Какой позор, какой стыд, какая глупость, в конце концов!

Вот, думал я, редкий образец по-настоящему взрослой литературы, талантливой, печальной, в лучшем смысле болезненной. Умные люди влюбляются, совершают ошибки, всерьёз говорят об искусстве, делают искусство, мучаются из-за него — такое испортить почти невозможно, правда же?

Да чёрта лысого. Тридцатью последними страницами своего романа Бенжамин Вуд перечёркивает предыдущие четыреста и возвращает «Эклиптику» в стойло второразрядной беллетристики, в которой все проблемы решаются горстью антидепрессантов и сеансами психотерапии (подробности — см. в отзыве уважаемого osipdark'а).

Не вздумайте читать эту белиберду, каждый купивший становится соучастником страшного преступления: убийства литературы. Долой книжки со счастливым концом, не дадим докторам отобрать у нас наше одиночество! Оставьте нам наши кризисы и депрессию, живопись и безответную любовь. Сами боритесь со своей тревогой и ищите себе друзей. Мы хотим страдать.

У Татьяны Толстой есть автобиографический рассказ о том, как она в молодости поехала на дачу к ухажёру, а он, перепутав то ли день, то ли час, так и не пришёл её встречать на станцию. Толстая нашла дачу и увидела, как юноша мило пьёт чай на кухне, но вместо того, чтобы зайти, просто незаметно переночевала в сарае на участке, а по утру так же незаметно ушла — и больше никогда с этим человеком не виделась.

Ночью в сарае она испытала очень странное чувство – будто она оказалась «нигде», будто о её существовании никто не знает и никому до неё нет дела. Ровно то же самое случается с гладилинским Виктором Подгурским — только не на ночь, а на год. Он не поступил в университет и буквально не знает, что ему с собой делать. В армию рано, на работу с десятью классами ещё поди устройся, у старых друзей новая студенческая жизнь, любовь всей жизни — и та не отвечает взаимностью.

Тут, наверное, надо как-то продолжить, сказать про (огромную) роль повести в литературе пятидесятых-шестидесятых, про нарочито простой стиль, ну и что там ещё пишут в отзывах – но вы и без меня всё это найдёте в Сети. Скажу одно: в «нигде» однажды нужно побывать всем, а чтобы не забывать, как там было, можно перечитывать «Хронику». Точнее Гладилина (20-летнего пацана, ё-моё!) об этом состоянии писали не так уж часто.

Выступлю в позорном жанре «отзыв против уже написанных отзывов»: граждане, не верьте всему, что в них (других отзывах) сказано! «Плоть молитвенных подушек» — это ПАРОДИЯ на европейские тексты XVIII-XIX веков о Востоке. Па-ро-ди-я, понимаете? Издевательство над влажными фантазиями ханжей-викторианцев, видевших голое женское тело только в борделях и потому напридумывавших про Османскую империю чёрт-те что. Очень смешная книжка, если знать, над чем смеяться. А если не знать и оценивать роман как порнографию, то смеяться будут уже над вами.

Странно, но по этой всеми забытой повести даже лучше, чем по «Разгрому», видно, какого писателя мы потеряли. Не свяжись Фадеев с РАППовцами, был бы — в лучшем смысле слова — дикий сплав Купера, Гамсуна и Толстого. Ах, советская власть, что ж ты

Много пишут о том, что Хиченс якобы первым выдумал влюблённого, а не охваченного ненавистью призрака — не знаю, как минимум за пару десятилетий до него Тургенев вывел одержимое страстью привидение в «Кларе Милич». Что Хиченс, кажется, действительно сделал первым в мировой литературе, так это описал призрака б е с с о з н а т е л ь н о г о в самом прямом смысле слова: доктора Гилдеа преследует нечто, вообще не наделённое разумом и руководствующееся одними примитивными желаниями и эмоциями. Чёрт его знает, в чём тут дело, но этот поворот темы внушает куда больше отвращения и ужаса, чем любые лавкрафтовские склизкие чудовища и целые вымершие города. И правда, с чего мы взяли, будто сверхъестественное будет действовать по законам логики? Что после смерти нам оставят возможность мстить, расчётливо пакостить врагам или, наоборот, оберегать близких? Если по ту сторону нас и ожидает хоть что-нибудь, то скорее всего, именно существование в виде умственно неполноценного куска эктоплазмы. Мерзкие мысли, мерзкий рассказ. Твёрдая десятка.

«Последние дни Нового Парижа» держат оборону от обвинений сразу на нескольких фронтах. Желающих произнести идиотское «Что курил автор?» должен отбрить уже эпиграф, послесловие прикрывает тыл: я не я и лошадь не моя. Мол, просто запись чужой, ну да, не очень логичной и дёрганной истории. Пусть так, пусть Мьевиля нельзя упрекать в нагромождениях несуразностей, затянутости и в то же время скомканности фабулы, плоских персонажах и длиннющих (вот как это, только длиннее) предложениях — от главного всё равно не отбиться.

Главное — запретный жанр: любовное признание. Мьевиль триста с лишним страниц бесстыдно признаётся в любви к сюрреализму и Франции эпохи интербеллума. Отсюда пафос, захлёбывающаяся речь, наконец, общая невнятица (чего скалитесь? вспомните свои семнадцать). Такие книжки пишутся с очевидным наслаждением, но читать их неловко, как неловко смотреть на чужие объяснения. Излияния чувств и в жизни, и в литературе всегда кончаются ничем, слова путаются, всем скучно и холодно стоять на улице: «Господи, да поняла я, долго ещё?».

И потом, ведь это тупик. «Последние дни» — Мьевиль химически чистый, доведённый до абсурда, с засахарившимися фантазмами и двойным твистом в финале. Чуковский писал, как трудно быть Маяковским. Он отрубает хвосты у комет, выдёргивает себе живые нервы, женится на деревянной скрипке, облако обряжает в штаны — а всем плевать, потому что до этого он выкинул ещё тридцать два таких фокуса. Мьёвиль давно сделал девяносто шесть, а здесь ещё и запряг главных психов европейского искусства, но только быстрее получил тот же результат. Надежда мелькает в самом финале: сбеги ты уже из всех этих чёртовых городов разом, из Армады, Лондона, Нон-Лондона, Нью-Кробюзона, Нью-Парижа! Но нет, «Тибо переводит дух и переступает границу, возвращаясь в Новый Париж, всё тот же старый город». Действительно, куда он денется от своей возлюбленной, после стольких-то усилий. Осада только началась.

Есть отзывы, которые можно писать только взахлёб, пока не стыдно, поэтому сразу карты на стол — роман «Остров Сахалин» Эдуарда Веркина — лучшее, что я читал из недавней русской прозы. Так неправильно говорить, наверное, про книжку, где по трупам ходят, по трупам ездят бульдозерами и трупами отапливают города, но в неё правда сложно не влюбиться. Ощущения примерно, как после Маркеса: «А что, так можно было писать?» Можно! Выкидывать всю любовную линию, обрывать диалоги и сцены, где хочешь (на самом деле, где нужно, но всё равно в этом — небывалая свобода), вводить фантдопущения за 70 страниц до финала — всё можно и всё будет хорошо (а закончится очень скверно).

Страшно хочется, чтобы Веркина прочитало как можно больше людей и было с кем обсуждать вот эту гиковскую хрень, которую я обычно не перевариваю: откуда у Артёма татуировка, а может то, а может сё, — но в голову не приходит ни одного вменяемого способа вам всем его продать. Чехов+зомби? Ну да, но, видит бог, нет. Блестящая стилизация под Акутагаву? Ага, и толпы немедленно бросились покупать. История про конец света с главной героиней по имени Сирень? Лучше, кажется, не начинать.

Это просто книжка, которая бежит всех ярлыков, которую непонятно на какую полку ставить — то ли к мощным русским старикам, то ли к фантастам из числа самых шандарахнутых. Лично мне придётся впихивать в ряд с самыми любимыми

Думать про эту книжку интересней, чем, собственно, её читать. Читать «Центр тяжести» вообще не очень просто — и дело не в том, что начинается он, как типичный роман воспитания о мальчике из Ростовской области, потом превращается в историю о травме, а заканчивается антиутопией, что ли, или чёрт знает, как это назвать. Смена жанров замедляет чтение, но бывало в этом смысле и пожёстче: «Ожог» Аксёнова, например, или 14-я глава «Улисса». Скорее глаз цепляется за какую-то внутреннюю неправильность самого текста, расположения слов на странице. Паззл сошёлся на сцене, где бывший советский инженер (а дело происходит уже в 90-е) говорит двум школьникам:

- И потом я сказал себе: «Эй, эти парни не просто шпана... Эй, я тоже должен поговорить с этими пацанами, вправить им мозги»

Бог с ней с тавтологией — советский инженер просто не мог такого сказать. Или точнее — так в русской литературе сказать не мог никто; что в XIX веке, что у Сорокина не найти приёма с малость раздолбайским внутренним рассказчиком, не найти мысленного монолога, начинающегося со слова «эй». «Центр тяжести» не кажется русским романом, его как будто ураганом принесло на наши головы откуда-то из Канзаса, и в анамнезе у автора явно условные Гибсон и Тартт вместо Трифонова или Стругацких. Герои сначала живут в деревне, но догадаться об этом можно только по упоминанию каких-то абстрактных полей, здесь нет и намёка на влияние деревенской прозы; они вроде как ходят в школу, но в отличие от огромного пласта советской литературы про детей школа вообще не играет никакой роли в их жизни; старшеклассники в провинции отмечают Хэллоуин, нарядившись в Макмёрфи, Рипли и Пеннивайса. Продолжать можно долго, скажу просто, что в конце концов не удержался от эксперимента и дал прочесть друзьям (все филологи, прости Господи) пару страниц, не называя имени автора. Никто не догадался, что книжка отечественная.

Всю дорогу меня, само собой, страшно волновало, специально это всё или само получилось. Оказалось, специально: Поляринов честно признаётся в интервью, что хотел написать американский роман на русском, чтобы про современность, с твистами и нестандартной формой. Well done, но самое смешное, что лучшие куски в романе выполнены в совсем другой манере — сказки матери главного героя больше всего напоминают каверинские поздние вещи типа «Лёгких шагов», осенние, щемяще-радостные. Совершенно советские сказки и становятся центром тяжести романа, островом человеческих ценностей посреди нового дивного мира, в котором одни выросшие дети строят систему тотального цифрового контроля, а другие пытаются вырваться за пределы недавно построенной Великой русской стены.

Поляринов не мог добить роман пять лет, по ходу дела несколько раз менял замысел, но в итоге у него вышла книжка, ну, не скажу умнее его самого, но явно менее однозначная, чем планировалось.

И вот что-то подсказывает, что Аксёнов всплыл здесь не зря (хоть и, клянусь, случайно), тот тоже был большой «штатник» и воровал у Сэлинджера с Воннегутом, как может себе позволить только большой писатель. «Центр тяжести» это как если бы Василий Палыч начал без комсомольского разбега сразу с «В поисках жанра». И хорошо — поиски всегда интересней их финала.

Помимо акул, горилл и больших, но злобных крокодил в Африке, как ни странно, водятся ещё и писатели. И кто из них страшнее, далеко не так очевидно, как кажется. Амос Тутуола (он относится к последним) родился в 1920-м году в Нигерии, окончил 6 классов средней школы, потом пошёл работать кузнецом. Писателем стал по чистой случайности, долго работал на радио, умер за 3 года до начала нового века. «Путешествие в Город Мёртвых» — его первая повесть, написанная в сорок шестом после прочтения в газете объявления о сборе сказок народа йоруба.

Молодой человек, потеряв постоянного поставщика алкоголя и не найдя ему лучшей замены, отправляется на тот свет (своими ногами), чтобы вернуть себе возможность употреблять пальмовое вино в неограниченном количестве. По пути он берёт в плен Смерть, отбивает у прекрасно собранного джентльмена (который к тому же неплохо разбирается на части) девушку и женится на ней. Затем у девушки вздувается палец, из него рождается их сын, которого главный герой сжигает, а сам превращается в лодку, ящерицу, воздух попеременно… Без ухмылки пересказывать сюжеты Тутуолы может взяться лишь кто-нибудь столь же безумный, как и он сам. Это настолько чуждые европейцу истории, что кажется, будто и не было Шекспира с Толстым. Да Тутуола и не знал об их существовании, он, в отличие от европейских писателей, всё ещё внутри пространства легенд.

Первозданный, дикий хаос, бурлящее варево слов. Пьянарь встречает в пути мёртвых детей, Красную Девушку, стаю огромных глаз – книжка больше всего напоминает сборник страшилок. Но самое страшное — даже не нагромождение абсурда, не чудовища за каждым кустом, а внезапные, непонятно откуда взявшиеся прорывы современности в африканскую страну чудес. Огромные черепа гремят, как «1000 бочек из под бензина», ребёнок-мутант говорит «приглушенным, как в телефоне, голосом», а плато, населённое немыслимыми тварями, «ровное, как футбольное поле». Остаётся только поражаться живучести мифов этих странных йоруба. Их отправили на другой конец света, крестили, а они превратили христианство на Карибах в чёрт знает что. На них стремительно наступает прогресс, а они просто делают его атрибуты частью своих сказок. Литературный негр Амос Тутуола неплохо приспособился к эпохе капитализма – он с какой-то шурабалагановской точностью подсчитывает все доходы и расходы своих персонажей, не упуская ни одну деталь. Потому, видимо, один из всех африканских авторов и стал известен широкой публике. В 1986 году нигериец Акинванде Воле Бабатунде Шойинка получил Нобелевскую премию по литературе, но его никто не знает (что неудивительно с таким-то именем), а рассказы полуграмотного Тутуолы издают по всему миру. Далеко не факт, что подобная известность сослужит хорошую службу нигерийской литературе, но и то неплохо. Тутуола — чёрная дыра во вселенной современной словесности. Невероятно притягательное и жутковатое чтение. Так что вы ходите, дети, в Африку гулять.

Начнём, пожалуй, с того, что я не читаю отечественной юмористической фантастики. Вообще не читаю — книги Белянина, Емца, Буслаева и прочая и прочая никак меня не трогают, поэтому я тоже не трогаю их в книжных магазинах. Более того, все эти почти хлебниковские смехачи, что смеянствуют смеяльно, меня слегка раздражают. Можете смело называть подобное снобством — это оно самое и есть. Поэтому я сам не до конца понимаю, чем была вызвана покупка мною книги Братьев Уокеров. Может быть, добродушным лицом тролля на обложке, может быть, желание попробовать что-то кардинально отличающееся от того, что читаю обычно, а может потому. что денег со сдачи хватило именно на эту книженцию (она, правда, очень дёшево стоила). Уже не важно. Факт в том, что покупка была сделана. Мораль всей этой небольшой истории права — выстрел наугад тоже бывает удачным.

Собственно, о книге. Сюжет, если говорить о нём в общем, не слишком поражает новизной. Есть древнее Пророчество (1 штука) о борьбе Добра и Зла, есть Выбранный (1 штука), у него, как у всякого нормального Выбранного, есть враги (их, как ни странно, сильно больше 1-го). Соответственно наш герой в компании верных товарищей и под чутким руководством мудрого Мага должен победить Зло, и всё будет хорошо. После такого количества заглавных букв в предложении хочется писать только строчными до конца отзыва. Но... всё идёт не так. Ни Выбранный, ни его враги не могут ничего сделать нормально, по канонам жанра. Слуги Зла тупы, как пробки, слуги Добра — трусливы, словно зайцы (даже, если речь идёт об огнедышащих драконах). Следовать Пророчеству решительно не получается ни у кого. Всё действие подчёркнуто несерьёзно, мультяшно. Не совсем глупо, порой встречаются не просто забавные, но и умные, в добавок, фразы. Никаких пошлостей, даже намёка на скабрезность нет. То есть да, всё это очень напоминает Пратчетта — первые книги цикла о Ринсвинде, в особенности. Но это всё же лучше, чем набор гэгов изданный под одной обложкой, на которой написана фамилия известного автора. Качественная работа по высмеиванию шаблонов фэнтези — то, чего давно не хватало нашей фантастики. Не шедевр — сравнение с Пратчеттом вовсе не говорит о том, что в «Мёртвой линии» есть глубина романов создателя Плоского мира. Однако, это, наверное, лучшее, что есть в жанре на данный момент.

Желаю дальнейших успехов авторам!

Множество государств, которые всегда готовы вгрызться в горло друг другу; невероятно могущественная Церковь, при чём самая что ни на есть католическая — с латынью, Папой и, что главное, настоящим христианством, никаких изголений над верой — изменены лишь названия библейских стран и городов; Братство Стражей — организация, занимающаяся поимкой и уничтожением тёмных душ, оставшихся после смерти на земле, и Орден Праведности, постоянно следящий за Братством — всё это элементы мира, в котором происходит действие нового романа Алексея Пехова «Страж». Почему я начал отзыв с краткого описания вселенной? Потому что создание запоминающихся миров всегда было козырем Пехова. В этот раз вышло нечто неожиданное — с одной стороны, вроде описывается «просто» Европа эпохи позднего Средневековья с магией, странствующими душами и разными нелюдями. Кстати сказать, не могу однозначно ответить, понравилось ли мне использование христианства или нет, не совсем понятно, откуда оно появилось в мире «Стража». Но, по крайней мере, суть религии точно не извращена. Однако, всё становится куда интересней, когда в книгу «погружаешься» полностью — детали расцвечивают мир: далеко на Востоке есть абсолютно реальные врата в Ад (неудивительно, почему Церковь не теряет своего значения даже на пороге Нового Времени), каждый год проходят шабаши ведьм (иногда и совершенно легальные), ну и отсутствие приевшихся фэнтезийных рас радует. В общем, планка качества у Пехова здесь не снизилась.

Ну и что же происходит в этом причудливом, эклектичном месте? Главный герой — Людвиг ван Нормайенн — опытный страж участвует в решении поистине глобальных вопросов, при этом вовсе не желая вмешиваться в большую политику, наживает себе кучу врагов разного масштаба, пытается разобраться с личной жизнью, ну и походя выполняет свою работу (кто после этого скажет, что мужчины не могут делать несколько дел сразу?). Структура книги несколько необычна — её и романом-то можно назвать лишь с натяжкой. Дело в том, что она состоит из шести взаимосвязанных историй (которые, однако, можно читать и по отдельности). Да, мне тоже это напомнило первые книги про Геральта, но нити, связывающие новеллы несколько крепче, чем в историях про ведьмака. Когда вы будете брать эту книгу (а я уверен, что будете — новый роман Пехова пропускать не стоит), помните, что это лишь начало цикла. Которое, по традиции, обрывается на самом интересном месте — автор верен себе. Читая «Стража» видишь, как по всему роману развешиваются ружья, грузчики стараются незаметно расставить в кустах рояли, которые сыграют свою роль в следующих частях.

А вот на самом герое надо остановиться поподробней. После того, как я прочитал достаточно много книг Алексея Юрьевича, не могу не сказать об определённой однообразности героев, их психологических типажей. Все эти воры, наёмные убийцы, полумёртвые дворяне-нелюди (в хорошей компании, как ни крути, оказался Людвиг) словно говорят одним голосом, мыслят почти одинаково. Понятное дело, у всех есть свои особенности — так страж обладает, скажем так, чуть более моральными принципами, чем Гаррет и Нэсс. Не то, чтобы он был праведником, но всё-таки.

Короче говоря, новое произведение Пехова мне понравилось. Не без недостатков, но в общем и целом очень хорошо.

Когда-то, очень-очень давно — тогда не знали ни телевидения, ни самолётов, ни, о ужас (!), Интернета — люди писали истории о жуликах и пройдохах, которые занимались тем, что выполняли самое главное желание каждого человека — ведь ничего мы не хотим так сильно, как быть обманутыми. И потому неудивительно, что эти плуты неизменно вызывали любовь публики. Вот из плутовских романов XVII века и «растут ноги» у «Сэра Невпопада из Неоткуда».

Кривенькие такие ножки, и сам он весь кривенький — калека, рожденный проституткой в убогом трактире не менее убого городка. Ну какой из него герой — ведь мы-то знаем, как выглядит настоящий спаситель принцесс и истребитель драконов — стройный, ловкий, бесстрашный, уверенный в себе. А, глядя на Невпопада (и имя у него дурацкое), сразу понимаешь — такой только о своей шкуре и думает. Про такого никогда не подумаешь, что ему уготована великая судьба. И сам главный герой это прекрасно осознаёт — никаких блюдечек с голубой каёмочкой ему никто не принесёт, скорее, это он будет официантом на балу властителя. Поэтому он решил добиться всего сам, любыми доступными методами, в том числе обманом и подлогом. Вся фигура Невпопада является опровержением идей о рыцарской чести, благородстве и верности. Герои, как правило, очень быстро гибнут — лучше идти обходным путём. И наш калека так и делал до одного очень важного момента — по сути, роман о том, что бывает, если ты пытаешься делать нечто абсолютно не согласующиеся с твоей жизнью, твоей стезёй.

Роман Питера Дэвида куда глубже любого из плутовских романов эпохи Возрождения — это не просто описание похождений ловкого хитреца, это история исковерканной человеческой жизни, жёсткая и беспощадная, при этом на диво задорная и смешная. Думаю секрет успеха книги в том, что нам рассказывают правильную историю, не каноническую, а именно правильную. Вот такой вот парадокс — вывернутое наизнанку героическое фэнтези оказалось лучше своей «традиционной«стороны.

Недостатки тоже имеются — автор безумно, непозволительно многословен — описание драки может длиться столько же, сколько и описание битвы двух огромных армий в произведении других авторов. А главная проблема книги и цикла заключается в том, что на русском изданы только два тома. Хочется топать ножками и кричать: «Хочу ещё!!!» — но дяденьки и тётеньки из Эксмо на эту истерику никак не отреагируют.

Представьте, что наш мир — не единственный. Что существуют неизведанные земли, даже неизведанные времена. Сотни тысяч миров — похожих на наш и совершенно от него отличающихся. И все миры представляют собой единое целое, огромную Вселенную, в центре которой возвышается тот стержень, что сохраняет равновесие. Основа основ мироздания — Тёмная башня посреди поля красных роз. Недалеко от неё стоит небольшой на фоне удивительно изящной громады человек. Жилистый, с лицом, иссечёнными морщинами, брюнет смотрит на цель своей жизни. Смотрит своими странными холодными глазами. Глазами последнего стрелка.

Роланд Дискейн несомненно один из самых ярких героев современной литературы. Он сочитает в себе черты героя романтической поэмы XIX века, из которой и выросла вся эпопея, с типичной для «спагетти-вестернов» натурой одинокого ковбоя. Спокойный, фанатично идущий к своей цели, последний в своём роде во всех смыслах этого слова, он не может ни привлечь к себе внимания читателей. Но он вовсе не очередной персонаж фильма о Диком Западе, и уж точно не Чайльд-Гарольд — Кинг придал стрелку глубину, он сделал его живым человеком, у которого «просто» не осталось ничего кроме цели да двух револьверов. По ходу романа он словно размораживается, его душа выходит из анабиоза благодаря вновь обретённому ка-тету: Эдди, Сюзанне, Джеку и, конечно, Ышу. Одно из главных достоинств «Тёмной башни» — несмотря на обилие героев, нет персонажей-функций в привычном нам смысле. «В привычном смысле», потому что в любом случае всё служит Башне, всё служит Лучу, ка и Гану.

Стивен Кинг смог, нанося всё новые слои повествования на картину этой великой истории, открывать новые слои смысла — он не затерялся в дебрях собственного

воображения, огромного замысла.

Из рассказа об постапокалиптическом мире и последних выживших в нём людях роман перерождается в повествование о поиске себя, поиске смысла жизни. Незаметно «Тёмная Башня» становится историей и о любви, о жертве, о фанатичном следовании к почти недостижимой мечте. В определённый момент в голову закрадывается мысль, что ты читал и читаешь очередную сказку о спасении мира. Но со временем опасения рассеиваются — «Песнь Сюзанны» и последняя часть истории говорят о потерях, и перед читателем возникает старый как мир вопрос: что важнее, мир в душе или власть над остальной Вселенной? И когда нам кажется, что история рассказана до конца, автор переворачивает всё с ног на голову, превращая эпопею в притчу об искуплении, и хочется перечитать всё заново.

Вернее, пережить. Ты тоже там, в ключевом мире.

И вместе с жилистым черноволосым человеком с глазами стрелка ты идёшь через поле роз, которые слегка колышутся на ветру, к центру Бытия. Солнце уже садится, как раз за башней, и она преображается в некий чёрный провал, щель в другие измерения. Но это лишь обман зрения, и вскоре вы подходите к двери, замираете на секунду перед входом в ожидании момента, когда исчезнет трубный глас, который слышится на поле. Медленно кладёте на землю револьверы — они были с вами всегда, тяжело расставаться. Хотите взяться за ручку, но дверь открывается сама, без всякого скрипа. И вы видите...

Ну-сс, начнём.

Берём историю 1-ой трети XIX века, растворяем её в ярком, горячем, расплавленном языке Олди и Валентинова, теперь устанавливаем анион-Эминент и катион-Эрстед и пропускаем через расплав сюжет высокого напряжения. На выходе после такого своеобразного электролиза получаем алюминий или, лучше сказать, алюмен (Серебро Тринадцатого Дракона, если вы любитель Востока).

Роман хороший, честно. Особенно на фоне остальной русскоязычной фантастики, но от Олдей и Валентинова ждёшь явно большего. Во-первых, есть банальные фактические ошибки, о которых говорили уже все — от Рыбакова до форумчан на сайте авторов. Во-вторых, главный протагонист — Эрстед-младший (или средний, учитывая сына?) — функция и не более того. При этом все остальные персонажи являются личностями, что, в принципе, не удивительно, ведь герои «Алюмена» — Дюма-старший (хоть здесь всё ясно), Андерсен, Гарибальди, Пушкин, Фредерик VI и т.д. Я замучился составлять хронологию похождений научного интернационала — флешбеки — это хорошо, но и меру знать надо. Поразило, что дуэт (или трио, тьфу ты, одни неясности) авторов так просто встал на сторону науки и не стал рассматривать многочисленные вопросы, возникающие в связи с Большим Проектом наших потомков.

Но, хватит о минусах, хорошего больше — замечательная атмосфера мира той эпохи: диккенсоновский Лондон, Париж Дюма, Копенгаген... ну за неимением кого-нибудь посерьёзнее возьмём знаменитого сказочника — Андерсена (не писать же Хёга), таинственный Китай. Интересный сюжет, основанный на необычных идеях, и ещё много всего такого, что я не хочу перечислять, боясь стать совсем уж банальным.

В общем, хороший алюминий вышел. Уважаемые профессора из Харьковского института приключенческой литературы им. Жюль Верна справились с заданием отлично.

Солёные брызги океана, на который смотрит худой, жилистый человек в тёмных одеждах... Блеск шпаги в лунном свете... Огонь факела, разгоняющий тьму в жуткой пещере, куда забрёл одинокий искатель не приключений, но правды...

Из этих картин соткан в моём сознании образ грозного странника, неутомимого пуританина — Соломона Кейна. Творчество Говарда — это литература Героя, храброго, умного, сильного и почти всегда одинокого. Он всегда — главное в книге, её композиционный центр, всё и вся вокруг него — лишь декорации. Соломон Кейн на фоне журналистов, детективов, боксёров и воителей смотрится с одной стороны необычно, а, с другой, не является персонажем совсем уж незаурядным. Защитник несправедливо обиженных, виртуозно владеющий холодным оружием, боец до мозга костей — типаж для автора «Конана» не новый. Куда важнее мотивация, движущая сила героя — это не любовь, не жажда денег и власти, а вера в Бога. Неистовая, всепожирающая и слепая вера направляет Кейна во всех его бесчисленных странствиях и даёт ему силы выйти из самых сложных ситуаций. Вера — его лучшие доспехи и самое грозное оружие. Кейн выглядит не главным героем рассказов американского фантаста, а персонажем романтической поэмы XIX века.

Холодный, говорящий чрезвычайно пафосно, по утверждению автора почти никогда не ругающийся матом (хотя пуританин делает это в каждом рассказе с не меньшей виртуозностью, чем наносит удары шпагой) фанатик всегда остаётся верен в себе — его описание никогда не меняется, он даже действует всегда одинаково: пришёл, попал в плен/потерпел первоначальное поражение, разозлился и победил. Святая простота, читать про которую, тем не менее потрясающе интересно.

Говард обставляет в принципе абсолютно знакомые сюжеты так, что читатель проглатывает, не замечая, что такое уже где-то было.

Странный, завораживающий мир XVI столетия и сам англичанин с верной рапирой в руке в конце концов становится настолько близок, что расставаться безумно жалко. И, дочитав последние строчки финального стихотворения, становится грустно, что ты не можешь пойти с Соломоном на край света и дальше.

«Сила в движении» Максим Горький.

Судя по всему, именно этому принципу следовал Вадим Панов при написании «Продавцов невозможного». Повествование не то, чтобы несётся с бешеной скоростью, но оно тебя захватывает. Я впервые за много месяцев читал так быстро, и за это я искренне благодарен автору. Язык, герои с их душевными переживаниями незаметны на фоне великих событий. Все рассуждения о религии, пророках и Традициях являются частью романа, важной и нужной, но не более. Эта книга, да и весь цикл в целом не о Вере, и все пассажи (порой появляющиеся в книге искусственно) на эту тему неубедительны. В первую очередь, потому что, рассуждая о таких вещах, нужно говорить о простых людях — не пророках, не Избранных и не гениях, а о таких как мы с вами. Следить за действиями и мыслями абсолютно непобедимых, «крутых» персонажей интересно, но в их существование не верится. А вот в тот мир, где они живут — вполне. «Анклавы» — цикл о нашем мире, причём даже скорее о дне сегодняшнем, чем о возможном будущем. О мире, где людям нужна надежда, нужна цель, а Великих Идей больше нет, и люди идут в храмы. О мире, который застыл в тупике — давно вы слышали о значимых открытиях? Да вообще — давно ли вы на звёзды смотрели и мечтали о них?

Да, Панов создал относительно убедительную картину будущего, но, думаю, автор и сам понимает, что это лишь игра с читателем. Хочется верить, что Вадим Юрьевич сумеет преодолеть свои недостатки или превратить их в достоинства.

P.S.: За фразу: «Это Африка, мать её!» — отдельное спасибо.

Ничто не может быть приятней страннику, чем возвращение домой. Ты ощущаешь потрясающую лёгкость и хорошую, правильную усталость. Словно оглядываешься назад и думаешь: «А зачем я куда-то уходил?». И тут же понимаешь, что именно долгие путешествия делают дом, даже саму мысль о нём столь привлекательным. Вот и я, прочитав за полгода Памука и Клавелла, «Алиедору» и «Американских богов» и многих других, в итоге вернулся к истокам, тому, с чего началась моя любовь к фантастике, да и, наверное, массовое увлечение литературой, чтением вообще — творчеству Марии Семёновой.

После «Джокера» я было совсем разочаровался в этом авторе и дал себе зарок не покупать её новых книг. И, естественно, его нарушил, увидев на обложке книги знакомую фамилию. Первая часть «Бусого волка» оставила странные впечатления — неплохой вроде бы роман обладал одним существенным недостатком — скомканной, оборванной концовкой. Тогда я ещё не знал, что это начало цикла, а в таком контексте подобный финал книги имеет хоть какое-то право на существование. Думаю, если бы «Бусый волк» и «Берестяная книга» вышли бы одним романом, то и вопросов бы не возникло. «Берестяная книга» — прямое продолжение первого тома, действие начинается там, где оборвалась нить повествования в прошлый раз — сразу после уничтожения Змеёныша. Сюжет приобретает неожиданные черты, хотя кое-что осталось неизменным — поначалу неспешный ход развития приключений Бусого со товарищи (зачастую в первой части роман просто превращается в описание быта) всё ускоряется, переходя в бешеную скачку (причём в столь резкий скачок происходит в один момент) ... чтобы в один момент оборваться. Нас снова оставили ждать продолжения.

Удивило довольно странное для Семёновой желание показать героев с разных сторон. В принципе в книге был момент, когда она могла стать психологическим романом. Но не стала — эта книга о подростках и для подростков, их в дебри человеческого сознания гнать не надо. Герои тем не менее стали более реалистичными.

Язык в «Берестяной книге» — это особая тема. Возникает ощущение будто внезапно поменяли правила русского языка, и в конце абзаца теперь всегда должно стоять многоточие, а не точка. Куча старославянских слов, типичные обороты Семёновой — всё то, что в «Джокере» меня раздражало, после прочтения множества разных книг здесь обрадовало, да и смотрелось это в новом романе логичней, чем в истории о Великой Игре.

В общем всем любителям Семёновой брать — недостатки есть, но если в других книгах вы их не замечали, то и «Берестяная книга» пойдёт на «ура». И писать отзывы на фантлабе, а то как-то странно выглядит — у одного романа их за сотню, в то время как у других по одному. Твёрдая восьмёрка.

Непрерывно вращается колесо истории, сплетая множество нитей-судеб в прекрасный гобелен, имя которому — Мир. Ибо если и есть Колесо Времени, то это колесо прялки. Никто не знает, каким будет узор в итоге, он непредсказуем. И даже странный чужеземец может оказаться дядей правителя великой державы, а маленький флорентийский мальчик стать великим османским воином.

В первую очередь «Флорентийская чародейка» — книга о том, что несмотря на всё огромное разнообразие мир, в конечном счёте, един. И люди, живущие на разных концах света, исповедующие разные религии, тоже одинаковы. Это роман о тех силах, что объединяют нашу вселенную и, в первую очередь, о любви. Ну и о религии — старый безбожник Рушди не мог ни попытаться убедить людей в ненужности Бога. Сюжет книги строится на сплетении совершенно разных линий повествования, начиная судьбой Никколо Макиавелли и заканчивая историей империи Великих Моголов. В последствии все они приводят читателя к странной — очевидной и непредсказуемой одновременно — концовке. Написана «Чародейка»... какое бы подобрать слово поточнее... изящно, думаю, это определение подходит больше всего.

Нельзя сказать, что роман не лишён недостатков, так, в существование главной героини совершенно не верится, образ автору совершенно не удался, но все они становятся малозаметными на фоне величия замысла. Собственно говоря, плохо прописанный персонаж — Кара-кёз — единственная неудача Рушди.

Читать обязательно.

«Отвлечённо висел в воздухе хруст валенок по обильному свежевыпавшему снегу. Хлопья его падали и тихо носились в воздухе. Казалось, щедрое белое небо хочет окончательно похоронить под голубыми сугробами город.» — вот прочтёшь такое и не сразу понятно, кто писал — классик или современник. Уровень владения русским языком у Буркина, несомненно, блестящий. Блестящий настолько, что слепит глаза, и кроме красоты фраз ничего не замечаешь. Всё уходит на второй план — герои, сюжет, проблемы, поставленные автором. Да Буркин и сам это прекрасно понимает, и потому в книге ни сюжета, ни проблемы просто нет. Герои словно отсутствуют — Бакчарову симпатизируешь, но не более. Уж не знаю, почему Буркина сравнивают с Гоголем. По-моему, людям, которые это делают, стоит перечитать «Тараса Бульбу», например. «Фавн на берегу Томи» — док-во того, что красиво и правильно употреблённый русский язык сам по себе может сделать из бессюжетной, по сути, книги отличное произведение. Некоторые назовут роман «глупым словоблудием» — их право. А некоторые скажут, что это памятник речи.

Я отношусь к последним — твёрдая 8.

Вам не надоело слушать/смотреть/читать про конец света в 2012 году? Судя по всему, издательство «Азбука» считает, что нет. Мне искренне хочется верить, что оно наглым образом заставило Марию Семёнову написать книгу на эту тему вместе с Феликсом Разумовским. После первой части я было подумал, что в итоге выйдет неплохой боевичок, за все достоинства которого благодарить стоит Марию Васильевну, а за недостатки, как всегда, ругать её соавтора. Прочитав, его можно было бы поставить на полку в задний ряд и спать спокойно.

Но нет — всё оказалось куда хуже. Чтобы исправить моё (как, наверняка, и многих других читателей) мнение об всём цикле, авторам придётся написать блистательную концовку. Итак, поехали:

- После впечатляющего размаха событий, описанных в «Игре нипочём», Семёнова и Разумовский зачем-то свели всех героев в одно место и выбрали для этого, локацию хуже которой в качестве поля для борьбы высших сил не может быть ничего — райцентр в Ленинградской области. Похоже авторы не знают, что в циклах обычно всех героев собирают вместе в последней книге, а не в середине. А идея описать «великие» события на фоне жизни обычных людей с треском провалилась. В итоге, действие приобрело местечковость.

- Герои книг Семёновой потеряли привлекательную для многих цельность, ясность, чистоту и стали картонными куклами. Их «трагедии» меня не впечатляют, персонажам не сочувствуешь. Всё это же много раз было — теперь эти ходы выглядят скучно и глупо.

- Идея о «мастях и достоинстве» — бред. Читайте Достоевского, господа, может писать научитесь.

- Язык автора «Волкодава» мне стал надоедать. От многоточий после каждого второго предложения устаёшь.

Полное разочарование. Худшая книга у обоих писателей. Иду на сделку с совестью и ставлю 5 только потому, что ниже оценку Марии Семёновой я поставить не в силах.

Глядя на увесистый том, в котором собраны все романы о Джиме Ди Гризе, я думаю: «Господи, что же я читал в свои 13 лет?»

Гаррисон создал довольно скучный мир, в котом полно несуразностей. Гарри не особо заморачивался по поводу придумывания технических новинок, возможных в будущем, и социального устройства Галактики. Всё абсолютно заезженное и использованное сотни раз. Главный герой — вор, мошенник и вообще нехороший человек. Который, как и все персонажи такого плана, не может не вызывать симпатию у читателей. Он и его семейство, состоящее из двух не отличающихся большим умом сыновей и жены, которая готова на всё ради собственной красоты, с потрясающей лёгкостью попадает в переделки и так же легко из них выбирается. Смешно мне было первых книг 6, всё что дальше — высосано из пальца. Но при всём этом после прочтения историй о похождениях Крысы Из Нержавеющей Стали у меня на душе осталось ощущение праздника.

Поэтому, когда я смотрю на на всё ту же книжку, мне в голову приходит мысль: «Эх, а хорошее времечко всё-таки было!»

Послушайте: у чёрного, чёрного леса стоит чёрная, чёрная мельница, и в её глубине в чёрной, чёрной комнате сидит Мастер, читая Корактор — чёрную, чёрную книгу...

Что, не страшно и не интересно, всё это вы уже видели и слышали? Тогда послушайте: жил да был парень с тяжёлой судьбой, и не было у него ни одной родной души на всём белом свете. И вот он попал туда, где его стали обучать магии, и скоро он стал колдуном. Именно ему уготовано судьбой победить вековое зло... Опять не угодил? Ну естественно, я ведь не Отфрид Пройслер, уж он-то знает, как рассказывать сказки, после которых снятся одноглазые твари.

«Крабат» — это, безусловно, книга, которую вы должны прочесть сами и которую вы должны дать прочитать своей младшей сестре (если таковая имеется). Можете быть уверены: на «Сумерки» она больше никогда не посмотрит. Мрачная, вязкая атмосфера, созданная автором завораживает. Именно такими должны быть настоящие сказки — Колобок не женится на лисе, а волк не становится няней у семерых козлят. Пройслер тонко чувствует грань между комичны и трагичным, «Крабат» — удивительно выверенный для сказки текст. История о любви, побеждающей зло навсегда запомнилась мне и сформировала мои вкусы в литературе — я не забуду образы смешливого Андруша, доброго Тонды, заботливого Юро и хитрого Лышко. Вроде бы очень простая история затягивает, а когда заканчивается на душе становится грустно, словно потерял старых друзей.

Здесь надо бы написать: «Браво, Мастер», но, согласитесь, после отзыва на эту книгу подобное выглядело бы странно.

Мария Семёнова... Ах, сколько в этом имени для меня. «Волкодав» стал тем самым романом, с которого началось моё знакомство с фантастикой. Помню ощущение полнейшего шока после прочтения книги. А потом пошло поехало — каждая новая книга (кроме «Знамения пути» и «Валькирии») этого автора вгоняет в гроб моего доверия к отечественному фэнтези всё новые гвозди, и каждый раз мне кажется, что этот — последний. Однако, подобные мысли приходят в мою голову только тогда, когда очередной роман дочитан. Вот такой вот литературный мазохизм.

Думаю, лучше всего для описания этого произведения — «чистый». При чтении в тебя словно бьёт луч света, яркий, уничтожающий зло. Собственно, в 90-е годы «Волкодав» и был пресловутым «лучом света в тёмном царстве». Абсолютная праведность героя, несмотря на то, что грешит он в христианском понимании греха довольно часто, вызывала у меня смешанные чувства — с одной стороны, лёгкое раздражение («так не бывает»), но я списал это на собственную порочность (не надо думать, что я псих, я просто стараюсьчестно говорить о своих недостатках), а, с другой, желание быть лучше, светлее. Сюжетные повороты, придуманные Семёновой , столь часто затем использовались в отечественной фантастике, что современный читатель считает, что именно Мария Васильевна — плагиатчица. Немного раздражала картонность второстепенных персонажей героев, но этот и любой другой недостаток романа забываются, потому что такого уровня владения русским языком ни у одного современного автора, пишущем на «великом и могучем», нет.

Что бы вы не думали о Семёновой, о «Волкодаве» прочесть вы это должны — это, без сомнений, наравне с «Многоруким богом далайна» лучший фантастический роман целой эпохи.

Очень сложно писать отзывы на классику мировой литературы так, чтобы в итоге не получилось школьное сочинение на заданную тему. Я постараюсь.

Несомненно, «Отцы и дети» писались, как политический роман, но вот в итоге получилось нечто принципиально иное. Иван Сергеевич Тургенев написал роман потрясающе человечный, в некотором смысле, философский, при этом, сумев не потерять актуальность. Собственно говоря, Тургеневу всегда удавалось писать чрезвычайно своевременные романы о вечном, например, «Накануне». После выхода его произведений всегда возникали дискуссии, к сожалению, касавшиеся лишь самых очевидных слоёв повествования. Добролюбов и иже с ним не видели, не хотели видеть глубину в романах своего великого современника. А ведь Тургенев почти всегда писал о любви, и «Отцы и дети» — не исключение — весь политический, социальный посыл текста отходит на задний план после встречи Базарова с Одинцовой.

Позволю себе не согласиться с glupcом — Базаров был нигилистом до того, как полюбил Анну Сергеевну, после этого важнейшего момента в его жизни он пересмотрел не только отношение к чувствам, но и к миру в целом, а, во-вторых, взаимоотношения с матерью это нечто особое, и смеяться над ней он бы не стал никогда. К тому же он вырос среди этого, привык к подобным «обрядам». Книга не только и не столько о конфликте двух поколений и двух взглядов на общщество, сколько о том, что выше всего этого.

В пример приведу, пожалуй, самые красивые строчки на русском языке, которые я когда-либо читал:

«Какое бы страстное,грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной...»

Прочтите этот роман, не верьте Вайлю и Генису, это произведение о нас с вами и о том, что выше всех нас.

Должен признаться, я нежно люблю фантасмагории, «странную» литературу и книги, в которых авторы несут милый моему сердцу бред. Так что, когда я случайно заметил эту замечательную сказку и прикупил её в надежде найти нового для себя автора, я очень хотел, чтобы она относилась именно к вышеперечисленным жанрам.

Я не прогадал — «Город мечтающих книг» — это история, рассказанная человеком, безумно любящем книги, для таких же ненормальных, как и он сам. Драконы и одноглазые карлики поклоняющиеся Литературе, подземелья, заполненные книгами до отказа, сумашедшие букинисты и множество подобных деталей ждёт Вас в опасном, но увлекательном путешествии по местам, где книги могут убивать. Несомненно, Вальтер Моэрс написал чрезвычайно опасную книгу — вы почти наверняка не сможете оторваться от неё ни на минуту, а потом будете просить ещё и ещё. Думается мне, Моэрс знает не только замонийский, звёздный алфавит ему, похоже, знаком не понаслышке.

Полностью отказавшись от всех штампов, ему удалось создать мир, в котором мне хотелось бы жить, несмотря на все опасности. Автор с детской непосредственностью поднимает серьёзные проблемы и, прочитав эту жутковатую сказку, понимаешь, что перед тобой очень сложная книга. По ходу действия книги вы ни о чём таком думать не будете — у вас не будет на это времени, сюжет закручен, как банки с солёными помидорами. Порой кажется, что всё уже ясно, да не тут то было — одна строка и всё меняется. Читайте, разгадывайте загадки, получайте удовольствие от книги, написанной с Ормом.

А здесь заканчивается мой рассказ.

Мир меняется, точнее, меняется его восприятие людьми — он становился в сотни раз больше, а потом стремительно сокращался, с карт исчезали острова и континенты, а на замену им приходили новые. Появлялись и умирали целые страны и народы. «Баудолино» — это памятник средневековой карте мира со всеми несуществующими империями, царствами, пометками «здесь водятся львы», указаниями расположения морских чудищ и многими другими «вкусностями». 4 роман Умберто Эко — это дань памяти средневековому мироощущению, это «воплощённая радость рассказывания».

И, действительно, в романе куда важнее не сам сюжет, а потрясающие описания... да всего, что только видит Баудолино. Рассказывать историю жизни этого простого немецкого парня я не буду — у него самого это получится куда лучше. Читая повествования о странствиях неутомимого лжеца, получаешь чистое,эстетическое наслаждение. После замечательных, но несколько тяжеловесных «Маятника Фуко» и «Острова накануне» возвращение Эко в своё любимое Средневековье можно смело назвать триумфальным.

Мир Меча и Магии — орки, эльфы, гоблины, людская Империя, седые маги, не слишком умные герои. Вам это надоело? Мне тоже, и, думаю, нас много. Алексей Пехов чутко уловил настроение читающей публики, уставшей от стандартной фэнтези, и создал совершенно необычный для России мир — мир ружья и паровоза. Стимпанк — гость в наших краях редкий, и одно только появление любого романа в этом жанре уже является событием. Надо сказать, что уровень романа достаточно высок и прочесть его стоит не только любителям викторианской Англии.

Вообще, в творчестве Пехова виден чёткий прогресс, от одного произведения к другому уровень автора повышается, по крайней мере, в тех произведениях, что я читал: Сиала — обычный мир, каких создаётся достаточно много, хотя с интересными идеями; Хара — мир несколько необычный, но исполнение подкачало; и вот Рапгар — нечто совершенно новое. Алексей Юрьевич стремится вырваться за пределы стандартной фантастики, он ищет новые формы. Несмотря на то, что заимствований пока ещё многовато, но они, во-первых, не являются плагиатом, как в «Искре и Ветре», а, во-вторых, читатель получает удовольствие от нахождения в тексте отсылок к другим авторам, причём все взятые извне идеи переработаны, что немаловажно. Правда, многие вещи остаются на том же уровне:

— герои, все они, даже Тиль несколько картонны

— Пехов бросает читателя в мир без подготовки — хоть бы глоссарий приделали к книге

— самая главная «болезнь» автора — неумение заканчивать романы

Хотя в целом сюжет вовсе не плох: замечательная интрига, несколько поворотов, которые берут за душу, так

Несомненно, хочется продолжения, но продолжения хотелось и после «Мантикоры», а автор безжалостно забросил замечательный мир.

И, конечно, одно из главных достоинств романа — ощущение осени. По-моему, Пехов передал это странное состояние лёгкой печали и светлой грусти просто великолепно. Читать несомнено стоит — недостатки есть, но без них и не бывает, не так ли?

Пожалуй, нет в мире ничего могущественнне веры. Она даёт человеку потрясающие силы. Конечно, если ты веришь в то, что, идя в атаку на танк с голыми руками, ты обязательно выживешь, это вовсе не значит, что первый снаряд не разорвёт тебя на куски. Но совершить Поступок станет легче. Вера, при этом, в отличии от любви не делает тебя уязвимым. В общем, на первый взгляд верующим живётся легко. Но так ли это в мире, где в Бога по-настоящему никто не верит, и сам Бог стал чучелом, которым пугают детей? Что будет с верой человека, если он встретиться с Богом? Есть ли разница между служением Богу и служением Церкви?

На эти вопросы Пратчетт размышляет в своём лучшем, по моему мнению, романе — «Мелких богах». Именно размышляет и заставляет думать нас, готовый ответ есть, но принимаете ли Вы его зависит от Вас. Я, если честно, согласен с Терри далеко не во всём, но это уже моё дело. Самое интересное — то КАК он размышляет о Боге и религии. Используя свой любимый приём — доведение до абсурда, он приходит к, как минимум, очень интересным выводам. Многие фразы готовы к отправке в сборник крылатых фраз. Поражает воображение автора — Церковь, говорящая о круглой Земле, черепахи и орлы и т.д. до бесконечности. Пародией «Мелких богов» над верой назвать не смогу, потому что слишком серьёзно об этом феномене говорится (так серьёзно, что я по полу катался от смеха), а вот издёвкой над множеством вещей и явлений куда более материальных — запросто.

Хороший исторический роман всегда представляет собой мозаику, а не фреску. Он состоит из сотен, тысяч частей, которые по отдельности бесполезны, но вместе создают завораживающую картину. При этом все частицы образуя единое целое, не растворяются в нём. И для того, чтобы оценить весь замысел творца, всю красоту произведения необходимо находиться на расстоянии, поэтому я и пишу свой отзыв на Сарантийский цикл (который по-моему всё же ближе именно к историческому роману-эпопеи, чем к фэнтези) аж через 2 года после прочтения.

Несмотря на прошедшее время, я помню ощущение некой лёгкости, невесомости, что ли, которое испытывал тогда. Я помню, что мне безумно не хотелось расставаться с книгой ни на минуту. Кей сумел создать яркую, солнечную атмосферу Константинополя, не уходя в предельную «экзотичность», чего не удавалось избегать, например, Делакруа или Энгру. Мир не рассматриваешь как подмостки сцены, где разыгрываются события пьесы. Язык великолепен, думаю нужно дружно сказать спасибо Н. Ибрагимовой за великолепный перевод. Но главное достоинство романа — это его герои. Они словно живые (затёртая до дыр, почти лишившаяся смысла, фраза здесь тем не менее справедлива), они обычные люди из крови и плоти, даже Юстиниан, простите, Валерий. История, рассказанная автором, несёт Идею, что очень важно, т.к. без неё роман стал бы обыкновенной пустышкой. По-моему речь здесь идёт вовсе не о бессмертии, не о желании увековечить себя в веках, а о величии человека, причём величии не в том смысле, в каком мы его понимаем сейчас. О величии людей, чьи имена забыты, а творения разрушены. Мне было чертовски обидно, когда мозаику приказали уничтожить. Ругался я тогда не хуже Криспина. Говоря о высоких материях, Кей смог не превратить героев в букашек, именно потому что рассказывает он о людях великого духа.

По-моему, лучшая книга из всего Кабирского цикла. Главное достоинство этого романа я точно передать словами не смогу, но попытаюсь — мир, изображённый Г. Л. Олди на удивление реалистичен, в него веришь, вернее, хочешь верить. Достигается это сотнями мелочей, без которых, на первый взгляд, можно и обойтись без вреда для повествование, но именно они и составляют весь «смак».

Слово способно быть равным противником мечу, оно обладает не меньшей властью, хотя бы потому что именно оно было in principio. Поэзия, противостоящая смерти и разрушению, способная сокрушить все преграды — главный герой этого романа. Но не стоит забывать и Абу-т-Тайиба Ахмада ибн аль-Хусейна, известного как аль-Мутанабби. Он идеальный заглавный персонаж для этого произведения — поэт, при жизни не расстававшийся с мечом, и, как видно из книги, горбатого могила исправила далеко не сразу. Борьба двух начал в нём передана филигранно, чего и стоило ожидать.

Однако, не обошлось и без недостатков — совершенно не нужна линия про дэвов, в независимости от того, является ли это стёбом над Валентиновым.

Пряный — вот лучшее определение для романа Салмана Рушди «Прощальный вздох мавра». Читая строки этого страстного, яркого, удивительного произведения, словно ощущаешь запах паприки, корицы, имбиря. Повествование захватывает с первых минут, и уже на рассвете, дочитывая книгу, ты коришь себя, что прочёл «Прощальный вздох ...» так быстро, не растягивая удовольствие. А после завершающей строчки возникает жуткое желание перечитать — ведь я что-то упустил, я должен... и т.д.

Собственно о романе. История Мораиша Зогойби — это история не просто отдельного человека, это рассказ о судьбе Индии, горькой, часто трагической, но несомненно с хорошим концом. Безумная семейка, в которой не повезло родиться Мавру, «никак не может успокоиться» — это, пожалуй, самое точное определение жизни Да Гам — Зогойби. Отец, торгующий героином, оружием и девушками; мать, уродующая жизни своих детей; сёстры Мавра, одна из которых желала засадить папашу в тюрьму, другая ушла в монастырь, а третья... я даже не знаю как описать жизнь Кристины Зогойби. Не стоит забывать и о судьбе самого Мораиша, но все секреты я выдавать не буду. И всё это становится частью одной большой картины — «Последнего вздоха мавра». Рушди сумел на примере одной семьи (но какой!) показать историю целой страны, при этом не превратив героев в персонажей кукольного театра.

Браво, мастер!:appl: