Ну, насколько нам теперь известно, для эмигранта, добровольного изгнанника, возможность связаться с близкими только по телефону, не самое страшное. А вот когда и вовсе поговорить не с кем... или когда тебя ненавидят или презирают те, кого ты оставил ради призрака личного благополучия...

По духу напоминают некоторые стихи Иосифа Бродского первых лет его — вынужденного — изгнания.

Ностальгия и печаль могут быть очень высокоэнергетическими источниками творчества, если разрешить себе их переживание.

Читать было интересно. Вся история через поток сознания героя, его образы и смыслы, воспоминания, диалог с молоденькой автостопщицей Но финал оказался для меня каким-то глупым. Ой, я не смог исполнить свою мечту, а вот она может, поэтому пошлю её нафиг. Даже несмотря на то, что мне с ней хорошо, и она сама хочет. Может и есть люди, так считающие, но по мне никогда не поздно пойти за мечтой. По крайней мере пока жив. Главное, помнить, что у тебя есть эта мечта.

У меня есть два Кортасара: один автор рассказов, и в этом амплуа я его обожаю и почти боготворю. Другой, автор «Игры в классики»: и к этому другому я отношусь со скепсисом или даже с недоумением (не могу подобрать слово правильное). Когда мне было около 20 лет, читал этот роман, и чем-то он мне тогда вроде даже понравился. Но так как не смог вспомнить ничего, решил освежить в памяти и перечитать. Попытка не удалась, на середине примерно сломался. В очередной раз сделал для себя вывод: все эти «постмодернизьмы» – не мое, похоже, совершенно. Если нет никакой настоящей эмоциональной вовлеченности (почему раньше была?), то никакие (псевдо-) интеллектуальные выверты, игры со словами и зашкаливающая фактологическая детализация не помогут…

«Оливейра слушал не очень внимательно, немного сожалея о том, что ему никак не удается заинтересоваться». Вот так и мне не удалось (хоть и читал внимательно).

Всё в игры играешь?

Музыкальное настроение: Frank Sinatra — That's life.

Ранняя весна оказалась лучшим временем, чтобы прочитать «Игру в классики» Хулио Кортасара. Солнечным летом я не осилил бы подобное чтение (разжижает радость жизни унынием), зимой, думаю, тоже (сгущает уныние до предельной концентрации). Потому либо ранняя весна, либо осень — сезоны ни туда, как говорится, ни сюда. Самое подходящее время, короче, чтобы сидеть такому загадочному мне, загадочно почитывать Кортасара и смотреть потом загадочно на море, где волны гасит ветер. Ещё бы сигаретку и кофе для комплекта, но я больше не курю и у меня стоматит уже месяц.

Главный герой книги — европейский интеллектуал Орасио Оливейра, скучающий в жизни и не находящий себе места в ней. Он переехал из Аргентины во Францию, а потом уехал обратно, не прижившись среди французских туманов и дождей. Пока он жил во Франции, его везде ждали ловушки: в отношениях, в дружбе, в быту. Ему было скучно жить и он не видел выхода из ситуации, кроме как в очередной раз заняться каким-нибудь интеллектуальным онанизмом, всё думая над текущей сутью вещей и времени, оставаясь лежачим камнем. На родине ему тоже скучно, а ещё его там преследуют призраки прошлого и фантомы настоящего, от чего становится только хуже. «По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места», — стихотворение Геннадия Шпаликова хорошо описывает ошибку Оливейры, которому, наверное, стоило остаться в Париже или переехать куда-то в иное место, но не на родину.

Парижским стилем жизни Орасио Оливейра добровольно отпустил (или принудительно потерял) всё: женщину, друзей-интеллектуалов, даже комнату в Париже — и ту он отдал другу. Осталось ему только вино, чай мате, сигареты «Голуаз» (которые курил и сам Кортасар, а ещё Камю и Сартр) и занудная экзистенциальная тоска. В одном из старых стихотворений я писал так: «Я — маленький берёзовый листок на осеннем ветру двадцать первого века». Вот и главный герой Кортасара — такой же берёзовый листок (не знаю, растут ли в Аргентине и Франции берёзы, но допустим), которого мотает унылым ветром двадцатого века. Выражаясь менее поэтично, Орасио Оливейра — это говно в проруби; он так же дрейфует по воде, отдавшись воле ветра и течений, и так же воняет, если ткнуть его палкой.

«Игра в класскики» наполнена этими бесплодными скитаниями героя: он живёт с женщиной, но теряет её после смерти ребёнка (Орасио первым заметил, что малыш помер, но выжидал момент, пока мать сама обратит на это внимание); он ходит-бродит по Парижу в надежде развеять скуку и увидеть что-то интересное, но субъективно интересного в Париже оказалось мало; он идёт на концерт к полубезумной бабке, что играет какофоническую солянку из чужих произведений, а потом благонамеренно провожает её до дома из лучших побуждений скрасить её одиночество и тоску, но бабка не зря полубезумная... Думаю, образ персонажа примерно понятен: европейский закомплексованный интеллектуал из разряда «депрессия — моя профессия, а солнце — долбаный фонарь».

Вообще, я не устану вспоминать книги своей юности, через которые я открыл мир экзистенциальной литературы: «Посторонний» Альбера Камю, «Тошнота» Жан-Поль Сартра и «Степной волк» Германа Гессе (взял их за основу; в памяти также всплывают «Голод» Кнута Гамсуна и «Да здравствует фикус!» Джорджа Оруэлла, например). Я не литературовед и не знаю всех сходств и различий между данными текстами, но кортасаровская «Игра в классики» мне их сильно напомнила. Правда, есть тут одно немаловажное «но»: книжки Камю, Сартра и Гессе можно прочитать буквально за вечер-другой, в них всё очень сжато, компактно, лаконично. Прочитать, проникнуться, опять прочитать...

А вот Кортасар растянул историю блужданий Оливейры по миру на 600 с лишним страниц, от чего рано или поздно становится невыносимо скучно. Опять же, как тяжко было людям без интернета: блог не заведёшь, опубликоваться можно только на бумаге (газета, сборник и прочее), а значит, если ты хочешь выговориться (и заодно испытать терпение читателя), то совмести одно с другим: блог о жизни и литературе с историей про грустного одинокого мужика. Как нельзя лучше кредо блогерского и писательского потока сознания сформулировано в главе 82. Это, мне кажется, в принципе характерная черта подобной писанины (так называемого антиромана): постоянно отвлекаться на стороннюю болтовню, слабо вплетая её в общий сюжет, но как-то рисуя контекст эпохи, персонажа, города. С другой же стороны, будь у Кортасара уютненький бложик, он и книгу такую вряд ли бы написал, растратил бы талант на отдельные посты про музыку, литературу и искусство. Прям как это делаю я! Ха. Ха. Ха.

К счастью, от Камю, Сартра и Гессе не успеваешь экзистенциально устать. К сожалению, Кортасар с какого-то момента начинает прям душить душной духаторией. Кого-то из читателей расстроил переезд Оливейры в Аргентину, где скучно и герою, и читателю, а я же устал от Орасио ещё до его возвращения на родину. Мужик ходит, ноет, ноет, ходит. Идёт дождь, в нём можно прятать слëзы. Ах, Мага, моя прекрасная Мага, мы встретились с тобой как две пылинки бытия в этом холодном бездушном мире, где «гибкость спин важнее гибкости ума»... Чертовски красиво ноет мужик, по-эстетски интеллектуально, с «Голуазом» в зубах и винишком, под джаз и болтовню об искусстве, но всё-таки ноет. Ему бы паблик завести и выкладывать там ванильные цитатки.

Конечно, «Игра в классики» — роман экспериментальный (или антироман, или псевдо-экспериментальная не-литература и прочие языковые выверты); также допускаю, что я тупой кривозубый крестьянин и совсем не выкупил смысла книги. Но я во многом понимаю героев упомянутых произведений, я сам во многом такой же посторонний тошнотик (в творчестве это отразилось в моих рассказах и единственной повести, где я тоже напихал всяких красивостей и болтовни), однако пустопорожняя трепотня Кортасара в «Игре в классики» мне зашла, что называется, лишь отдельными местами. Да, язык автора красив, он очень образный и тэдэ, есть атмосферность, есть дух и эмоция, но говорю же — ближе к середине от этого концентрата устаёшь. Вероятно, надо было читать дозированно, правда в таком случае дождливо-блюзовая история Орасио Оливейры выветрилась бы из головы быстрее, чем свежий ветер разгоняет туман.

«Игра в классики» для меня — книга о человеческом одиночестве, отстранённости, отделённости меньшинства от мира, тошноте мещанской жизни (сиречь жизни большинства) — и абсурдности нашего бытия в целом. Ничего нового нет под солнцем и луной, знаете ли. И ничего нового я не прочитал в этой книге. Главный герой Кортасара не может придумать личный смысл жизни, оттого и страдает. Тут опять ничего нового: обычный сорокалетний мужик с кризисом среднего возраста. В лагерь большинства он попадать не хочет (до поры, видимо, и фикус на окне ещё ждёт своего часа), а в компании меньшинства ему слишком тяжело и уныло, слишком бесплодно и так же абсурдно, как и везде.

Книга Хулио Кортасара — это экзистенциальная проза, затянутый текст про затянутую «жизнь», и далеко не всем такая проза понравится. Даже симпатизируя герою Кортасара и более-менее понимая его, рано или поздно придёшь к тому же выводу, что и, видимо, сам герой: если не смириться с этим светом, остаётся только тот свет. Там и мирись тогда... Но людям, внутри которых идёт дождь, «Игра в классики» понравится. Мне, несмотря на всю критику, чтение в целом понравилось, но восторга не вызвало. Восторг остался с Камю, Сартром и Гессе. Но эту книгу, в принципе, можно и нужно читать как минимум для общей эрудиции. А лет через -дцать её нужно перечитать.

Ещё пару слов о метафоре названия. Метафора игры в классики мне видится шире, чем только структура данной книги. Читатель здесь «скачет» по цифрам глав, указанных автором в начале, но ошибочно замечать только это. Прыг-скок, с двадцатой главы в семидесятую и обратно, и так далее. Тем не менее, более глубокий слой игривой метафоры таков: игра в классики — это вся человеческая жизнь. Можно сюда приплести и пафосную ерунду вроде: игра в классики — это отчаянная попытка человека обрести Бога, скитаясь и бродяжа по миру, но я этого делать не стану. Оставлю такую возможность другим, более одухотворённым читателям с очень богатым внутренним миром, которые точно впитают всё так, как того бы хотел автор. Таких водянистых отзывов о книге я уже начитался: ах, глубина, ах, сила и мощь...

Хаос бытия, неподконтрольный пониманию человека, заставляет последнего играть в классики. Хочет он того или нет, а играть надо: прыгать по «квадратам» жизни, пытаясь «набрать очки» и «победить» в этой игре. Но победителя здесь нет и быть не может. Жизнь заканчивается смертью и пустотой; «всё грустно, всё очень грустно: живём как идиоты и в конце концов умираем», по словам Чарльза Буковски. Игра в классики — это придумка человека, созданная в его попытке упорядочить хаотичный мир. Иного не дано. Все мы так же играем в классики, как играл Орасио Оливейра в книге Хулио Кортасара. И одно из известных и непреложных правил этой игры заключается в следующем: нужно добровольно забыть, что эта игра — такая же безальтернативная ложь, как и плетение «колыбели для кошки»; а если забыть не можешь или не желаешь — мучайся и терпи; или войди в открытую дверь Эпиктета.

Но раз уж победить в классиках нельзя, быть может, стоит придать жизни субъективный смысл? Очевидная банальщина, ага. Но ведь и «Миф о Сизифе» Камю был, как я понимаю, всё о том же, да и библейская «Книга Экклезиаста» (прародитель экзистенциальной литературы) тоже. Зачем вечно унывать, если от уныния ровным счётом ничего не изменится, и если в унынии человек подобен бессильному конунгу Теодену под властью Гримы Гнилоуста и Сарумана?

P. S. «Прямо сейчас вы — будьте счастливы.

Прямо сейчас закончится прямо сейчас, увы.

Прямо сейчас вы — будьте счастливы.

Ибо потом — только гробы, гробы, гробы». (с) 25/17 — «Будьте счастливы».

Ну, это не фантастика в полном смысле слова. Это — магический реализм, относимый к Светлому Храму Фантастики усилиями академических классификаторов от литературы.

И тем не менее. Достаточно своеобразное проявление специфического восприятия реальности доя того, чтобы вызывать некий интерес. Правда, мне весьма трудно представить себе, что у подобного чтива может быть некая своя, и даже достаточно преданная предмету, читательская аудитория .

Хотя… Пути Господни неисповедимы. Все эти Маркесы, Борхесы, Картасары… Габриэли, Луисы и Хулио… ЗагадоШно и симпатиШно. Наверное. При недостатке романтики в реальной жизни (так бывает, вполне себе даже частенько) — почему бы и не приукрасить серость бУден трескотнёй кастаньет посреди амазонской сельвы. Дочь Монтесумы в переулках Монмартра — да, наверное, это может кого-то и увлечь

Какой свет идёт от рассказа... И вдруг — первый выплеск детской любви и ревности. А останутся только светлые воспоминания. И не нужен никакой магический реализм, заумь, потоки сознания, а скорее бред!

Люблю произведения с неожиданными концовками. Хотя такой приём мне уже попадался, но все равно – впечатляет.

Видимо это особенности жанра, но у меня сложилось ощущение, что автор переложил часть своей работы на меня, будто писал и бросил. Не люблю такие произведения, где начисто отсутствует смысл и мораль истории.

Главные темы этого удивительного сборника — двоемирие и существование человека на сквозняках истории. Кортасар сопрягает страны и эпохи ,показывая их схожесть и разность, высвечивая типичное и уникальное в человеке и обществе.

Это может быть античная римская провинция и современный Париж, Париж франко-прусской войны и Аргентина во Вторую мировую, современное шоссе, превращающееся в модель всей цивилизации ,а то и вовсе обыденное человеческое существование и мир его грез.

Это фантастика чистой воды, но фантастичен здесь часто не сюжет и не предмет изображения, а сама атмосфера чудесного, которая обволакивает прозу, пропитывает ее, как воздушный океан обволакивает Землю.

Необычайный пластический стиль ,который объединяет в себе метафорику и анализ, поэзию и прозу, вовлекает читателя и заставляет его самого стать обитателем двух миров — авторской фантазии и собственной комнаты ,в которой происходит чтение.

Форма идеально соответствует содержанию. Поэтому смело могу заявить, что это один из лучших сборников фантастических рассказов, что мне встречался в жизни. Из нескольких сотен ,а то и тысяч. Кортасар — великий мастер!

Эмблематический рассказ о двоемирии, о невозможности жить в грезах, хоть виртуальных, хоть порожденных собственным тоскующим по несбыточному разумом, потому что принцип реальности всегда побеждает, даже если эта реальность — преждевременная и одинокая смерть, как в случае Исидора Дюкасса, графа де Лотреамона, первого сюрреалиста в мировой литературе, чью печальную историю Кортасар, его эстетический наследник, так удачно вплел в свой новеллистический шедевр.

Великолепное фантастическое двоемирие Кортасара. В рассказе не только сплетены две истории, но и трактовать его можно двояко. Как историю и метемпсихозе, перерождении душ, между которыми существует кармическая зависимость, а также вполне себе реалистическое изображение мысли о том ,что люди разных стран и эпох — одни и те же, что человек — это всегда всечеловек, а все истории — это одна история.

Как тонкий ценитель не могу не отметить блестящее описание Игр и поединка гладиаторов. Ах ,какие бы изумительные исторические романы мог бы писать этот Мастер. Но его в искусстве интересовало не это. Может, и к лучшему. Читатели все равно остались в большом прибытке.

Рассказ посвящен худруку Королевского шекспировского театра Питеру Бруку. А ведь именно герой Шекспира сказал знаменитое: «Весь мир — театр ,а люди в нем — актеры». Вот эту замечательную метафору и развертывает сюжетно Кортасар. К тому же автор тут поднимает вопрос о свободе воли: жизнь — это заранее сконструированный и отрепетированный спектакль или есть возможность импровизировать? И какова этому цена?

Начинается рассказ по канонам абсурда Франца Кафки, но затем резко меняет тональность, атмосферу и сюжет и становится его полной животрепещущей противоположностью. Шикарно!

Лично меня жизнь убедила, что нет ничего разрушительнее в жизни, чем желание. Мечта, иссушающая душу сродни наркомании. Но тут ,конечно, не такой паталогический случай. Просто у человека было мало что за душой, да и то отняли. Вселенная — очень жестокое место.

Рассказ прекрасен — стилем, настроением, кортасаровской мистической фантастикой. Но сев за клавиатуру, я вдруг понял, что это ведь тропическая и солнечная вариация «Шинели». Трагедия случилась, когда самая заветная мечта обрела, наконец, свои материальные формы. Интересно, Кортасар Гоголя читал? Или это конгениальность двух мистиков?

Какой простой и страшный рассказ! Все-таки Кортасар один из лучших мистических фантастов 20 века. Такую высокую экзистенциальную трагедию разыграть из простейшей истории.

Я был свидетелем подобной истории в самом начале этой весны ,когда с моим соседом по палате в терапии все нянчились-нянчились ,а потом внезапно увезли на срочную операцию по удалению воспалившегося аппендикса. В жизни это все так тривиально, а великое искусство облагораживает человека, делает его более величественным, чем он есть.

Чтобы лучше прочувствовать всю силу текста, перед чтением лучше узнать, кто такая настоящая «сеньорита Кора», тогда нагнетание саспенса прямо до дрожи ощущается.

И эти гениальные голуби под окном... психопомпы...

Действительно, что получилось? Ведь так классно живется без всяких революций. Новая мировая война, неукротимая пандемия, глобальный экономический кризис уже 15 лет человечество треплет в своих окровавленных челюстях. Бедные дохнут с голоду, богатые замерзают насмерть в своих уютных квартирах. Миллиардеры вешаются в уголку, за стенкой или из окошек пентхаузов сигают. Не мир, а сказка!

Кортасар всю жизнь, до последнего вздоха был борцом против угнетения, нищеты и бесправия. Перо приравнял к штыку. Поэтому и рассказ о настоящих революционерах (а не трепачах из уютных бложиков, только и знающих, что призывать к чтению Ленина и Маркса) получился такой правдивый и сильный.

Революция — естественный природный, а также социальный процесс. Можно этого боятся, с этим спорить, а то и драться с нею. Вселенной просто плевать на ваше скромное мнение.

Великолепный рассказ о связи живых и мертвых в одной семье. Удивительная способность Кортасара создать глубоко мистическое произведение без единого фантастического элемента и здесь проявлена с блеском! Удалось ему, описывая домашнюю обыденность ,нырнуть в толщу истории человеческого общежития. Куда-то к самым истокам нашего существования как вида.

Читая рассказ, я вспомнил, что в первых городах на Земле люди хоронили своих усопших прямо под полом собственных жилищ. А иногда и доставали потом их черепа и устанавливали их на почетные места, чтобы предки участвовали полноценно в жизни семьи.

В общем, многое будит в памяти и душе эта простая, но крайне необычная история.

Очень люблю фантастический реализм Кортасара! Хороши обе части и фантасмагория — с многомесячной стоянкой на шоссе, и реализм с невероятно точными наблюдениями и деталями. Сейчас, конечно, это ретрофутуризм, тоже почтенный жанр. Пробивает на ностальгическую слезу — все эти милые страхи и достижения блаженных шестидесятых. Государство всеобщего благосостояния, разгоняющийся консьюмеризм, опасности тотальной урбанизации, опредмечивание человека, бунты сытых! Молодежь с транзисторами! Люди жили в пасторальном раю, возведенном из стекла и бетона, невинные и жестокие как и положено быть детям пышущей изобилием «второй природы».

Лукавый Кортасар поди думал, что антиутопию пишет, а написал сказку о новых робинзонах. Как говорится — счастье в неведении.

Только финал вносит свой суровый диссонанс. Вся эта блаженная публика мчится вперед в бездну «некаледарного двадцать первого века». Вот внуки и правнуки их узнают, что такое настоящая антиутопия.

Невероятно сложные творческие аллюзии и интертекстуальные связи между, казалось бы, не схожими объектами искусства (в данном случае рассказ писателя-мага и попсовая шпионская комедия вышедшие в один год) иногда невероятно завораживают, превращают Вселенную в параноидальную сеть знаков и символов, заставляя верить, что мир и впрямь — это текст.

Кортасар написал рассказ об актрисе, у которой был реальный прототип. А через несколько дней после публикации рассказа он посмотрел новый фильм с этой актрисой, в котором все крутится вокруг книги с тем же названием, что и у самого известного романа Кортасара, — Игра в классики.

Естественно писателя, чуткую душу, аж заколдобило, и он пишет письмо «своему» живому персонажу, но она прочтет его, как все, как я только что, в следующей опубликованной книге.

Страшно подумать, но уже четверть века назад именно с этого рассказа началось мое знакомство с Хулио Кортасаром. Я купил сборник его избранных рассказов «Лента Мебиуса» в свежей серии «Азбука-классика» (его, кстати, нет на этой странице почему-то), открыл книжку в случайном месте, начал читать... и пропал! В юности все воспринимается очень остро, потому как первый раз происходит. И вот я попал в волшебный мир осуществленной фантазии, где воображаемое и реальное слито в невероятное и манящее единство.

Этот рассказ меня глубоко перепахал, тогда же я прочитал вышедший в той же серии «Азбуки» роман Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества». Два этих текста сделали меня на следующие десять лет невероятно преданным фанатом «магического реализма».

И оба этих томика чудом уцелели после гибели трех моих библиотек. Правы авторы-маги: чудеса случаются в реальной жизни. Например, тайная любовь может жить внутри тебя два десятка лет и вдруг обнаружить себя, когда ты в очередной раз посмотрелся в зеркало, находясь в гостях у объекта своего неутолимого желания.

Поклонение кумиру, как и слепое подчинение воле вождя, — штука не новая под солнцем. Как и многие другие психотические спазмы массового сознания, они эволюционируют вместе с обществом. Вот и Кортасар дожил до времен, когда существа из плоти и крови, зафиксированные на целлулоиде можно возвеличить в ранг божеств с помощью компьютерных технологий. Но никакая развитая техника не может отменить, и это замечательное открытие писателя, магического сознания обывателя. Если божество престает быть эффективным и больше не продуцирует чудеса, его безжалостно отменяют.

Стилистически рассказ также безупречен, напомнил чем-то зрелые шедевры Набокова.

Это крошечный рассказ с казалось бы глубоким смыслом, но совершенно меня не задевший. У меня вообще не очень вяжется с латиноамериканскими авторами, они мне кажутся слишком вокруг да около, их магический реализм слишком вплетен в ткань обычного мира и всё такое.

Тут магического реализма нет, есть лишь маленькая зарисовка некоего жёсткого тоталитарного общества, где не то что на стенах рисовать, посмотреть не в ту сторону может привести к последствиям. А безымянный главный герой ищет свободы в рассветных вылазках, внезапно обнаруживая рядом со своими рисунки еще некоей почему-то девушки. Начав фантазировать на эту тему, выходит смолл-толк на стенах... И всё.

Не думаю, что рыбки символизируют химический препарат. Это скорее идеи, лозунги, которые подхватывают юные сердца и проносят через всю жизнь, живут ими, любят друг друга под их знамёнами, вскармливают ими своих детей. И не важно, как назовут маленьких рыбок z-8: Империя! Сталин! Фюрер! Демократия! Во главе всегда будут генералы и полковник, позади всегда будут обездоленные и несчастные. Но с рыбками всегда будут песни, будут танцы! А без рыбок?..

Не понравилось. Хотя тема — попытка ухода из мира реальности, вызывающего неприятие — для фантастики и популярна, и интересна, и плодотворна. И написано-то ведь вполне профессионально, и лиризм чувствуется, и грусть — но вот всё это чужое какое-то, ни сердце, ни душу совершенно не трогающее.

Если, например, у того же Бестера в его «Феномене исчезновения» или у Лукиных в «А всё остальное — не в счет» причины, по которым их герои пытаются покинуть реальность и понятны, и близки читателю, то чего не хватает герою Кортасара, непонятно: тяготит ли его рутина жизни, одолевает ли скука, беспокоит ли напряженная ситуация в мире.... Да и то, куда он попадает, хотя атмосфера и передана просто прекрасно, не самое интересное место.

Очевидно, что при определённом состоянии души эта вещица и могла бы вызвать чувство сопереживания, но, думается, она всё-таки слишком национальна, чтобы понравиться всякому читателю.

Эта книга о Революции, написанная на пике революционной ситуации, в которой весь мир пребывал на рубеже 1960-1970-х годов. Роман отражает свою эпоху как формой, так и содержанием.

Немного о форме. Лично мне очень импонируют такого рода книги. Когда на простую, как гвоздь, фабулу автор навешивает богатую фактуру из множества контекстов бытия человеческого, увязанную в сложное содержание. Фабула состоит из двух переплетающихся линий.

Действие романа происходит в Париже и окрестностях. Группа молодых людей из Старого и Нового Света, объединенных случайными обстоятельствами, но и глубинной общностью интересов – стремлением к революционному преобразованию несправедливого и дисгармоничного общества, — готовят и совершают террористическую акцию по взятию в заложники высокопоставленного чиновника из объединения тайных полиций нескольких государств Латинской Америки.

Параллельно по парижским улицам мечется стареющий журналист Андрес Фава. Он любит разом двух молодых красавиц – сытую и всем довольную буржуазку Франсин и встревоженную политическими бурями эпохи интеллектуалку-актрису Людмилу, «полечку», как ее ласково называют все мужчины-персонажи. Андрес друг заговорщиков, но не примыкает к их группе, как из-за принадлежности к предыдущему поколению активных делателей истории, так и по политическим мотивам, о которых чуть позже. Он то и является основным рассказчиком истории, а позже мемуаристом произошедших событий.

Рассказчик… Тут придется сказать о сложном, извилистом и запутанном языке (с использованием нескольких наречий разом), который вроде как избыточен для столь «простого» повествования. Почти каждому персонажу книги, молодым людям разных национальностей и вероисповеданий, с различным опытом и менталитетом дается свое место в едином потоке нарратива. Кто-то выражает себя через длинные страстные монологи, у кого-то есть целые пространные «потоки сознания». Андрес Фава так и вовсе напрямую апеллирует к своему будущему читателю. А есть еще и некий «мой друг» (так его именуют все герои), попросту автор романа, который периодически также берет слово и комментирует происходящее. При этом все эти потоки и ручьи речи складываются в единую гармоничную симфонию, так как пропущены через единое авторское сознание и авторский же стиль (и это также тщательно отрефлексировано в самом тексте книги).

А еще усложненная композиция с инверсиями, забеганиями вперед и чехардой мелких событий… Впору читателю за голову хвататься от великолепной полифоничности писательской техники. Недаром сам Кортасар сокрушался, что не справился с текстом. (Это неправда – все ему прекрасно удалось).

Зачем же нужен был к тому времени именитому и популярному автору весь этот высокоорганизованный сумбур? Только ли для литературного дендизма и пустого блистания своими стилевыми возможностями?

На это полностью отвечает содержание романа и сама эпоха, его породившая.

Как уже было сказано, это роман о революционерах и революции. А всякая революция требует нового языка и новых средств выражения для новой эпохи. На рубеже шестидесятых и семидесятых годов 20 века во всех сферах искусства произошел новый взрыв эстетики авангарда. Каждый настоящий художник должен был ответить на насущный запрос времени. (Недавний нобелиат, а тогда молодой и эпатажный Петер Хандке бичевал и издевался над «импотенцией описательности» в немецкой литературе. А уж на волне «латиноамериканского бума», Кортасар был просто вынужден еще выше поднимать эстетическую планку.)

Ведь спустя двадцать лет после Второй мировой войны всему человечеству потребовалось кардинальное изменение его структуры, и не важно – социалистический ли путь на тот момент выбрало определенное сообщество или капиталистический. Ускорение научно-технического прогресса как результат постоянной военной эскалации на планете и вызванная им Вторая промышленная революция, чуть ли не мгновенно переходящая в Третью, потребовали соответствующего запросам эпохи изменения в трудовых отношениях, а значит во всем обществе.

В Советском Союзе и практически во всех странах Соцлагеря наступает период политических и экономических реформ (об удачности и успехах которых сейчас яростно спорят историки). В т.н. «свободном мире» под руководством США только что сформировано общество потребления и «общество спектакля». Бывшие империалистические колонии и протектораты на короткий срок обретают хотя бы половинчатую независимость, поднимается борьба за расовое равноправие и бунты «сытой молодежи». Целые армии из планетарной партии прогресса объединяются вокруг символических фигур борцов за свободу и революционные преобразования вроде Мартина Лютера Кинга и Эрнесто Че Гевара.

Но и консервативно-реакционные круги не дремлют. Не собираются круги промышленного и быстро растущего финансового капитала так запросто отдать бразды правления ни левакам с коммунистами, ни расплодившемуся послевоенному поколению «бэби-бумеров». Развязываются хищнические войны на окраинах бывших империй. Символические и реальные лидеры прогрессистов безжалостно уничтожаются. Пражская и Парижская весна разгромлены с помощью военных и полицейских спецопераций. Военные перевороты и массовые карательные акции против любых несогласных с политикой денежных мешков становятся ежедневной нормой. Левые силы прогресса отвечают на это усилением экстремизма и собственным прямым террором. Жертвы с обеих сторон множатся день ото дня, кровь из ручьев сливается в реки. Политический реактор шпарит на полную мощность, ситуация меняется в почасовом режиме. Исход неясен.

Сей краткий экскурс в общеизвестные вещи я привел не для отвлеченного умствования. Это сама плоть и содержание «Книги Мануэля». Персонажи книги занимаются реальной политической борьбой, ей подчинены их жизни, от нее зависят их судьбы.

Маркос, Патрисио, Сусана – из Аргентины, Эредиа, Оскар и Гладис – из Бразилии, Гомес – из Панамы, французы Люсьен и Ролан, Людмила из Польши — каждый из них отдает всего себя ради борьбы за счастье грядущих поколений, ради построения общепланетарного справедливого общества, свободы для всех угнетенных, прозябающих в нищете, пытаемых в карательных застенках. Даже для хрониста этой истории Андреса приходит миг, когда нужно будет взять в руки оружие и силой отстаивать пусть не собственные, но близкие по духу убеждения.

Роман не зря назван «Книгой Мануэля». Борьба идет не за абстрактные идеалы, а ради будущего конкретного маленького человечка – Мануэля, сына Патрисио и Сусаны. Вся группа заговорщиков является его коллективным родителем, заботится о нем, ведет для него хронику своих деяний и собирает специальный альбом с вырезками из газет с текущими политическими и экономическими новостями. Ни хронисту, ни автору романа, ни его персонажам не известен исход борьбы, но они не просто надеются и верят в светлое будущее, они его созидают.

Нам, людям с послезнанием, известно, что тогда они проиграли. В год публикации романа – 1973 – новая череда военных переворотов в Латинской Америке, приход к власти генерала Пиночета в Чили приведет к разгрому революционного движения. Разрядка в противостоянии двух систем – капиталистической и социалистической – прекращение бессмысленной бойни во Вьетнаме и налаживание сотрудничества с Китаем позволит руководству США навести жесткий порядок на подконтрольной им части планеты. Энергетический и последовавший за ним экономический кризисы только укрепят власть реакционеров. Пройдет чуть больше пятнадцати лет и наступит будущее, то есть наше ближайшее прошлое и долгое настоящее. Эпоха практически всемогущего правления на всей Земле наиболее шовинистических и наиболее реакционных кругов финансового капитала.

И, как оказалось, Книга Мануэля действительно была написана для нас. Потому что Реакция, торжествовавшая было полную, всеобъемлющую и бессрочную победу, пришла к полному своему банкротству, экономическому и политическому, в прямом смысле и любом переносном.

Уже десятилетие как нарастает общепланетарная революционная ситуация. Силы реакции и прогресса вновь схлестнулись в непримиримой борьбе. Волна мятежей и бунтов с окраин Земли докатилась до самого порога управляющего центра, Вашингтона, округ Колумбия.

«Книга Мануэля» стала сверхактуальной. У сил прогресса есть острая необходимость извлечь уроки из прошлого поражения. Из неправильных и недодуманных идей предыдущих поколений борцов. Ведь роман Кортасара ярко показывает бесперспективность локальных схваток с отдельными представителями и даже группами реакционных сил. Что идеализм, высказанный самим Кортасаром в тексте книги – «роза против автомата» – бесплоден. Только совместная, опирающаяся на широчайшую поддержку угнетаемой трудящейся массы, осмысленная и прагматичная борьба может привести к победе здоровых сил общества. Не зря говорится в науке, что отрицательный результат – это тоже результат. И результатами труда Кортасара, описывающего историю одного поражения мы просто обязаны воспользоваться.

Роман Кортасара оказался настолько идейно насыщенным и впечатляющим по технике исполнения, что о некоторых его огрехах ли, недочетах ли даже говорить стыдно.

Например, что книга насыщена драматическим психологизмом в духе Достоевского, а характеры глубоко не проработаны. Что Эрос слишком броско и выпукло контрастирует с Танатосом (эротические сцены невероятно эстетичны и чувственны, но сбивают общий драматический накал повествования), финал несколько скомкан (в чем автор прямо признается на последних страницах).

Роман столь мощный, что даже его недостаток может обернуться существенным достоинством (кажется, в этом есть двусмысленный каламбур).

Я долго не мог понять, зачем половину текста нужно отдавать душевным и телесным метаниям хрониста Андреса Фавы, мелкобуржуазного элемента, попутчика революции и любителя красиво пожить и вкусно покушать. Он жаждет добра для всех и счастья, но постоянно мучает своих пассий ненужными им психологическими драмами и принуждает к двусмысленному моральному поведению.

Но когда он рассказал о том, как простое фортепьяно в новой музыкальной парадигме может служить связующим мостом между прошлым и будущем в единой истории культуры, все стало на свои места.

Хронист революционной истории Андрес – яркий представитель третьей силы. Инертности, что присуща, как каждому индивиду, так и человечеству в целом. Молчаливое и терпеливое большинство рода людского хорошо видит необходимость преобразований, насущную потребность в них. Но как же тяжко выбираться из неуютного, зато привычного «статуса кво», из дискомфортной и обжитой «зоны комфорта». Эта инертность – личная и общая – страшная сила. В период достижения действительных идеалов человечества, известных и чаемых еще с античных времен, – свободы, равенства, братства, придется преодолеть очень многое не только вовне, но и в себе. И это еще один важнейший урок от великого мастера и художника 20 века.

Долгий период торжества реакционных сил человечества подходит к концу, и замечательная «Книга Мануэля» становится настольной книгой, необходимой каждому трезвомыслящему человеку.

Настрой этого крохотного рассказа Кортасара лучше всего передал Влад Копп, зачитывающий его в рамках программы Модель для Сборки. Волшебство тональности голоса радиоведущего фиксирует трогательный характер обыденной истории, в которой двое предчувствуют любовь. Сколько тепла и нежности в этом 'коротком метре'! Читающему так и представляется милая и робкая, маленькая Клара, а ее тревога, сопровождающая почти весь текст — конечно, неумышленное преувеличение девушки, которую 'яростно' рассматривают пассажиры (писатель не зря проводит аналогию с (как будто) 'пятном сажи на носу'). Рассказ о таких замечательных, простых вещах из обыкновенной жизни — молодости и ранней любви, которую она сопровождает. Не было, конечно, к Юноше и Кларе никакой враждебности ни от одного из попутчиков. Просто искры фантазии девушки разожгли нейтральную, на самом деле, ситуацию, создав легкий стресс, в котором располагающим к себе оказался — совершенно естественно — человек ее же возраста. Но в том и суть, что юношеская чувственность, импульсивность, нежность — заставляют нас иногда ощущать реальность очень жгучей, а вот такую (кто-то скажет — незначимую; бог с вами) 'победу' близости двух юных героев — как чудо.

Естественно, всё это сказка — особенно про 'ладони на коленях'. Ну не происходит всё это взаимопритяжение в реальном мире столь же чувственно прекрасно!.. И всё-таки иногда так хочется мечтать, надеясь на волшебство и в наших жизнях, а еще лучше — самому не бояться украшать ее такой 'алхимией'. Это и есть 'магический реализм'...

Коротко и сжато, едва ли не конспективно на примере многодневной пробки на дороге, ведущей в Париж показана жизнь некой группы людей, вынужденных комуницировать с себе подобными для того, чтобы продолжить движение пусть и через какое-то время, но обязательно вперёд, и только вперёд. Но для этого требуется и еда, и питьё, и дружеское человеческое участие, включающее и отношения более близкого порядка .... Требуется по законам едва ли не военного времени и почти военная дисциплина, пусть хотя бы на ограниченный промежуток времени, ибо человеку свойственна самоорганизация и .... самоограничение. Здесь всё как у всех, только делается это второпях, на коленках, под гул моторов и чуть приглушённые голоса за автомобильным стеклом. Здесь вдруг откуда не возьмись всплывают такие понятия, как взаимопомощь, умение пожертвовать своему ближнему последний кусок хлеба или поделиться с ним глотком воды, купленной втридорога за пределами злосчастной трассы. На какой-то промежуток времени все вдруг оказываются перед проблемой выживания, разрешение которой кроется лишь в коллективных действиях. И когда, кажется, что спасение извне так никогда и не придёт, когда огни большого города вдали кажутся едва ли ни глазами гигантского инопланетного чудовища, морок вдруг начинает рассеиваться, а с ним и многодневная пробка на Южном шоссе, ведущим прямиком в Париж. На глазах начинают рушится кажется такие прочные и надёжные взаимоотношения, без которых дальнейшая жизнь может показаться чредой лишь досадных нестыковок и упущенных возможностей. Местом потерь, а не приобретений, местом, где не принято стоять на месте, где движение вперёд есть единственный смысл и назначение человеческой жизни, где однажды оглянувшись назад ты как будто сам подписываешь приговор, и сам выносишь себе наказание. Сам решаешь свою дальнейшую участь .... . .

«Считается, что об этих оголтелых автомобилистах рассказывать нечего... В самом деле, пробки на дорогах — любопытное зрелище, но не более». Это высказывание итальянского журналиста Арриго Бенедетти, вынесенное в эпиграф к рассказу, видимо, и решил опровергнуть автор.

Сделал он это в очень своеобразной манере: фантастическая ситуация гиперболизирована и замешана на сюре. Перед нами невероятно огромная и медленная автомобильная пробка, образовавшаяся по необъяснённым причинам на Южном шоссе, ведущем в Париж. Сколько она длится, неизвестно, но судя по погоде (от августовского жара до холодов и выпавшего снега, а потом до дождей и снова тёплых деньков) — немало. Впрочем, время здесь, как я понимаю, — условность по законам жанра. Люди в пробке оказываются как будто в изоляции от внешнего мира, от властей, от местных жителей и начинают жить по новым правилам в своей замкнутой системе. Устанавливаются свои порядки, отношения, даже иерархия. Концовка печальна: людей как будто «спасли с необитаемого острова», и они вынуждены снова привыкать к реальному миру. Рушатся новые знакомства и порядки, уже ставшие привычными, и это кажется людям немыслимым. Во всём этом ощущается лёгкий оттенок какого-то безумного постапа. И хотя читать всё это довольно увлекательно, не покидает постоянное ощущение неестественности происходящего.

Может быть, за это я не люблю сюр. А может быть за то, что в таких произведениях всегда начинается поиск глубокого смысла и многозначительности, и кто-то его находит, хотя его там может просто не быть. А если он и есть, то это ещё хуже: мне в таких случаях кажется, что автор занимается самолюбованием. Впрочем искать или не искать скрытый смысл — дело каждого. Я предпочитаю рассматривать такие истории просто как вариации «а что если бы...».

Еще один рассказ-настроение. Эта история одновременно о достижении и крушении мечты, мечты уединения и приобретения душевной гармонии. Главный герой, влюбляется в одинокий остров в Эгейском море, который он видит по несколько раз в неделю из иллюминатора самолета, летая стюардом на международных авиалиниях. Для него этот остров становиться своего рода оплотом красоты, спокойствия и естественности, местом в которое он хочет сбежать от казалось бы со стороны абсолютно нормальной жизни, но которая видимо гнетет его своей бессмысленностью и бесполезностью. И вот когда мечта достигнута, когда он уже на острове, когда море перед его ногами — все рушится, т.к. мир от которого он бежал его достигает и на острове.

Для меня рассказ не показался грустным, ничего и нигде у меня не защемило, я не заплакала и не зарыдала, наверно все потому, что мечта об одиночестве на удаленном острове среди кучки рыбаков, пусть даже и в красивейшем месте в центре Эгейского моря — это совсем не моя мечта. Моя мечта и она наверно вас улыбнет, т.к. она не менее абсурдна, чем мечта главного героя — это офис/квартира/комната/балкон на уровне облаков, причем даже знаю в каком именно месте и в какой именно башне)

В общем давайте мечтать и чтоб ничего не разрушало наши грезы и не делало их приземленными и тем более низменными.

А никто не думал, что золотые рыбки — красивая пустышка для отвлечения внимания? А настоящие наркотики, которые им вводят, это те незаметные «три укола в месяц»? Рыбок же вводят раз в жизни, сомневаюсь, что эффект столько продлится.

Сильный рассказ, мощная концовка, переворачивающая спокойный, меланхолически-уютный ход рассказа. Автор, через мечтательный настрой молодого стюарда, через описания самого острова, постепенно заставляет проникнуться читателя этой мечтой, начать сопереживать Марини, но когда уже у парня все практически срастается, обрушивает на голову свой финал...Заслуживает высокой оценки.

Впервые читала Кортасара и впервые сталкиваюсь с таким в литературе, когда два совершенно разных сюжета рассказываются одновременно, почти перебивая друг друга. Сюжет о бое гладиаторов обрывается и в том же абзаце идет современный сюжет о любовниках и покинутой женщине, а потом в том же абзаце снова гладиаторы и так далее. Что-то в этом есть, во всяком случае такое изложение почему-то принимаешь. История гладиатора Марка и жены проконсула Ирины меня захватила, тогда как история Жанны, Сони и Ролана не тронула. Внешнее общее — рука умирающего, огонь, поглотивший тех, кто был причиной смерти других. Всем воздастся по заслугам? Всех ждет геенна огненная? Смерть-избавление и смерть-наказание? Я не очень-то уловила смысл. Наверно, к Кортасару надо как-то адаптироваться, что-то еще почитать.

Этот прелестный поэтичный рассказ, как и некоторые другие новеллы Хулио Кортасара, использует мотивы М.Р.Джеймса, сочинявшего лучшие в мире рассказы о привидениях. В данном случае Кортасар взял сюжетную завязку из эссе Джеймса «Истории, которые я пытался сочинить», и пересказал всё заново. То, что не получилось у Джеймса (он сам признаётся в неспособности закончить хорошо начатую новеллу), получилось у Кортасара, потому что Кортасар убрал из сюжетной конструкции привидение, оставив мистическую ауру.

В результате получилось своеобразное посвящение Хорхе Луису Борхесу с его виртуальными лабиринтами, погружёнными в книги, и в то же время стопроцентно «кортасаровская» новелла, использующая визуальные мотивы — как это отмечено и другими рецензентами — Рене Магрита.

Пронзительная новелла об ускользающем времени, о том, что всегда уже поздно, о жизни, улетающей вместе с рассеивающейся в воздухе мелодии джаза.

Это лучшая или, по меньшей мере, одна из лучших новелл Кортасара, да, пожалуй, и всей мировой новеллистики.

Замечательный, тонкий и многогранный рассказ о фиксации реальности и о проблеме интепретации увиденного. Любопытно, что «Слюни дьявола» Кортасар писал по мотивам рассказа М.Р.Джеймса «Меццо-тинто». Позже сам же Джеймс использовал тот же сюжет в другом своём рассказе — «Кукольный дом с привидениями», так что заимствование Кортасара не является плагиатом. Это вариация на тему, вполне оригинальная и обращающаяся к значениям, которыми автор исходного сюжета демонстративно пренебрёг.

Рассказ Кортасара мне очень нравится и один балл я с него снял лишь за некоторую манерность повествования, отсылающую к творчеству Алена Роб-Грийе. Хотя, не исключено, что в манерности повинен переводчик, а не автор.

Никогда бы не подумал, что будет так интересно читать о пробке.

Поначалу история вызывает недоверие и лёгкую улыбку: в век, когда каждый при любом удобном случае утыкается в телефон и нередко в троллейбусах можно увидеть бабушку в наушниках, прогуливающегося между рядами машин словоохотливого человека встретят как минимум настороженно, а в худшем случае примут за мошенника.

Позже начинаешь понимать, что персонажи рассказа попросту изолированны от внешнего мира (!): от властей нет никакой помощи, только обещания принять все необходимые меры; фермеры наотрез отказываются продавать еду и воду; даже погода как будто бы ополчилась против людей, после невыносимого зноя выдавая грозу со снегом. И именно под давлением такого груза обстоятельств люди и начинают искать друг друга, объединяясь в группы. И каждый находит себе место, каждый стремится быть полезным. Кроме тех, которые не пожелали объединяться: они остаются один на один со своим горем, и их участь печальна. Но и те, и другие на самом деле беспомощны (и обижены жизнью): когда наступает беда — они приспосабливаются, но когда их бьют, они не могут дать сдачи.

А потом, когда всё вроде бы устаканивается и даже смерть не воспринимается как что-то из ряда вон, пробка вдруг заканчивается. Постепенно, двигаясь поначалу на второй передаче, машины начинают разгоняться. Группа распадается, а люди, ещё недавно неспособные выжить поодиночке, теряются и, возможно, уже никогда не увидят друг друга.

Финал автор оставляет открытым. Что ждёт этих людей дальше, очередная стоянка или нескончаемая гонка, преисполненная одиночеством, непонятно. И что вообще всё это было? Метафора нашей жизни? которая ушла с пробкой или наступит после неё? Я не знаю, но картина как живая, а рассказ произвёл очень сильное впечатление.

В этом рассказе меня возмутило отношение людей, проживающих рядом с трассой, к застрявшим в автомобильном заторе. Насколько бесчеловечные в своей жестокости люди. В них раскрывается вся система государства, вся западная и американская демократия, что так воспевается и насаживается всему миру. Крестьяне, фермеры боятся что либо продать из за закона, которое приняло государство, чтобы набить карманы всяким владельцам супермаркетов. Даже за стакан воды, проданый жаждущему, государство посадит в тюрьму, оштрафует, потому что это нарушает закон о торговле. Во Франции, получается, можно умереть на дороге от жажды и голода, с деньгами, только из за какого то закона запрещающего помогать людям попавшим в пробку длиною в несколько дней. Сами государственные мужи не пошевелились, чтобы организовать хоть какую нибудь помощь, дать воды-продуктов, а законы защищающие их карман они строго блюдут.

Мало того, эти фермеры, крестьяне, пришли и метали в людей застрявших в пробке камни, косы, вилы, и что там еще у них было. Полиции было наплевать, ее и рядом не было. Зато закон о торговле строго соблюлся. Ни цента не упустили стоящие у истоков закона.

Очень показательный рассказ.

Ужасающий в своей перспективе.

Спасибо за совет [b]maxxx8721[/b]

Я бы сказал, Лукас блуждает в ужасе о судьбе спутницы и своей, а уж во что это превращается у старого и не очень здорового человека.... Все мы с этим сталкивались, или ещё столкнемся...

Прямо российская изобретательность у ГГ... Образец как можно начать с мелочи, а потом перейти к полным удобствам. Вот только больницы такие в России редко встретишь, даже платные.... Сатира плюс юмор, сложно сказать чего больше

Интересные же вещи вычитываешь иногда о нравах в некоторых странах... А также об изобретательности, экономности человека.

Боже ж, насколько это правильно... Сам об этом задумываюсь постоянно. Человек умирает сначала вовне, недаром так тяжело жить тем, кто пережил своих детей и ровесников...

Можно было идти и менее сложным путем, но для этого следует быть не писателем... Иногда я тоже мечтаю о чем-то таком же не рациональном по отношению к тем, кто меня обидел, похоже мне пора начинать быть писателем...

Большинство читателей, прочитав этот рассказ, спросят, что курил писатель перед написанием? Меня же, как человека в данный момент не философски настроенного, более интересует, хотел ли бы я быть гидрой? Или может каждый уже гидра?

Философия, галюциногенный сон, сатира на собой — или всё сразу? Очень интересно, думать над этим гораздо дольше, чем читать этот рассказ...

На два абзаца микрорассказа сложно дать длинный отзыв: одно могу сказать, хоть и сатира, а в России что-то можно было бы и перенять)

Весь персонаж — полная сатира. Здесь: над писателями, писательской тусовкой, спорами ради выпендрёжа, напусканием тумана.

Вспоминается «Кин-дза-дза». Потрясающее сатирическое произведение против обывательства, глупости, стадности и ещё много чего.

Рассказ о загадочности женщины, о попытке её понять, как землянин пытается понять инопланетянина, а ещё о ревности к коту)

Однозначная социальная культурная фантастика. К клубам спортивных болельщиков мы привыкли, а вот к деятельным клубам фанатов звезд культуры — ещё нет... Нет, ну когда любители организуют спектакли и концерты своих кумиров — это ещё куда ни шло. Но полностью прокладывать путь своему кумиру под «чутким» руководством...

Трагическое и такое реальное произведение. Можно не сомневаться, что в деятельности разных революционных и преступных группировок таких случаев был далеко не один.

А что? Если знаешь, когда умрешь, и если находишься в сознании и уже примирился с неизбежностью смерти, почему бы не представить своих родных и знакомых, как они будут воспринимать твою смерть? Да и у писателей не такой уж редкий прием.