Тема романа весьма актуальна и побуждает внимательнее изучать действия некоторых вечно вчерашних диктаторов наших дней. С другой же стороны, она весьма стара и способствует появлению у читателей новых старых вопросов: «Почему люди и страны, политические лидеры и народы снова и снова возвращаются в ад»? Я согласен со многими авторами отзывов, что роман Маркеса сильно затянут и, по сути, закончен по случаю. Но,может быть, в этом и заключался замысле автора, пожелавшего показать дурную и нудную бесконечность жизни диктатора, которая никак не может прекратиться. И вот читатели всё читают и читают о новых чудесах и злодеяниях, новых капризах и приключениях главного героя и потрясениях его страны, и всё ждут и ждут конца, и уже выходят из себя от злости и отчаяния: «Ну когда же он подохнет или изменится к лучшему, наконец, этот отец«! И они, возможно, понимают,что зловещее чудо самообмана тотальной власти в том, что она делает ее высшего носителя тотально несвободным человеком. Он глубоко и прочно увяз во власти и в самом себе. Он устал от власти и самого себя. Он мучает себя и свою страну. Он один из самых несчастных людей в своем отечестве. И кажется весьма загадочным, в чем же состоит источник его силы? Ведь этот тип весьма скучен и не обладает, кажется, харизмой. Вот это, правда, непонятно.

Очень не очень...Почему-то я и ждал, что впечатление будет таким. Помню, когда прочитал «Любовь во время чумы», разочарование от книги было настолько сильным, что я перенес его на «Сто лет одиночества», которые очень люблю и сейчас. И вот, «Черная гора». Мне очень не нравятся детективные романы А. Кристи, в которых появляются шпионы и работники спецслужб. Кроме, наверное, «Часов». По-моему, они совсем не получились. Не знаю, может быть, Кристи была осведомленным человеком и в этих весьма скучных и неприятных делах, но содержание таких романов вызывает только раздражение. Почти такие же чувства я испытал, читая «Черную гору». Вулф показан в неестественных для него и читателя условиях и местах. Его действия и даже перемещения не вызывают доверия и интереса. Действующие в романе лица почти все безмерно скучны, банальны, статичны и непохожи на черногорцев. Любопытно,что в книге неоднократно упоминаются в негативном смысле коммунисты, Москва, Белград, Тито, албанцы. Бог мой, как это, с одной стороны, просто и поверхностно, а с другой стороны, как это устарело. Я был в Черногории в упомянутой Будве, которая уже давно не деревня. и на границе Черногории и Албании, и в самой Албании. Черногорцы в действительности яркие люди, но, как все южане, по замечанию одного из наших гидов высоченного старика Душана, люди весьма ленивые и неторопливые. А вот албанцы уже давным-давно не за русских, и понятно почему. Роман я прочитал ради Черногории, но остался разочарованным. Не могу его рекомендовать в отличие от Черногории и даже Албании. Дай бог всё это закончить и снова иметь возможность посетить те теплые места.

Это стихотворение часто анализировали филологи. Их анализ интересен, но, в сущности, вторичен. Ничего нового не напишу и я, тем более, что не являюсь ни филологом, ни даже философом, несмотря на класс Fantlaba :) Поделюсь личными впечатлениями и постараюсь их не связывать с литературными традициями, жанрами, связями и т.д. Я впервые прочитал «Недоносок» в старших классах школы, то есть давным-давно. Оно меня и восхитило, и напугало, и огорчило. Я не был и не являюсь верующим, хотя христианство мне гораздо ближе, чем другие религии. Думаю, что для анализа моих впечатлений следует обратиться к христианству в широкой его трактовке. Авторы известных мне посвященных анализу «Недоноска» статей преимущественно видят в главном герое человека, своего рода мыслящий тростник по Б. Паскалю. Но так ли это? Но всё ли это? Мне думается, что Боратынский более думал и писал о духе, чем о человеке. Не так уж и велик последний, чтобы про него писать, особенно в наше с(т)ран(н)ое время. Главный герой, может быть, не является сам недоноском, последний упоминается в конце стихотворения, и упоминается весьма загадочно: «...на земле оживил я недоносок...» Мы знаем, кто один мог воскрешать мертвых...Так кто же тогда главный герой? Это вряд ли падший дух (ангел), прогнанный вниз прочь. Он спустился туда, к нам, вероятно, по своей воле и по причине охватившей его слабости, бессилия. Он спустился, видимо, слишком низко, слишком близко к людям, будучи неподготовленным к этому в духовном отношении. Главный герой ноет, причитает. кощунствует, пророчит, жалуется на свет божий вместо того,чтобы им восхищаться. Так ли тяжело жить в мире? Наверное, не так. Те, кто парит в высоком небе, не считает себя ущербным, низким, жалким. Странное это стихотворение, быть может грозящее автору возмездием со стороны высших сил. Я его давно не перечитывал и уже не восхищаюсь им, но считаю полезным для чтения.

Я не читал других сборников Бушкова и, может быть, уже не буду читать, но этот сборник мне понравился. Не понимаю упреков по поводу неподходящих по времени действия военных машин (господи, какая мелочь) и морзянки. Давайте тогда изучим старые карты Бреслау и предъявим автору новые претензии. Считаю сборник неплохим. Почти все рассказы легко и с интересом читаются. В них нет или почти нет жестокости, крови, ужасных смертей и т.д. Автору удалось найти новый, на мой взгляд, интересный ракурс: рассказы о чудесном и немного ужасном перенесены в военное время. Мне как раз первый рассказ, или даже повесть показался сильно затянутым. По-моему, автор повернул не туда, и не один раз. Могло получиться интереснее. Другие рассказы я прочитал с интересом и даже с удовольствием. Их герои весьма правдоподобны и привлекательны. То, что с ними произошло, кажется невозможным, но вместе с тем не смотрится чем-то бессмысленным, абсурдным. Лучший, возможно, рассказ — «Мой доктор Фауст». Рассказы буду перечитывать. Спасибо А. Бушкову.

Книга моего детства. Большой интерес и добрые чувства к ней во многом связаны с иллюстрациями Виктора Чижикова. Они позволяют увидеть героев книги и места, в которых происходит действие. В сюжете все время возвращаешься к мысли о том,что почти все буквы относятся к деятельности Кляксича с равнодушием и спокойствием, хотя Кляксич объективно является врагом для всех них. Уже в самом начале Аля и буква А встречают непреклонную букву Б, которую не интересует ничего кроме слов и вещей на «Б». Затем новые и новые встречи, и почти всегда одно и то же. Отдельные буквы, Г и К, а также,возможно, Х не только не помогают, но и готовы мешать поискам Кляксича и буквы Я. Троица Н, О и П проводят весьма странные исследования, результаты которых выгодны не только им, но объективно и Кляксичу. Замена буквы Ф на П (телефон-телепон) могла повлечь за собой ослабление буквы Ф (филин Федя), попавшей в плен к Кляксичу. Буквы У и Ф получают помощь и удаляются в сторону, предложив главным героям выпить чаю с пряниками, но не спешат присоединиться к их команде. Буква Щ просит о помощи, но сама не стремится отплатить Кляксичу. Многие буквы живут своей жизнью или вовсе не появляются на сцене. Буква Д оказала Але и А теплый прием, но осталась дома и не пошла с ними в отличие от буквы Л. Небрежно и уничижительно описана и нарисована буква Т. Буква М легко согласилась помочь Але и А, но ее переменчивость настораживает. Буквы Ч и Ц валяют дурака. Почему,интересно, они указаны и нарисованы в таком порядке, ведь в алфавите первой стоит Ц? И т.д. Итак, буквы, в основном, дружат междусобой, если они соседи по алфавиту,но безучастны к общему делу. Всё это видят даже дети. Теперь про иллюстрации. В.А. Чижиков придал буквам вид мужчин и женщин, а также детей, хотя у Токмаковой определенно указан пол только букв Д, Е, Ё, Й, Ш, Щ, Э и Ю. Предложенные им варианты облика букв интересны, но иногда вызывают желание поспорить. В первую очередь, это касается буквы А, изображенной как достаточно самостоятельный мальчишка, но при этом склонный часто плакать и отчаиваться. Гораздо больше такое поведение свойственно девочкам. Пусть простят меня феминистки. Весьма также любопытно, кто еще живет в азбуке кроме букв и знаков препинания? Кто все эти пассажиры в поезде и автомобилисты на чудесной иллюстрации в издании 1974 года? Жаль,что она исчезла из книги, которая лежит сейчас справа от меня (2020 года выхода). Жаль, что из нее исчезли уютные и поражающие воображение дома букв Е и Ё, а также буквы Э. Все эти заметки не могут снизить весьма положительное впечатление от книги. Мой сын, которому несколько дней назад исполнилось два года, с интересом рассматривает иллюстрации и хорошо запоминает буквы. Спасибо замечательному художнику Виктору Александровичу Чижикову за его чудесные рисунки.

Это бесконечно печальная книга. Эта книга о страхе, предубеждении, неискоренимом недоверии, безнадеге. Автору пришла в голову (хотя как она может прийти фантасту?!( очень плохая и ничуть не новая, а старая гадкая мысль. Весь мир — темный лес (которыми всегда славился Китай?), в котором рыщут хищные звери и лютые охотники, а премудрые пискари затаились в своих норах без свете и звука. Приведу цитату из ненаписанной книги: «И мысли его бежали по земле». Вот и у Лю мы встречаемся со старой и дурной человеческой подозрительностью, которая и сотворила весь мир трех этих книг. Эти старые страхи и недоверие запросто переносятся на другие миры, о которых сейчас мы, люди, не имеем никакого представления. Разум человеческий, которым мы пользоваться по-настоящему не научились, становится образцом для иных разумов, старых, но не развитых. Вселенную заселяют недалекие и примитивные цивилизации, по сути, варвары в своем отношении друг к другу. Это — гипотеза, которую автор настойчиво нам навязывает. Мы может с ней не согласиться, что я и делаю. В романах Люцзы нет никаких попыток представить возможный поиск контакта, найти общий язык, в основе которого нет угрозы и шантажа. Он показывает Вселенную слишком человечной или человеческой, но не гуманной. Кант написал, что мы живем в век Просвещения, но не в просвещенный век. Так и у старого Лю: человечество, Трисолярис, мир дивного Певуна используют фантастические технологии для истребления разумных существ, но остаются дикарями в области развития коммуникативных технологий, поиска общего языка, разделения труда. В мире старого Лю невозможно никакое Великое Кольцо, в нем каждый сам по себе и за себя. Это плохой и скучный мир, поэтому ему должен прийти конец.

Это замечательная и очень горькая книга. Автор попытался посмотреть на историческое событие глазами его рядовых и простых участников, вырванных чужой властной волей из своего светлого и тихого мира, брошенных в бой, из которого почти никто не вышел, переживших смерть соседей и друзей и убитых на пути домой. Старательно и безжалостно Бабаян показывает, как далеки и непонятные простым крестьянам политические и геополитические разборки и расчеты, идеологические мифы и фантомы, звонкие призывы и громкие воинственные крики. Что вам до нас? Что нас до вас? Набоков В.В. писал: «Умирает со скуки историк: за Мамаем все тот же Мамай. В самом деле, нельзя же нам с горя поступить, как чиновный Китай, кучу лишних веков присчитавший к истории скромной своей, от этого, впрочем, не ставшей ни лучше, ни веселей». Источник: http://nabokov-lit.ru/nabokov/stihi/236.htm

Как рождается и существует власть, государство? Через силу и насилие над слабыми и свободными. Убив людей, лишив будущего их семьи, государство «утешает» их и оправдывается перед нами необходимостью решения каких-то вопросов, которые, как нас уверяют его официальные летописцы, имеют отношение к нам. Бабаяну не хочется, но приходится верить. Эту книгу я бы рекомендовал читать и обсуждать в средней школе при изучении описываемого в ней события на уроках истории. С одной стороны, «Задонщина», а с другой — Бабаян.

Спасибо автору за эту книгу, которую я перечитываю с тяжким сердцем. Жаль, что автор так расстроен и перестал писать. См. интервью Мельмана: https://www.mk.ru/culture/2019/09/06/pochemu-perestal-pisat-pisatel-sergey-babayan.html

Повесть заслуживает самой высокой оценки. С одной стороны, у нее имеется множество художественных достоинств (мелодичность, естественность, ясность, яркая образность), с другой стороны, она являет собой достоверный, хочется в это верить, источник сведений о людях, которым вдумчивый, чуткий, добрый и памятливый их земляк подарил бессмертие. Книгу можно читать и перечитывать с большим интересом, удовольствием, доброй улыбкой, временами приходящей тоской и жалостью к миру, который уже совсем исчез. Автор — благодарный и благородный человек. Он вспоминает множество эпизодов, бытовых вещей, легких движений, появлявшихся на миг, эмоций и переживаний, и мы проникаемся ими, мы приближаемся к его землякам, чувствуем свое родство с ними, составляем с ними одну виртуальную общность — великий русский народ. Удивительно,что такая замечательная книга не нашла своих продолжателей, выходцев из других малых мест, ставших писателями, поэтами, художниками, артистами, учеными и т.д. Они тоже могли бы многое рассказать о своих земляках — живых и покойных и дать им возможность вернуться к новой жизни — в памяти читателей. В книге так много ярких героев и эпизодов, что трудно их всех перечислить. Обращу внимание на то, что особо дорого мне: сцены с косцами, радио, разговор с кузнецом, почтальоном, детскими играми, братьями Черновыми, дракой, в которой убили Ваську. Воистину, это замечательная книга.

В этой книге Крапивин подошел к стене, отделяющей его мир от настоящего. Всё, дальше идти некуда, всё сделано, всё сказано. Мир В.П. Крапивина представляется здесь особенно дистиллированным, неживым, невесёлым, очень болезненным в силу яркой однотонности, малоцветности. Его физические и материальные формы блестяще воплощают условную советскую повседневность и одновременно романтический мир побережья, уютного староградья игрушечной Европы. Этот мир полон солнца и ветра, шелестящей травы, океанов цветов, особенно, одуванчиков. Жаль, что не хватает старых деревянных особняков и полей, уводящих в неведомую «голубую даль». И где же разноцветные китайские фонарики, так дивно светящие нам поздним летним вечером? :) У Крапивина вообще очень мало простора, больших форм, пространств, долгих путей. Его герои блуждают по солнечным полянам и берегам рек и озер, но они редко выходят в большие города, мир жизни которых совершенно чужд Крапивину. Мир «Голубятни» — это очень маленький и в чем-то мелкий мир. Его герои совершенно не похожи на земных детей. Некоторые чуткие комментаторы намекают на определенные странности, которые часто позволяет автор. Мне книга многими местами и общим стилем, цветом напоминает «Диких мальчиков» Берроуза. Возможно, в этом есть доля правды. Можно также вспомнить Питера Пэна. Но больше в «Голубятне» мы видим мир, в котором хотели иногда оказаться в детстве, который иногда нам снился и казался, но который вместе с тем всегда воспринимался как идеализированный, упрощенный. Он очень сильно связан с тоской об иной советской реальности, которую мы хотели, но не построили. Поэтому он не имеет будущего, ему не нужны продолжатели, здоровые юные читатели. Крапивин подошел к стене, но найти в ней дверь должны другие люди. Но никаких дверей в его книгах нет.

Как мало отзывов, и как они мне близки! У нас в семье эта повесть имеется в издании 1967 года, без обложки, бережно хранящаяся в мультифорке в одном из ящиков моего старого письменного стола. Досталась мне от двоюродной сестры (старше меня на десять лет). Повесть очаровательна и мила, проста и очень человечна. В ней очень хорошо показаны некоторые стороны советской повседневности 1960-х (для меня неизвестных) и моих 1970-х (я их узнал :)). Эта повседневность узнаётся в сверкающих витринах уже закрытых магазинов (как сияли эти витрины в ночи, как хотелось попасть в воображаемый мир радости, который виделся в них и за ними), в тумбах с отсыревшими плакатами, в дребезжащих и раскачивающихся трамваях, освещенных слабыми лампочками, неуютных, но дающих утешение и тепло), тамбурах этих старых советских магазинов — темных, сырых, нередко грязных, ведущих в такие же торговые залы, в пустых ночных дорогах, сверкающих в дождь. А вспомним этих людей. Столь ненавистных и Крапивину, и мне, и многим моим ровесникам «тёток» — этих слоних и гусынь, недоверчивых, недобрых, малограмотных, пакостных. Этих хулиганов (какое забытое слово!), носящих и в тепло резиновые сапоги (которых, к счастью, нет в этой повести). Ох, как хорошо, Крапивин всё это видел, описывал, понимал, не любил!!! А какая чудная эта парочка — мастер и шахматист, как здорово они показаны, наверное, Крапивин имел в виду реальных людей. Как ярок его пустой капитан (военный), болван, формалист, равнодушный человек, враг своим солдатам. Про капитана, уплывающего в Антарктиду можно писать долго. Это человек из мира Стругацких и Ефремова, это человек будущего мира, мира Полудня, которого никогда не будет, и это наш современник — ученый и организатор, но не жуткий папанин. Главный герой и его юный спутник -первые попытки изобразить типичных мальчишек Крапивина — полугероев, людей, немного ненаших, неземных, живущих в особом мире детства, который находится рядом с Неверлендом и другими запретными для псевдовзрослых гусынь, кергеленш, пустых капитанов, резиновых парней местами.

Сборнику присущи все недостатки более ранних подобных творений. Герои говорят грубым языком, практически отсутствующим у Дойля. В рассказах официальную полицию представляет исключительно инспектор Лестрейд, тогда как у Дойла встречаются, и не раз, другие фигуры: Грегсон, Джонс, Бродстрит, Мак (не помню, как дальше). Нет замечательного вступления в истории: интеллектуальной разминки Холмса, столь поражающей доктора. Практически не показана полевая работа Холмса на месте преступления: изучение деталей и сбор улик. Сюжеты некоторых рассказов весьма своеобразны и, наверное, должны заинтересовать любителей канона. Но на самом деле читать все рассказы этой книги было очень скучно. Хотелось заглянуть в конец каждого рассказа, чтобы узнать, когда, наконец-то, он закончится. Самый безобразный рассказ — «Кражи на Бейкер-стрит». Надо очень постараться, чтобы назвать убитую служанку тремя именами. Сначала она фигурирует как Элиза Свайгер. Затем превращается в Маргарет, а еще позже — в Доротею. Это отвратительно и непорядочно по отношению к читателю. А редактору можно поставить двойку за его работу. Обратим внимание на несколько исторических неточностей. Малюта Скуратов погиб намного раньше царевича Ивана Ивановича и потому не может быть обвинен в его убийстве. Константинополь стал Стамбулом тогда, когда, вероятно, доктор Уотсон уже умер.

Общее впечатление можно выразить в следующих словах: не увлекательный сюжет, вымученная интрига, очень скучные персонажи. Очень искусственный мир. По-моему, автор слишком молод и не очень талантлив и старателен, чтобы хорошо писать книги на подобные темы. Пожалуй, в книге нет ни одного яркого и запоминающегося характера-героя. Их очень трудно себе представить, им трудно сочувствовать, читатель остается к ним равнодушным. Их разговоры и действия почти не вызывают интереса, возня вокруг золота, хижины, женщины, сундука и корабля так и не становится понятнее по ходу развития сюжета. Автор ничего не написал о новозеландских реалиях времени, к которому относятся события, и очень жаль. В качестве большого плюса отмечу редкие, но очень яркие и удачные описания природы, стихий, окружающей героев материальной среды. Жаль, что эта сторона мира автора совсем не интересовала.

Лавкрафт, почему-то, совсем меня не удивил. Ни здесь, ни в других его вещах, с которыми я только что ознакомился («зов Ктулху», «Данвичский ужас», «Тень над Инсмутом»). Наверное, образы зла и тьмы не могут удивить людей, ибо и зло, и тьма, и чудные старомодные монстры близки к нам по природе. Благодаря Лавкрафту мы узнали, что их еще больше, чем мы думали. Старые манускрипты и книги, написанные безумным арабом имярек, открыли нам печальную правду. В недрах нашего мира таится то, что нам враждебно. Его изначальная враждебность к людям вызвана внеземным происхождением чудовищ. Всё это никогда не было новым. Читать все описания Лавкрафтом доисторических драм и мистерий занимательно, если делаешь это в первый раз. Но на самом деле большого интереса у меня не появилось Занимателен стиль, которым написаны «Хребты...» и другие упомянутые выше книги: медленный и старомодный, осенний и какой-то странно старческий. В «Хребтах» впечатляет первое описание города во льдах и снегах, но когда автор переходит к истории и социологии цивилизации старцев, видится его вторичность, беспомощность, усталость. Удивляет настойчивость, с которой Лавкрафт возвращается к упоминанию картин Рериха. Неужели, чтобы показать свою эрудицию? Возможно, это так. Вряд ли его современники-американцы хорошо знали гималайские сюжеты Рериха. Удивительно, что это знал Лавкрафт. В «Хребтах...» Мы увидели совсем мертвый мир, очень похожий на Чарн из «Племянника чародея». Мир, лишенный добра и света, тепла и радости. Все вещи Лавкрафта, мною прочитанные, этого лишены. Мы видим мир тьмы, грязи, вони, зла, всего, что пугает людей, что им всегда враждебно, что не настроено на контакт и союз. Но где другая сторона, где эти силы Света? Глаза Лавкрафта видели монстров, но не ангелов. В последнем случае имеются в виду какие-то иные силы, могущественные, но доброжелательные к людям. Неужели на «звездах» и в дальних мирах живут только силы, настроенные на конфликт, отчуждение, презрение, эксплуатацию, уничтожение тех, кто слабее и моложе их? У Лавкрафта нет ответов на эти вопросы. Насколько мне известно, он их даже не ставил.

Я привык обращать внимание на название: книги, статьи, картины, песни. По роду своей деятельности мне тоже приходится время от времени искать подходящие имена для некоторых «вещей». Я внимательно, вежливо, доброжелательно прочитал весь роман, но не смог понять, почему он получил такое название. Казус — это, что, случай, какой-то примечательный и беспокоящий факт? Не увидел в романе никаких «подсказок», пояснений, намёков, позволивших бы это понять. Не верю, что слово казус было выбрано в силу его похожести на фамилию Кукоцкий. Сам роман разбирать не хочу, но кое-что можно отметить. Во-первых, у автора не получается показывать исторический фон, события в жизни страны и их действительную связь с жизнью главных героев. Сталинизм и война проходят бледнейшей тенью, легчайшим духом по страницам романа. То же самое можно сказать об эпохе оттепели, о времени революции. Автор все время выбирает что-то не главное, несущественное. Может быть, для многих людей так всёи было на самом деле? Где-то кого-то расстреливали, мучили, унижали, но про это не знали, об этом не думали другие. Во-вторых, главные герои показаны людьми поступков, действий, а не мысли, чувств. Всё последнее остается закрытым, тайным. В-третьих, в романе нет нежности, ласки, любви. Герои вечно одиноки. Постепенно я начал чувствовать, что читаю какой-то инвариант «Ста лет одиночества». Думаю, что верно описывают свои ощущения. Но подражание, даже если оно таким кажется читателю, редко может быть глубже первоисточника, оригинала. В-четвертых, у автора, как мне кажется, не хватило терпения добросовестно описывать развитие событий после смерти Тани, поэтому произошел резчайший переход к жизни уже ее взрослой дочери. На этом фоне видится особо интересным действие, происходящее, вероятно, в чистилище. Наверное, сочинять и читать про то, что может быть ТАМ, всегда интересно. У автора многое получилось, но и здесь чего-то нет. Некоторые фигуры остались для меня неизвестными.

Невозможно читать, язык ужасен, сюжет скучен и вымучен. Совершенно не привлекает. Гораздо хуже рассказов. Главный герой — не дурак, но такой хитрый малый, проныра, каких было полно в советское время, и которые в нем жили припеваючи. Сказочные герои говорят на страшном языке совка (простите меня, рожденные, как и я, в СССР, я не про нас и вас), смеси новояза и канцелярита. Может быть, автор и хотел таким образом показать мучения и самого Ивана, и тех, кого он встречает, и тех, с кем он говорит? Но, думаю, дело в другом. Автора, вероятно, всё устраивало. Как-то совсем плохо, увы:((((

Большинство романов про Мегрэ легко и быстро читаются и почти столь же и сразу же легко и быстро забываются. Почти все они были написаны автором за считанные дни. Их нельзя назвать серьезными и глубокими. Но в них есть немало примечательного. Во-первых, это сам комиссар — честный и хороший человек. Он много ест, а еще больше пьет, курит и ворчит, ворочается в постели, любит жену и своих сотрудников, тяжело шагает и часто стоит у окна, смотря на Париж. Этот великий город удивительно хорош у Сименона. Читатель чувствует его запахи, слышит звуки — утренние и вечерние, весенние и осенние, легкие и тяжелые, медленно расходящиеся и быстро уносимые вдаль и ввысь. Благодаря Сименону и его героям мы видим другой Париж, в котором почти нет туристов. Это Париж старых улиц и солнца, которое отражается в стеклах модерновых зданий. Это Париж бесконечных забегаловок, в которых пьют пиво и аперитивы. Благодаря Сименону мы знаем о том, что и французы пьют не только вино. Это Париж пыльных комнат, залитых солнцем, и темных ночных коридоров, в которых светит слабая лампочка. Это Париж консьержек и служанок, мелкой шантрапы и голодной молодежи, Париж потерявших надежду женщин и недоверчивых мужчин. Этот Париж видится читателю очень живым. Мы идеи по его улицам вместе с Мегрэ. Конечно, мы видим не только Париж. Яркими красками нарисованы курорты и пригороды, домики и грядки, реки и кабачки, сельские школы и мэрии. Вся страна открывается нам. Страна, которую любят в России. Это доставляет немалое удовольствие.

Здравствуй, радость! Эта книга меня сразу очаровала :) Африку можно показать с разных сторон, как и любой предмет. Можно смотреть на нее с небес, можно в подзорную трубу с палубы военного корабля, сквозь прицел мощной винтовки, окно экспресса, можно смотреть на нее с презрением, жалостью, спесью. Но поможет ли это увидеть всё прекрасное, что есть в Африке? Её великолепные закаты, краски её саванн и лесов, силуэты благородных животных, гордые фигуры местных жителей, потомков Адама и Евы. Но поможет ли это услышать звуки Африки? Таинственные песни ночи, шелест бесчисленных трав, звон нежных колокольчиков, радостный смех детей во дворе фермы, голоса духов земли и неба, шум дождя, ветра, несущегося по всей земле. Но поможет ли это учуять запахи Африки, от которых кружится голова, которые хочется вдыхать и вдыхать? Всё это есть в Африке, как есть в ней и беда, бедность, смерть, отчаяние. Карен Бликсен нашла превосходные средства, способы, возможности показать нам Африку такой, какой её видят романтики, гуманисты, влюбленные люди. В книге много чудесных рассказов, историй, сюжетов, фигур. Стоит назвать Эммануэльсона и Кнудсена, любимого автором Денниса, детишек, приходящих в дом слушать кукушку, слуг, которые общаются с хозяйкой почти как с равной. Отдельно стоит упомянуть рассказ про шейха, самый красивый, музыкальный, воздушный рассказ в книге, полный глубокого уважения к мусульманам. Восхищают небольшие истории — про аиста, Христа, ученого, приехавшего изучать обезьян. Мы можем узнать так много об этом мире, которого никогда не было, и который всегда в сердце, памяти, душе. Как много добра, красоты и ума в этой книге. Спасибо, спасибо, несравненная Карен Бликсен.

Впечатление от чтения этих рассказов, полученное мною в детстве (мы выписывали «Мурзилку» с 1975 или 76 по 1982 гг.), не особенно изменилось. Конечно, мне очень понравились детективно-загадочные истории! Я с нетерпением ждал каждый новый номер! Мои симпатии не всегда были на стороне Мурзилки и его друзей-пионеров. Наверное, потому, что мне нравились визуальные образы агентов и их поступки. Всегда было жалко, что еще один агент разоблачен и перешел на «светлую сторону». А кто они такие? В самом начале самой первой истории Ябеда-Корябеда сообщает своим верным людям, что им будут приданы черты мальчишек и девчонок. Каковы же они на самом деле? Это осталось тайной. И, пожалуй, хорошо, что все про это забыли. Агенты и агенты, или лазутчики. В первой части, посвященной борьбе с первой дюжиной агентов, начиная с пойманного первым Говядины и до задержания двух Дор, все сюжеты более интересны, чем во второй, когда становится ясно, что автор устал, его фантазия выдыхается, сюжеты вымучиваются, суть и последовательность теряются, как и некоторые агенты, например, Трень. Никто его не задержал в отличие от Тараторы, он просто куда-то ушел. Но пока о цикле в целом. Вероятно, автор был знаком с историями про инспектора Варнике, в которых нужно было внимательно изучить картинку, а иногда и прочитать текст, чтобы разгадать загадку. Некоторые сюжеты очень похожи. Возможно, Семенов видел и французский журнал «Пиф», в котором печатались замечательные приключения детектива Людовика. Но для ребенка, каким был я, знакомство с рисунками Семенова было первым, а потому и впечатление было более ярким. Кстати, мне редко хватало терпения или ума, чтобы найти ответ без подсказки автора. Помните «Ответы, в которые не спеши заглядывать»? Кто-то уже писал о том, что рассказы и рисунки отражают время и повседневную жизнь СССР 1970-х годов. С этим можно согласиться. Но это отражение почти незаметно, неуловимо. И все-таки дети 70-х его чувствуют. Всё это касается, главным образом, первой части. Вторая вызвала большое разочарование. Может быть, потому, что я стал старше. Но и рассказы стали хуже. Как и сами рисунки в журнале. Семенов иногда путает имена агентов. Например, в истории с ловушкой (известной и по первой части) в яму попадают четыре агента, а на рисунке мы видим троих. Во-вторых, в начале рассказа Семенов пишет о Брысь как о девочке («миловидная Брысь»), тогда как в одном из следующих рассказов «Явление Степана Присядкина», Брысь становится мальчиком, а Цыц девочкой. Что, это? По-моему, невнимание, небрежность автора и редакторов. Очень затянуты истории про Таратору и особенно Колю Малина. Исчезла авантюрность, динамичность сюжета. Вторая часть меня разочаровала, и не столько потому, что я вырос, а потому, что она написана хуже, небрежней. Но в целом цикл замечателен.

Вдогонку. Забыл написать, что в условиях советских реалий 1970-х слово «агент» еще не утратило значения, известного в более ранние годы («агент Запада»). Наверное, Семенов понимал это, как и взрослые читатели. Но эта мрачная тень прошлого и настоящего не особенно мешала наслаждаться историями про агентов. Еще одно достоинство цикла. В нем практически нет идеологии, хотя часто упоминаются октябрята и пионеры.

У книги «бесконечно» много достоинств и, как мне видится и думается, совсем нет недостатков. Первое достоинство: избранная автором форма сообщения всегда интересной информации: кратко, но очень содержательно, существенное (структура книги вся состоит из коротких главок-рассказов). Некоторые из них посвящены, казалось, простым вещам, но всегда в них присутствует какая-то значительная мысль. Например, в главке «От акул до звезд» автор показывает сам машинные помещения советского корабля, работу механиков, радистов, штурманов, поднимается от недр корабля к солнцу и голубому небу над палубой. Но всё это выполняет служебные функции, а главное: показать слаженность работы команды, уважение к человеку труда. Второе достоинство: заметное чувство доброго юмора, а вернее, доброты взгляда на людей, их отношения, ситуации, в которых они оказываются. Например, эпизоды, связанные с Сержем, погоня за вороной, поиски очков, забытых у камня, где плясали обезьяны. Третье достоинство: яркие портреты многих героев книги: советских моряков (капитанов, боцмана Никоныча, матросов (Яши), начальника рации, помощника капитана Федора Михайловича, повара Вани), японцев, американцев (мистера Роберта, миллионера-хоккеиста, его веселой жены, шипшандлера Джулиано, рыжего семейства, парня-гитариста), тайцев (повара, Тау, даже грузчика с татуировкой тигра на груди). Четвертое: гуманизм советских людей, их непримиримость по отношению к мещанству и торгашеству (гадкий мистер Джордж), равнодушию (толстые девчонки на рикшах в Пенанге), альтруизм (Коля и экскурсии для индийцев по кораблю), чуткость и товарищество (посещение моста в Сан-Франциско вместе с боцманом), их гордость за свою страну, умение показать лучшие качества советского человека (пение «Челиты»), демократизм и отсутствие высокомерия по отношению к людям других рас. Пятое достоинство: множество интересных фактов, сообщаемых автором, побуждающих заняться поисками дополнительны сведений о них. Например, я захотел найти и нашел марку Сингапура с идущими по набережной людьми, найти исполнение «Челиты» (дядя Володя, наверное, слушал Шульженко, а американец исполнял мексиканскую версию), фотографию статуи английского короля в «высокой как колпак короне» (нашел ее, это статуя Георга, не помню, Пятого или Шестого. А что сказать про посещение Диснейленда!!! Шестое: хорошее изображение стран, не относящихся к социалистическому лагерю, особенно, США. Седьмое: конечно, рисунки Г. Валька!!! Спасибо маме, купившей на работе самое первое издание этой книги (1976 года)!!! Спасибо Виталию Титовичу!!! Эту книгу надо читать и детям, и взрослым. Она не устарела, она интересна, замечательна.

Как много волшебного в этой книге! Воистину, это лучший роман Диккенса и один из лучших романов 19 века, века. в который культура и литература стали доступны для многих. Диккенс — гуманист и романтик, немного мрачный мистик, поэт и волшебник слова. Роман полон дивными образами, описаниями природы и города, времен года и стихий. Чудесны, музыкальны, красочны описания берегов моря, усеянных раковинами (вспоминается Ньютон в конце жизни), дорог, по которым странствует Дэвид в начале и конце книги, дождя и бури в городе и море, уютных комнат и милых безделушек, домика, в котором живет Джип. Яркими красками рисует автор почти всех героев романа. Одни из них остались до конца неясными. Это, конечно, Стирфорт, надменный и недобрый, но также способный на проявления дружбы, и мистер Дик, может быть, выбравший роль блаженного по своей воле. Очень ярок Урия Хип, особенно в его откровенных речах в сцене разоблачения, да и в конце книги, уже в тюрьме. Возможно, подлинный его антагонист не Дэвид, а мистер Дик, несущий добро и покой, и улыбку. Он особенно замечателен в словах о докторе Стронге: «Он так скромен, так скромен, он снисходит даже к бедному Дику, который слаб умом и ничего не знает. Я написал его имя на бумажке и по бечевке послал воздушному змею, когда тот был в небесах, среди жаворонков. Воздушный змей был так рад это получить, сэр, и небеса стали еще ярче!» В этих словах мы можем увидеть своеобразное воззвание и обращение к небесам, но на особом языке, доступном немногим. Можно вспомнить рассказ Л.Н. Толстого про трех старцев с их словами: «трое вас, трое нас...» Один из самых трогательных героев романа — это Дора. Небесный цветочек, прекрасный элой из «Машины времени», зачем-то оказавшийся на земле. Бедная и прекрасная девочка-жена, с бесконечной мудростью попросившая Агнес занять ее место. Эти и многие другие герои романа достойны того, чтобы на экране и в театре их играли лучшие актеры. Роман, вообще, очень хорош для экранизации, постановки в театре и, наверное, мьюзикализации (постановки как мюзикла). Отличны внутренние монологи главного героя, его внутренние скитания по своей душе. Немного страшно, когда читаешь и понимаешь его мысли о Доре. Жаль, что Дэвид так и не объяснился со Стирфортом. Конечно, я не имею в виду еще одну пощечину. В романе не так много сентиментального, как может сначала показаться. И это не роман о воспитании. Его можно назвать романом развития и изменения человека. И еще в нем можно увидеть Англию, которой автор очень гордится, но и хорошо видит ее недостатки. Прекрасен и перевод Кривцовой и Ланна. Спасибо автору и переводчикам за удовольствие, которой я получил, читая роман. Несомненно, буду не раз к нему возвращаться.

Наконец-то, прочитал! :) Читать приходилось, в основном, в метро, когда появлялось свободное время. Роман мне понравился. В нём мало наблюдений за человеческой природой, т.н. прозы жизни, глубокого знания отдельных её сфер и сторон. Он весь — литература, фантазия, история, сон. В первой половине всех историй время течёт, а во второй — мчится. В первой — герои готовятся к какому-то испытанию, проходят через первые трудности, а во второй — происходит быстрая развязка. В первой мы видим мир вблизи, рядом с нами, а во второй — находящимся вдалеке от нас, неизвестно где, внизу или наверху, но не рядом. Некоторые «вещи» и места в романе остались для меня не вполне понятными. В первую очередь, это история Сонми, а во вторую — козопаса. У него, по-моему, четыре ноги, он кентавр. История Сонми особенно печальна и учит нас бдительности. Клон имеет право... Наверное, наши потомки поймут это лучше нас.

Не так уж плох этот роман, как считают многие комментаторы. Меня в нем, прежде всего, привлекают очень романтичные описания природы, мест и пространств, по которым странствует главный герой. Легкая рябь на воде, трава на песке, камни на пляже, рядом с маленькими лужами, оставшимися от ушедшей воды. Мир и покой царят вокруг. А еще часто упоминаются мой любимый ветер, облака, несущиеся над нашей головой. И всё это — почти остров. Нельзя не любить острова! Спасибо автору за внимание, которое он уделяет природе. Хочется отметить и качество перевода А. Гузмана. Роман весь течёт и струится, наводит сон в летний день, когда рядом с тобой плещется великое море. Главный герой не вызывает отвращения, в его сообщениях про убийства нет гнева и кровожадности, они — часть этого мира покоя, ветра, солнца, воды и травы. Мир кажется тёплым, а люди в нём — сотканными из воздуха и воды. Замечательная книга. Мы узнали плохого парня, но, может быть, он станет хорошей девушкой. Всякое бывает.

С большим мастерством новый нобелевский лауреат изображает серый и грязный мир. В нём нет ни радости, ни жизни, ни самих людей. Его главные герои удивительно скучны, непривлекательны и несимпатичны. Вечно ноющая капризная и церемонная Беатриса, в словах который напряженно ищешь глубокий смысл, которого, боюсь, там просто нет. Ее муж, повторяющий монотонное «принцесса», но, как видно, давно уставший возиться с «дамой своего сердца», некогда ему изменившей. Фантастический сэр Гавейн, более всего похожий на родственника Дона Кихота или на рыцаря из «Алисы в зазеркалье», всё время падающего с коня. Какой-то Вистан, какой-то мальчик, может быть, сын драконши. Отвратительно серые, грязные, склизкие эльфы (чудовищное и сразу запоминающееся описание), огры, неуклюжие чудовища, покрытые грязью. Весь роман полон грязи, чада, скользких бревен и камней. Но сколько бы новых чудовищ автора нам не показывал, сюжет не становится ни занимательнее, ни драматичнее. Нет в книге и финала, нет развязки. Может быть, автор сделал главным героем саму «хмарь»? Может быть, он хотел, чтобы читатели почувствовали вязкую муть и сонное перекатывания языка во рту? Что же, ему это удалось сделать. Мы увидели достаточно мути и грязи, но не увидели страну, ее людей, ее жизнь.

Почему-то многие обращают внимание на апологию автором Америки и американцев. Я бы не стал придавать этому слишком большого значения. На мой взгляд, это не является большим минусом книги. Я бы отнес к ним крайне слабое информирование читателя о том, как и почему началась эпидемия (где началась нам вроде пояснили, но осталось очень много вопросов), сколько всего людей погибло (некоторые слова автора позволяют допустить, что погибло подавляющее большинство людей на планете), как изменились политические системы и экономика стран мира, возможно, глобальная экономика, после пандемии, что стало с животным миром Земли. И это далеко не все вопросы. Автор совершенно игнорирует морально-этическую сторону истребления людей, а ведь это Холокост Холокостов, ничего не пишет о том, как пандемия разрушала семьи, роды, общины. Герои книги неоднократно подчеркивают, что воевали с тварями, но умалчивали о том, что среди них могли быть их родители, дети, друзья. У них нет тоски по потерянным семьям, прежнему миру. Всё это странно.

Замечательные книги, которые можно было приобрести в 1980-е годы только у частных книготорговцев. Что и сделал мой отец, подарив мне несколько книг на день рождения :) А любовь к циклу появилась еще раньше, когда отец привез из Москвы самую первую для меня книгу «Томек среди охотников за человеческими головами». Книги цикла невозможно не любить, не помнить. Прежде всего, большую симпатию вызывают главные герои цикла. Отец Томека благороден, Смуга — отважен и предприимчив (хотя и менее понятен, чем его друзья), боцман — воплощение добродушной силы. У таких людей есть чему научиться, что с большим успехом делает Томек. К основным персонажам цикла позволительно отнести и Салли. По-моему, автор смог показать ее с самой лучшей стороны, особенно в истории с ядовитой змеей. Другими достоинствами цикла следует считать занимательность сюжетных линий, познавательность книг, симпатию, с которой автор изображает т.н. туземцев, выступающих в роли проводников и помощников главных героев. Весьма заметен патриотизм и национализм Шклярского. Главные герои, прежде всего, Вильмовский неоднократно упоминают польских путешественников, которые внесли вклад в исследование территорий, по которым путешествуют звероловы. Каждая книга имеет свои особо привлекательные места и характеры. В первой — это встреча Томека с отцом и его друзьями, поиски Салли, подарок самородка. Во второй таких мест особенно много, как много и очень ярких характеров местных жителей. К ним следует отнести и Кастанедо. Третья книга — моя самая любимая :) Хотя ее содержание совершенно не связано с названием. Наиболее интересные события происходят после того, как путешественники покидают Алвар. Их проводник — Пандит Давасарман, на мой взгляд, может быть назван самой яркой фигурой всего цикла. Возможно, самое любимое место в книге — вечерний ужин у китайца, паролем для встречи с которым послужили слова о кумгане с изображением всех народов Азии. Контрасты холода и тепла, снега и огня, вражды и доброты особенно сильны в этой книге. Жаль, что поискам снежного человека автор совершенно не уделяет времени. Четвертая книга мне не особенно нравится. Наверное, потому, что книг «про индейцев» читал много, и сюжет Шклярского не особенно интересен. «Таинственное путешествие» очень похоже на третью книгу. События тоже происходят в Азии, но уже в «нашей». Как русского патриота, но не сторонника власти, меня задело место, в котором герои вступают в перестрелку с казаками и убивают нескольких из них. Такое же чувство неприязни, скорее, недовольства я испытал, когда уже взрослым прочитал «Пана Тадеуша» Мицкевича. Там есть похожее место. Книга про Папуа практически лишена недостатков, автор столь же мастерски описывает приключения героев и места, в которые они попадают. А вот последняя прочитанная мною книга меня разочаровала. Наверное, ее можно было и не писать.

На мой взгляд, роман «Солярис» посвящен трудностям установления контакта вообще, а не только между людьми и Океаном. Крис своими действиями (или бездействием) способствует самоубийству Хари, нисколько этого, видимо, не желая, и не предполагая такого исхода. Если человеку так трудно понять, что происходит в голове (сознании) другого человека, то ему, вероятно, будет ещё сложнее найти взаимопонимание (а это больше, чем контакт) с тем, кто (что) вообще не является человеком. Дело, возможно, не только в издержках антропоцентризма, невозможности увидеть что-то глазами нечеловека. Но и в том, что Х. Г. Гадамер в своей статье «Неспособность к разговору» (1971), выразил в следующих словах: «Как человек переживает мир в своем опыте, как он его видит, слышит, наконец, ощущает на вкус – все это навеки остается его сокровенной тайной...и наши влечения, и наши интересы сугубо индивидуальны, а разум, общий всем нам и наделенный способностью постигать общее для всех, — он бессилен перед всей той ослепленностью, какую воспитывает в нас наша отъединенность». Сознание Криса отделено от сознания Хари, и это только один пример. Такова человеческая природа социальности: каждый из нас имеет сознание, но нам трудно понять друг друга. Возможно, вопрос «Соляриса», это вопрос о сознании. В. А. Лекторский хорошо сказал об этом в интервью: «Еще Лейбниц приводил пример: представьте, что ваш мозг увеличен до размеров огромного здания, я хожу по коридорам и вижу нейроны, клетки, серое и голубое вещество, я все это могу изучать, но так никогда и не пойму, откуда берется сознание. Возможно, это представление несколько примитивно, но проблема остается. Если мы хотим понять, откуда берется сознание, мы эти новейшие исследования должны осмысливать иначе. И признать, что есть там и тупиковые вещи, которые постичь нельзя». Вероятно, возможно, подлинный контакт между двумя, обладающими разными сознаниями, и отделенными друг от друга физической дистанцией, разумными существами, вообще невозможен. Даже, если у них есть то, что называют языком. Л. Витгенштейн доказывал невозможность существования приватного (личного, частного, индивидуального) языка. Но Крис и Хари лежали вместе на кровати, их тела были сплетены, но сознания оставались самостоятельными, отчужденными. Люди выходят в космос, не познав хорошо свою собственную природу, другой космос. Наверное, смотреть «в небо» в каком-то смысле легче, чем изучать глубины «самого себя». К сожалению, то, что называют научной фантастикой, чаще всего содержит описания путешествий в межзвездных кораблях, нежели погружения во «внутреннее пространство».

Загадка, с которой имеют дело герои «Соляриса», есть, может быть, загадка сознания.

Разочарование, большое разочарование. Мир, по которому странствует неприкаянный Волкодав, совершенно похож на наш мир, в том числе, российский, как современный нам, так и 1990- х годов, который многие вспоминают как кошмар. В это мире не любят книжников, музыкантов и других великанов духа, считая их бесполезными. Зато процветают мускулистые силовики, служащие различным самозваным правителям, их сладострастным женам, бесконечным полевым командирам, warlords, разбойникам и жуликоватым купцам. Эти силовики чувствуют себя совершенно свободно, они не размышляют, а охотно пускают в дело оружие, режут им и рубят направо и налево, ибо нет ни силы, ни власти — духовной и юридической, которая могла бы остановить их безумное доминирование. Мало чем отличаются от них и те, кому они иногда служат. Это покрытые шрамами негодяи, севшие на престол, захватив его силой, и убедившие людей посредством угрозы и шантажа в необходимости им подчиняться. А для тех, кто не понял, кто слишком умен, всегда найдутся волки и волкодавы. В мире волкодавов почти нет загадок, таинственных превращений, появления духов и существ, близких к богам, волшебных вещей и стихий. Этот жестокий и скучный мир оставлен людям в их полное распоряжение. «Хотите всё сделать сами?» — спросили духи и боги: «Пожалуйста, делайте, только ничего у вас не получится, ибо вы — жестокие и необразованные дикари». Поэтому миром, которые оставили духи и боги людям, те распоряжаются безобразно, варварски. Мир волкодавов — это мир варваров. И зачем это отрицать? Здесь не нужна политкорректность. Книжники выживают, заискивают, льстят дикарям, которые принимают это как должное, ибо у них есть мечи и мускулы, тренированные в боях и убийствах тело и что-то типа души или сознания. Правда, в зачаточном виде. Где-то «за морем» лежат иные земли, но путешествовать в них варварам не хочется. Там нельзя орудовать мечом, рыгать, оттянув надутое пивом брюхо, щурить масленые глазки и вставать с грязной лавки, расстегнув штаны, при виде красивой девушки, испуганно смотрящей на косматое чучело с мечом. Поэтому волки и волкодавы, воры и пройдохи режут друг друга, угнетают бедных пейзан и горожан, требуют от них дани, и ничего не чувствуют. Это мир, в котором нет церкви, схоластики, монастырей, населенных любомудрами, которые стояли у истоков просвещения. Этот мир — карикатура на славянский и русский дух, как дух, в котором нет ничего ценного кроме культа силы, насилия, брутальности. Но, может быть, такое восприятие вызвано тем, что мы видим всё глазами волкодава, который обращает внимание на одни вещи и в упор не видит других, о существовании которых он, может быть, даже не знает и никогда не думает.

Еще одна заметная вещь. Главный герой расписан так, как это может и хочет увидеть женщина. Благородный дикарь, варвар, воспитанием которого стоит заняться.

В обществе знаменитых детективов место отца Брауна — рядом с мисс Марпл. Всегда рядом и всегда в тени. И он, и она — чудаковаты и очень симпатичны. Но мы хорошо знаем, где и даже как живет «тетя Джейн», а отец Браун появляется всегда внезапно. И он вездесущ, но не назойлив. И как хороший священник, он знает мир людей. В «Сапфировом кресте», одном из лучших рассказов цикла, отец Браун говорит Фламбо: «Вы никогда не думали, что человек, который все время слушает о грехах, должен хоть немного знать мирское зло?» Отец Браун всегда появляется там, где зло начинает свою работу в человеческой душе. Отец Браун не сокрушается, не призывает всех святых, не показывает, как ему тяжело видеть падших людей. Менее всего он похож на «старца», на деловитого пастыря-харизматика, на угрюмого и ограниченного монаха. Он не блещет эрудицией, как Холмс, не ворчит на весь свет, как Ниро Вулф, не хвастается «серыми клеточками», как Эркюль Пуаро. Он призывает думать, куда и как человек может прийти, если он слишком чего-то хочет. Он редко может удержать преступника, но он часто спасает тех, кого коснулось зло, кого посетил страх. Он хороший и верный друг и товарищ. Весь мир для него — место, где надо искать отчаявшиеся души и что-то пытаться для них сделать.

По-моему, замечательное произведение. Субъективно, оно воспринимается как очень позднее, как завещание и прощание Мастера. Вспомним «Эпилог» (произносится актером, играющим Просперо): «Отрекся я от волшебства... (и до): не служат духи мне, как прежде...» «Буря» хороша, может быть, сказочно хороша. Она полна волшебства, чар, духов. Само дело происходит на каком-то неизвестном острове, далеком и дивном. Появление Просперо и Миранды сделало его другим. Зло ушло, но чары остались. Остался гордый Ариэль, служащий людям по своей воле. Остался прелюбопытный Калибан, которого зря бранят и в пьесе, и в критической литературе, и на сайте. Он не так уж плох. Разве может быть диким и необузданным творение, произносящее такой дивный монолог (пусть и обращаясь к Стефано): «Ты не пугайся: остров полон звуков — и шелеста, и шепота, и пенья; они приятны, нет от них вреда. Бывает, словно сотни инструментов звенят в моих ушах; а то бывает, что голоса я слышу, пробуждаясь, и засыпаю вновь под это пенье. И золотые облака мне снятся. И льется дождь сокровищ на меня...И плачу о том, что я проснулся». Эти слова стоят многого. Никто иной не нашел таких слов для описания сказочного мира острова. И. В. Евстратова в своей интересной статье («Функция образа Калибана в контексте сюжетно-жанровых особенностей «Бури» У. Шекспира» // Вестник СПбГУ. Сер. 2, 2003, вып. 3( № 18), с. 102-109) пишет о Калибане: «Калибан символизирует в «Буре» материю для творчества, человеческую природу или саму жизнь, в которой перемешано и хорошее, и дурное. Именно поэтому сложно втиснуть Калибана в рамки жанра трагедии или комедии, как невозможно придать строго заданные формы человеческому существованию». В отличие от Калибана те, кого выбросила буря, почти все ничтожны и слабы. Я о придворных. Они гораздо хуже смелых моряков и боцмана. Они пусты и невежественны, они похожи на генералов из сказки Салтыкова-Щедрина. Им нечего делать не только на острове, но и где-либо вообще. Кстати, наверное, впервые я узнал о «Буре», когда читал в «Детях капитана Гранта» описание морской бури, действий Джона Манглса, властно призвавшего Гленарвана и других уйти с палубы, и комментарий в его адрес Паганеля :) Пьеса очень выразительна, ее, как мне кажется, хорошо ставить в театре, в том числе музыкальной комедии. Правда, нужны очень хорошие, интересные декорации и костюмы, музыка и ритм. Летом 2017 года мы с будущей женой смотрели «Бурю» в театре Комиссаржевской в Петербурге. Постановка не очень понравилась. И декорации, и артисты. Жена, не читавшая пьесу, заметила, что Ариэль слишком грузен для духа воздуха) И фильм, который я увидел, мне не понравился. В этой «Буре» роль Просперо зачем-то отдали женщине, Хелен Миррен. А ведь это один из очень немногих удавшихся волшебников в мировой классике. Он, правда, не идеален, но более благороден, чем другие герои пьесы. Думаю, что его мало понимает и родная дочь.

Показанная нам история пути к звездам, в иные миры есть достижение какого-то иного разума, ведущего человека как смышленую и обучаемую крысу в лабиринте. Этот разум где-то таится, не вступая в контакт, и не обращает внимание на самостоятельность людей в движении к развитию ума, духа и сознания. Люди, в сущности, ничего не сделали сами. Основная работа выполнена до них, для них и вместо них. Все изменения в сознании и возможностях освоения мира, начиная с мира Смотрящего на Луну убийцы и до Дэвида Боумена, суть результаты внешних воздействий, а не глубокой внутренней работы ума и духа человека. Жаль, если так и происходит пробуждение разума во вселенной и передача «огня». Какие-то предтечи установили несколько артефактов, указав путь к ним и сделав работу с ними достаточно простой, не требующей головоломок, сложных расчетов, ночных дискуссий и бдений. Существа, называемые питекантропами, двигали своими неуклюжими руками как марионетки на нитках, люди не искали монолиты, ибо те благосклонно дали знать о своем местопребывании, ворота в другой мир оказались открытыми. А где же выстраданное знание, путь ошибок и ложных истин, горьких разочарований? Наверное, как и Ленин, можно пройти другим путем.

Читатель напрасно ждет в этой книге каких-то особенных или настоящих чудес. Чудо — это, наверное, волшебство, вызывающее восторг, безмерную радость и счастье. Ничего подобного в книге, к сожалению, нет. Английское чудо сухих и стерильных викторианских джентльменов и их любимых благонравных девочек, одеваемых и раздеваемых служанками, это иное чудо. Мы видим необыкновенно скучный мир, довольно равнодушный к Алисе. В нем, кажется, отсутствует и добро. В нем многого нет. Зато нет и нравоучений, произносимых овцами, сухими старыми девами, важно задравшими острый нос со съехавшими очками. Но книге хватает другой болтовни. В ней можно утонуть, придя в отчаяние. Герои, с позволения сказать, ибо какой же Шляпник или Грифон и Чепупаха (по Набокову) — герой?, демонстрируют почтительно слушающей их буржуазной викторианочке способности говорить бред, в котором эрудированные комментаторы находят глубокий смысл, чуть ли не научные открытия. В сущности, никто никому не нужен в этой стерильной стране бездельников. Нет никакого товарищества, солидарности, дружбы. Нет каких-то общих действий. Неудивительно, что в конце концов даже благонравная викторианочка не выдерживает той чепухи и чуши, которая ее окружает.

Чтение «Гулливера» многие начинают в детстве, причем в раннем. А начинают с «Путешествия в Лилипутию» и с конфет-великанов. Поэтому многим Гулливер представляется в образе сказочного великана, человека горы — с мощными жилистыми ногами в чулках и туфлях с пряжками, расставленными как огромная арка, его голова поднимается к небу, а огромные руки захватывают все просторы. И этот великан мудр и добр, но вместе с тем лукав. Позже начинаешь понимать другие вещи, но первое детское впечатление все равно остается самым сильным.

В государстве лилипутов мелки не только сами жители, но также их нравы, мысли и поступки. Снисходительность и добродушие Гулливера по отношению к ничтожным созданиям не встречает у них ни понимания, ни благодарности. Лилипуты ростом имеют карликовые души. Великаны отнеслись к Гулливеру с интересом и в целом доброжелательно. Но огромный рост не делает жителей Бробдингнега (Бробдингрега) титанами духа и ума. Впрочем, Глюмдальклич и король изображены с большой симпатией. Третье путешествие является самым удивительным, богатым в идейном отношении, хотя и бедным в отношение каких-то приключений и деяний главного героя. Гулливер здесь. в основном, зритель, который смотрит не снизу вверх или сверху вниз, а в суть и глубь вещей. В памяти остается образ далекой от народа власти, небесного острова, населенного, впрочем, жалкими существами, спорный образ академии наук (вспомним, что А. Гейм получил не только Шнобелевскую, но и Нобелевскую премию), поучительное для любителей продлевать свою пустую жизнь описание бессмертных. Но и в этих мирах нет теплоты, мало чудесного, пленительного, благородного. Наконец, Гулливер попадает в серый сельский мир, похожий на хлев, и у него открываются глаза на подлинную природу человека и животного. Эта часть содержит самые смелые высказывания, но и она не особенно интересна. Читатели и сами хорошо знают повадки йеху, нас ничего не удивляет и не возмущает. А вот креативная идея Свифта о том, что животные могут быть благородными и достойными уважения, а не только забоя, очень актуальна в наше время, когда, например. в России наконец-то начинается борьба с жестоким обращением с животными.

Человечество нанесло Земле множество ран, серьезных и болезненных, но не смертельных. Разразившаяся ядерная война уничтожила людей, но не жизнь, цветущую, яркую и удивительную. Люди исчезли вместе со своей техникой, оставив о себе зыбкую память на стенах умных домов, которые постепенно разрушатся и станут пылью. А птицы будут петь, травы колыхаться, солнце светить, облака плыть по «небу дна», как дивно выразился И. А. Бунин. И это будет хорошо. У Земли есть будущее, пишет автор, но оно не связано с людьми.

Впечатление от этого теплого рассказа было бы не таким светлым, если бы не стихотворение Сары Тисдейл, приведенное в тексте в переводе Л. Л. Жданова, как доказывает Е. Витковский. По словам последнего, рассказ «Будет ласковый дождь» принес всемирную славу не только «Марсианским хроникам», но и Саре Тисдейл — ее стихотворение стало появляться в антологиях американской поэзии на десятках языков. Обрело оно вторую жизнь и на английском. В итоге жизнь вернулась к Саре Тисдейл...». (См.: Тисдейл С. Реки, текущие к морю: Избранные произведения / Пер. с англ. — М.: Водолей, 2011. — С. 14.). Спасибо Рэю Брэдбери за рассказ, спасибо ему же за это дивное стихотворение. И спасибо незабвенной Саре Тисдейл :)

«Огонь и лед» относят к самым известным, но, наверное, не самым сложным для истолкования стихотворений Фроста. И, возможно, не самым глубоким. Сожалею, если мои слова будут восприняты почитателями творчества Фроста, к коим я отношу и себя, с возмущением и укорами в мой адрес, но я пришел к такому выводу, неоднократно его перечитывая. И в оригинале, и в переводах. Кроме Г. Кружкова, известны переводы Вл. Васильева и С. Степанова в издании: Фрост Р. Неизбранная дорога. — СПб. : Кристалл, 2000. — 416 с. И перевод неизвестного мне автора из энциклопедии «Американа».

Огонь осмысливается как страсть, сжигающая разум и ум, сознание и волю. Кто-нибудь решит, что Фрост писал о войне (год появления стихотворения — 1920). Вероятнее, имелась в виду страсть, связанная с чем-то, принимаемым за любовь. Она не греет и не воодушевляет человека, а мучит и калечит его. Либо Фрост размышлял о том, что люди, отдавшиеся своим страстям, способны совершать безрассудное зло, в том числе начинают и поддерживают войны. Другая сила более загадочна. Вспомним, что ад у Данте — средоточие холода и льда, а не огня и жара. Погибая в огне, люди и другие твари (я сжег только одного колорадского жука, о чем жалею и по сей день, можно было просто унести его в поле, далеко от огорода и выпустить) корчатся, извиваются, сжимаются от боли. Замерзшие тоже съеживаются в комочек. Лед прозрачен, но непроходим. Отец Бастиана Букса застыл в целой глыбе льда, как и один из богов-близнецов в цикле про Волкодава. Лед, о котором писал Фрост, это, возможно, равнодушие и безразличие людей друг к другу. Никто не придет на помощь, никто не обнимет за плечи, не поцелует, не придет на могилу. Каждый буде мучиться внутри себя, но не станет обращаться за помощью к другим. Это смерть человека. человеческого.

Следует отдать должное изобретательному уму, богатому воображению и остроумию автора. Благодаря его усилиям появился (возник) огромный мир, населенный, практически, бесконечно разнообразными существами, проживающими в странных, а иногда, очень мрачных местах. Читателя, вероятно, немало удивляет креативность ума Баума, выставляющего на сцену все новых и новых действующих лиц, среди которых многие становятся главными и в конце концов вводятся в ближайший круг Озмы, становятся ее компаньонами и приживалами. Их забавные суждения, выходки, их удивительные приключения и злоключения очень интересны, но читатель устает от них, в конце концов, поскольку все великолепие, фонтаны и фейерверки чудес, волшебных превращений укладываются в несколько простых форм, найденных Баумом.

В разных рассказах «Хроник» — Марс разный. В этом — он безжалостен и коварен, бесконечно изобретателен и чуток в деле продумывания способов непременного уничтожения людей. Он силен и могуществен, он сильнее нас, ибо способен вторгаться, мощно и неумолимо в самое сокровенное и ранимое начало человеческих сознания, воли, души, природы. Но его нельзя назвать бесчеловечно жестоким. Марс — более старая планета, чем Земля, а марсианская цивилизация у Брэдбери (была) старше нашей. Марсиане жили совсем рядом с нами, но раньше нас. И исчезли раньше нас. Они раньше нас стали совсем цивилизованными, а это, судя по всему, означает появление страха перед новым, ненависти к чужакам, упорства в отстаивании всего своего — планеты, пути, истории, правды, культуры, земли, ценностей, племенного духа. Развитие сделало их жестокими, и поэтому они погибли, убили себя. То же самое грозит человечеству, ибо мы согреты тем же солнцем, что и некогда марсиане, смотрим на те же далекие и недоступные звезды, молимся тем же богам и демонам.

Самый светлый и добрый рассказ в «Марсианских хрониках». Марс может не только убивать, но и щедро одаривать, а вернее, вознаграждать, обрушивать лавину богатейших даров за достойную и благородную работу. Герой рассказа бескорыстен и верит в то, что его труд может принести пользу другим людям. Он приехал не грабить и разрушать, а созидать и возрождать. Он человек труда, а это было, есть и будет самое высокое и уважаемое звание как на Земле, так и теперь на Марсе. Рассказ очень лиричен, мелодичен и музыкален.

Замечательный рассказ, посвященный скорее мужеству и преодолению трудностей, чем описанию жажды богатства. Но, несмотря на общую занимательность сюжета и сочувствие главному герою и его друзьям-неудачникам, читатель не может проигнорировать появляющиеся в его голове другого рода мысли: герой рассказа, в сущности, самый обыкновенный авантюрист, искатель сокровищ, человек-перекати-поле. В старатели шли и идут люди, не желающие заняться каким-то производительным или общественно полезным и значимым трудом. Главный герой почему-то не способен вызвать к себе симпатию. Да, наверное, Шекли и не собирался рисовать симпатичного человека. Герои его рассказов — совершенные американцы, малообразованные, малограмотные, жуликоватые, хитроватые, вороватые. Единственное, что искупает бросающиеся в глаза недостатки главного героя, — то благородство, которое он позволяет себе, когда начинает думать, что, может быть, сорвет куш, и, конечно же, великолепная, огромная, как башня (так на рисунке в «Искателе»), чаша для пунша. Кстати, я так и не понял состав коктейля. Наверное, это самая обычная вода.

Сверхлаконичность этих открыток не мешает почувствовать сильнейший драматизм их содержания, лишенный всякой красивости и мелодраматичности. Перед нами — человеческие документы, полные печали, сожаления и сострадания к родным для авторов открыток (писем) людям. Почти каждая открытка содержит яркое описание последних минут, мгновений пребывания их автора в живом состоянии. А что там, впереди и вверху? Мы так и не узнаем этого, ибо читаем только про холод и снег, замерзшие цветы и детские игрушки, скорчившиеся на могилах. И чувствуем холод и мрак, пустоту и одиночество авторов открыток. Среди них, кстати, абсолютное большинство — мужчины. Сам считал :) Странно, почему именно так. Книга читалась и будет перечитываться с большим сочувствием. Очень интересная и нужная.

Отношение к содержанию книги не может рассматриваться в отрыве от попыток разгадать ее название. Как известно, очень многие авторы относятся к выбору слов для названия своих литературных произведений, как, впрочем, и научных статей, очень серьезно. Вчитайтесь в название и сможете понять содержание книги/статьи. Матесон несколько раз использует для названия глав книги фразы из пьес Шекспира. Например, «...и видеть сны». Но какие мечты имелись в виду? Ни один из героев книги, насколько мне помнится, не мечтал оказаться в том месте, в котором мы его видим. Главный герой Крис (Кристофер, то есть «несущий Христа», как в легенде про ручей) не мечтал попасть в Рай, но оказался в нем. Его жена, несчастная страдалица, оказалась совсем в другом месте, как деликатно выражаются в книги некоторые небожители. Мы так и не услышали ее историю из первых уст, поэтому можно лишь гадать, о чем думала женщина в свои последние дни пребывания в нашем мире. Ее мечты были, вероятно, очень мрачными. Развитие сюжета и путешествия Криса по верхнему миру, получение им известий о супруге приводят его к ней в нижний мир. Возможно, это и были мечты, упомянутые в названии. Но, может быть, не стоит так долго рассуждать о смысле названия книги, а надо внимательнее изучить ее содержание? Крис попадает в верхний мир, общие размеры и устройство которого остаются для нас загадочными, что вполне понятно, ибо мы находимся здесь, а не там. Вспомним слова другой Книги: «В доме Отца моего обителей много». Путешествие Криса по направлению к жене в сопровождении нового Вергилия примечательно описаниями постепенно меняющегося окружающего мира. Эти описания очень кратко можно выразить словами: свет гаснет. Описание пути вниз можно отнести к лучшим во всей книге, возможно, самым лучшим. Описание несчастных грязных душ вызывает в памяти как сам «Ад» Данте, так и иллюстрации к «Аду» разных художников. Но это место описано не особенно интересно и впечатляюще. И это хорошо, ибо опасно подходить к обрыву слишком близко. Беседа Криса с женой не особенно впечатляет, в ней есть повторы, потеря динамики. Но, может быть, Матесон хотел донести до читателей мысль о том, что, находясь там, даже «носителям Христа» приходится постоянно бороться с унынием, они слабеют во враждебном окружении и сопротивляются ему из последних сил. Любопытно, что в книге, если мне не изменяет память, не упоминается ни сам Отец, ни его Сын, ни великие святые и «небесное воинство». Но такой суровый минимализм, когда человек борется один, без помощи, даже нравится. И самое последнее. «Над Влтавой» Сметаны оказалось не таким уж запоминающимся и волнующим, каким его описывает Матесон (Крис). Книга замечательная и глубокая.

Книга о приключениях Пандиона и его товарищей посвящена эпохе, которую можно назвать «детством человечества». Мы увидели и полюбили Пандиона и в его лице — начало великой греческой цивилизации, ее дух и душу, мысль и чувство, красоту и силу. Мы увидели Египет, величие и мощь которого уже позади. Он показан очень старым миром, полным несчастья и бедствий, унижения и несправедливости. Трудно понять, насколько достоверно такое описание Египта. Допустим, что автор мог отчасти отдать дань советской идеологической трактовке истории как борьбы классов. Мы увидели странного и мрачного Кави, вероятно, обычного вояку, который мало что мог рассказать о своей родине и ее культуре. Этот человек — самый незаметный и непривлекательный главный герой книги. Мы увидели яркого и жизнерадостного Кидого, и благодаря ему получили первое, хотя и книжное, представление о великой культуре народов черной Африки. Его совершенно невозможно назвать дикарем. В целом ряде отношений Кидого показан даже более ярким, чем Пандион. Замечательной стороной книги являются описание пространств, в которых часто оказываются и путешествуют главные, и не только, герои книги. Это плавание к истокам Нила, полное поэзии, романтики, свободы и какой-то детской радости. Оно удивительно отражается в памяти. Это первые шаги по земле в начале охоты на носорога. Это путешествие по бесконечным лесам, и снова Кидого — бесстрашно идущий по ветви огромного дерева. Когда-то мир был большим, был неизвестным для людей. Он был намного опаснее, но манил вперед тех, кто хотел свободы и открытия новых далей. Отдельно стоит упомянуть мудрых стариков и замечательных девушек, относившихся к Пандиону с большой симпатией и во многом способствовавших пробуждению его таланта. Образ гишу остался непонятным. Предположим, что это какой-то очень редкий, т.н. «доисторический» зверь, «живое ископаемое». По-моему, вероятность встретиться с ним в этих местах и в эту эпоху была практически невозможной. Таким редким тварям надо размножаться, контролировать кормовую территорию, бороться с конкурентами и т.д. Наверное, они должны были вымереть гораздо раньше.

К сожалению, в рассказе так и не были даны ответы на вопросы, которые волновали как проф. Кондрашева, так и многих, надеюсь, что многих, читателей. Не мне указывать автору, но хотелось, чтобы в рассказе больше места было бы отведено преданиям разных народов о таинственных деревьях, обладающих поистине волшебными свойствами. Г. П. Щедровицкий в своем толковании Ветхого Завета упоминает апокрифы и неких падших духов, обладающих тайным знанием о свойствах деревьев, знанием «срезывания корней» (об Амезарахе). Но в рассказе многое, причем главное, так и осталось неосвещенным. Меня рассказ заинтересовал и будет интересовать, но разочаровал. Загадка есть, но нет ни разгадки, ни даже указания на то, что путь к ней, рассмотренный в рассказе, — истинный.

А я всегда думаю, перечитывая «Второе пятно», что это был за монарх, написавший письмо? Кайзер Германии? Но у них не было герба с атакующим львом. Может быть, и был личный герб, не знаю. Или это какой-то немецкий монарх мелкого разлива? Если Дойл имел в виду реальное лицо и реальный герб можно еще подумать, что этим монархом мог быть Леопольд Бельгийский. Но Бельгия слишком мелкая сошка для Англии. Или король Нидерландов? Загадка...Дойл, наверное, там посмеивается над всеми нами, конструирующими реальность из его произведений о ШХ :)

И это не одна интересная деталь рассказа. Мы видим, что компетенции и эрудиция Холмса весьма широки, он осведомлен и в делах шпионажа и тайной дипломатии. Дойл упоминает об этом и в других рассказах — «Чертежах Брюса-Партингтона», «Его последнем поклоне», может быть, в «Пустом доме». С авторитетом Холмса считается сам премьер-министр, весьма нравный старик. Вероятно, ему также известно многое о характере Холмса, который мог, вероятно, отказаться приехать по вызову в правительственное здание. Мы видим также, что присутствие Уотсона при этой приватной беседе рассматривается сторонами как ожидаемое и принимается ими. Но мне больше всего нравится описание Эдуардо Лукаса. Он получился весьма живым и разносторонне развитым человеком. С удовольствием перечитываю слова о его музыкальной одаренности и пр.

Увидеть путешествие корабля его собственными глазами, допустим, что у корабля есть какой-то орган, позволяющий ему воспринимать окружающее пространство визуально, мы не можем, как бы не старались. Убежден, что и поэту, даже такому замечательному, как Рембо, это не под силу. Мы видим путь корабля глазами человека, подбирающего слова и словосочетания, создающего образы, которые волнуют его, и, может быть, произведут впечатление на читателей. У Рембо это получилось. Обратим внимание на перевод, выполненный Д. Самойловым. Корабль плывет по морям, которые, кажется, останутся неведомыми и недоступными для людей. Эти моря чудовищны и чудесны, полны ужаса, тайны, волшебных видений, необычных красок, манящих звуков, странных тварей и божьих, и дьявольских, и живущих по своим законам. Корабль то несётся, то дрейфует, то мирно плывет, освещенный новыми светилами, то меняет свою форму и свое отношение к миру и самому себе. Этот корабль — образ души, внутреннего состояния какого-то нечеловеческого разумного и чувствующего начала. Чтобы увидеть мир ДРУГИМ, надо перестать быть человеком. Рембо, как и другие поэты, правда, не все, пытался выйти из человеческого состояния (природы). Но у него это не получилось. Однако, в «Пьяном корабле» мы видим редкое для обычного читателя описание какого-то нового мира, который, может быть, иногда снится кому-то из нас, но который никогда не станет реальным. Позволю себе указать на место, которое считаю самым красивым: Я видел низких зорь передрассветный сон, Сгущенный в синяки мистических видений. Комментаторы отмечали, что Рембо написал стихотворение, никогда не видев моря, но будучи знакомым с известным и тоже странным «Приключением Артура Гордона Пима» и морскими романами Жюля Верна и др. Стихотворение произвело на меня очень сильное впечатление. Мне очень нравятся слова про малыша в Европе. Я часто их повторяю, считаю очень глубокими и важными для меня.

Читать книгу желательно в издании «Литературных памятников» с дивными и соблазнительными рисунками Обри Бердсли. Ее содержание, однако, весьма однообразно и монотонно. Р. Л. Грин оказал всем нам добрую услугу, представив краткий пересказ наиболее интересных и поворотных историй. Но в представленном нам мире, которые некоторые комментаторы назвали «Артурианой», не так уже много волнующего и впечатляющего, волшебного и фантастического. В годы Мэлори еще не пришло время подлинных шедевров. По поводу «Королевы фей» Э. Спенсера было верно отмечено, что ее интересно читать только англичанам, слишком много аллюзий и отсылок к вещам, понятным им, причем, современникам автора. Наверное, отчасти, это справедливо и по отношению к «Божественной комедии». Но у Мэлори нет вообще ничего. Стерильнейший мир, в котором почти никого и ничего нет, только искусственные фигуры, монотонно и безрассудно сражающиеся друг с другом и, в конце концов, падающие все во мрак. Герои, конечно, благородны, по сравнению с мужиками, но в них нет огня, опыта, они много говорят, но мало размышляют, они смотрят, но не видят. И читателю совершенно не видно мира, в который помещены эти герои.

В этом рассказе много солнца, ветра, соли, простора и страсти. Доминирующие цвета — белый и синий. В нем есть загадка и смерть, но нет зла и ненависти. В нем действуют сильные люди, способные любить и прощать. Это очень красивый мир и красивый рассказ. На фоне всех других рассказов, включенных в «Архив», он производит впечатление самого интересного и нетривиального. По содержанию «Львиную гриву» невозможно сравнить ни с одним из рассказов, написанных самим Дойлом-отцом. Но хорошее впечатление несколько портит свершившаяся смертная казнь преступника.

Рассказ написан врачом, и в нем фигурируют два врача. Причем, одного из них весьма легко провести, хотя он автор монографии о редких нервных болезнях, то есть должен быть экспертом и компетентным специалистом. Но этого мы не увидели. Зато Уотсон оказался человеком весьма просвещенным и интересующимся современной ему специальной литературой. Если не ошибаюсь, в одном из других рассказов Уотсон читает журнал «Ланцет». Но и в его компетентности Холмс, по-моему, тоже до конца не уверен. Зато он сам, даже не видя посетившего врача человека, уверенно говорит о том, что мог бы легко сымитировать душевную болезнь. Всё это, однако, не вызывает таких вопросов, как то, что случилось потом. Блессингтон пострадал за то, что, вообще-то, помогло раскрыть преступление. Если бы он передал секретные бумаги немецким шпионам или агентам типа Лукаса, его поступок заслуживает сурового наказания. Но что он сделал? По законам воровского мира — предал своих. А по законам человеческим — сообщил о преступлении и смягчил свою участь. Его мотивы так и остались, по-моему, неизвестными читателям. Почему же о нем Холмс говорит как о гадине? Вот это загадка!

Пожалуй, это один из самых светлых и добрых рассказов, напоенных дружбой, любовью, состраданием, солидарностью и бескорыстием. Его с удовольствием читаешь и перечитываешь. Жаль, что Масленников его не экранизировал. Рассказ очень кинематографичен. На роль Перси, его дяди, невесты и ее брата, швейцара и его забавной жены можно было провести великолепный кастинг среди наших артистов! Перси мог бы сыграть Сергей Иванов, известный как «Кузнечик», или Кайдановский, его невесту — Евгения Симонова, дядю — Олег Жаков или Олег Ефремов, а Джорджа — Николай Еременко. В «Морском договоре» наслаждаешься и умиляешься благородством и отзывчивостью главных героев, яркостью и достоверностью, с какими изображены и второстепенные персонажи. С удовольствием читаешь описание ночного бдения клиента, его мук со сном, в память врезаются кипящий кофейник, переходы и план здания, в котором пропадает документ. С вниманием перечитываешь слова Холмса о казенных школах. Ну и, конечно, от души радуешься развязке трагикомедии за столом. Браво, браво, браво !!!!

В этом рассказе есть одна загадка, или даже две. Первое. Неизвестно, по какой причине Холмс становится на сторону Адлер. Возможно, потому, что она написала ему в письме о том, что король Богемии причинил ей некое зло. Суть этого зла остается для читателя совершенно неизвестной. Зная или догадываясь, кто такая Адлер, трудно представить себе, что ее могло как-то задеть поведение по отношению к ней человека, стоящего на социальной лестнице неизмеримо выше, и лишенного, вероятно, склонности к шантажу, в отличие от нее самой. В рассказе не король нарушает закон, а сама Адлер, зарабатывающая на жизнь не очень почтенными занятиями. Крайне неприятно читать про отказ Холмса пожать на прощание руку королю. Что такого сделал король? Мы не узнали. Нельзя же верить тому, что написала эта женщина. Ее, видите-ли, задели, с ней обращались дурно. Почему Холмс поверил авантюристке? Вторая загадка, это содержание слов Холмса «та женщина». Многие комментаторы здесь пишут о влюбленности Холмса в Адлер. Читая «Скандал в Богемии», я не нашел веских оснований для поддержки такого мнения и вывода. Холмс весьма сдержан в проявлении своих чувств. И что за чувства он испытывал к Адлер осталось неизвестным.

Замечательный рассказ, полный романтики, красоты, музыки, цвета, движения и покоя. Герой видит перед собой дивные картины, казалось, всю свою жизнь. Вот только в конце так и осталось непонятным — что с ним случилось, где он теперь оказался — вернулся к людям или, как мне кажется, умер и оказался в каком-то «другом месте».