, свалившейся с крыши, а потом воскреснуть («Отдел»), или случайно оказаться в одном катафалке с Аидом («Петровы в гриппе и вокруг него»), а еще выясняется, что стихи действуют на читателей, как самый натуральный наркотик («Опосредованно»). Просто всмотритесь в тексты собранные в «Коте, лошади, трамвае, медведе», там все это есть. В конце концов, в одном из стихотворений лирический герой однажды обнаруживает «…такое место среди снегопада, / Где вместо снега обильно валятся буквы, / Все, что ты по одной написал когда-то…».

Но вот давайте представим совсем иного читателя этого поэтического сборника. Даже «Петровы в гриппе и вокруг него» прошли мимо него. Он ничего не знал и не знает про Алексея Сальникова. И такому читателю, наверное, стоит учитывать, что перед ним, во-первых, яркий образчик современной поэзии, которая так часто пренебрегает рифмами и внятным сюжетом и порой злоупотребляет обсценной лексикой, а также, что, во-вторых, на первый взгляд, тут все-таки нет по-настоящему выдающихся стихов; никто не знает, что отрыгнут века, какие тексты окажутся на столах наших потомков через пару веков, но почему-то не верится, что это будут именно эти стихи. Но последнее, наверное, не так уж и важно. Главное, что сейчас они могут произвести весьма сильное впечатление. Не все, конечно. Но есть тут и удачные.

Алексей Сальников лепит свои стихи из подручного материала. В них мы видим то, что видит и чувствует автор, хотя последнее можно (и даже нужно), конечно, поставить под вопрос. Вот снег идет за окном трамвая, какие-то мужики толпятся у ларька, а по телику крутят «Смешариков». Пожалуй, именно этим – узнаваемостью и повседневностью – он когда-то и купил читателей «Петровых в гриппе и вокруг него». Все эти чудеса, странности, совпадения и температурный бред были столь тщательно вписаны в такую узнаваемую нашу действительности, что просто не могло не возникнуть самоотождествление с персонажами, которое, собственно, и порождает эпматию и все остальное. Точно так же по идеи должны работать и его стихи. Читать прозу Алексея Сальникова – это все равно, что смотреть документальные полнометражки про нашу повседневность, которые снял Дэвид Линч. Читать поэзию Алексея Сальникова – это все равно, что смотреть документальные короткометражки на аналогичную тему, к которым приложил руку… А уж кто, решите сами, когда – и если – прочитаете «Кота, лошадь, трамвай, медведя».

По прочтению романа даже немножко растерялся. Тем более, что прочитано было на работе, что несколько отвлекало от размышлений о прочитанном ))

Первое впечатление по мере чтения было таким — вот если такое явление, как поток сознания в художественном произведении, нам уже давно известно, то теперь мы, как читатели, а Сальников как автор, постигли подлинный дзен данной стилистики — поток бытописания. Если о романе «Отдел» я сразу сказал, что сюжет там вторичен, то в «Петровых» автор пошёл ещё дальше и написал почти бессюжетный роман. Читатель всю книгу занимается созерцанием. Созерцанием авторского бытописания вообще, и протеканием болезни у конкретной семьи в частности.

Вы думаете, я сарказмом побрызгиваю? Да, так может показаться. Но — нет. Ибо даже если бы всё было так просто, уже было бы хорошо. Удержать читателя весь роман и дать наслаждение романом одним лишь бытописанием — уже Талант. Но это лишь первый слой. Первое впечатление.

Если вы позволите себе прочитать этот роман вдумчиво, осмысливая мелочи в формулировках, то придёте в некоторое замешательство — уж больно странная семейка нарисована автором. И всплывает второй слой — магреализм. Магический реализм здесь неявный (то есть такой, как, например, в «медведках» Галиной). Что по моей вкусовщине — в минус. Я бы взялся на спор доказать и то что весь роман чистый реализм, и то, что весь роман — магреализм. Лично мне по вкусу более явные маркеры фантастического (как, скажем, в «Затворнике» Кузнецова), но это мои проблемы, а не автора или произведения. Но и оценка — мой субъективизм. Потому минус балл. И ещё минус балл — за финал. Вот с финалами у автора точно проблемы, это я ещё в «отделе» отметил. Финалы даже не открытые, а просто никакие.

Тем не менее, я отлично понимаю, за что роман получил премии. Вижу, чем хорош роман. И получил от чтения изрядное удовольствие.

Шикарный авторский язык. Масса интереснейших точных деталей взаимоотношений и ситуативного поведения людей. Концентрированная шизофрения окружающей нас с вами повседневной реальности. Большинство персонажей, начиная с самих Петровых, вокруг нас. А то и кто-то из нас. Я, вот — Иванов. Ну чем не Петров....

Прочитав роман, почитал чужие отзывы на него. И так скажу: то, что каждый находит/видит в романе что-то своё — уже плюс. Большой плюс.

Если читать произведение просто по сюжету — фигня получается. Нельзя этот роман читать буквально по центральной сюжетной линии. По центру перед нами флегматичная шизофрения с пачкой неправдоподобных допусков. Другого определения не смог подобрать. Но ведь не о том книга! Уверен, роман — обо всём, что рядом. А рядом с центральным сюжетом мы видим море изумительного бытописания микросоциумов. Рабочих коллективов, семьи, производственных отделов. Масса мелочей и фразочек приводят ну просто в восторг, вспомним слова завхоза:

«Из дома можно носить всё, отсюда ничего уносить нельзя». Верите-нет, но я сам сейчас на такой работе работаю. Ручки туда ношу. Календарь перекидной, ещё всё что надо для удобства на рабочем месте.

А семья главного героя, семьи и личностные судьбы каждого из персонажей? Веришь в каждое и в каждого. Плюс-минус нюансы, они вокруг нас.

А в целом, сейчас я сильно удивлю читавших: на мной взгляд, роман бесконечно позитивен. Чем же, почему? А всё просто. Вы помните, что всё познаётся в сравнении? Практически вообще всё. И наша жизнь, и наши поступки, наша судьба, наши горести и радости... И роман «Отдел» очень наглядно показывает, что у нас с вами всё ещё очень даже неплохо.

В плюс авторский юмор и ирония.

----Цитата из книги: «Мало нам того, что мы единственная котельная в городе, которую отапливает другая котельная, так ещё и полная парковка машин...». (с)

В минус, кроме уже названных глобальных сюжетных неправдоподобностей, финал. Финал в такой книге и не может быть другим по сути. Лишь так — сказав что хотел сказать, автор, под каким-то предлогом, сворачивает сюжет. То есть, прекращает писать эту книгу. Но что иначе никак — хорошим это не становится.

По сумме — очень доволен проведённым за книгой временем. Спасибо автору.

В этом маленьком притчевом рассказе Сальников в свойственном ему сатирическо-постмодернистском ключе препарирует известный сказочный троп о двух усталых путниках (подростки Хл. и Пл.), случайно забредших на ночлег к некой вдовствующей ведьме, которая, якобы, может исполнять желания. Да не простые, иначе ей скучно-прескучно, и она ищет лазейку, как бы обернуть поизящнее банальное «хочу, чтобы все мои желания сбывались», а обязательно с вывертом. И вот один из путников делится с ней сокровенно-жизненной мечтой, которую даже желанием-то назвать вряд ли получится, скорее, направлением для личностно-творческого роста.

Язык, как всегда у Сальникова, превосходен, а малая форма позволяет ему точечно и искромётно задеть навязшие стереотипы, не скатываясь в брюзжание и банальности, а также провести какую-никакую, но мораль, опять же, не скатываясь в нравоучения.

Жанр этого произведения — магический реализм, но чтобы прийти к такому выводу придётся приложить некоторые усилия. Начну с самого магического персонажа.

«Петрова не помнила, сколько их у неё было. Если бы она оглянулась на свою жизнь глазами* нормального человека, то ужаснулась бы, что даже первый уже исчез из её памяти или перемешался с остальными настолько, что она не только не помнила первого, но и даже не помнила, в какое время дня и в какое время года у неё с ним это произошло.» Прочитав эти строки и немного дальше о том, что Петрова «обычно как-то планировала свои действия и присматривалась к будущим мужчинам попристальней, чтобы не было потом так стыдно, чтобы не думать потом о разбитой чужой семье, плачущих детях и собаке, которую некому будет выгуливать; такие моменты накатывавшего стыда были Петровой тоже не чужды.», ... так вот, прочитав это, а позади уже более трети книги, начинаешь понимать, что описываемая в ней семья уж никак не среднестатистическая для России, а долгое время именно так и казалось. Петрова-то не совсем человек, а демон в человеческом облике, попавший неведомым путём в тихую городскую жизнь из какой-то бесконечной огненной пропасти. И этот демон уже потерял счёт мужчинам, которых зарезала эта женщина! Она, безусловно, самый колоритный персонаж романа, что подчёркивается наиболее полным представлением её читателю. Зовут её Нурлыниса Фатхиахметовна**. Это вам не какая-нибудь Татьяна Ларина, хотя, с другой стороны, ничего особенного в этом сочетании, как будто бы и нет. С удовольствием повторю — Петрова Нурлыниса Фатхиахметовна — звучит, по моему, очень приятно, даже гармонично.

Для Петрова-старшего Автор на имя и отчество поскупился. И это справедливо, поскольку Петров за свою жизнь убил всего лишь одного человека, правда, своего друга и, что весьма существенно (смягчающее обстоятельство !), по настоятельной просьбе убитого. Ну, какая уж тут среднестатистическая?!

Но это для нашей реальности, а если дело происходит в параллельном мире (одной из Земель Веера миров по-Головачёву), тогда почему нет? А реальность-то и в самом деле другая, и на эту мысль наводит одна малозаметная, теряющаяся в потоке других таких же, сцена, когда Петров наблюдает за старичком, выбивающим пыль из половиков — «... старичок продолжал бить пыль пластмассовой хлопалкой, похожей на эмблему олимпийских игр на ручке, только, как если бы материков на Земле было не шесть, а около двенадцати.» Отсюда с очевидностью следует, что в олимпийской эмблеме этого мира шесть символов (не обязательно колец) материков, а не пять, как у нас. А это, в свою очередь, означает не более и не менее, как то, что Антарктида там, у них, не покрыта многокилометровым слоем льда, а представляет собой нормальную, обитаемую землю с пригодным для жизни климатом. Есть и другая более заметная разница между мирами, которая тоже не сразу бросается в глаза, тоже слегка припрятана в огромном количестве слов, как последнее зелёное яблоко среди многочисленных трепещущих на ветру листьев. Это поистине чудесный факт исцеления находящегося в шаге от смерти Петрова-младшего таблеткой аспирина двадцатилетней давности. В нашем мире фармацевтическая промышленность даже и мечтать не может о таких сроках годности лекарств. Завершает эту картину маслом странная фигура с инициалами АИД, которая каким-то чудом через много лет находит ставшего взрослым мальчика, когда-то прикасавшегося своей горячей ладонью к холодной ладони только что пришедшей с мороза Снегурочки, благодаря чему была спасена жизнь ещё не родившегося ребёнка.

Но и в этой, параллельной реальности, был некто, написавший историю девочки со спичками, хотя звался ли он Гансом Кристианом Андерсеном, читателю остаётся неизвестным. И, разумеется, там есть «Звёздные войны» — непременный атрибут любой реальности.

Итак, реализм, почти всегда нарочито детальный, в этом романе смешан с фантастикой, добавка которой, пусть и в гомеопатической, но тем не менее убедительной дозе, превращает его в реализм магический. Что и требовалось доказать.

*) Оглянуться глазами — словосочетание русскому языку, мягко говоря, несвойственное, и сразу трудно сказать, развитие это или деградация. Задачка для специалистов.

**) Не обиделась бы на Автора за такое имя для демона-убийцы весьма значительная часть российского народа! Шутка же!

Долго не решался писать отзыв, но потом захотел поделиться забавной ситуацией.

Книгу эту читал летом прошлого года. За несколько дней до чтения сдал на конкурс Литкреатива рассказ,

который в финале Елена Щетинина прокомментировала примерно так: «На вас явно произвели впечатления «Петровы в гриппе...».

Мне было приятно, что мой рассказик оказался «независимым» от творчества Сальникова, с которым сравнили мой текст )))

«Петровы...», помню, произвели во мне маленький фурор.

Изумительный язык, обороты, метафоры, изящнейший стиль и добротный сочный юмор, -- как еще расхвалить роман?

Но самое удивительное в том, что я сегодня АБСОЛЮТНО НЕ ПОМНЮ... о чем там речь, чем занимаются главгеры, как закручена интрига.

В памяти сохранилось начало: кто-то куда-то едет на троллейбусе (или трамвае?),

причем с первых строк все выглядело увлекательным и вкусным, приглашало к чтению...

и уникальную, имхо, концовку -- хладнокровно выстрелил в друга,

который пронзительно надоел ему своим нытьем и экзотической мечтой о суициде.

Вот и все.

Остальное стерто из памяти.

Можно ли, таким образом, утверждать, что книга оказалась пустышкой и погремушкой?

Ни в коем случае!

Название живет во мне, как маяк, периодически вспыхивает и зовет вернуться.

Я обязательно перечитаю еще раз эту очаровательную вещь, поскольку она незаурядна в плане положительной реакции организма

на столь эффектный деликатес.

Как правило, про этот роман Сальникова пишут «долгожданный/новый роман от автора нашумевшего «Петровы в гриппе и вокруг него». Каюсь, «Петровых» я не читал, но они есть у меня в планах. :)

Итак, «Отдел». Финалист премии «Большая книга», лауреат премии «НОС».

О чем?

Наше время. Игоря уволили из «органов» (с позором) за то, что он раскрыл некую коррупционную схему, на которой наживалось его начальство. Игорь долго искал работу и нашел: Отдел (именно так, с большой буквы), который располагается в заброшенном здании старой котельной на окраине города. Коллеги Игоря попали в отдел примерно так же, как и он: Фила уволили за то, что он флиртовал с несовершеннолетним мальчиками в соцсетях, Игорь Васильевич, самый старший в отделе, в принципе любит молоденьких мальчиков, завхоз просто запойный пьяница в «завязке», начальник отдела вообще странный и даже страшный тип. Занимаются сотрудники Отдела убийствами. Поступает «ориентировка сверху», они приезжают домой к жертве (в некоторых случаях привозят ее в Отдел), задают 168 (не больше и не меньше) вопросов, надевая жертве на голову странный механизм, напоминающий ведро, а затем убивают. Никакой логики нет. Убитые — самые разные люди, от бомжей и пьяниц, до женщин и детей.

Роман начинается весьма неторопливо, и даже «обстоятельно», постепенно затягивая «в себя», как в водоворот, ускоряя и ускоряя темп. Если по описанию вы подумали, что это детектив, или триллер, или хоррор — разочарую вас. Это не так. В «Отделе» весьма тесно переплетаются: «бытовая» жизнь обычного отдела в обычных «органах» (с мудаком завхозом, пьянками и старыми компами, разговорами в курилке), личная жизнь персонажей (с семейными сканадалами, изменами, женами-мужьями-детьми), и нечто совершенно невообразимое, что порой заставляет подумать — какого хрена?

По «общей обстановке», непонятности итогов работы Отдела и своеобразному «безумию» роман очень мне напомнил «Сердца четырех» Сорокина (но без рек крови, моря насилия и секса). Разумеется у него нет той безумной «поэтичности» языка, которым пишет Сорокин, и вместо этого «обычный» бытовой язык, которым разговаривают 90% населения. И это, пожалуй, большой плюс. «Отдел» написан очень остроумно, Сальников, надо признать, имеет хорошее чувство юмора, и я не раз и не два смеялся в голос при прочтении. Читается легко. Сюжет раскрывается лишь в самом конце и немного «смазывает» общее ощущение от романа. Не знаю, почему Алексей решил закончить свой «Отдел» именно так, может устал, может не знал «как» закончить красиво и решился на «такой» ход. Впрочем, «Отделу» это ничуть не повредило, и его хочется перечитать второй раз, но уже гораздо медленнее, смакуя детали, фразы и слова.

Пока ещё лишь журнальная публикация, но по объёму и содержанию – вполне себе законченная книга, ничуть не хуже в этих планах «Отдела» или «Петровых».

В этот раз Сальников рассказывает историю полноценного взросления некой девочки, от школьных времён до семейной жизни, попутно задевая своим острым языком всё, что попадётся на глаза: перемены в государстве, перемены в окружении, в характерах людей… За авторские наблюдашки о наших жизнях и бытовухе в целом и их юмористическо-саркастичную подачу автора хочется исключительно хвалить, как и за новый для него полуфантастический-полунаркотический элемент: торкающие стишки. Такой вызов цензуре и повальному увлечению лёгкими препаратами в одной искромётно-сатирической упаковке.

Довольно сложно оценивать эту книгу или сказать о ней что-то определенное. Понравилась ли она мне? Затрудняюсь ответить. С одной стороны, написано здорово, Сальникову очевидно не откажешь в таланте составлять слова друг с другом. С другой стороны — книга вообще ни о чем. Зацепившись за факт эпидемии гриппа в одной отдельно взятой семье, автор умудрился поговорить? прочитать монолог? рассказать? посмеяться? сразу обо всем, что приходит на ум. Так, обычная необычная жизнь обычных необычных людей (из провинции? не понял) — возможно именно это и цепляет, так как получившееся в результате произведение заметно больше суммы биографий трех разнополых и разновозрастных людей, связанных родственными узами. Вся книга — хождение по кругу и хождение по мукам,

как будто взяли весь хлам, копившийся на антресолях годами и осторожно, с любовью и любованием, разобрали. Все эти обрывки, обмылки, осколки для рассказчика — манифестации определенных историй, памятных и важных, сцепленных друг с другом, все это занятно, но все равно хлам и мусор. Из книги мог бы получиться полифоничный (полифонический?) роман, но не получился, и возможно, у автора не было такой задумки. Литературный эксперимент, что ли? Я слишком стар консервативен для такого дерьма.

Слепленный в один аморфный ком сборник полубаек-полуисповедей на переломе СССР/РФ, написанный увлекательно, живо и убедительно, однако бесцельный и бес/конечный, с каким-то туманным нрзб намеком на мистику и странную связь между персонажами. Чем закончить, автор то ли не знал, то ли сроки поджимали, в результате пропали и Петровы и грипп. Не жалею, что прочитал, но советовать другим не буду.

Что получится, если зарядить хорошо сделанный ТНТшный сериал (а вдруг?) идеями из «Банальности зла» Ханны Арендт? (И поздних Стругацких с люденами сюда же, до кучи). – Угу, получится роман Сальникова «Отдел».

Первое мне показалось на редкость удачным: фантастическое допущение, помещает сто раз описанные вещи в современность – с просто ошеломляющим эффектом.

Но в целом – must read, разумеется.

Сальников поступил хитро – в первых главах вроде бы ничего не происходит: лишь многословное, с обилием деталей бытописание персонажей. Все это так знакомо, тут и там узнаешь ситуации, в которых бывал сам. Читать реально скучновато, порой начинаешь уже плеваться от многословия – мне лично все время хотелось бросить, на 30, потом на 50, потом на 100 странице, и вот уже середина книги, но все не бросаешь… почему? Думаю, дело в реалистичности. Пусть тут нет экшена и автор будто намеренно не заботится о создании интриги – но обилие (даже переизбыток) деталей делает рассказ очень жизненным. Тем, кто решился читать и быстро заскучал, советую потерпеть до середины, станет интереснее. Кусочки истории начнут собираться в паззл и к концу романа все встанет на свои места. Тягучая, длинная, «кирпичная» подача в итоге себя оправдывает. Содержание определяет форму: от скучных реалий, сдобренных гриппозной бредовостью, через вспышки трэша к мистической концовке. Языком автор владеет мастерски, язык богатый фигурами речи и сдобренный юмором, так что совсем скучать не придется. А стилистические «корявости», на которые пеняют критики, введены явно с умыслом.

Теперь о собственно истории. Она заставила вспомнить роман Брета Истона Эллиса (кстати, Сальников упоминает его в тексте) «Американский психопат». Нет, сюжет несколько другой, однако сам принцип построения цепочки «герой – мир – сюжет – идея» схож: персонажи – на первый взгляд заурядные члены общества, но с жуткими скелетами в шкафах. О книге Эллиса заставила вспомнить манера протагониста вдруг не к месту рассуждать о современных фильмах, книгах и т.д., это прямая аллюзия на «Психопата». Помимо Эллиса на ум пришли ранние фильмы Тарантино – он тоже любит долго погружать зрителя в обыденные и по-своему интересные ситуации, заканчивая их неожиданными кровавыми вспышками. Поведение героя в «Петровых» выглядит естественным и на удивление хладнокровным, когда надо вдруг разнести из пистолета голову своему лучшему другу и потом подчистить следы самым рациональным и где-то даже благородным способом.

Обозначение всех членов семьи просто фамилией «Петров», даже без имен, превращает ее в коллективного героя. По ходу сползания кусочков паззла в единую картину – сползаются и родственно-дружеские связи едва ли не всех персонажей, и возникает что-то вроде коллективного мегагероя – у которого нет определенной сюжетной задачи: это большой портрет вроде мистерий Ильи Глазунова, перенасыщенный деталями, нарисованный на фоне новогодней екатеринбургской суеты, слегка размытый гриппозным сюром. Вчитываясь, внимательнее присматриваясь к деталям, начинаешь прозревать: все это нагромождение персонажей и вовсе является грандиозной фантазией самого Петрова. И жену-маньячку он выдумал. Между прочим, ни одного убийства она по сюжету так и не совершила, лишь даны какие-то бледные намеки-фантазии. «Не нужно уподобляться юному Сергею, — думает Петров о своем творчестве, — и поэтому идея про супергероя-женщину, которая днем учит детей в начальной школе, а по ночам режет всяких отморозков, — это очень плохая идея». Выдумал и друга-покровителя Игоря (воплощение его мечты об успешности). И сына (его внутренний ребенок, персонаж его комиксов — то есть воплощение мечты о супергеройстве). И друг юности, писатель Сергей – это часть личности, которую он в себе метафорически убил. В итоге Петров – это одинокий, неустроенный, бедный современный русский человек около тридцати лет, живущий в значительной степени в своем воображаемом мире. К тому же больной и пьяный.

Интересно, что на этот роман много восторженных отзывов и много ругательных. И забавно, что и те, и другие по-своему правы. Автором проделана очень хорошая работа. Но читатель (даже «квалифицированный», ха-ха) не всегда способен считать скрытые послания, даже если спокойно и скрупулезно читает книгу дома на диване – а не листает торопливо «читалку» в транспорте в коротких промежутках между офисными и домашними хлопотами. Даже современный читатель, знакомый с довольно сложными литературными конструкциями. И как автор имеет право затеять на страницах прихотливые игры разума, так и читатель имеет полное право заявить, что он так не играет.

Роман Сальникова заслуженно отмечен премией «Национальный бестселлер». Книга достойна встать в длинный ряд современных талантливых (без всякой иронии) авторов, живо, с юмором, рисующих свинцовые будни одинокого и неприкаянного героя, бухающего в депрессии, сходящего с ума, бредущего за ложными или неясными целями, или просто плывущего по течению. Под серым знаменем, на котором начертано «не мы такие – жизнь такая». Наверное, и в самом деле у современной российской интеллигенции такая жизнь, а все эти презентации с винишком, красивые интервью, округлые улыбчивые лица авторов – просто маска, чтобы скрыть кричащий экзистенциальный вакуум.

Начну с того, что роман мне понравился. Практически всем, хотя этот тот случай, когда основную массу впечатлений приносит концовка, а не сам процесс. Вернее — не сама даже концовка, а скорее окончательное понимание и осознание того, что же действительно в книге произошло, о чем она на самом деле была. Именно в этот момент понимаешь, насколько все в романе взаимосвязано, насколько все переплетено и все те детали, которые казались лишними, выстраиваются в четкую картинку общего смысла.

Внезапно оказывается, что все ответы на твои вопросы уже были в книге, что ты их уже прочитал, просто не понял, тогда еще не понял, или даже пропустил мимо ушей (или глаз, что точнее), но концовка ставит все на свои места, и тебе приходится лезть в самое начало книги (и не только) и перечитывать уже прочитанное. Только тогда все окончательно становится ясно. При том, что трактовок сюжета здесь может быть несколько, хотя лично мне нравится только одна, к которой я больше всего и склоняюсь.

Язык — замечательный. Он словно течет одним неспешным потоком, слова и предложения перетекают одно в другое, глазу просто негде споткнуться, отчего остановиться читать очень сложно. Порой возникало ощущение, что Сальникову не нужны даже знаки препинания — настолько текст плавный и текучий, что все эти знаки его как будто даже и тормозят.

Атмосфера — замечательная. Сальников в «Петровых» коснулся практически всех аспектов жизни современного человека, таких обыденных и привычных вещей, которые мы уже практически не замечаем из-за их обычности и однообразия, но тем они и прекрасны, что каждый может сказать: «Да, а ведь так оно и есть». Общественный транспорт, больницы, поездки на дачу, работа, походы на елку в ТЮЗ — да много всего.

Есть один момент, который поразил лично меня. В одной из глав Петров рассматривает книги своего отца. Берет одну в руки и начинает описывать картинки, которые в ней изображены. Сальников при этом не говорит название книги, не говорит о чем она. Только описывает картинки. И уже по первому описанию я начинаю понимать, что тоже это видел. В этот момент я словил мощнейшее дежавю. Да, это были «Звездные войны». Именно та книга, именно то издание, которое я также в детстве, как и Петров, любил рассматривать, хотя даже читать тогда еще не умел и фильмов по теме не смотрел. Я понимаю, что эта книга в те времена могла быть почти в каждом доме, ибо выбора-то особо не было, но все-таки... Этот момент очень тронул.

Отдельно хочу сказать про аннотацию к книге. Она ужасна. Серьезно. Будто бы человек, который ее писал, книгу не читал вообще, хотя на самом деле скорее всего читал, конечно, но от того еще более не понятно, почему написал именно такое. Какая развеселая хтонь и инфернальная жуть? Что это вообще и где оно там? Книга до самой последней главы читается как обычный реализм, но и даже после осознания сюжета все равно никакой хтони и жути не лезет. Про какое выбивание почвы из под ног у читателей нормальных книг идет речь? У читателей, которые сложнее Колобка ничего не читали? Пишет Сальников интересно и здорово, но абсолютно доступно для читателя любого уровня. Даже детям дай — они и то прочитают без проблем, разве что, может, итоговый смысл не постигнут, так сказать. И это хорошо, на самом-то деле, это плюс, но вопрос в том, зачем писать в аннотации непонятную чушь?

Итого — буду ждать новых книг Сальникова, это без вопросов. «Петровы» вещь действительно сильная, интересная и атмосферная, к тому же очень грамотно и занятно построенная. Отлично.

Почему: «бесспорно» лучший роман прошлого и этого годов по мнению всех рецензентов. Даже как-то боязно было начинать такой шедевр. «Нацбест» роман уже получил, на «НОС» и «Большую Книгу» номинировался. Уже успели издать ещё один роман Сальникова на волне хайпа.

В итоге: очень, очень своеобразное чтение. Безостановочная вязь метафор и бытовых зарисовок, непрерывных аллюзий и обычной жизни. Плотно написано, но очень легко читается. Глава про детство Петрова вызвала острый приступ ностальгии по детству, благо времена как раз моего детства описывались. Причём ностальгию спровоцировала не какая-то там сентиментальность, а именно описание ощущений ребёнка, который особо и не понимает, что с ним происходит, зачем его куда-то ведут, и так далее. И всё это просто с огромным количеством точно подмеченных деталюшечек. Этих деталей так много, что начинает казаться, что это происходило именно с тобой и ты просто вспоминаешь прошлое.

Отлично написанный, немного путанный роман.

Так динамично и интересно начавшееся произведение, затягивающее в начале и прямо-таки засасывающее в середине (в стиле «читать противно и страшно, но оторваться невозможно»), к концу растеряло не только интригу, но и смысл. Последние 200 электронных страниц дались нелегко: медленно, скучно и вязко монологами подвыпивших (или нет, но это неважно) героев автор преподносит разгадку, — которая кажется откровенной глупостью. При этом не даёт ответа на самые интересные темы: Почему вопросов в допросом списке именно 168? Почему они всегда разные? Кто их составляет?

В общем 7/10, только за первые три четверти книги и за то, что я дочитала.

Взяла почитать в библиотеке эту книгу, которую только ленивый не похвалил. Почему-то ожидала чего-то забавного и ироничного. Начала читать... Первые 50 страниц — просто унылая чушь. И надежд (исходя из стиля автора) немного, так что время тратить жаль.

Уважаемые товарищи пояснили, что здесь цепляет «магия погружения в этот будто бы бессмысленный и необязательный, чуть ли не случайный мир, в котором живут эти фантасмагорические = обычные люди. Причём никаких особых красот или, тем более, изысков стиля совершенно не наблюдается».

Задумавшись, поняла, что именно это мне и не нравится. Именно вот эта «обыденность абсурда» или даже скорее «абсурд обыденности». У меня вообще тяжело с абсурдом, видимо из-за нехватки воображения и тонкости восприятия. А когда еще он упакован в рамки будничной серости дождливого мира сквозь бликующее стекло алкогольного морока, так и вообще...

С каких пор живенькие тексты ни о чем стали у нас эталоном хорошей литературы? Я, конечно, извиняюсь, но через сто лет после Джойса можно было бы рассчитывать на что-то более оригинальное, чем эти очень слабые потуги на тщательно замаскированную эпичность бытовых деталей. А у Сальникова ничего кроме этого нет, и даже эпичности-то никакой не видно, сплошная скучная бытовуха. Первую главу мне было очень противно. Господи, до каких пор современные авторы будут считать, что герой, бухающий по кухням и подворотням с сомнительными корешами — это «герой нашего времени»? Ребята, опомнитесь, времена вашей юности давно прошли, у нас тут в моде ЗОЖ и тревел-блоги, а не вот это все.

Дальше пошло чуть более терпимо, хотя и непонятно, зачем. Ну то есть вот есть семья Петровых, мама-папа-сын. Екатеринбург, дело под Новый год и все хором болеют гриппом с высокой температурой. Петров-старший при этом умудряется жестко бухать и ввязываться в какие-то приключения в стиле 90х типа катания на катафалке с покойником. Петрова работает библиотекарем и подрабатывает местным Чикатилло. Петров-младший хочет (и идет в итоге) на елку в ТЮЗ. А больше в романе ровно ни черта не происходит.

То, что автор умудрился все это изложить так, что можно прочитать, не вывихнув челюсть за зевотой, конечно, большая заслуга и редкий талант. Я только не могу понять, зачем он это сделал. Нет, я не получила никакой радости от собственно текста — он оставляет как раз какое-то довольно небрежное впечатление, что автор навалил грудой всего, чего у него там было, включая скрытые ссылки на того же Джойса (ну кто бы мог подумать!), присыпал это какой-то неестественной кучей бытовых деталей, которые в нормальном быту человек и не замечает даже. Но никаких красот стиля или языка, чтобы можно было что-то процитировать и сказать, как же это хорошо, извините, не заметила. Да, читать можно, и на фоне тотальной убогости многих других текстов этот может в чем-то выигрывать, но это вопрос, на что мы ровняемся. Мне все-таки хотелось бы что-то выносить их литературы, интерес в процессе, наслаждение текстом в процессе, новые знания, эмоции от героев и сюжета. Из «Петровых» нельзя вынести ничего из этого, и я давно не помню книг, которые бы умудрились не произвести ровно никакого эмоционального или эстетического впечатления. Такое образцовое никак.

Букв будет много – книга заслуживает.

У этого романа непростая дорога; ко мне он тоже шёл долго, через неприятие и скепсис, как и к широкой публике, и я очень благодарен глубоко уважаемым мной Галине Юзефович и Владимиру Ларионову – именно их искреннее восхищение сподвигло в конце концов меня на прочтение. Если честно, я хотел расковырять «эту пустышку», чтобы аргументированно, с оттяжкой, с удовольствием разгромить, предъявляя экспертам косяки и кривости.

Получилось ровно наоборот.

Где-то слышал мнение, что уральцы просто пищат от романа, вызывающего узнавание. Когда-то я был лучшим выпускником спецкласса и должен был поступать, как минимум, на физфак Ленинградского университета (но лучше бы в МФТИ или Баумана); однако судьба хмыкнула и, обернувшись инструктором ЦК ЛКСМЭ, выписала мне комсомольскую путёвку в Свердловское военное училище. И я прожил в столице Урала четыре года.

Первые впечатления были ужасными: барак при заводе, а не город. И это после великолепного Ленинграда, в котором я родился, после неповторимого Таллинна, в котором вырос.

Однако очень быстро я понял: Свердловск/Екатеринбург не пытается влюбить в себя, понравиться; ему вообще на тебя плевать. Он работает, выживает, кашляет грязными испарениями в серое небо; ты либо становишься своим, либо сбегаешь – и тебе даже не посмотрят презрительно в спину, потому что презрение – это тоже эмоция, а на эмоции здесь не особо размениваются.

Да, я узнавал в романе Сальникова эти улицы, эти троллейбусы, этих людей; это скрипящее существование, пропитанное истиной – несложной и настоящей. Я читал роман и тонул в тексте, словно в тёплом болоте; ветер растаскивал мою душу над ледяными пространствами зимнего Екатеринбурга, пустыми и наполненными одновременно – как страницы «Петровых». Сальникову часто пеняют за «примитивный язык», за воду и пустоту; они не знают, наверное, что Алексей – поэт, то есть знает цену каждой букве, каждой запятой; что автор чувствует язык хребтом, всей своей сутью, и никогда не потратит вхолостую и абзаца. Мне это напомнило тщательное грунтование холста – просторного, широкого, бесцветного. На таком метафоры взрываются подобно салюту – и надолго зависают в душе читателя, как в ночном небе. А метафор там богато; вы запомните на всю жизнь и нервно курящую перед свиданием урну, и серых усталых осликов в погонах, и многое другое.

Возьмём, например, водку. Что может быть проще? 60% воды, 40% дешёвого химического продукта; состав примитивен, каждый мог бы догадаться, но сумел только Менделеев. И каков эффект!

Сальников не использует сложных ингредиентов; язык его – это язык обычных людей. Но каков эффект!

Это совершенно волшебная, алхимическая, колдовская книга; она затягивает, топит, реанимирует – и совершенно непонятно, как она это делает.

Если не боитесь, что изменитесь навсегда – читайте.

Эмоции при чтении «Петровых в гриппе» колбасило от «Что за бред?» до «Ох ты ж блин!». Глава, в которой Петрова сходит с ума, зашла на одном дыхании и вызвала сплошной восторг. Текст умопомрачительно поэтичен. Нет, не белый стих, не, Боже упаси, поэзия в прозе. В описании бытовухи присутствует какая-то зашкаливающая метафоричность, доводящая читателя до эстетического экстаза, мозгового ступора и высокой температуры. При мысли о том, что же хотел сказать автор, хочется принять антигриппин (желательно, просроченный) , растворив его в водке (желательно, паленой) — для усиления эффекта.

Рекомендация к прочтению: читать без перерывов. Не идёт — терпите. Залпом, как микстуру (горькую, совдеповскую). Потом будет легче, а то и вовсе пронесёт.

Это сильная книга.

Она увлекает с первых же строк. Реализмом описания, диалогами, с главным героем в чем-то начинаешь ассоциировать себя. А потом нагнетается такая запредельная жуть, что хочется прекратить чтение — но, с...ка, не получается, ощущение — близкое к просмотру фильма «Иди и смотри» — страшно, невыносимо, но не оторвешься.

Автор однозначно талантлив, и я желаю ему усидчивости и вдохновения. За «Петровых» уже взялся, идет труднее, но дочитаю обязательно. А новые произведения Алексея буду отслеживать однозначно.

Это было по-странному прекрасно. Невообразимо увлекательно, тягуче, обволакивающе, как тот самый грипп в острой форме, который сначала проявляется легкими симптомами, но к пику переходит в жар и горячечный бред, а ближе к концу выздоровления ты чувствуешь облегчение и пакостное желание пойти начихать на кого-нибудь здорового, поделиться бактериями aka эмоциями от прочитанного. Книга на первый взгляд кажется кирпичом из неуемной графомании с практически полностью отсутствующими диалогами. Сплошные мысли, авторские колкости и остроумные подмечания, совершенно бытовушные действия и бесконечные повторения известной русской фамилии. Кстати, только фамилии, имена из автора приходится вытягивать буквально как трехметровую аскариду из задницы пациента, жрущего суши на завтрак, обед и ужин: то Сальников сошлется на ребус с частью первой буквы имени героя, симметричной своему отражению, то впервые адски непроизносимое имя представит как невразумительный набор букв, оказывающийся зеркальным отражением ровно столь же стремно звучащего имени, так что разница между их написаниями практически нулевая в плане запоминания. Еще у каждого Петрова есть некий кровавый пунктик: кровавые помыслы, наиболее яркие в воспаленном от гриппа сознании, или, наоборот, полное безразличие к крови, а то и вовсе целый эпизод посвящен кровотечению из носа или из порезанного пальца. А некоторые кровавые подробности подаются настолько ненавязчиво и одномоментно, что можно запросто их пропустить, как, например, мимолетное упоминание автором Храма-на-Крови или что кровь по ч/б телевизору была серой, или эпизод в прошлом Петрова, где тот, будучи ребенком, сравнивает цвет маминых сосков с пятнами высохшей крови. И вот, кажется, из таких мини-ребусов, игр с читателем в западающие в память сценки (последняя глава книги намеренно повторяет некие уже упоминавшиеся события от другого лица, и вообще все заворачивается в какой-то пространственно-временной хтонический рулет с легким налетом мистического трэша и совпадений, что даже не раздражает, а наоборот – забавляет) и показушного владения русским языком где-то на грани лютого выпендрежа и состоит вся книга. По стилю построения сюжета – если так можно назвать связь отдельных сценок! – и описанию бытовухи это больше всего ассоциируется с чернухой и беспросветностью Данихнова, написанной метким колким языком Пелевина или Задорнова, что мигом расцвечивает всю тьму, унылость, прозябание, болезненность и грязь в жизнях Петровых, словно включенная гирлянда на полностью опустившей лапы, оставшейся почти без хвои ёлке, которую так и не убрали до мая. Жалкое, но вместе с тем какое-то по-ироничному легкое и смешное зрелище обшарпанности, разбавленное кленовым сиропом или мишурой для придания безуминки и жизненной силы. Живости. Жизнеутвердительности. На подобных контрастах, метафорах, авторских подмечаниях интересных вещей, совпадающих с жизнями миллионов таких же семей, и высасывающей мозг бытовухе вся книга и строится. И заканчивается она будто в традициях русского народа что-то строить до поры до времени, а потом забухать и все свернуть.

После «Петровых в гриппе и вокруг него» эта книга выглядит гораздо слабее. Чернушный сюжет про криминальных товарищей из органов, убивающих обычных людей по непонятной причине (еще и основной поворот aka эта самая причина по чьему-то недосмотру или умыслу люто проспойлерен на первых же страницах), тоскливая бытовуха, практически ничем не расцвеченная, мерзкое окружение главного героя. Все вытягивают стиль и мелкие детали. Как и в «Петровых», здесь полно авторских наблюдашек, ироничных замечаний, горьких послевкусий от жизненных судеб каждого персонажа, какой бы дрянью он ни был. Да и вопросики теста прикольные, отвечал на них с удовольствием! Не знаю, получил бы в итоге пулю в лоб за ответы или же прошел проверку, но увы, основную интригу, как я уже сказал, бездарно слили на первых же страницах.

Клод Лелуш: «В Спилберге мне больше всего нравится Годар». Не могу сказать, чтобы в романе Сальникова мне нравились больше всего Славникова ( две главы про Петрову представляют собой облегченные вариации «Стрекозы, увеличенной размером с собаку») и Зайончковский ( глава «Елка» совершенно из «Петровича», но и не только), а все же у достаточно молодого автора очень сильно следование традициям и образцам. Роман получился неплохим, описание бытовых угрюмостей не утрировано, но и без метафизических выходов, а нерефлексивные сомнабулические персонажи разукрашены с тщанием. Опять таки, без крупных стилистических провалов, но и без претензий в отличие от той же Славниковой. Второй несколько ряд, но вполне себе нормальный уровень. Из несомненных плюсов отмечу Игорька, который, конечно , никкой типаж не представляет, а выписан тщательней остальных и реплики у него самые удачные; хорошее чувство юмора без перегибов и утрирования; Екатеринбург. Прочитал с интересом, местами хорошо, а в общем совсем неплохо. Последняя глава про Марину ( где мелькнул мальчик в хоккейной форме), заканчивающаяся тезисом про аборт — пристегнута искусственно и лишняя.

Все порядочные люди прочитали сперва «Петровых», а потом именно «Отдел», ну и высказывались в духе того, что первый блин не комом и задатки, дескать, видны. Я «Петровых» не читал. «Отдел» начинается с сильного условного допущения насчет того, что уволенный клерк ОБЭПовского направления МВД так хочет попасть в общество скомпрометированных единомышленников, что активное участие в массовых убийствах для него ( с некоторыми переживаниями) — плевое дело. Почти смирился с таким допущением и даже усмотрел определенные достоинства в авторской рефлексии на тему обыденности зла. К примерно середине романа автор вышел на утверждение важности круга единомышленников, иллюстрации того, что свинства коллективные помогают выдержать синдром Раскольникова. И все бы ничего при условии соблюдения условности и туманности цели, но как только выдан основной секрет — это совершенный ахтунг. Второго такого допущения, увы, перенести не смог. Пошла чушь, муть, авторские рассуждения насчет «мы» и «они» — такая ерунда, что роман, в общем, не графоманский, с амбициями, несколько даже и дивовской до поры тенденции (Выбраковка) определенно пошел ко дну. Ох, надеюсь у Петровых все получше.

Решил посмотреть за что же выдают сумму эквивалентную 10 000 долларам США. Прочтитав роман я так и не понял за что.

За оригинальность замысла? Ни капли, — легион таких жизнеописаний простых/маленьких людей на русском и не только, знает мировая литература.

За образность и легкость стиля? Но стоит только познакомиться хотя бы с такой выдержкой из текста :

«Он обычно принимался читать с самого начала и постепенно доходил до места в сюжете, которое Петров успел дорисовать с того времени, пока сын забывал про отцовские рисунки, до того, как он о них вспоминал.» ,

то становится понятным, что текст труднопроходим.

За привлекательные, живые образы персонажей? Ну, может кому-то Петровы и покажутся рельефными, но я не увидел в них ничего, кроме сплошной плоской равнины, как в песне Стинга, упоминающейся в романе.

За увлекательный, запоминающийся сюжет? Но ведь книга-то ни о чем... Вот и отзыв-то пишу сразу после закрытия романа, иначе уже завтра и не вспомню на что потратил свободное время трех дней.

Не понял я как можно серьезно относиться к произведению наполненному такими построениями:

«Петров страдал, что не полностью сопереживает страданиям сына, и вот это страдание за свою черствость переживалось Петровым полностью. Только болезнь самого Петрова казалась Петрову настоящей, а болезнь Петрова-младшего – игрой, в которую тот сам отчасти играет и заигрался настолько, что может умереть уже от этой игры, но не может остановиться.»

или:

«Петров пил воду из-под крана в ванной и прикидывал, часто он ходит пить по ночам или нет, и пришел к выводу, что не совсем часто, чаще у него бывает что-то вроде приступов лунатизма, когда ему снилось, что он все еще на работе и руки его в литоле или масле, и он во сне принимался вытирать их краем простыни, либо полз в ванную и начинал отмывать руки под краном, тщательно их мыля, и только потом просыпался окончательно – во сне было светло, а тут вместе с прозрением наступала неожиданная пугающая темнота.»

Короче говоря, вместо действительно значимого явления литературы (каким и должен быть лауреат НацБеста) я получил неинтересный роман о неинтересных людях, к тому же написанный корявым языком, имеющий структуру аморфной массы.

Убогие герои, убогие мысли, убогие события... Если роман о Петровых попал в число лучших, то что же делается с рядовой отечественной литературой?...

Даже и не знаю, что сказать про «Петровых в гриппе и вокруг него», за исключением того, что это отличная книга. Здесь только повторить можно вслед за классиками: «...арбуз – не арбуз, тыква – не тыква, огурец – не огурец… Черт знает, что такое!».». А «.. на вкус — точь-в-точь смесь вишневого пирога, омлета, ананаса, жареной индюшки, тянучки и горячих гренков с маслом...»

Если же пойти на поводу своей склонности приклеивать ярлычки, то можно сказать, что это такой скандинавский детектив шиворот-навыворот. (На самом деле — нет, замес покруче:))

Ведь оно как в скандинавском детективе-то? Каждый третий — убийца-душегуб, каждый второй — извращенец, и у каждого первого в голове сплошной экзистенциализм, а Пер Гюнт, Туве Янссон, Снорри Стурлусон и Кафка (для комплекта) хороводы водят на фоне горящего драккара. В реальности же главный герой действует на фоне идеально чистых, красивых, но мрачных и зловещих пейзажей. А в «Петровых» что? А там — раз! И тулупчик овчиной наружу. Красивый, но дремучий и зловещий пейзаж у всех в головах, а на улице — горящий драккар и сплошной экзистенциализм, и хоровод из Кафки (все остальные из хоровода потихоньку отстали где-то в районе реки Нарвы). Каждый третий встречный — привОд в органы имеет, каждый второй — неслабо за воротник закладывает. Но в общем — нормальные люди, обыкновенные. В «Петровых» — начинаешь читать смешную историю про предновогоднее пролетарское времяпрепровождение: сам герой не в себе — гриппует, случайно друга встретил, из тех, с кем идешь пивка выпить под пиццу в каком-нибудь городе Центрального нечерноземья, а в результате оказываешься в плацкарте поезда до Кировска, потому что вдруг захотелось посмотреть на северное сияние над Хибинами. Смешно, да. Неплохое чтение. А читаешь дальше и глазам не веришь. Минуточку, товарищ писатель! Это вы о чем вот сейчас? Ну нет! Не может такого быть!

Необычная книга. В ней есть всякое-разное, от чего мурашки бегут по спине. Что-то такое, непонятно чем тревожащее.

P.S. А если возникли вопросы по прочтении, можно перечитать первую главу. :)

Аргентина манит негра. А меня манит Екатеринбург. В основном потому, что там живет та четверть моей родни, на которую я безумно похожа, но которую ни разу не видела. Еще потому что это родина «Чайфа», «Агаты Кристи», Чичериной. Но не только.

Действие романа «Петровы в гриппе и вокруг него» происходит именно в Екб. Все начинается с того, что глава семейства Петровых заболевает гриппом. Потом подключается его жена и ребенок. Обыкновенная история. Но не так просто!

Первая глава — это трэш, я читала, стены в комнате дрожали. Смеялась, потому что узнавала. У кого есть знакомые, умеющие пойти вынести мусор и вернуться поздно, пьяным и не одним, тем тоже будет весело. И вся первая половина книги — череда случайных событий, каких-то историй, людей. У героев грипп, поэтому что-то кажется температурным бредом, что-то галлюцинацией, потом им начинаншь верить и немного ужасаться, а потом принимаешь их правду, и не вешаешь никаких ярлыков. Интересно, оторваться не можешь, но не понятно. Тебя накрывает волна, и чем внимательнее ты читаешь, тем сильнее она бьет, во второй части, когда все случайности становится неслучайными.

Как пишет Алексей Сальников, каждый писатель старается расширить список смертных грехов. Но не он. Он работает с тем, что есть. А еще туго связывает сегодняшнюю Россию с древней Грецией, размышляет о политике, профессионализме, родительстве. Сальников использует красивый язык, чем-то похожий на набоковский (но как аме же зовут того Петрова-Лужина мы так и не узнем), мастерски работает с крупными планами и детализацией частностей. Мне всегда нравится цикличность в книгах, и здесь ее не могу не отметить: сын повторяет отца, события повторяются с промежутком в 20 лет. Экскурсии по Ё-бургу заслуживают отдельных слов! Теперь и я знаю, где стоит объехать большую яму, а где можно перекусить, и куда идет 7 троллейбус.

Книга многогранна, наспойлерить здесь сложно. Каждый читатель сделает свои акценты. Мне лично очень понравились состояния стыда, удивления и родительской усталости. Все мы люди, все у нас очень похоже, но таких слов о своих эмоциях я еще не читала. Очень метко!

Прочитайте! Сейчас самый сезон для этой книги! Да и финалист «Большой книги» достоен внимания. И хоть роман еще не вышел в продажу, но я уже заказала себе три экземпляра, и наметила тех жертв, кому их подарю!

Завтра назовут лауреатов «Большой книги», где «Петровы и т.д.» внесены в шорт-лист. Ни один из романов, которые я ставлю на книжную полку «лучшее», этот конкурс не выиграл ни разу (кроме «Дома, в котором», получивший там приз зрительских симпатий), но если вдруг чудо произойдет и народ заинтересуется, пусть уже лежит отзыв заранее, правда же?

Впрочем, с отзывом тут у нас небольшая проблема — что ни напиши, все будет спойлером. В аннотации есть намеки на то, что нас ожидает магическая проза, но магичность тут дело десятое или даже двадцть пятое. Как бы так сказать, чтобы никого не обидеть...а, собственно, никто и не обидится, поскольку текст совершенно уникальный и другие штучные работы с ним никак не пересекаются. Кроме одной, но назвать её не могу, потому что спойлер, опять же. Хотя там, кажется, есть на неё оммаж, вплоть до имени проходного персонажа — но, может, мне прочто почудилось.

Говорить надо о двух различных аспектах, так что по отдельности —

Первое, стиль. Так взламывает и переписывает восприятие, что всю дорогу я только молилась, типа «милый автор, пусть все так и продолжается, без говорящих сверчков и фиолетовых иноплянетян, пусть даже все умрут на крайний случай, только чтобы также и оставалось, обыденность как молочная река с кисельными берегами; сансара-нирвана». Никто не умрает, кстати, не пугайтесь. Сверчков и инопланетян тоже не появляется, а стиль выдерживается до конца, такой, как бы сказать, стиль наших шестидесятников из лучших, если убрать из них (шестидесятников) предапокалиптическое напряжение и прогрессорскую эйфорию. Кто помнит, молодой Аксенов, Трифонов, Нагибин, когда появился такой особый уютный реализм, как бы протертый тряпочкой...в фильмах Рязанова еще, помните? Такой себе стиль, в котором душа себя чувствует, как замерзшие руки, погруженные в теплую воду со взбитой пеной из польского шампуня. Человек болеет, надевает шарф, ему становится жарко и он расстегивает дубленку, едет в автобусе, снимает дома ботинки, а ты за всем этим чувствуешь такое удовольствие от жизни, от каждой мелочи, формы, цвета и запаха (снега, например, я живу в бесснежной стране и очень по нему скучаю) как только бывало в детстве. Жизнь, являющаяся себе лучшим смыслом и оправданием. В русской литературе мы этим не очень избалованы, большого формата, кажется, никто так и не писал, кроме того же «Дома». Что странно, — пьющие люди говорят, что именно для того и пьют, чтобы почувствовать себя в ладу с пространством и вещным событийным ежедневным миром, а их вроде всегда в отечественной литературе в достатке.

В общем, удовольствие, близкое к сексуальному.

Второе, композиция. Тут удовольствие проходит по, миль пардон за выражение, верхним чакрам, причем не слабее первого, но затейливей — приход начинается на последних страницах и длится, когда книга дочитана, заново открыта и перечитываются соответствующие места, те, которые приход требует перечитать. Очень необычно; то есть не то чтобы необычно, в свое время Палп Фикшен очаровал такой игрой в паззлы и вообще прием потихоньку проникает в массы, — но подобного совершенства конструкции до сих пор не встречала. Голливуд по автору плачет, просто рыдает.

Хтони и жути, обещанных в аннотации не то чтобы совсем не заметно, но, во-первых, они под большим вопросом до самых последних страниц (да и там ничего жуткого, а сплошь новогодние подарки, как на мой вкус), а, во-вторых, очень уж утешительный стиль. Хотя приход потом догоняет будь здоров, да. Когда все называется своими именами, принадлежащими другой реальности (это же не очень спойлерно, нет?). Ну и стиль, хотя об этом я уже говорила. И приход, когда композиция складывается с характерным звуком «щелк»...хотя об этом я уже тоже...

Немножко напрягает неуверенность в смысле того, что автор будет писать дальше. Как говорили средневековые японцы, «ребенок был так хорош, что становилось тревожно за его будущее». Ну дай-то нам всем, чтобы это стало началом долгой дружбы.

UPD от мая 2019.

Ну и действительно, следующие книги уже как будто написаны другим человеком. По крайней мере «Отдел», очень слабо, тут и говорить не о чем. В «Опосредованно» прорывается волшебный стиль «Петровых», есть несколько замечательных моментов, но чаще все-таки тот же «Отдел», откровенно слабо. Больше того, это слабое в обоих романах и написано иначе, это не то чтобы концентрация пожиже, тут рука неузнаваема. Сильное же в «Опосредованно» написано той же рукой, тем же почерком, что «Петровы», — впрочем, его мало. Загадка, однако — не два же человека пишут под одной фамлией, право слово.