Джон Бойн «История одиночества»

Добротно сделанная, но очень одномерная вещь с магистральным посылом про вину умолчавшего. Центральный персонаж — конформист, который из корпоративной солидарности закрывал глаза на пакости других, ну и в конце, когда все вскрылось, возрыдал. Такова участь работников правоохранительных органов, медицинских сообществ — в нашей стране в гипертрофированных размерах — стучать нельзя, а то себе жизнь сломаешь. Этот принцип естественным способом впитывается, ну и в целях сохранения самоуважения формируется защитная маска, умение на замечать и не оефлексировать. Об этом роман. При внятном посыле и простоте он вполне нормальным языком написан и автор небезнадежен как рассказчик.

ПРОСТОТА ХУЖЕ ВОРОВСТВА

Я полагаю, что нас любя,

Как пасечник любит пчел,

Бог недостаточной для себя

Нашу взаимность счел...

Беда лишь в том, что любит одних,

А палит по другим.

Дм. Быков «Когда бороться с собой устал...»

Не думаю, чтобы католическая церковь стала для Ирландии большим из зол. Островное положение, скромные достоинства местных почв и эндемичной флоры, не самый благоприятный климат, тысячелетний протекторат Англии, относившейся к Эрин как злая мачеха к нелюбимой падчерице — в совокупности никак не меньше способствовали скудости на редкость бедных людей. В «Дураке» Кристофера Мура есть горькая шутка о св. Патрике, изгнавшем с Изумрудного острова всех змей, за что змеи по сей день ему благодарны. Многообразие талантов, снискавшее славу и богатство сынам и дочерям нации за пределами земли ирландской, не произвели того же действия на родине. а истовость ирландцев в вере не помешала им обрести мировую славу пьяниц, драчунов и задир.

Просто особенности менталитета, которые имеет смысл учитывать, пытаясь осмыслить любое явление. Это не означает, что берясь за чтение книги на модную тему педофилии, в которой замешаны были священнослужители, нужно штудировать тома библиотеки. Но необычайную приверженность ирландцев традициям, склонность к монокультурам позволившую вирусу фитофторы унести жизнь миллиона человек и в дальнейшем вполовину сократить численность населения страны, надо помнить.

Они не потому так высоко вознесли авторитет Ирландской Католической церкви, что сплошь были закосневшими в мракобесии идиотами, но потому, что принадлежность к этому институту давала гарантию защиты, и отправив сына в семинарию, родители знали, что ребенок защищен от житейских бед и горестей. В придачу к сану придется принять целибат? Что ж, быть посему. Зов плоти не на всю жизнь и не всех смущает одинаково сильно, кому-то секс вовсе не интересен, а если станет невмоготу, можно и согрешить. Главное, не забыть после покаяться.

Да, практика двойных стандартов. возведенная в абсолют. Потому что не может человеческое существо прожить жизнь, ни разу не бросив заинтересованного взгляда на особь противоположного (иногда своего) пола. А значит тот, кому в этом праве изначально отказано, будет страдать и скорее всего заставит страдать других, зависящих от него, безответных, обладающих меньшими, в сравнении с ним. привилегиями и без могучей организации, стоящей за плечом. Или не заставит. Все мы разные и отъявленных злодеев среди нас куда меньше, чем хороших людей и обывателей. которым грешить (даже и безнаказанно) лениво или брезгливо.

Джон Бойн в «Истории одиночества» вроде и пытается охватить вниманием многообразие этих аспектов, но получается у него, все одно, плоско и однобоко. Когда автор, тщась привлечь и удержать внимание читателя, на сороковой странице заставляет отца рассказчика покончить жизнь самоубийством, перед тем убив младшего ребенка (Медея?) и безуспешно покусившись на жизнь старшего, это нехорошо, воля ваша. Не потому, что таких родителей не бывает, в жизни хватает идиотов всех мастей, но потому, что мгновенно изобличает книгу, как «сделанную» — просчитанную и расписанную в соответствии с неким усредненным алгоритмом создания кассовой литературы. Вы скажете: «Высокий профессионализм». Я отвечу: «Торг во храме».

Хотите сильную правдивую и упоительно непростую, несмотря на адресованность к юной аудитории, книгу об Ирландии (и о священнике), прочтите «Чистый быстрый крик» Шиван Доуд.

По форме «История одиночества» напоминает исповедь: ирландский католический священник Одран Йейтс честно и без утайки рассказывает о своей жизни. Но с самого начала становится ясно, что это не частная история, а роман с острым социальным подтекстом. Уже первая фраза задает тон: «До середины жизни я не стыдился, что я ирландец». Понятно, что в какой-то момент главный герой устыдится этого. Хотя уже в детстве и подростковом возрасте ему стоило бы задуматься о своей жизни, если уж не в контексте национальной принадлежности, так хотя бы в вопросе о том, все ли идет в ней правильно. Простая ирландская семья: неудачник отец, который хочет большего, но получить этого не в состоянии; озлобленная на жизнь мать, а с таким мужем сложно было бы не стать озлобленной; трое детей, из которых главный герой старший. Атмосфера в семье была тревожная, но все-таки трагедии она не предвещала. Тем не менее, беда случилась. Погибли и отец, и младший сын. Мать после этого стала ревностной католичкой, ища утешения в Боге, она внушила себе, что ее второй сын должен стать священником. Так Одран и оказался в семинарии. Он не выбирал этот путь, за него выбрали, но он смирился и даже убедил себя в том, что вот оно – его предназначение. И Одран не один такой, конечно. Но все не так уж и плохо, ведь католический священник в Ирландии – самый уважаемый человек в обществе. Если не что-то иное, так хотя бы это позволяло примириться со сложившейся ситуацией. Но вот прогремел резонансный скандал вокруг сексуальных домогательств к детям в католической церкви, и все непоправимо изменилось, именно в этот момент главный герой и испытал стыд, который должен был бы испытать гораздо раньше.

Повествование развивается нелинейно, хотя было бы логично построить его по принципу классической автобиографии – от детства героя до его жизни в современности. Тут все не так. Одран Йейтс то и дело перескакивает из одного времени в другое, из прошлого в условное настоящее. Вот он рассказывает о том, как навестил свою сестру в 2001-ом году, а то пускается в воспоминания об учебе в семинарии, а тут увлеченно описывает свою жизни в Риме в 1978-ом году. И при этом постоянно намекает на события, о которых читатель еще не знает. Такой подход к изложению материала позволяет добиться любопытного эффекта. Дело в том, что Одрана Йейтса сложно назвать особо сообразительным человеком. И то ли он действительно недалекий, то ли сознательно старается не обращать на неприятные ему вещи внимание. В каком-то смысле он тугодум, который не понимает, что происходит прямо у него под носом. Но читатель, который внимательно следит за ходом повествования, будет явно прозорливей героя-рассказчика. И потому читателю-то все ясно. И ясно не только то, что случится дальше, но и то, чего Одран Йейтс упорно не замечает. И от этого становится порой липко страшно. Что же ты творишь, дурачина?! Куда ты смотришь?! Раскрой уже глаза! Да, герою предстоит все осознать. Но слишком поздно. И вот это позднее осознание травмирует его гораздо сильней, чем могло бы, если бы он взялся за ум раньше. С другой стороны, такой подход в подаче материала позволяет автору максимально оттянуть изображение того, что изменило не только жизнь главного героя, но и жизнь всей страны, а именно – скандала вокруг педофилии в стенах церковных учреждений. Да, читатель о нем знает. Герой-рассказчик периодически об этом заговаривает. Но это лишь подступы, намеки, он словно бы боится этой темы, не хочет ее поднимать. Но обойти ее невозможно. И рано или поздно придется ее затронуть. Все это оттягивание не только лишний раз говорит о том, насколько вся эта ситуация неприятна главному герою, но еще и делает финальное высказывание по-настоящему оглушительным.

Да, темы, поднятые Джоном Бойном, неприятные и болезненные. И работать с ними следует предельно осторожно. Не потому, что они, безусловно, провокационные. А потому, что автор, решившейся писать про них, легко может скатиться в обличающий пафос. Есть тут и еще один соблазн – максимально сгустить краски. Да, без обличающего пафоса в «Истории одиночества» не обошлось. Да, будут вам и поломанные судьбы. Но при этом Джон Бойн умудряется фокусироваться не только на этом. В романе нашлось место и забавным сценам, есть над чем посмеяться. Много будет ностальгических воспоминаний о жизни в Ирландии во второй половине XX века. Ведь книжка Джона Бойна не только про то, как в недрах католической церкви вскрылся чудовищный нарыв, а еще и про жизнь обычного человека на фоне общественных потрясений. Не зря автор сделал эпиграфом слова Э.М. Форстера: «Жизнь легко описать, но нелегко прожить». Да, «История одиночества» еще и про это. Хотя, думается, герою-рассказчику описать свою жизнь далось не менее сложно, чем прожить ее.

Не смотря на безжалостную демонстрацию изнанки церковной жизни в финале «Истории одиночества», нельзя сказать, что Джон Бойн написал антирелигиозный роман. Эту книгу можно, конечно, прочесть и в таком ключе, но, тем не менее, автор явно не стремился расставить все акценты столь однозначно. Да, все виноваты – и те, кто совершил преступления, и те, кто о них умалчивал и покрывал извращенцев, и те, кто просто не желал замечать происходящие непотребства. Но не лучше будут и те, кто устроил травлю не только провинившимся священникам, но и всем остальным. Джон Бойн, критикуя современную католическую церковь, не дает читателю забыть о ценностях христианства самого по себе. Осознание своей вины – это хорошо, пусть и не поможет уже пострадавшим. Прощение – это единственное, что делает нас человечными. В конце концов, не судите сами да не судимы будете. Герой-рассказчик явно забывает про последнее, а вот автор, который его придумал, явно хорошо помнит. И это позволило ему написать умный, хитроумно устроенный роман на сложную тему, который может многое сказать не только о конкретной ситуации в конкретное время в конкретной стране, но и о всем человечестве. Ведь одни скандалы сменяются другими, люди продолжают делать глупости и учиться могут только на своих ошибках. В жизни Одрана Йейтса ошибок было предостаточно. Научился ли он чему-то – решать читателю.