Кажется, никто не заметил, что первая «Матрица» начинается с классического «пролога на небесах». Он лежит в основе таких важнейших для западной культуры текстов, как «Книга Иова» и «Фауст». Господь обсуждает с чертом судьбу некоего человека, которому вскоре предстоят труднейшие испытания. Конечно, в М1 это подано не так явно, скорее символически, но столь же существенно для сюжета. На фоне падающих символов Матрицы мы слышим закадровый разговор Тринити и Сайфера. Trinity (англ. Троица) представляет божественную сторону, Cypher (его имя отсылает к Lucifer — Люциферу) — инфернальную. Предмет их беседы — Нео. Уже здесь предвосхищаются главные темы М1: любовь Тринити, предательство Сайфера, избранность и смерть Нео. Не менее важна образность кадра: говорящие невидимы, они словно бесплотные духи, хорошо ориентирующиеся в этом мире. Они — шаманы в Матрице.
После новаторских исследований Мирчи Элиаде и массовых изданий Кастанеды популярность шаманизма, особенно в Америке, возросла настолько, что сомневаться в его влиянии на Вачовски не приходится. Да что там, их мать была католичкой, перешедшей в шаманизм (1)! Шаманские идеи и практики в «Матрице» повсюду, а совпадения настолько буквальные, что их впору ставить в кавычки, как при цитировании.
Впервые мы застаем Нео спящим. Так нам намекают на его судьбу рядового хуматона. Но сразу же вслед за этим приходит зов извне, воплощенный в нескольких строках на экране «взломанного» компьютера. Вскоре Нео замечает татуировку в виде белого кролика, о котором сообщалось в зове, а заодно ему говорят о мескалине, любимом психоделике индейских шаманов. В принципе, последнее даже излишне, и так несложно опознать в Нео претендента в шаманы, испытывающего так называемую «шаманскую болезнь», когда кто-то «начинает слышать голоса духов, зовущих его, видит странные и пугающие видения» (2). Слова Тринити «Я знаю, почему ты не спишь, почему живешь один и все ночи напролет проводишь за компьютером» звучат парафразой Элиаде: «Претендент становится задумчивым, ищет одиночества… кажется рассеянным, подвержен пророческим видениям» (3).
За призванием следует инициация. Это весьма суровые испытания, во время которых претендент, во-первых, получает знания о духах и об устройстве их миров, а во-вторых, претерпевает крайне болезненные ощущения: ему кажется, будто с него сдирают кожу, соскабливают плоть, отрезают голову и т. п. Претенденты обычно догадываются об этом и не соглашаются на инициацию, до тех пор пока другие шаманы не убедят их, что они уже избраны и что иначе наступит смерть (4). Нечто подобное прошел и Нео, правда, в обратном порядке. Сначала он, будучи в неведении относительно истинной природы реальности, согласился на красную таблетку, затем поддался слабости и стал просить «отпустить его» и даже «вернуться назад».
Обновление, полученное при инициации, настолько всеобъемлюще, что претенденту приходится заново учиться «ходить, есть и одеваться» (5). Наставников у неофита обычно несколько, причем это не только шаманы, но и духи-покровители. Чаще всего они обучают его во снах и видениях, во время совместных путешествий по миру духов. Как мы видим, аналогия с ученичеством Нео полнейшая. Он впервые пользовался глазами и мускулами, впитывал кунг-фу и прочие умения, находясь в виртуальном симуляторе, и получал наставления как от людей, так и от компьютерных программ вроде Пифии, ассоциация которых с духами напрашивается сама собой.
И на этом параллели не кончаются. Когда для неофита пришла пора завершить обучение и получить посвящение, он пускается в самостоятельное странствие по нижнему миру, миру духов (но никак не по верхнему, миру богов, который для него пока недоступен). Разумеется, путешествует только его душа, без тела. При этом она должна помнить, что, если погибнет в схватке с враждебными духами, тело тоже умрет (6). Конечно, далеко не всегда посвящение венчается символической смертью шамана, но почти обязательно присутствуют мотивы полета и видений яркого света, каковой феномен даже получил свое название — фотизм (7). Все эти условия имели значение и для Нео. Смерть и возрождение в Матрице стали преобразующим финалом его инициации, а способность подстраивать Матрицу под себя — свидетельством силы настоящего шамана.
Что же делают со своей силой традиционные шаманы? Их обычные задачи: спасти заблудшую в нижнем мире душу, изгнать злого духа, провидеть будущее. С первым как будто бы все в порядке — как говорит Морфеус в М2, «за последние полгода мы освободили больше людей, чем за шесть лет». Будущее начинает приходить к Нео во снах, когда ему, например, снится гибель Тринити. Сложнее всего со злым духом Смитом, образ которого чрезвычайно важен для понимания всей «Матрицы». Настала пора составить о нем первое впечатление.
Для традиционного шамана самым опасным соперником является кузнец. Иногда кузнец конкурирует с шаманом на поприще лекаря и психопомпа, но чаще признаётся за «демоническое существо», от которого у шамана ищут защиты (8). Кузнец, как известно, связан с инфернальными стихиями огня и металла; в фольклоре за ним закреплена слава черного мага, продавшего душу дьяволу, чтобы овладеть секретами ковки и литья. Противопоставление мага и шамана в данном случае означает противоположность методов работы: если шаман достигает своих целей, погружаясь в транс, то есть изменяя сознание с помощью сложных и опасных психотехник (9), то черный маг оперирует заклинаниями, действующими автоматически и не требующими самопознания. Эти автоматические повторения позволили кузнецу стать мастером дублирования, придумавшим формы и матрицы для однотипных копий. Конечно, самая популярная его продукция — оружие, носитель смерти.
Должно ли нас удивить, что «кузнец» — это буквальное значение английского слова smith? Несомненно, под символикой Смита собраны самые худшие характеристики как мифологического кузнеца, так и, шире, всего человечества, в последние несколько веков вставшего именно на «кузнечный» путь развития: порабощение природы огнем (электричеством) и металлом, массовое производство вещей и машин, в своем предельном выражении обернувшееся массовым производством уже теперь людей машинами, подмена индивидуальных практик работы с сознанием универсальными «заклинаниями», найденными наукой. Неоднократно отмечалось, что магия и наука различаются в методах, но не в принципах (10). Таким образом, Смит, являясь демоном механического копирования, духом упрощения, сведения бесконечного разнообразия мира до элементарного состояния «одного себя», лишь усиливает в Нео противоположный импульс: к внутреннему самоуглублению, духовному росту, к расширению личности до пределов всего космоса и ненасильственному сохранению естественных законов бытия. Мира в М3 просит тот, кто в М1 обещал войну.
Мы еще вернемся к толкованию важнейшей для «Матрицы» финальной битвы между Нео и Смитом, а пока вспомним, какими разными путями подошли они к ней. Смит однообразно и методично «смитил» всех, до кого только мог дотянуться в Матрице, подчинив себе даже одного из «шаманов», Бэйна; Нео же сделал несколько качественно новых шагов к тому, чтобы стать чем-то большим, чем рядовой шаман. Сначала он остановил охотников в мире Сиона одной силой воли, то есть тем, что, как казалось, работает только в мире Матрицы; затем покинул свое физическое тело, не будучи подключенным с помощью технических приспособлений, — это позволило ему быть невидимым для операторов Матрицы, то есть простых шаманов; наконец, выбрал для себя невозможную, самоубийственную задачу — проникнуть в город машин — с такой убежденностью, которая отличает или безумца (11), или по-настоящему великого воина, великого шамана.
Далеко не каждый шаман становится великим, или знающим. Для этого нужно пройти одно или больше дополнительных посвящений. Чаще всего нет какого-то определенного ритуала, просто шаман исчезает на некоторое время из поля зрения людей, а когда появляется, ни у кого не остается сомнений, кто он теперь. Происходит это обычно в празднование Нового года — период обновления жизни, поскольку для такого шамана главной задачей становится поддержание равновесия в мире, «сбрасывание старого и торжество нового» в вечном циклическом движении бытия (12). Великому шаману приписывают могущество, которое не только дает ему власть над духами нижнего мира, но и позволяет управлять силами природы среднего мира, мира людей, а также путешествовать в мире верхнем, не боясь живущих там богов.
Впрочем, большое знание требует и больших жертв. Ради обретения такого знания скандинавскому богу-шаману Одину пришлось отдать свой глаз и провисеть девять дней у источника трех миров. В схватке с Бэйном-Смитом (а bane по-английски «убийца, смерть») Нео проходит последнюю инициацию и теряет те самые глаза, которые в М1 так красноречиво символизировали его пробуждение из хуматона в избранного, а на деле лишь привязывали к миру, во многом, конечно, более подлинному, чем Матрица, но все еще в немалой степени иллюзорному. Во многих мифах и культурах отсутствие зрения связывали с провидческим даром — от Гомера до Ванги, от Тиресия до Пола Атрейдеса. Для Нео, превратившегося в великого шамана, видение яркого золотого света вокруг означало преодоление пределов пространства и времени; теперь ему были не нужны подсказки Пифии, исчезли всякие сомнения, и то, что будет, представлялось таким же ясным, как и то, что было (13). Именно в этом ключе нужно воспринимать последние слова Нео, обращенные к Смиту: «Это неизбежно».
Что же случилось с Нео дальше? Полагаю, гностицизм и шаманизм здесь сходятся. Став эоном или великим шаманом, выполнив все, что можно было сделать для людей и машин, он обрел тело из неуничтожимого света и отправился в невообразимые странствия по открывшемуся ему миру чистых энергий; но когда-нибудь он вернется, как о том мечтательно пророчествовала теперь уже не загадочная Пифия. И можно было бы ставить точку, если бы мы до сих пор не ощущали какую-то смысловую лакуну, чрезмерную сказочность, нарочитое морализаторство. От нас пока ускользает уникальность и вместе с тем универсальность пути Нео, мы по-прежнему думаем о нем как о супермене, мифическом герое, фантастическом персонаже, тогда как в основу действительно подлинной и глубокой интерпретации должен быть положен исключительно внутренний опыт, доступный каждому с незапамятных времен.
Таким образом, мы, условно говоря, исчерпали «экзотерическую» часть нашего исследования и подошли к открытию «эзотерического» ядра. Здесь если и будут упоминаться мифологемы, то только в качестве психических символов и архетипов, если и будет говориться о разных мирах, то только как об уровнях нашего познания, а все события и страсти, смерти и воскрешения будут трактоваться главным образом как конфликты сознания и бессознательного, как вехи становления того начала в нас, каковое всеми традициями признается за подлинный центр и суть человека, — духа, или мудрости, или самости.
--------------------------
(1) https://husamasi.com/2012/10/20/the-wacho...
(2) Торчинов Е. А. Путь запредельного: Религии мира. Психотехника и трансперсональные состояния. — СПб., 2017. С. 127.
(3) Элиаде М. Шаманизм и архаические техники экстаза. — М., 2015. С. 68.
(4) Элиаде М. Шаманизм и архаические техники экстаза. С. 120.
(5) Там же. С. 90.
(6) Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. — Киев, 1998. С. 78.
(7) Торчинов Е. А. Путь запредельного. С. 132.
(8) Элиаде М. Шаманизм и архаические техники экстаза. С. 360–362.
(9) Терминология Торчинова.
(10) Позволим себе выразить один из принципов словами старого шлягера: «Нажмешь на кнопку — получишь результат». Подробнее см.: Торчинов Е. А. Путь запредельного. С. 65–66.
(11) Ничего не понимающий Роланд, капитан «Хаммера», несколько раз сказал про Нео, что он сошел с ума.
(12) См.: Шаманизм народов Сибири / сост. Т. Ю. Сем. — СПб., 2006. С. 525, 532, 578.
(13) Пифия говорит Нео: «Теперь ты можешь заглядывать в будущее. Ты научился видеть мир вне времени».