14. В рубрике «Felieton» на стр. 16 расположена реплика-рецензия Марека Паровского/Naciej Parowski, касающаяся выхода из печати нового авторского сборника польского писателя Яцека Дукая/Jacek Dukaj. Текст носит название:
«W kraju niewiernych/В стране язычников», сборник рассказов Яцека Дукая (1-е издание, “superNOWA”, 2000) – книга-событие, вдобавок с «оскаровской» обложкой.
Спустя десятилетие после старта у молодого автора возникли проблемы с излишествами. Четырежды номинировавшийся на получение премии имени Януша Зайделя, лауреат премий «SFinks» и «Золотой глобус», публикуется в журналах и антологиях. "В стране..." — его вторая книга после тома с альтернативной историей 1920 года «Ксаврас Выжрын/Xawras Wyżryn» и оккупационного хоррора «Пока ночь/Zanim noc». Интересно, что в сборнике нет ни дебютной «Золотой Галеры/Złota Gałera» ни бравурной «Школы/Szkola»; нет номинантов на премию имени Зайделя «Великое разделение/Wiełkie podzielenie» и «Сердца мрака/Serce mroku».
Автор отобрал для тома техно-гностические, метафизически-милитарные тексты, посвященные космосу и борющимся мирам. Здесь мутируют религии, пересекаясь с технологическими процессами, политическими и экономическими заговорами; множатся реальности, рай и ад находятся в пределах досягаемости после открытия специальных Врат или прыжка в киберпространство. Здесь мы встречаем Чужих, свое прошлое и будущее, за которое ведётся смертельная игра; мир ожидает чуда, хочет его измерить, овладеть им, но, несмотря на знаки, немного будет принятых. В книге разворачивается тотальная твердая научная фантастика нового этапа. Затем, после «Идеального несовершенства/Perfekcyjna niedoskonałośc», Марек Орамус скажет, что Дукай переписывает людей на высшие технологии. Но это тут начинается, а касается пространства-времени, Бога, религии, мыслей, желаний – наших и чужих. Также литературных разновидностей. Фэнтези с horror-ом и философией вторгается в научную фантастику, в киберпанк. Или наоборот.
Лукаш Йонак напишет, что Дукай практикует фантастику выжженной земли, поэтому после него трудно придумать что-то новое.
***
Так было бы, если бы не тот факт, что фантастика развивается не линейно, а по спирали. Казалось, что через Лема переступить невозможно, но затем был Снерг, воспитывавшийся на Леме, и, наконец, Баранецкий, прочитавший их обоих и представивший в «Голове Кассандры/Głowa Kasandry» (1985) объемную иррациональную научную фантастику новой парадигмы. Но Марек поместил в книгу все, что он написал, а из Дукая вырастают некие дополнительные тексты (религиозные, исторические, моральные, даже милитарные). Рассказы разбухают в романы, создается критика, сопряженная с прозой, как, например, очерк «Философия фэнтези» и повесть «Ход генерала/Ruch generała».
На обложке «В стране...» красуется графика Багиньского — невероятный «боярышниковый» пролет собора над пропастью. Это кадр из их с Дукаем совместного фильма, который близок к получению «Оскара». Поэтому с 2002 года мы читаем Яцека как сценариста и ожидаем, что Томек его экранизирует. Когда-то у нас были подобные надежды на «Голову Кассандры», недавно там нечто тоже сдвинулось с места.
Благодаря огромному размаху и неподдельной оригинальности ясно виден источник вдохновения, лежащий в основе этой прозы. Яцек — творческий читатель приключенческих книг и знаток жанров, проглотивший все, от Уэллса до Игана. Он переворачивает и пародирует идеи.
В каком классическом рассказе планета превратила космонавта в населяющую ее рептилию? Спрашиваю потому, что эта схема «Собора/Katedra». «Ход генерала», помимо демонической баталистики техно-фэнтези, — это история о захвате власти через умело сыгранное отречение. Читая в «Мухобое/Muchobójca» о способах деградации элит завоеванных стран, я думал о конспекте романа Зайделя «Щупальце/Macka». Восхищаясь сложной множественностью реальности (“IACTE”), где Следопыт принимает облик человека, которому он снится, я вспоминаю, что с подобными парадоксами сталкивались и создатели фильмов «Девятый этаж» и «Темный город». Если в “In partibus infidelium” люди оказываются менее достойными христианства, чем инопланетяне, то существует текст, в котором такого отличия были удостоены роботы.
Моя цель – не принизить Дукая, а придать ему смелости. Ибо Яцек не тот кокетливый писатель, каким был Орамус и остается Сапковский. Он не облегчает задачу ни себе, ни своим читателям, чтение его прозы похоже на прослушивание неполных записей, мы доходим до конца, начинаем что-то соображать и возвращаемся к началу. Его описания лишены точности, он также не мастер диалога, вместо двухъярусных реплик мы слушаем ворчание и уклончивые ответы. Мы получаем мир в клочьях, фрагментах, в сложных названиях, о смысле которых мы должны догадываться. Все это складывается не в прогноз будущего, а трансовое художественное видение, своего рода сеанс странности, который читатели позже описывают как пограничное переживание. Они стонут, но читают, гордые и счастливые, что продрались через это. Если искать аналогии, примерно так писал Жвикевич.
Это не классическая проза для чтения, хоть она и имеет свои истоки. Это не типичная кинематографическая проза, хотя читатель извлекает из нее очень много зрительных образов. Но это и не то же самое, что материал для фильма. Может оказаться, что фильм «Собор» был интересной случайностью при работе. А без фильма этот рассказ не столь же хорош?
Дукая легче поймать на новаторстве, чем на подобии. Любой, кто читал «Irrehaare» в журнале “Nowa Fantastyka” в 1995 году, был поражен четыре года спустя, увидев на экране фильм «Matrix”. Дукай вбросил своего виртуального Спасителя в киберпространство, более мифологически пышное и развернутое, чем то, которое придумали Вачовские.
Но даже здесь он повторяет приключение Баранецкого. Клянусь вам, уже в 1985 году я читал сценарий одного из эпизодов «Гондваны», которую Марек написал для Кияньского — там были вертолеты, стреляющие в виртуальной реальности и обнаженные, подключенные к проводам люди, переживающие в своих снах эти события, лежа в ваннах. Это каким-то чудом просочилось из TVP, или сами Вачовски, так сказать, изобрели фарфор? История повторяется! У Снерга было замедленное время и были телефонные будки для телепортации, Орамус даже написал экспертное заключение об очевидных связях «Матрицы» с «Роботом» и «Голой целью», в котором, конечно, стал на сторону Висьневских, а не Вачовских.
Подозревать заговор или повторить суждение о мыслях и идеях, витающих в воздухе?
В последний раз о фильме. В рассказе «Собор» есть все, что способно пригодиться на экране — дословно («расцветаю с боярышником») и метафорически («жду архитектора»).Но на отряхивание текста от социологической, философской и научной атмосферы пошло у Яцека и Томека два года электронной переписки.
Посвящаю это тем, кто ждет слишком многого от «Хода генерала». Даже при наличии соответствующих ресурсов может оказаться, что на экран пробьются только визуальные феерии, волшебная рука, пожирание душ, политическая интрига, планетарные сражения. А все это уже было в кино… Поскольку я однажды дал маху, когда спросил Томека, как рекламный дизайнер смеет тянуться к прозе Дукая, то сейчас ничем не рискую. Так вот по-моему магии и синтетических ключей (литературных и визуальных), больше в «Золотой Галере». И метафизическая ставка там остается, как и в «Соборе», высокая. Возможно, это отчасти относится и к «Мухобою».
Jacek Dukaj “W kraju niewiernych” (Ruch generala, IACTE, Irrehaare, Muchobójca, Ziemia Chrystusa, Katedra, Medjugorie, In partibus infidelium). “Wydawnictwo Literackie” 2008.