(ГОТИКА по-ПОЛЬСКИ – окончание)
Современные кошмары
В междувоенном периоде единственным (зато выдающимся) писателем, занимавшимся тематикой «ужасов», был Стефан Грабиньский (Stefan Grabiński).
В своих «жутких» новеллах, таких как «Любовница Шамоты» (“Kochanka Szamoty”),
«В доме Сары» (“W domu Sary”),
«Проблема Челявы» (“Problemat Czelawy”),
а также романах «Тень Бафомета» (“Cień Bafometa”)
и «Саламандра» (“Salamandra”)
он обновил известные сюжетные мотивы – почерпнутые, например, из произведений Эдгара Аллана По и Роберта Льюиса Стивенсона – придав им локальный колорит, современные эротику и мораль.
Грабиньский, как мало кто другой, умело сплетал мифы и древние легенды с отечественным социальным фоном и оснащал полученное целое реалистически зарисованными образами. Поскольку действие многих из его произведений разворачивается в целиком современных реалиях, можно сказать, что в нашей литературе он был первым писателем, использовавшим городские легенды, чей кажущийся реализм сгущает атмосферу horror-а.
Хотя язык, которым пользовался Грабиньский, сильно устарел, его произведения не утратили своей магической силы, которая уже многие годы гипнотизирует читателей. Современными продолжателями этого стиля повествования являются Ярослав Гжендович (Jarosław Grzędowicz) и Лукаш Орбитовский (Łukasz Orbitowski).
Следует вспомнить о еще одном произведении, написанном в междувоенном периоде. До сих пор это единственный настоящий польский готический роман, в котором читатель находит все характерные для этого жанра литературы элементы: двузначность, извращенную чувственность и борьбу с могучими силами зла. Речь идет о романе «Одержимые» Витольда Гомбровича (Witold Gombrowicz “Opętani”).
Книга иронически апеллирует к романам о замках с привидениями и историям о тайнах большого города. Зло выступает в нем в виде реальной разрушительной силы, которой можно заразиться в психологическом смысле. Этот недооцененный некоторыми критиками литературный эксперимент заслуживает большего внимания, чем ему уделялось до сих пор.
К началу нового тысячелетия польский horror пришел в гораздо лучшей форме. Упоминавшиеся уже Ярослав Гжендович («Книга осенних демонов/Księga jesiennych demonów»)
и Лукаш Орбитовский («Сочельниковские собаки/Wigilijne psy»)
– первые ласточки позитивных перемен, подобно Яцеку Комуде (Jacek Komuda),
который в своих стилизованных под шляхетские сказы horror-ах («Волчье логово/Wilcze gniazdo»,
«Сказания Диких Полей/Opowieści z Dzikich Pól»)
обогатил этот казавшийся полностью истощенным жанр новыми смыслами. Анджей Пилипюк (Andrzej Pilipiuk)
использует как народные легенды, фольклор глухих деревушек («Хроники Якуба Вендровича/Kroniki Jakuba Wędrowycza», «Возьми черную курицу/Weźmisz czarno kure»),
так и вампирические мотивы («Сестренки/Kuzynki», «Княжна/Księżniczka», «Наследницы/Dziedziczki»), где фоном в большинстве случаев является современный Краков.
С тех пор, как наши писатели уже не обязаны творить для подкрепления сердец (“ku pokrzepieniu serc” – Сенкевич. W.), наследие готического романа приносит в польской литературе поздние, но, тем не менее, очень интересные плоды.