Ханья Янагихара «До самого Рая»

В двух шагах от рая

Небеса мои обетованные, нелегко пред вами стоять.

Новый роман Ханьи Янагихары появился на Букмейте и Литресе, а значит можно читать. Строк не люблю, у них электронные книги только с телефона, что чертовски неудобно — все же при чтении в этом формате монитор дает на порядок больший уровень комфорта. Особенно актуально для объемных книг, с содроганием вспоминаю предновогоднюю эпопею чтения тысячи с лишним страниц «2666» Боланьо с телефона. Однако к роману.

«До самого рая» великая книга. Во всех возможных смыслах: 900 страниц объема; двести лет истории подробно прописанного мира, отличного от нашего устройством: колоссальное количество тщательно разработанных тем и сложнейшая проблематика; полтора десятка образов, и это не проходные персонажи, а именно герои, всякий со своей правдой, четкой мотивацией, повествовательной логикой; глубокий психологизм и великолепный язык, в каждой из частей свой, огромное спасибо переводчикам. Но главное, что позволяет назвать роман шедевром — он исподволь меняет читателя, по крайней мере, со мной это случилось.

Признаюсь, не числила себя среди поклонников Янагихары и до сих пор считаю «Маленькую жизнь» чудовищно слезливой и манипулятивной, а героя с его физическими и психотравмами, склонностью к самоповреждению, умением поменять унитаз, приготовить шедевр кондитерского искусства и при этом делать карьеру финансового аналитика с миллионными гонорарами — откровенно мэрисьюшным. Просто Золушка-стайл: перебери мешок пшена и мешок чечевицы, покрась стены, посади десять розовых кустов, дождись цветов, составь красивые букеты, а потом можешь полюбоваться сквозь щелочку как мы танцуем. Так вот, для тех, кто боится повторения — «До самого рая» книга другая.

Структурно это отчасти напоминает «Облачный атлас» Митчелла и «Море Спокойствия» Мандел, переходы от условного викторианства к современности, а затем в будущее. Объем распределен между тремя частями романа следующим образом: две примерно равные «Нью-Йорк» и «Липо Вао Нахеле» в начале составляют большую половину, заключительная «Восьмая зона» чуть меньшую. Писательница играет не по правилам, которые диктуют объемную экспозицию, а всякую следующую часть меньше предыдущей — чтобы читатель не заскучал. Больше того, скудость дистопии «Восьмой зоны» она дополняет эпистолярным романом, который тоже не самый динамичный из возможных жанров. Однако, вопреки опасениям, ты не можешь оторваться, а уровень эмоциональной вовлеченности в историю эмо-инвалида Иден выше самых слезливых подробностей жизни Джуда-Страдальца.

Время действия у каждой части свое: 1893 год первая, 1993 — вторая и 2093 — третья. Место действия — Нью-Йорк альтернативной реальности в которой нет Соединенных Штатов, но есть Свободные Штаты Америки. Страна гораздо меньше, в ее состав не входят нынешние южные штаты, и однополые браки в ней так же легальны, как разнополые. Возвращаясь к восприятию — утрированная гей-тема вначале раздражает едва ли не до отторжения, и не в последнюю очередь причина в моем случае была во внутреннем конформизме. Примерно лет восемь последних приучала себя к мысли, что квир — это нормально, но ушла никак не затрагивавшая тема из информационного пространства — и не жалко. Необходимость снова настраивать когнитивный аппарат на более широкий спектр восприятия не вовсе безболезненна. Говорю об этом потому, что большинство читателей наверняка столкнется с теми же «трудностями перевода». Так вот, дальше вы и думать забудете о начальном дискомфорте.

Характерная особенность романа — повторяющиеся имена, в каждой из частей есть опытные, дальновидные, терпимые Чарльзы, порывистые привлекательные бунтари Дэвиды, обаятельные авантюристы Эдварды. Фамилии тоже повторяются, Бингемы и Бишопы кочуют из одного столетия в другое, однако назвать книгу семейным романом не получится, главным образом потому, что каждая из линий обрывается открытым концом, в котором логичнее предположить фиаско, чем триумф. И все-таки продолжаешь тянуть ниточки, читая: ух ты, значит Дэвид из первой части не сгинул, попал на Гавайи, породнился с королевской фамилией? Ага, а Дэвид из второй унаследовал особняк на Вашингтон Сквер? Или нет и все они только тезки и однофамильцы, просто людей на свете много... Как ни странно, эта неопределенность, дающая возможность до-думать, еще одна мощная приманка романа.

Янагихара говорила, что давно хотела написать о браке, но история о браке — это всегда история о деньгах, и ей было интересно, каким образом распределялись бы роли и как все выглядело, если бы не было гендерных норм и различий. Итак, первая часть, конец ля бель эпок, респектабельный особняк на Вашингтон сквер. Молодой человек из высшего общества по имени Дэвид Бингем в центре матримониальных планов своего властного деда, который занят устройством его брака с богатым вдовцом Чарльзом Гриффитсом, в то время, как юноша влюблен в учителя музыки Эдвина Бишопа. Возвращаясь к теме имен, возможно имеет значение, что носители имен Гриффитс, Бингем, Бишоп были миссионерами, принимавшими деятельное участие в привнесении христианства на Гавайские острова. Гавайская тема одна из сквозных в романе, а для писательницы, чье детство прошло на Гавайях, она особенно значима. Так же, как тема колонизации и захвата земель с изгнанием коренного населения, звучащая рефреном.

Во второй части, Нью-Йорка 1993, неназванная болезнь опустошает ряды Дэвидов, Эдвинов и Чарльзов, разбивая в прах их непоколебимую самоуверенность. Молодой человек, клерк юридической фирмы по имени Дэвид (на самом деле зовут его Кавика, имя переделано в соответствии с тем же принципом, согласно которому гастарбайтер Алихан зовется в России Лешей) вступает в связь со старшим партнером фирмы, стоящим неизмеримо выше него на имущественно-социальной лестнице. И никто не знает, что он по сути гавайский принц, наследник королевской фамилии. Снова сложные отношения с отцом, который не может заботиться и защищать, снова отсутствие материнской фигуры в пространстве книги и замена родительской функции старшими родственниками через поколение. Бабушка и дедушки на роли родителей и отталкивающиеся от корней дети — еще одна сквозная тема.

В третьей части 2093 год альтернативной реальности романа. Общество в тисках неблагоприятной экологической обстановки и перманентной борьбы с эпидемиями, следующими одна за другой. Здесь правами поступаются ради обеспечения порядка, а свобода приносится в жертву страху. Молодая женщина по имени Чарли, единственная героиня на главной роли в романе, где остальные ключевые позиции отданы мужчинам. Внучка знаменитого профессора иммунолога Чарльза Бингема, который, спасая ее в детстве, вынужден был применить лечение, имеющее крайне неприятные отдаленные последствия. Письма деда станут ключом к большинству загадок этой части истории.

Поразительная по силе воздействия книга из тех, что много дает уму и сердцу, одаривая всем спектром положительного гормонального коктейля: серотонин (наслаждение отменной прозой), эндорфины («я прочла это, это со мной и во мне»), окситоцин (эмоциональная сопричастность). Однако неподготовленному читателю лучше бы взять что-нибудь попроще

#американская литература, метамодернизм, грандиозная книга, альтернативная история, дистопия, Ханья Янагихара, CORPUS

После «Маленькой жизни» ожидал от авторши большего. Судя по всему, посидев чутка на самоизоляции, она сильно впечатлилась и подумала, что из всего этого что-то будет. Не будет ничего, особенно того «ужаса» в виде «медицинской диктатуры», который она с таким пафосом описала в этом своём объёмном волюме. В общем-то, больше сказать об этой книге и нечего. Ну разве что один момент: будучи женщиной, авторша вообще не понимает мужскую природу. Она описывает отношения в мужских гомосексуальных семьях так, как будто речь идёт об обычной патриархальной семье с женщиной-«домохранительницей» во главе: мужчина ходит за мамонтом, приносит его и дальше не отсвечивает, женщина режет мамонта на куски и распределяет между членами семьи, растит детей, «хранит» дом и так далее... У нормальных людей это благолепие ничего, кроме гомерического хохота, конечно же, вызвать не может. Не говоря уже о трогательной заботе «дедушки» о его «внучке» (биологически к нему не имеющей никакого отношения), на которой построена вся последняя часть книги.