Александр Кондратьев «Цирцея. Реставрация мифа»

Дополнение античных мифов про похождения остроумного героя Одиссея.

Мне не понравилось.

Фирменный стиль и почерк А. Кондратьева (разумеется, как мне кажется) — романтизм, некая лиричность повествования, светлая грусть, декаданс. А тут — мрачная, в чём-то, циничная история о герое, который запутался в своих многочисленных женщинах. Ну, или, наоборот, рассказ о злых и вредных бабах, использующих мужчин по своему усмотрению.

Злая вещь. Нет положительных персонажей. Понятно, что античный мир, но, получилось, ну, не знаю, как-то, грязно, что-ли.

Получилась, какая-то, жестокая история. Понимаю, что мифы Древней Греции, в моем первоначальном виде, а не обработке для подростков, полны крови, убийств и эротики, но, тут, автор, ещё и дополнил классические предания...

Ну, на любителя.

Рассказ является вольным изложением мифа об Одиссее и Цирцее, в который Автор наверняка привнес что-то свое. Учитывая, что древний миф существует в нескольких вариантах, обогащение его авторской концепцией неизбежно.

История сия навевает странные и несколько фривольные мысли. Видимо, совсем скверно в античные времена обстояло дело с любовниками. Героев было, как блох на барбоске. Если кого убить, или что-нибудь украсть, или сплавать далеко, да пусть даже в Подземное Царство спуститься — на это всегда находились желающие. А вот женщину развлечь так, чтобы воспоминания и через годы душу грели, мало кто умел. Ну или конкретно Цирцее с этим сильно не повезло. Кто только не перебывал на ее острове, а запомнился один лишь Одиссей, да так, что и через двадцать лет сердце жаждало новой встречи. Маху дал Одиссей, несмотря на хитроумие, Гомером воспетое, не сообразил вовремя, что некоторым дамам лучше не запоминаться.

Не исключено, конечно, что личные достоинства героя особой роли не играли, и, вызывая его на остров свой, она реализовывала некое пророчество, следовала заданному судьбой пути. Причем пророчество это было ей известно лишь частично. Так, она напутствует Телегона привезти Одиссея на остров живым или мертвым и сразу после его отплытия начинает готовить волшебные зелья, то есть знает, что привезет мертвым. Но по прибытии гостей ищет Одиссея среди живых. Либо провалы в памяти у волшебницы наличествовали, по годам-то она давно не девочка, либо красота Телемака способность здраво мыслить отбила. А тут еще такое разочарование: бывший любовник за двадцать лет постарел, кто бы мог подумать.)

Прекрасная волшебница разочарована одним, очарована другим, и, по своему обыкновению, начинает играться с людьми, как с тряпичными куклами. Ей скучно. Любовь к Одиссею существовала только в ее воображении. Любовь к Телемаку оказалась столь извращенной и мимолетной, что и названия такого не заслуживает.

Разыграла волшебница очередную трагедию, растоптала несколько жизней, просто так, от скуки, ведь ничего плохого эти люди ей не сделали, а финал, похоже, не предвидела. Даже волшебницам не дано предвидеть собственную судьбу. Она так лихо распоряжалась судьбами покорных ей смертных, что не заметила королевскую пешку, можно сказать, собственной рукой подвела к себе палача.

На ум приходит древнерусская пословица: не рой другому яму, сам в нее попадешь. По сути, Цирцея сама создала оружие против себя: возомнив себя равной Афродите, она решала, кому кого любить, кому с кем быть или не быть, и в результате не успела дистанцироваться от финальной трагедии. Привыкла к всемогуществу, безнаказанности, покорности людей-игрушек, и не ожидала, что порыв чувств у одной из них может быть настолько силен и сокрушителен.

Рассказ необычайно яркий, древний миф изложен легким и эмоциональным языком рыцарского романа. В нем нет тяжеловесности первоисточника, он похож на волшебную сказку о том, что даже богам не позволено всё, ибо предел положен любому терпению.

Прекрасная вещь, из тех, в которых можно раскопать горы и горы смыслов, аллюзий, моралей, а можно просто прочитать, как волшебную историю древности.