Эта книга о человеке искусства. Не о том, который думает, что он таков, — поднимает очи горé, скорбно вздыхает, требует оставить его в покое и не забывать вовремя кормить.

Нет, она о человеке, который просто не может иначе, ведь искусство живет в нем — и делает не таким, как все. Он ведет обычную жизнь — не чурается бытовых дел, помогает своей не в меру активной бывшей супруге, влюбляется, дружит, работает. Но ни на минуту не перестает гореть в нем этот огонь. Музыка. Даже если некогда, если окружающие все время чего-то от него хотят. Музыка. Он размышляет, играет, слышит, даже разговаривает — о музыке, музыку, музыкой.

Думаю, для этого и понадобилась мистическая линия — чтобы показать это положение человека искусства. Не высоко — в заоблачных высях (демонам, судя по всему, в большинстве музыка непонятна вообще) и не низко — полностью растворившись в быте. Он чужой везде, он не может быть понят даже теми, кто его по-настоящему любит. Оба мира постоянно пытаются его «соблазнить», утащить в им понятное существование. И не то, что Данилов как-то сильно сопротивляется — он просто не может, физически не способен стать обычным членом социума.

Даже одним из музыкантов — там тоже свой социум, с привычным фоном склок, блата, стремления подзаработать. И тут заслуга автора (в отличие, например, от взгляда на схожую проблему — только в литературных кругах — Юрия Полякова): он видит то, что болтается на поверхности, но видит и другое — талантливых людей, думающих, мучающихся, ищущих. Миша Коренев, стремившийся к исполнительскому идеалу и закончивший жизнь самоубийством; Земский с его «тишизмом» — не просто придумавший новое направление, но безумно страдающий в попытках донести свое открытие до людей.

Благодаря мистической линии показана и ненавязчивая, нешумная сила Данилова. Например, история с Синим Быком — тем самым, на котором стоят все девять слоев (мира демонов). С одной стороны, гордый демон Кармадон, который, прибыв в мир людей на каникулы, решил изведать на себе, каково быть всесильным Быком, и принял его облик. Очень смешная вышла история, и не будет спойлером сказать, что кончил Кармадон плохо. А с другой, Данилов — не из корысти, а по простой доброте душевной навестивший настоящего Синего Быка, пожалевший его, почесавший ему спинку. На суде Синий Бык заступился за него. И никто не смог воспротивиться.

Ну и, конечно, ответственность. Она велика, и об этом часто забывают. Данилова обрекают на повышенную чувствительность: после суда он все сильнее и сильнее ощущает каждую земную катастрофу, а своим творчеством — вызывает землетрясение где-то на другом конце земли, но и сам же переживает вызванные им страдания. Так он и будет теперь жить — в этом его счастье, его горе, его обычная жизнь.

_____________

Удивительно. Владимир Орлов, по собственному его признанию, в начале работы над романом просил альтиста Владимира Грота (прообраз главного героя) описать процесс репетиции, «чтобы было как описание музыки у Ромена Роллана, когда он о Бетховене писал, или у Томаса Манна в «Докторе Фаустусе»» (Русский репортер, апрель 2009). Но понял, что получается не совсем то, к чему стремился. Поэтому он стал рассказывать о собственных творческих переживаниях — ощущениях писателя, заменяя затем термины на музыкальные. Получилось настолько достоверно, что многие из прочитавших говорят, что строки о музыке — одни из лучших в русской литературе, а, по словам Орлова, две его знакомые художницы уверяли, что это наверняка писалось про художников — и получилось очень правдиво. То есть в процессе творчества есть что-то главное, общее, расходящееся потом по разным руслам — и это главное автор смог уловить. И — красиво, точно — рассказать об этом читателю.

Вспомните самую скучную/слабую/глупую книгу, прочитанную вами в последнее время. А теперь снисходительно (или презрительно) хмыкните.

А теперь попробуйте хмыкать подольше. Еще дольше. Еще… Не получается? Тогда делайте, как герой этой книги – хмыкайте «на слова». Слова приведены ниже:

"– Но он еще не успел испортить отношений с полковником Олвером, – хмыкнул Лауринь».

Секунды четыре на один хмык. Думаю, можно заносить в книгу рекордов. Как и количество хмыканий на одну книгу.

Мда. Я дочитала! Дочитала вторую (уф, заключительную!) книгу из дилогии. Не прошло и месяца. Стала изучать рецензии и подумала, что, наверное, читала какую-то не ту книгу. Сокращенный вариант, может быть? Или, судя по объему, вариант сильно кем-то разбавленный? Но нет. Это оно – возвращение мага, о талантах, ужасном характере, всемогуществе… что там еще?.. которого вы уже знаете, так как не знать не можете, ведь об этом на каждой странице как первой, так и второй книги подробно рассказывается. Удивилась. Потому что все-все книгу хвалят, ею восторгаются и, кажется, хотят еще. Хм, коротко, но задумчиво хмыкнула я.

Все оказалось просто: нормальные читатели на своих ошибках учатся быстро, заканчивая знакомиться с циклом после первой же непонравившейся книги. Вот почему на ЭТУ книгу нет «двоечных» рецензий. Просто ее читали только те, кто остался доволен героями, авторским стилем и толщиной книжки, — остальные отправились искать что-нибудь поинтереснее.

Ну а я – тот глупый ежик с короткой памятью. Пришлось читать, страдать и отсчитывать, сколько же еще мучиться. Обещали безумно восторгабельный финал. И я надеялась.

В общем, так.

Эта книга притворяется, что она детектив. Но это враки. От детектива там только завязка. Дальше героиня хмыкает: хм, может, было вот так? И становится так. Потом она идет допросить кого-нибудь, переживая по пути, что тот правды не скажет, да и разговаривать с ней не станет, потому что кремень человек. Приходит, спрашивает – заводя разговор издалека. Тот почему-то понимает, что деваться некуда, говорит, мол, не юлите, я ж знаю, зачем пришли. Она ему правду-матку, а он: «я же знаю… (хм, повтор выходит, ну да ладно), что вы не отстанете, пока не отвечу; так что слушайте мой ответ». Вот какой она всесильный маг и въедливый сыщик!

Главная героиня притворяется, что она очень умная. Но это враки. Во-первых, не умная. Во-вторых, созданный автором мир так старается под нее прогнуться, что ничего ей не остается, как думать о себе – я умная, я умная, я умная. И всесильная.

Повествование в этой книге притворяется логичным, вроде как одно из другого вытекает, расследование идет, мысли выстроены строго в соответствии. Но это враки.

Героиня: коня вам подсунули, чтобы поставить под угрозу высокопоставленное лицо, рядом с которым вы рано или поздно окажетесь… давайте попробуем взглянуть на ситуацию с другой стороны… вы едете к себе домой, рядом нет меня, вам по дороге попадается конь, вы забираете его к себе домой – коня вам подсунули, чтобы… Хм, чуть продолжительнее хмыкаю я, где тут другая сторона?

Героиня: «Что же, он полагает, я стану сговорчивее, если некоторое время подержать меня в темном подвале, как выдерживают вино? Если так, то он ошибался!» Героиня (одну страницу спустя, не меняя положения): «Хуже то, что эти кандалы расточают мои силы, и чем дольше я в них нахожусь, тем больше слабею». Он ошибался? Неужели?

Героиня (описывая текущую ситуацию): «Я опустила ресницы. Как странно прикрывать глаза, зная, что сейчас же твоего лба коснутся сухие мужские губы, и можно будет постоять вот так хотя бы минуту… Лауринь вздрогнул, и я все-таки открыла глаза». Что здесь произошло? Коснулись ее лба сухие мужские губы? Успела ли она постоять? Или вместо этого Лауринь вздрогнул, и ей пришлось глаза открыть и глянуть, в чем дело?

Финальная битва притворяется масштабной-премасштабной финальной битвой. Вы удивитесь, но это тоже враки. Героиня, уже привычно попереживав, какой могущественный перед ней окажется враг, и напомнив читателю, какой она несравненный маг (да и ведьма не промах), как закружит синими искрами до неба – вот и не осталось от врага даже пепла.

Вот и все, конец. Дальше там немножко санты-барбары. Но вдруг вы еще не читали? Спойлер получится.

Что наша жизнь?

Игра?

Театр?

Матрица?

Ты проснулся утром и… ты сам собою управил? Или управился с тобой кто-то другой? Почему ты сделал то или это?

Пританцовывая, на тюремном дворе некий карлик сделал тебе татуировку. Она определила твою дальнейшую судьбу. Но кто определил, что карлик должен поступить именно так?

«На руке старика ожил слепой карлик с несуразно большой головой… взмахнул ручками, опустился на четвереньки, сделавшись похож на тряпичного паучка, и убежал за стакан: хохотать».

Теплый уютный вечер. Небольшой домик. На террасе сидят два старика. По стенам висят куклы: вот ты – скоро проснешься и начнешь действовать, вот карлик.

Олди, как всегда плавно, неторопливо играют сложными смыслами, и ни один мускул не двинется на их лице. Они совершенно серьезны. Работа «режиссеров» не терпит суеты, иначе «не удержать под контролем пси-динамику артистов, объединяя, эксплицируя и мизансценируя потоки в контексте общего замысла».

Они играют нами, показывая боевик в глубоком космосе, трагикомедию из жизни богемы, производственную драму. У нас на глазах Ананке-судьба играет персонажами, некоторые из которых играют другими персонажами, которые способны управлять персонажами-куклами, если те трижды не будут против...

Но всеми ими играют два старика, отдыхающие теплым уютным вечером, сидя на террасе. И, в конечном счете, все зависит от того, насколько умелый кукольник тебе достанется и насколько извилисты будут пути его фантазии.

Повесть о сказочной стране

В одной не очень далекой стране жили-были граждане.

Страна заботилась о них, охраняла от внешних врагов и старалась, чтобы они не попали в опасный большой мир. Одной из забот страны было обучение маленьких граждан. Страна стремилась охватить образовательными заботами маленьких граждан как можно раньше. Ведь когда же учить разумному, доброму, вечному, как не в самом младшем дошкольном возрасте?

«Детки должны воспитываться на хороших примерах, добро — ха-ха-ха — торжествует, порок — ха-ха-ха — наказан. Пускай детки и зайчики верят, что волки грызут морковку. Пускай они растут добренькими и нежненькими. Растут себе и растут. А потом наступит время, и их только вкуснее будет кушать».

В такой прекрасной стране обязательно должен быть руководитель – знающий, уверенный, выбранный в результате честных и открытых выборов. Для этой цели страна собирала граждан на большой поляне («Всем приказываю собраться тут же, мгновенно, немедленно, судорожно и со сказочной быстротой на поляне замка. Если кто не придет, он будет заточен и заколдован. Повторяю: немедленно, быстро, мгновенно, молниеносно всем собраться у замка!») и начинались выборы.

«Теперь мы будем голосовать... Рук не подымать, рта не раскрывать. Кто пискнет, будет иметь дело с моими волками и котами, а они шутить не любят. Итак, кто за то, чтобы ехать в прошлое? Все молчат? Значит, все согласны. А теперь можно хлопать в ладоши и кричать «ура!». Кричите и хлопайте. Волк и Кот, следите, чтобы все кричали и хлопали».

Некоторые граждане кричали и хлопали. Другие не успевали разобраться. Но жизнь шла своим чередом.

И ничего не менялось…

Вот уже 30 лет прошло с тех пор, как была написана эта повесть. Обычная детская сказка — с добрыми героями и злодеями, опасными, но не слишком приключениями, с полюбившимися к тому времени персонажами. Но написал ее человек с замечательным чувством юмора, — человек добрый и незлопамятный. Поэтому сказку интересно читать и взрослым: то тут, то там разбросаны шутки и сравнения, небольшие оговорки и меткие замечания. Ребенок, читая, будет следить за сюжетом, а взрослый не раз весело засмеется — и немножко загрустит. Потому что все осталось по-прежнему и ничего в этой сказочной стране не меняется.

Рецензию на эту книгу я могла бы начать точно так же как и рецензию на «Страну рождества»:

«Обычно, если у тебя есть Твой Любимый Писатель, он пишет свои суперкниги раз в несколько лет, соответственно все их можно пересчитать по пальцам, а об очередной книге легче просто забыть, чем ее дождаться. А еще писатели смертны. И как горько бывает сознавать, что вот эти несколько книг – это все, больше уже ничего подобного никогда не появится!

Но бывает и по-другому.

Есть Любимый Многими Писатель, у которого столько написанных книг, что иногда сомневаешься, успеешь ли за свою жизнь все их прочитать. Но если и возьмешься, к тому времени, как все закончишь, появится еще несколько новых книг. И это еще не все! Писатель имеет сына, который продолжает дело отца. И можно, читая его книги слегка прищурившись, представить, что читаешь книгу Любимого Многими Писателя».

Вот только прибавить

«короче говоря, удовольствие нон-стоп»

на этот раз у меня не получится.

Потому что на второй (в моем, конечно, списке) книге это стало раздражать. В данном случае всего хорошего в книге – это самое начало истории, когда еще непонятно, куда выведет «фантастическое допущение», да все драчки с их предвкушениями, получившиеся довольно напряженными. Все остальное – из серии «я его слепила из того, что было»: детальки в основном папины, а болтики, их связывающие, из ширпотребнабора. Кстати, в благодарностях куча народу, а папа, вероятно, в составе «моей семьи» имелся в виду.

Но больше всего расстроило отсутствие чего-то, похожего на мораль. Ну случилась с героем такая оказия, и что? Чему он научился? Что вынес?

Узнал убийцу возлюбленной? Так, получается, для этого не надо было всю книгу бегать туда-сюда. Рога, хижина на дереве, крестик на цепочке – все это клево, но какой в них смысл? И опять получается, что основное отличие Джо Хилла от папы как раз в этом. У Стивена Кинга в книгах главная фишка не в том, чтобы напугать, рассказать просто страшную историю. Фишка в том, чтобы рассказать о человеке. Показать его психологию. Рассказать о том, что выбор между добром и злом всегда есть, и если выбрано зло, то человек сам этот выбор сделал. Показать, как это происходит. И тем самым дать читателю нечто очень ценное.

Здесь же – просто история, просто рога (с дьяволом ассоциация, круто, да?), просто хижина на дереве (совершенно потусторонняя, тоже круто получилось!), просто убийство (такая трагедия!) и просто месть (ох, страшная такая, зрелищная, нет слов!). Вот только зачем?

Это такое публицистическое высказывание: один глаз оратора устремлен в темную бесконечность впереди, другой – осуждающий – в глупое человечество позади. И кажется, именно таким старательным публицистам нынче дают премии, — если удачные идеи выберут.

«Как вы все надеетесь на электричество, дома свои, цивилизацию! А знаете, что получится, если вас этого лишить? Вы станете «плохими», будете как звери!..»

…да ладно, правда, что ли? Вообще-то я подобное наблюдаю каждое утро (и сама участвую) при посадке в автобус…

«А вы знаете, что самое главное в эти темные дни, которые ждут нас, если мы… (вот тут не знаю, что мы должны сделать, но лучше на всякий случай вернуться поближе к природе)? Главное – нести огонь».

…вай, какая метафора!..

«Эта книга будет мрачна, атмосферна, вы будете унывать и оглядываться по сторонам. Но не печальтесь! Если вы несете огонь и не забываете разговаривать со своим отцом (или Отцом), то вот она, ваша награда – вылезет, как рояль из кустов. Ни секундочки не замедлит!»

За окном самая середина зимы, я свалилась с простудой – ничто мне не мило, не могу ничего делать, только читать. Совершенно случайно так вышло, что читаться выпало именно этой книге. Вышел эффект 5D. Ощущения, картинка за окном, узнаваемые места, характеры, и имена, не привычные для жанра, – Аня, да Сережа, да Ира, да Лёня.

Возьмем одну из сюжетных линий «Противостояния», добавим чайную ложечку общего настроения книг Устиновой, не забыв капнуть горечи, – и вот вам увлекательный, скорее, думаю, женский вариант постапокалипсиса. Да, незатейливый и нешедевральный с точки зрения высокой литературы. Но вполне достойный представитель своего жанра — с внятным языком, отчетливыми героями, адекватным сюжетом. Как по Кингу, качественный бигмак – это вообще-то нужная вещь!

Волновалась, расстраивалась, осуждала – в моем времени прошло всего несколько часов, а книга уже закончилась. Страшно в прямом смысле не было, но примеривать на себя ситуации получалось хорошо – а значит, не раз пришлось задуматься и понять, что совершенно не уверена, к хорошим или плохим людям меня можно было бы отнести в конечном итоге. Нападать, особенно в первые дни, пока еще не приперло, точно не стала бы – а вот защищаться…

Впереди прочтение второй части, насколько понимаю – о житье-бытье в тесноте, да не… вот тут, думаю, с обидами все будет гораздо жестче.

P.S. Не могу не сказать! Всегда поражало — не знаю, чисто русская это черта или общечеловеческая – что мужчину у нас даже самые «продвинутые» держат за осла какого-то. Какие слова обычно используются? «Увела из семьи», «его споили», «попал в компанию». Ни дать ни взять куколка безвольная – куда потащили, туда и поперся. Какого лешего весь фокус в этом отвратительном соединении всех и вся был на Ане? А Сережа весь из себя молодечик такой – гарем, дети, друзья… Ну да, он же не виноват, увели его из семьи!

Несмотря на легкий и, в хорошем смысле, незатейливый сюжет, больше всего эта книга сродни литературе абсурда. Здесь такие же герои: замкнутые внутри книжного мира, милые и трогательные в своем стремлении действовать в рамках логики, в соответствии со склонностями и принятыми решениями. Здесь такие же обстоятельства и «высшие силы», указывающие, что и как будет происходить в маленьком мирке персонажей: к ним привезут, а потом так же, не спрашивая, увезут королевских животных (сплошь таких же милых и трогательных в своей своеобычности), кого-то наградят, кого-то будут обременять причудливыми предметами, побуждая вести расследования и размышлять о вечном.

Несмотря на кажущуюся реалистичность, эта книга напоминает авторскую сказку. Здесь такие же законы: герои с их, правда не совсем волшебными, помощниками, чуднЫе предметы, многократные сюжетные повторы с вариациями. И такие же приемы: повторения зачинов и деталей, словесные формулы, выстраивающиеся друг на друге, помогающие держать в памяти все образы в мельчайших подробностях.

Несмотря на то, что это не детектив и не нечто ироническое, в некоторых эпизодах вспоминалась Хмелевская, умеющая, смешно формулируя, рассказать о вполне возможных в реальной жизни конфузах, которые, к сожалению, так никогда и не происходят.

Несмотря на легкомысленность, большая часть книги – натуральный производственный роман, честно выполняющий главную свою задачу – соблазнять читателя примером героев. В данном случае очень хочется стать волонтером в зоопарке или пойти работать в бюро находок – последнее сильнее. Еще очень хочется посмотреть на Тауэр своими глазами и спросить у кого-нибудь местного, где же все-таки уборная.

Абсурд, сказка, юмор соединились здесь в необычайной гармонии,– как и персонажи: обитатели Тауэра, сотрудники бюро находок, дикие животные, экзотические животные, домашние животные, туристы, легкомысленные владельцы разнородной собственности и любители эротической литературы в морализаторском тоне… Читать эту книгу – огромное удовольствие, но если у вас не слишком веселый период, это будет еще и полезно. Потому что автор не призывает забить на все и радоваться. Он признает, что в жизни каждого много настоящих трагедий, что переживать их надо изо всех сил. Но руки нам даны не для того, чтобы их опускать. Они нужны, чтобы хоть что-то делать, «пытаться… до конца своих дней».

Все знают о Ведьмаке всё. Все, но не я. До декабря прошедшего года я знала только, что есть какой-то известный фэнтезийный цикл, причем славянский. И – для меня – только потому интересный. Не мешало бы почитать как-нибудь, если подвернется под руку.

Подвернулся.

Все знают о Ведьмаке всё. Поэтому и рассказывать нет смысла. Скажу только вот о чем: есть две вещи, которые почти никто не умеет делать настолько хорошо, как это делает Сапковский.

• Так говорить о любви. Не важно какой – мимолетном, но искреннем увлечении, роковой страсти, подлинном чувстве на всю жизнь… Он найдет нужные слова, расскажет настоящую историю, улыбнется, загрустит. И ты будешь верить – следовать за автором, улыбаться, грустить – и верить.

• Создавать просто-таки гениальные финалы. Какое множество прекрасных историй заканчиваются пшиком – и перестают быть такими прекрасными, какими могли бы быть. Здесь все наоборот: каждый рассказ имеет продуманный, красивый, мудрый финал, окрашивающий всю историю новыми красками, придающий ей дополнительные смыслы.

А еще скажу о юморе. Детали, персонажи – уморительно смешны, но смешны изящно и по-доброму. Как мне нравится, когда автор любит своих героев – даже самых глупых, самых плохоньких, самых вредных или непутевых – всех-всех!

...И сказки. Не «сказки на новый лад» и не эксплуатация известных образов. Один намек, узнаваемая ситуация – и неожиданный взгляд на нее. А читатель весело улыбается и совершенно по-детски радуется: вон оно что! и как это так вышло?!

Главное, что нужно знать об этой книге, – читать ее на русском (в переводе Б. Александрова) гораздо сложнее, чем на английском.

Добротный, не очень стандартный и потому не раздражающий young adult. Лаконичный и стремительный. Это в оригинале.

Тягучий, художественно обработанный… как будто учебник с подробным описанием того, что в описании не нуждается, и навязчивыми глаголами в настоящем времени. Это в переводе.

Оригинал – несложный текст и не слишком большой объем. Перевод – это тычки и зуботычины в каждой строке.

Оригинал – вполне типичный представитель своего жанра. Вот только какие-то элементы слегка притоплены (и это к лучшему) – например, обязательная любовь главной героини и главного героя, слегка иррациональные страдашки многочисленных персонажей и т.п. Главные герои здесь просто уважают друг друга и просто друг другом дорожат. А страдашки – это вообще не отсюда, потому что персонажи — борцы, каждый на свой лад.

Зато некоторые элементы, в young adult наличествующие, но где-то фоном, чтоб не пугать читателя, – здесь спокойно и подробно описаны (и это к лучшему). Как, например, «разборка» одного из персонажей, находящегося в полном сознании, — мастерски написанный и очень страшный эпизод. Несколько дней приходила в себя после прочтения*. Когда автор показывает все как есть – не считаясь с душевной организацией юного и не очень читателя, читатель уже не просто сочувствует героям условным «художественно-литературным» сочувствием, а молит бога тамошнего мира со всей силой собственной души: пожалуйста, не допусти! Не допусти больше этого! Пожалуйста!

__________________

* Обычно труд, затрачиваемый на понимание иностранного текста, слегка притупляет впечатления. Не страшен, например, Кинг, прочитанный на английском. По крайней мере, так у меня. Было. До этого эпизода. Или на русском (в нормальном, несуществующем) переводе это было бы еще страшнее?

Я, наверное, самый наивный и приличный читатель из всех, взявшихся за эту книгу...

Прилагательное «ветрогонный» навеяло мысли исключительно о ветряных мельницах, а картинка на обложке… А что картинка? Нахимичил мальчик, опасные вещества смешал и взорвался. Так не зря же в названии профессор упоминается.

Поэтому, когда я осознала, о чем собственно мне будут рассказывать, была слегка шокирована, так как подобные темы стараюсь обходить стороной и, благодаря этому, давненько с ними не сталкивалась. Да-да, поняла я, никакой ошибки, речь будет идти о пускании ветров той или иной силы (формулы не прилагаются), – и затосковала. Не бросила чтение в самом начале только из-за объема книги.

И, как оказалось, не зря. Сначала я начала похихикивать над шутками Булле и точными замечаниями автора, потом поняла, что незапланированно радуюсь полету близнецов, затем – просчитываю возможность успешного прохождения небольшого размера мальчика через отверстие унитаза… и очень интересуюсь, как же обезвредят вредного отца улетевших близнецов.

Долго ли коротко ли, но я полюбила всех – хороших – героев книги. И даже не исключено, что выкрою денек – и прочитаю следующую книгу цикла.

Кхм... Как говорится, «абсурд ради абсурда поощрять нам не следует...» (с)

Не совсем поняла задумку книги. Не поняла, каким принципом руководствовался автор, раздавая персонажам и предметам имена, разбрасывая там и тут вырви глаз очевидные аллюзии на «Алису...». Только финальный кусочек действительно понравился. Теория относительности и весь аттракцион, с ней связанный, получились замечательно!

Если одной фразой, — мне было очень скучно.

Хотя... не все время.

Первая книга очень понравилась. Вообще люблю этот жанр – становление и обучение героя, обретение им самостоятельной точки зрения. А дальше – столкновение этой точки зрения с внешним миром. Выдержит ли герой испытание, будет искать компромиссы или останется верным своим принципам. Все это в первой книге присутствовало во всей красе. Но не знала я тогда, что слово «принципы» может так сильно раздражать!

Все дело в том, что, придя к твердому решению не следовать обычаям своего народа, герой застыл памятником самому себе, стал предсказуем. Зачем сомневаться? Все ж понятно! (Эх, другим бы такой уверенности в том, что такое хорошо, а что такое плохо!) (а только страдать ) Исход всех его сражений был предрешен, и за него (исход то есть) не приходилось волноваться. Если во второй книге все приключения были хоть сколько-то новыми, то в третьей события катились гладко в соответствии с принятыми законами: здесь он меч поднимет, а тут опустит, сейчас он начнет страдать (по несколько, ну вот честное слово!, надуманным поводам, — «О, Дзирит!»), а сейчас – вступит в справедливую схватку.

Уж и не чаяла, когда ж все это закончится!

Пожалуй, к уже существующему обилию высказываний о книге добавлю и свое.

Не потому, что эта пьеса – благодатная почва для демонстрации собственного остроумия. Не для того, чтобы легко и иронично провести сравнение героев «там» и здесь. И не с целью громко и эффектно прокричать «НЕ ВЕЕЕРЮЮЮ!».

В этом нет необходимости.

И не для того, чтобы восторженно прошептать: «Свершилось! Вот она – новая встреча фаната и любимым героем!». Или нечленораздельно попричитать «уиии! Снейп! оооой, Дамблдор! ааааа, смотри! Волдеморт!»

Этого делать не стоит.

Я пишу это, чтобы сказать, что пьеса – хорошая. Просто ее «происхождение», действительно, сыграло с ней злую шутку.

С одной стороны, чтобы книга понравилась, надо забыть, что ты фанат (а, наверное, ее читают только они), надо забыть о том, что к концу серии книги стали очень взрослыми, и ни в коем случае не надо строить из себя психолога, размышляя, как может поступать этот человек (тот самый любимый герой), а как не может ни при каком раскладе.

С другой стороны, пьеса не появилась бы, не будь этих семи книг. Здесь нельзя, как предлагают некоторые, поменять имена и «честно» продавать историю о никому не известных волшебниках. Потому что в этом случае история просто не будет иметь смысла.

Вспомним (хм, да, вспомнить все-таки придется), с чего все начиналось, — с детской книжки, истории об 11-летнем мальчике. Так вот, эта пьеса тоже исключительно для детей.

Простая детская история – с непослушанием, приключениями, детскими проблемами и стараниями «сделать, чтобы было лучше», путешествиями во времени и эффектом бабочки. Простая детская история про то, что семья – это очень важно и, одновременно, очень сложно.

Забудьте все, помните обо всем и не ожидайте ничего. Тогда вам удастся прочитать хорошую книжку и встретить, хоть на мгновение, любимых героев – Снейпа, Дамблдора и (что уж скрывать) Волдеморта.

Как скорпион, кусающий сам себя и погибающий от укуса, эта книга с каждой новой частью отменяет смысл самой себя.

Вторая часть низводит первую до положения вступления (введения, предисловия).

Третья – делает вторую фактически бессмысленной, этаким резонером, деталью, имеющей исключительно служебную цель.

Четвертая круче – она отменяет вообще всю книгу. Она советует читателю не беспокоиться, так как проблемы, которыми он был озабочен, пока читал первые три, яйца выеденного не стоят. Не достойно его внимания.

Конечно, я никогда не была читателем 60-х, я не могу представить, как это читалось тогда. Сейчас шокировать или удивить людей гораздо труднее. Однако шокирующая форма (даже если) не отменяет пустоты содержания. Увы.

P.S. Да, я в курсе обстоятельств жизни автора. И да, это многое объясняет, в том числе «крутую» четвертую часть.

P.P.S. Да, я вижу какие проблемы поднимает автор. Но, фигурально выражаясь, автор их поднимает и, подняв, просто разжимает пальцы.

Вторая попытка познакомиться с Пеховым получилась немного удачнее. Но совсем немного.

В этот раз следить за сюжетом было интереснее. Бросить на середине не хотелось. Однако судьбы героев совершенно не взволновали, я за них не волновалась, просто наблюдала со стороны.

Так же как и в прошлый раз, напрягло обилие новых понятий и слов, которые автор вываливает на читателя с первых же страниц. И вот тут начинаются у меня… претензии? Нет слишком сильное слово. Собственно, тройка – она и есть тройка. Не слишком плохо, не слишком хорошо. Так…

Не понравилась какая-то небрежность во всем. Например…

Уже упоминавшееся обилие новых понятий. Это же за гранью добра и зла – давать сноски, чтобы объяснить то или иное из них! Действительно, зачем трудиться и изворачиваться, придумывая разные способы донести до читателя особенности всех существ, населяющих придуманный автором мир, и обстоятельства их жизни, если можно просто сделать сноску? И ладно бы это была, например, пародия на научный труд…

То же и с прошлым главного героя. Как рассказать читателю о его прошлом, если рассказ ведется от его же имени? Все очень просто: он подслушает этот рассказ, стоя под окном! Сам (!) про себя же (!) подслушает. А потом останется добавить лишь некоторые детали. Здесь вспоминается Роулинг, которая в каждой части умела рассказать новому (забывчивому) читателю необходимые сведения из прошлых книг так аккуратно и органично, что я вообще заметила это, только читая их по второму разу.

Ну и, конечно (особенно!), язык. Если бы это был перевод, то и вопросов бы не возникло. Но ведь, что ни говори – оригинал это!

Опять вездесущая «дымящаяся ароматная жидкость» — она вообще есть в каждой книге в мягкой обложке. Почему нельзя недонести до рта просто чашку (в предыдущем предложении сказано, что в ней – кофе), почему обязательно нужно это уточнение?!

За «недоверие в эффективность работы», вероятно, надо ругать корректора, а за «ЧУВСТВовал, как на меня накатывает предЧУВСТВие» — редактора. Но уж стихи, возникшие на пустом месте совершенно случайно («Бэсс горячо / Дышала мне в плечо…»), – это просто плохо. И все.

Единственной отрадой в этой книге для меня был маленький народец. Настолько умилительный, что просто нет слов! А песенку «Думала, что муха» напеваю уже который день. Честно говоря, ожидала, они сыграют какую-то важную роль в финале, которая как-то «оправдает» их детсадовскость и нетронутость реальностью (что тебе представление о коренных народах севера еще в середине прошлого века). Но нет. Это было просто очень красивое украшение. С боку бантик, так сказать.

Если хочешь путешествовать не тратя практически ни копейки, если хочешь знакомиться с местами, событиями, людьми, — не узнавать о них сухие факты из справочников, а встречать их по-настоящему, — твое желание очень легко осуществить! Читай книги — и ты побываешь, встретишь, узнаешь.

Кто из нас не слышал подобного в детстве? Эта мысль стала банальной, набила оскомину. И все же иногда трудно рассказать по-другому, потому что...

Только что я побывала в Нью-Йорке. Зимнем Нью-Йорке. Я чувствовала вкус снега на губах, видела фонари и вдыхала морозный воздух. Я слушала тишину.

История о путешествии во времени, созданная Джеком Финнеем, больше напоминает книги Жюля Верна и Конан Дойля, нежели фантастику середины 20-го века. Это впечатление создает и сюжет, и явная «победа» 19-го века над 20-м. Да что там, сам механизм путешествия — и тот необычаен для более-менее современных авторов. Необычаен — и одновременно настолько достоверен, что в голову нет-нет, да и закрадывалась мысль: «А может, правда?» (На память приходят только два подобных случая: шкаф, ведущий в Нарнию, и эксперимент из книги «Цена познания».)

И вот это сочетание — оно прекрасно. Потому что внутри созданного автором мира мы знаем об эффекте бабочки и строго-настрого предупреждены. Но, вместо того чтобы привычно следовать правилу (либо нарушать и привычно распутывать или с ужасом осознавать последствия), герои просто живут. Действуют так, как им подсказывает совесть, честность, красота. И, что характерно, все у них получается.

Роман из осколков. С какой точки его ни рассматривай.

Жанр? Осколок ужастика, осколок триллера, осколок абсурда, готики, романа воспитания, тюремного романа, обычного бытописания – всего не перечислить.

Композиция? Единая история (а ее можно было бы рассказать последовательно) здесь раскалывается тройной рамкой, о чем читатель узнает далеко не сразу (наречия, как же много наречий!).

Герои? Каждый из них был разбит так или иначе еще до того, как мы с ними встретились. Разбит, да так толком и не собрался, хотя многие поначалу производят впечатление цельных личностей. Их истории бьются и множатся не только композицией, но и самим читателем, волей-неволей размышляющим о реальности происходящего и раскладывающим события (скорее их осколки) на две кучки – вот это было, а вот это происходит у него в голове… Однако и тут не все просто.

«Мы отвыкли пользоваться своим воображением, разучились фантазировать – эту важнейшую часть жизни мы отдали на откуп киношникам и всяким там дельцам от индустрии развлечений. Теперь они фантазируют за нас, а мы только сидим и пускаем слюни», — говорит Хоуи, т.е. Ховард. И чуть позже «второй» махнет рукой: это у него очередная блажь просто. Ну а финал сделает «блажь» вполне осязаемым явлением. Так что происходящее «в голове» никак нельзя сбрасывать со счетов. Более того, возможно это и есть самое надежное в мире — твоя цитадель, его цитадель, ее цитадель, моя цитадель...

Такой скучной книги я давно не читала, даже забыла, как это бывает – когда герой носится туда-сюда, плачется на горькую судьбу, сражается со злодеями, а мне – все рав-но!

«Леопольд наделен даром воплощать в реальность чужие страхи» — соблазняла аннотация, и как же это могло быть интересно! Сколько вариантов развития событий, сколько способов обращать это умение против врагов… Но все оказалось до обидного примитивно, и этого, примитивного, было мало-мало, и использовалось оно редко-редко и крайне незамысловато.

Собственно настоящий интерес вызвали две вещи – событие и герой:

1. Заявление дяди Леопольда: «Да это не мой племянник!»

Ага! – подумала я. – Это уже интересненько!

Но нет, все закончилось там же, где началось. Никакой интриги не получилось.

2. Изобретатель.

Вот изобретатель – единственный персонаж, которого всегда было приятно послушать. К сожалению, второстепенный персонаж – он и есть второстепенный. Помог прекрасному Лео пару раз – и будет.

А язык? Батюшки мои, если бы это все было изложено красивым языком. Но и тут меня не ждало ничего хорошего. Все эти «обжигающие напитки» (чтобы не повторять название), подробные поступательные описания действий героя, когда мгновенная реакция описывается целыми абзацами!.. А это назойливое «Я в восхищении, — восхитился N.» и «К сожалению, — с сожалением заметил М.». А еще ж существуют коварные паронимы, поди с ними разберись: «Купит по СХОЖЕЙ цене» — ну конечно же, как иначе!

P.S. Кроме всего прочего, не могу понять, как чтение этой книги Максимом Сусловым оказалось среди лучших по начитке. АпартАменты, газИрованный… Сначала старалась запомнить, потом бросила это занятие: каждые полчаса появлялось очередное слово-уродец, всех все равно не упомнишь. Да и надо ли.

Я уже успела забыть, каково это. Когда книга только и исключительно для легкого чтения. Без усложнений и заморочек. Читается влет. И кто убийца — интересно. И романтика. И никаких неожиданностей — в хорошем смысле. Когда стабильность и знаешь, чего ждать и что получишь. Вот героиня — она точно в кого-то влюбится, причем счастливо (можно быть спокойной). Ага, а вот и герой. В него влюбится, сразу понятно. И эти двое точно не окажутся злодеями. Остальных можно подозревать.

Немножко не понравился финал — нет, не тем, кто оказался убийцей или виновным. А тем, как все легко разрулилось — слишком легко даже для такой книги, которая предназначена исключительно для легкого чтения.

Не зря друзья говорили, что книга мне не понравится.

Многие пишут, что «вот если бы я прочитал это n-дцать лет назад…». Но точно знаю: и тогда бы не понравилось!

Книга – квинтессенция того, что я не выношу в детских (и не только) сказках. Принцы, белые кони, назывная настоящая дружба и такая же назывная великая битва (назывная – та, что не выводится из текста, а просто называется таковой, обычно не один раз, чтоб в памяти отложилось, а читатель не забывал), злые-презлые злодеи, обилие «зелененьких листочков», прекрасных или невыносимо печальных звуков, прекрасных же цветов и характеров.

Чего стоит одно только обращение отца к сыну – (всегда!) с помощью сентиментальной последовательности слов «Мио, мой Мио».

»- Пап, я тебе не мешаю?

– Мио, мой Мио!.. мне нравится пение птиц, нравится перезвон моих серебристых тополей, но больше всего люблю я слушать смех сына в моем саду».

(Т.е. «Я рад, что тебе весело. Конечно, ты не мешаешь».)

«Мио, мой Мио, тебе нравится сад?»

И не дожидаясь ответа:

"— Хорошо, что ты так счастлив. Будь всегда таким, Мио, мой Мио».

Впрочем, ни слова в простоте – это касается вообще всех персонажей. Кроме того, Мио этот, его Мио, оказался еще каким-то невообразимым нытиком, видит он что-то новое, дарят ему что-то необычное, он тут же начинает рисовать себе мрачные картины собственной ужасной гибели с непосредственным участием подаренного/увиденного.

И вот, сквозь многословные причитания главного героя и такие же многословные описания прекрасностей Страны Дальней и ужасностей Страны Чужедальней мы движемся к эпохальной битве, «которую ждали много-много тысяч лет» и которая длилась целый час. Понаблюдаем? Попереживаем? Как бы не так. Битве отведено всего несколько слов («молчаливая, страшная битва») и пара абзацев для финала.

"– Гляди не промахнись! Рази в самое сердце! В мое каменное сердце! Слишком долго терзало оно меня и причиняло страшную боль.

Я заглянул в его глаза. И такими чудными показались мне эти глаза. Мне показалось, будто рыцарь Като жаждет избавиться от своего каменного сердца. Может быть, больше всех на свете ненавидел рыцаря Като сам рыцарь Като».

Ну наконец-то, думаю. Сейчас будет что-нибудь вроде…

"— …я призываю тебя подумать о том, что ты сделал… Подумай и попытайся почувствовать хоть немного раскаяния, рыцарь Като…

— О чем это ты? – Ничто из того, что говорил ему Мио — ни разоблаченные тайны, ни насмешки, — не поражало рыцаря Като так, как эти слова. Мио увидел, как его зрачки сузились в тонкие щелочки, как побелела кожа вокруг глаз.

— Это твой последний шанс, — сказал Мио. — Все, что тебе остается… Я видел, во что ты иначе превратишься… будь мужчиной… попытайся… попытайся раскаяться…»

(Прим. авт. – Имена собственные в цитате изменены.)

Думаю, хоть один герой перестанет быть таким тошнотворно однозначным. Однако не случилось. Нытик Мио вдруг стал решительным — он «не стал мешкать». И вместо неоднозначного героя получилась груда камней и железный коготь.

Собственно, конец истории.

Единственная понравившаяся сцена в книге — сцена с девочкой-птичкой Милимани, пожертвовавшая собой ради спасения Мио. Здесь почему-то обошлось без высокопарных слов. Только констатация факта, страшные последствия – и чудесное спасение. Трогательно и лаконично.

Книга какая-то совершенно нехудожественная.

Яркие образы – отличаются от живых людей так же, как ярко-зеленая трава голливудских фильмов от живой травы за окном. Автор максимально затуманивает внешние, «неважные» для понимания героя детали и выпячивает «важные» (а вдруг читатель обознается, не догадается, не разберется!).

По этой причине отдельные персонажи практически не взаимодействуют друг с другом – слишком заняты раскрытием авторской идеи.

По той же причине появляются в книге и «лишние» персонажи, и «лишние сцены». Пример? Да вот, сцена «Флягин дома» появляется только затем, чтобы показать банальнейшую вещь – он-тоже-человек, она никак не связана ни с предыдущим повествованием, не с последующим, зачем появилась дочь, зачем свекровь? Внутри книги это все лишь функции, не люди.

По то же причине финал здесь ожидаем — если не на событийном уровне, то на идейном, — картинкой, так сказать. «Правильной» картинкой, заставляющей читателя задуматься и немного расчувствоваться.

А вообще, сами идеи-то в большинстве хорошие, верные.

Здесь есть размышления (они тоже поданы прямо и без обиняков, чтоб читатель не прошел мимо): об образовании, вообще о научении, об отношениях учителя и ученика; об одиночестве и «одиноких» отношениях между людьми; о старости и о юноше внутри старика.

Еще есть дети, все как один описанные умильно и весело, которые заведомо никого оставить равнодушным не могут, всякую гору и холм, как говорится, понизят, кривизны выпрямят и неровные пути сделают гладкими (любовники одумаются и сделают предложения, обман исчезнет, вредность обратится заботливостью, а фанатизм уступит свои позиции).

И есть подлецы – которых, судя по тексту, единственных простить и понять нельзя (не заслужили они сцены «Персонаж дома»).

Знаете, как называют себя чукчи? Луоравэтльан — буквально, «настоящий человек». И чукотский язык для них «настоящий язык». Произошел их народ от прекрасной девушки и гренландского кита, обернувшегося юношей и жившего с ней. Поэтому люди и киты — родные братья.

Никогда не думала, что когда-нибудь скажу это, но и обычная бытописательная проза может быть увлекательной. Пейзажи, животные, люди, отношения между ними – ты с ними проживаешь несколько лет, начинаешь любить их и понимать. Они перестают быть чужими, потому что у них все, как и у других людей – и плохое, и хорошее. И так же, как у других – люди иных народов кажутся им (а порой уже и читателю) «неправильными», странными.

В книге нет каких-то захватывающих приключений – перед нами просто жизнь, а в ней – радости и трагедии, вражда и любовь, дружба, ревность, непонимание. Повествование, ведущееся поначалу сразу с двух точек зрения (чукчи Токо и канадца Джона):

"/Джон/ сидел с открытыми глазами и смотрел на бегущих собак. Его голубые глаза потемнели то ли от боли, то ли от усталости. А может быть, ему было и впрямь грустно расставаться со своими товарищами и пускаться в этакую дальнюю дорогу? Кто знает, какие мысли рождаются в голове, покрытой такими светлыми волосами, что с непривычки они кажутся ранней сединой. Надо же родиться с такими холодными глазами!»

«Джон почувствовал на себе пристальный взгляд туземца, который ехал за ними. Какие у него странные и узкие глаза! Что можно разглядеть за этими щелочками, похожими на прорези в бабушкиной копилке? Но если пристально приглядишься, так словно в бездонную пропасть падаешь. Там полнейшая неизвестность, которую никому не дано разгадать. Интересно, о чем думает этот молодой чукча?»

постепенно сводится воедино, потому что нет в мире чужих, есть нежелающие понимать. И это не зависит от цвета кожи и разреза глаз.

И опять Ирвин Шоу ставит перед читателем проблему. Рисует положение, которое чем дальше, тем отчетливее становится безвыходным. На этот раз он предлагает подумать о том, какую цену мы можем заплатить за преданность, дружбу и ради чего – решиться на предательство. И о том, что есть предательство.

Клемент Арчер, режиссер радиошоу, поставлен перед выбором: уволить пятерых сотрудников – близких и не очень друзей – за подозрение в сочувствии коммунистам или начинать донкихотскую войну с неизвестным противником. Люди, предназначенные к увольнению, очень разные – разной степени талантливости, удачливости, достатка. А Арчер – обыкновенный тип хорошего человека, не желающий поступать дурно. Вот только ситуация настолько сложна, что абсолютно благополучно из нее выйти не получится.

Мне главный герой близок еще и верой в трезвомысленность человека. Всегда кажется, что если объяснить абсурдность требования, требующий одумается. Только вот практика показывает, что ничего подобного никогда не происходит. А все-таки продолжаешь верить.

Вера Арчера разбилась на тысячу кусочков. Не осталось практически ничего (как по мне, забота о вертикальности собственного положения все ж таки дело не столь однозначное, как кажется поначалу, особенно если вокруг есть люди, которые от тебя зависят).

Единственное, что удивило – и даже расстроило, – так это то, как Арчер поставил в один ряд предательство друга и нервный срыв жены. Да… с этим придется жить: с работы выгнали, друг оказался лжецом – лгал в течение 15 лет, врал, глядя в глаза; и «ненадежной» – жена — прожив с ним 20 лет, однажды устроила истерику, «не смогла подняться над ревностью и эгоизмом» (а фактически озвучила правду об этом самом друге и высказалась в том смысле, что не может начинать все сначала, когда непонятно, на что есть и где жить). Но, конечно, ему виднее.

«Заведется у вас страданьице – вы с ним как курица с яйцом носитесь!» (Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание»)

Думаю, слова Разумихина смело можно ставить эпиграфом к книге. Она об этом – о маленьком страданьице и о том, как три человека себе из-за него жизнь калечат.

Мужу изменила жена! Ужас? Ужас. Можно простить и можно проклясть. Но он выбирает нечто среднее, жалея себя, не в силах отпустить жену, опускается все ниже, презираемый собственным сыном. Страдалец!

Сыновьи ожидания не оправдала мать. Ужас? Ужас. Но, собственно, дела ему до этого быть не должно. У него своя жизнь. Но быть всеми обиженным романтическим героем, одиноко взирающим свысока на этих презренных людишек гораздо привлекательней – ведь они никогда не расплатятся за то, что сделали с ним, а значит, можно делать, что хочешь. Страдалец!

Жена изменила мужу. Она же предана сыном. Действительно ужас. Но развязаться ни с одним из них не может, как не может и попытаться все исправить (не считая аффективных попыток в первый момент). И множатся измены и предательства как в зеркальном лабиринте, теряя остроту и смысл. Страдалица!

Кто виноват? Пожалуй, все. Что было делать? Возможно, просто простить? Но, как и в жизни, легко рассуждать, только если такое – предательство, измена, обманутые ожидания – не коснулось тебя лично. Ирвинг Шоу не дает готовых ответов, а просто рассказывает историю – яркую, неоднозначную – и пытается непредвзято разобраться, перебирая все детали, все душевные движения каждого из персонажей. А персонажи эти настолько живые и реалистичные…

Правда (и это единственное, что не понравилось), за одним исключением.

В психологии женщин автор разобраться даже и не попытался. Наверное, будучи уверен, что его внимательного взгляда на их внешность и внешнее поведение совершенно достаточно. Поэтому мужские персонажи гораздо более противоречивы и раздираемы сложными мотивами, чем женские. В этом нет ничего страшного, но именно в данной книге часть повествования ведется с точки зрения Люси Краун. Поначалу смущали только некоторые странности и упрощения. Но ближе к концу появилась уверенность. Наиболее яркий пример – сцена последней встречи четы Краун.

«И ударил ее, сильно, сжатым кулаком, как бьют мужчину.

Люси отшатнулась, ударилась о стену… Он вздохнул и сделал еще один шаг к ней. И снова ударил, сильно, вынося приговор и ей, и самому себе… она по-прежнему не делала попыток защищаться… Он никогда не бил ее, но то, что происходило, не казалось ей странным или несправедливым. Даже под его тяжелыми трезвыми ударами, наносимыми с неизбежной регулярностью приводимого в исполнение приговора, она продолжала смотреть ему прямо в глаза, прощая и понимая».

Не защищается, не сыплет проклятиями... Значит, понимает, что заслужила? Прощает – да, многие женщины прощают самые дикие поступки своих близких. Но понимать? На минуточку, «когда она сползла на пол по стене, красивое черное платье залилось кровью и треснуло на коленях». То есть били не хило, а она «понимала»? Не знаю ни одной такой женщины, да что там – ни один человек, избитый вот так, не скажет, что все нормально и справедливо. Не так ли?

Это идеальная (как по мне) книга для, по бессмертному выражению Гермионы, «легкого чтения».

Во-первых, это детектив.

Во-вторых, не-просто-детектив, а детектив-с-задумкой — историческая, вернее альтернативно историческая, литература.

Хотя альтернативную историю я сильно не люблю, в этой книге это не мешало, так как показана настолько милая альтернатива, что даже приятно притвориться: верю, мол, так оно и было.

В-третьих, герои тут симпатичные. Приятно находиться в такой компании — волноваться, сочувствовать, похлопывать по плечу, относиться снисходительно и немного побаиваться. И даже злодей вполне себе непротивный — плохой, но непротивный.

В-четвертых, нормальный язык — без оплошностей и грубых ошибок, ровный, быстрый и незаметный. В книгах «для легкого чтения» как раз такой и нужен.

В-пятых (ура-ура!), наконец-то это не собрание нарезанных некрупными историями детективчиков, объединенных общим героем и общей зловещей интригой (как любит последнее время наш отечественный производитель)! наконец-то это одна, неторопливо развертывающаяся история.

Конечно, все не слишком серьезно и немножко сказочно. Да, герой перебарщивает с самокритикой и собственными физическими немочами. Но хорошо же! Просто отлично! И именно «для легкого чтения«!

Ни в коем случае книгу нельзя проводить по пункту «милая, добрая, для детей с бантиками и в ромашках». Это совершенно типичная для Роальда Даля книга. Думаю, жанр можно обозначить как «черный юмор для детей».

В данном случае: что будет, если я стану сильным-сильным и смогу наказать эту ужасную, условно говоря, математичку, которая с первого дня придирается и докапывается. Ну а уж позиция «никому-то я не нужен, никто меня не любит» (обычно по отношению к семье) знакома практически каждому.

Так вот, делаем так, как мечтается ребенку – родителям не нужен, школьная директриса тиран и практически монстр, а сам ребенок всесилен почти во всем, доводим ситуацию до абсурда — и вот перед нами книга Даля.

Все мы смотрели «Звездные войны» и фильмы про Супермена, читали Уэллса и Жюля Верна. Мы привыкли разделять фантастику и науку, не задумываясь о том, что граница между ними не такая уж четкая. А если задуматься?..

И вот любитель фантастики, а также физик-теоретик доктор Мичио Каку задался вопросом: насколько реальны с точки зрения современной науки машина времени, плащ-неведимка и вечный двигатель, световые мечи и звездолеты? Что же получилось?

А получилась великолепная книга, редкий пример абсолютной гармонии обеих частей определения жанра – научно-популярная. Написанная легко и увлекательно (вот уж чего не ожидала!), но отнюдь не легкомысленно и поверхностно, книга знакомит читателя чуть ли не со всеми разделами физики, начиная от классической ньютоновской и заканчивая Стандартной моделью и теорией сверхструн. Аккуратно, обстоятельно, начиная от простого и незаметно переходя к сложному, М. Каку объясняет суть даже самых трудно постигаемых явлений, не боясь вернуться к уже пройденному или кратко повторить смысл какого-либо термина.

Параллельно мы узнаем истории жизни великих физиков; необычайных совпадениях, поразительных случайностях, а порой и человеческих трагедиях, которыми устлан путь научного прогресса.

А вы знаете? Почему эмблемой Apple стало надкусанное яблоко? почему Фарадей отображал свои открытия с помощью не уравнений, но диаграмм силовых линий (даже я помню эти картинки в учебнике физики)? что заставило нерадивого, но талантливого студента Стивена Хокинга вдруг перемениться и стать величайшим и одним из наиболее смелых в своих предположениях ученым? И я готова поспорить, что почти никто не знает, что уже сейчас есть люди, способные передвинуться вперед во времени (хоть и всего-то на сотые доли секунды)!

Итог.

Мой список необходимых к прочтению книг и «срочно к просмотру» фильмов и сериалов пополнился довольно сильно. Мичио Каку прямо фонтанирует названиями, цитатами, небольшими пересказами «для затравки», диапазон обширен – от Уэллса и «Звездного пути» до «Гарри Поттера» и «Симпсонов».

Поймала себя на том, что жуть как хочется, чтобы когда-нибудь вышли «Физика невозможного II. 10 лет спустя» и «Физика невозможного III. 20 лет спустя»!

P.S. А физики – любопытные люди: при том что изобретение «звезды смерти» Каку относит к невозможностям I класса (т.е. тем, появление которых — вопрос относительно ближайшего будущего), он рассуждает о миллионах лет, предстоящих нашей цивилизации! Т.е. я хочу сказать, физики – большие оптимисты!

Когда-то давно пришлось мне увидеть фрагмент концерта небезызвестной группы «Пилот». «А теперь мы споем песню...» (никогда не была их поклонником, поэтому, что за песня, сказать не смогу) — рев фанатов в ответ, звучит вступление, Илья Черт выставляет микрофон в зал и... вкушает заслуженный отдых, потому что зал без запинки и очень дружно исполняет песню вместо него. Все счастливы.

Вот таким вот фанатом я чувствую себя, читая иные книги братьев Стругацких.

Долгая, очень долгая экспозиция, на протяжении которой авторы то и дело дотрагиваются до разных глубоких вопросов, очень постепенно и почти незаметно превращается в завязку. Читатель заинтересовывается, начинает сопереживать, искать ответы и разгадки (только-только начинает!)... Но — бац! — неожиданно случается кульминация (параллельно нам предъявят — просто так, на блюдечке — краткую историю развития обстоятельств, связанных с загадкой, которую, вероятно, предлагается принять за разгадку), так же неожиданно оказывающаяся развязкой, финалом и... Майя Глумова закричала. Занавес.

А дальше начинается то самое исполнение песни хором. «Думайте», — призывает автор (Аркадий Стругацкий в Саратове. 1985 год). Вон сколько вопросов, и все как на подбор глубокие, и все как на подбор без ответа. Читатель думает — без запинки и очень дружно. Читает пояснения, послесловия, ответы на вопросы, опусы собратьев по...(залу? несчастью? удаче?). Собравшись вместе, они углубляют, надстраивают, приукрашивают (кстати, «виновники» этой активной деятельности, поначалу предложив думать, позже и сами с радостью включались в нее). Все счастливы.

Да только подвалы, пристройки и балкончики — это уже не книга, — вот в чем беда. Песня, наверное, была неплохая, да только петь за других мне почему-то не хочется.

Книга для юношества авторства Чайны Мьевиля? Я не верила, но у него получилось! Причем это классическая книга для детей – с приключениями, ненавязчивой моралью, верой в дружбу и семейные узы, с правильным пониманием, «что такое хорошо и что такое плохо».

И одновременно это классическая книга Мьевиля с его густым, вязким, многословным текстом, богатым и продуманным миром, с чудовищами и обстоятельствами, которые никто, кроме Мьевиля, придумать не может.

Итак, перед нами мир, возникший в результате погони за наживой и безумной конкуренции железнодорожных компаний – мир, сплошь покрытый рельсами, по которым снуют поезда с трудящимися внутри людьми, одержимыми той же идеей – больше, дороже, быстрее. Но и в этом мире есть романтики, они гонятся не за деньгами, их цель – «философия». А еще в этом мире есть мальчик… и его призвание. Призвание находит его, а он обретает призвание.

Таков сюжет, но книга скорее не про мальчика. Мьевиль рассказывает о рассказчике, который рассказывает историю мальчика.

Может быть, это отец Читателя? Он садится на диван, кладет большую книгу на колени, открывает ее. «Сегодня, — говорит он, — я расскажу тебе историю об окровавленном мальчике…» Но на самом деле ничего страшного в этом нет. Он переворачивает страницу и перед Читателем подробная замысловатая картинка – хитросплетение рельсов, поездов, людей и чудовищ. И вдруг – вот так чудо! – ты оказываешься внутри: наблюдаешь за разделкой туши кротурода, бегаешь за водой для команды…

И опять слышишь голос отца: «Ты уже, наверное, понял, что мир рельсоморья не такой, как наш. Он состоит из шести слоев – два слоя для неба, и четыре слоя для земли». Потихоньку переворачиваются страницы, и следующая картинка опять проглатывает Читателя.

Чем можем заниматься мы… — вдруг прерывает рассказ отец…

«Чем можем заниматься мы, покуда наше сознание отдыхает? Исследователь человеческого разума, психономист, мыслекартограф сочтут этот вопрос бессмысленным: мы ничто без сознания, когда оно спит, мы тоже не бодрствуем.

Другие, напротив, увидят в нем парадокс, пробуждающий критическую мысль, открывающий дорогу интеллектуальным нововведениям. Провокация не обязательно должна быть умной, чтобы дать мозгу повод для размышлений. Что, если глупые вопросы вообще являются важнейшим инструментом философского познания?»

И вот еще одна картинка, еще и еще. И вдруг читатель сам начинает превращать чужую историю в свою, она – эта новая история – пойдет параллельным курсом, и кто знает, куда он приведет.

«Иные из человеческих историй — это рассказы о том, как рассказываются истории. Странное занятие. Избыточно многословное, в нем можно потеряться, как в картине, на которой изображена ее уменьшенная копия, а на той еще копия, и еще, и еще, до бесконечности. У этого феномена даже есть красивое иностранное название: мизенабимия.

Мы только что рассказали историю об истории. Перескажите ее себе снова, и появится история истории об истории, а вы, сами не заметив как, окажетесь на пути к этой самой абимии. То есть к бездне».

Бездна будет и в истории Шэма. Может быть, там и встретится с ним Читатель? Но это не станет концом истории, потому что дорога и следование за призванием часто не имеют конца.

Книга начинается с пролога. В нем всего четыре абзаца. И первые три рассказывают о прекрасном городе Элантрисе и его чудесных жителях. Прочитав:

«И все же, как ни прекрасен был Элантриc, главным чудом оставались населявшие его люди. Блеск их белоснежных волос затмевал блеск алмазов, их кожа напоминала серебристый металл...»

я заскучала: еще одна книжка про эльфов? осложненная политическими интригами? Ну и ну!

»...он жил в блаженстве, наслаждался плодами мудрого правления и был почитаем вечно...»

Четвертый абзац состоял из одного предложения:

«Десять лет назад вечность подошла к концу».

И тогда я поняла, что с этой книгой мы подружимся.

И не ошиблась.

Да, Сандерсон уже в своей первой книге построил интересный и оригинальный мир. Да, он придумал оригинальную магию и, что греха таить, оригинальных «эльфов» и «орков». Но главное не в этом. Главное — мир этот построен не ради того, чтобы был, а ради рассказа о нас — о цели и смысле жизни, о надежде и отчаянии, об уме, глупости,ответственности, благородстве, вкусностях и голоде. В каком-то смысле эта книга близка к Дюма и Лондону нашего детства: следуешь за героем, не в силах оторваться от чтения, но за увлекательными приключениями — вечные вопросы, серьезные размышления и уверенность в том, что добро в конце концов обязательно победит.

Ты об этом знаешь, — и все равно интересно!

Я хочу увидеть такую серию! И этим все сказано. Доктор здесь — не просто Доктор, а именно Десятый. Знакомые черты угадываются в каждом движении, в каждом слове и, конечно, в прическе (после того как они вылезли из воды и начали подсыхать).

А история? Вот они — любимые всеми книги в книге. Доктор, отправивший в нокаут Дракулу (руку немножко ушиб при этом, мимими), быстрый пробег через зал Хогвардса с прямым попаданием в отель Оверлук... Ну что еще надо страдающему от передоза читателю, только посмотревшему последние серии с Десятым Доктором.

Такая красивая книга, что иногда захватывало дух!

Такая неторопливая книга, что иногда казалось – глаза слишком спешат, надо остановиться и рассмотреть все подробно.

Такая увлекательная книга, что остановиться-то как раз и не было сил.

Давно уже решила, что «книги о книгах» — совершенно не мое. Во-первых, я не фанат бумаги, запахов и шуршания страниц. Во-вторых, практически все они о пижонах и воображалах. В-третьих, на поверку в них не обнаруживается ничего, кроме восторженных и многословных размышлений о том, как же прекрасны – шуршание, запах и битком набитые полки.

А вот Горан Петрович меня переубедил.

Его книга обладает глубиной: если, читая обычную художественную книгу, можно передвигаться между двумя реальностями, то здесь в одном эпизоде я насчитала четыре!..

...и богатством названий – полки там действительно полны книгами.

И это еще не все. Его книга очень самобытна. Национальность автора не спутаешь ни с какой другой – и это мне тоже очень симпатично. Строение предложений и абзацев. Жизнь, заключенная во всякой детали и во всяком предмете. И напротив, явления, разбрасывающие вещи как наглядные признаки своего реального существования. И слова, которые можно потрогать, сохранить или выбросить с глаз долой.

"— Этой весной кто-то влюблен, развесишь белье после стирки, по три дня не сохнет, на всех стальных ручках испарина, а уж о латунных я и не говорю...

…Имелись и другие убедительные признаки присутствия любви. Еда, оставшаяся нетронутой на тарелке, шарики из хлебного мякиша на столе. Измятое от бессонницы постельное белье и вылезшие из подушек перышки. Целые комки и гроздья пуха, бессознательно и понемногу нащипанные из всего шерстяного. По рассеянности потерявшие свою пару перчатки и носки, засунутые неизвестно куда пряжки, брошки, ключи, табакерки, спички, пепел, стряхнутый с сигареты мимо пепельницы...»

«Надо сказать, что эти слова еще долго раздавались в доме на Сеняке, потому что служанка, неграмотная Зуска из белградского пригорода, по-французски не понимала и, не решаясь устранить ни одного незнакомого ей звука, предпочитала не трогать их и дать им самим спокойно исчезнуть, улетучиться».

Одним словом, это было прекрасно!

Эта книга – на любителя.

Любителя английского юмора, про который некоторые говорят, что он несмешной, а некоторые – «отсыпьте его, да побольше». Я принадлежу к последним, и я в восторге!

Потому что «Сенсация» – чистокровнейший представитель того рода книг, когда тебе с серьезным и даже несколько печальным лицом рассказывают серьезную и даже несколько трагическую историю. Ты внимаешь истории, сочувственно киваешь, но… рот то и дело расплывается в улыбке, растягивается до ушей, а потом ты начинаешь совершенно неприлично хихикать.

А еще – капелька абсурда.

Идеальное сочетание!

Я люблю читать хорошие детективы, люблю, когда книгу (сюжет, линию, ответ) можно не только прочитывать, но и просчитывать. Хороший детектив – это всегда остроумная логическая задача.

Я люблю хорошие детективы за то, что почти всегда в них есть акцент на психологию каждого героя. Об этом можно думать, не только следуя за расследованием, но и самостоятельно, благо материала писатель дает много.

Я люблю хорошие детективы еще и потому, что, кроме загадки и разгадки, в них обычно поднимаются вечные вопросы – ненавязчиво, но задуматься придется.

«Цена познания» строго говоря не детектив, но все эти черты книге присущи.

Ее можно «просчитывать». Автор как будто ничего не скрывает и ничего специально не запутывает, выдавая информацию ровно столько и так часто, как это и нужно. В какой-то момент поймала себя на том, что хочу составить табличку – героев (и проставлять галочки) и истинности/ложности того, что нам «дано».

Здесь подробно раскрыта психология главного героя, а вместе с ним – вообще психология человека, испытывающего мучительный информационный голод, или человека, который утратил все основные аксиомы. Ну и, конечно, каждый персонаж (не только участники «спектакля», но и те, кто стоит за кулисами) будет подробно рассмотрен – и не один раз – на предмет честности, способностей, склонностей, «виновности» в конце концов.

Что же касается вечных вопросов, то тут недостатка нет. Правда, большая часть из них так или иначе связана со смертью – или ее отсутствием. Все хотят жить вечно? Возможно ли это (не поверите, но именно этот вопрос необычайно актуален)? Какую цену можно заплатить за возможность вечной жизни? И каково было бы смертному в присутствии бессмертного? А кроме того, герои книги будут размышлять о сущности любви и природе предательства, о том, что такое правда и как возникает обман, о скуке, ее последствиях и способах преодоления.

Любителям хороших детективов, неожиданных поворотов и психологических игр.

P.S. Забавно, что в мире бессмертных необходимо присутствовал бог. Никак без него было не обойтись там, где нет смерти, а жить надо.

Самое потрясающее в этой книге — предисловие. В нем видно человека, на которого смотришь с радостью и с которым общаешься с удовольствием. Человека, который говорит о своей любви к науке и вообще к познаваемому. Сама же книга — яркое свидетельство этой любви.

«В изотопах есть много такого, что не находит применения на практике, но о чем стоило бы поговорить».

Вот о чем книга. О случайных закономерностях и досужих размышлениях. Они не сильно применимы на практике, но ведь забавно/интересно/красиво! Поэтому надо поделиться с другими. Книга состоит из небольших эссе. Некоторые из них читались с трудом, другие — почти как художественная литература. Я продолжаю уважать и нежно любить Азимова — такого разного, но всегда интересного и заражающего своим энтузиазмом.

Как только слышишь имя «Чарльз Диккенс», перед глазами встают наитолстенные тома в благородных переплетах классических изданий или разноцветные, и все такие же толстые, современные издания.

Немногие знают о других книгах автора – небольших повестях на один вечер. А между тем в них есть все, за что поклонники Диккенса так его любят: проникновенная история, волнительные приключения, особенный – изысканный и в то же время простой – язык, глубокое знание человеческой природы. И лишь двумя деталями отличаются эти маленькие произведения от своих «старших» собратьев – одним ЕСТЬ и одним НЕТ. В этих книгах ЕСТЬ приведения – призраки, духи. Страшно? Вовсе нет: они не слишком похожи на коллег из готических романов, ведь смысл их существования лишь в том, чтобы помогать человеку, хоть делают они это довольно причудливыми способами. И в этих книгах НЕТ злодеев – совсем, ни одного. Есть только грешники, а они отличаются от первых тем, что заслуживают не мщения, а только жалости.

И помощи, конечно, – которая не замедлит явиться. Потому что это – «Рождественские истории».

Как всегда, все кончится хорошо – грешник раскается, с началом нового дня для него начнется лучшая жизнь, и он не станет (да что там – ему и в голову не придет!) повторять старые ошибки.

Итак…

«Но можно я вам скажу, почему мне кажется, что хорошо нам помнить обиды, которые мы потерпели от людей?»

Странный вопрос. Что хорошего в том, чтобы помнить плохое, а не жить с легким сердцем, не возвращаясь к прошлому?! В этой рождественской истории мы встретимся с ученым (он же Одержимый), студентом и двумя добрыми семействами, в одном из которых наличествует куча детей (и как всегда самые веселые, самые добрые, самые остроумные и трогательные описания у Диккенса там, где он говорит о детях). Именно этим героям, а также нам с вами автор поможет понять надпись, увиденную ими под портретом одного из ученых джентельменов: «Боже, сохрани мне память». И узнать, что же все-таки делать с нашими обидами.