Первые шаги на дороге к звездам
Машина времени Герберта Уэллса уносила своего безымянного изобретателя в отдаленные эпохи земной истории. Будущее оказывалось чуждым и негостеприимным для современного человека. А когда Путешественник отправился в прошлое, он из него не вернулся.
Фантаст Борис Захарович Фрадкин о машине времени и о темпоральных перемещениях не писал. По крайней мере, в ту пору, когда имя его стояло в ряду имен таких корифеев советской НФ, как Иван Ефремов, Георгий Гуревич, братья Стругацкие. Вместе с ними пермский писатель открывал в середине 1950-х и новые литературные горизонты, и далекие космические пространства.
Екатеринбургский исследователь фантастики Виталий Бугров в своей книге «В поисках завтрашнего дня» в качестве одного из «космических первенцев» послевоенной советской фантастики упоминал повесть Б. Фрадкина «Тайна астероида 117 – 03». Он отмечал, что в ту пору отечественная фантастика впервые за долгие годы «приземленности» преодолела тяготение родной планеты и вышла на трассы межзвездных перелетов, к контактам с инопланетным разумом. О «звездных войнах» образца 1956-го с удовольствием читали и у нас в стране, и в ГДР, где «Тайна астероида» была переведена.
Захватывающий воображение процесс научного поиска, возможность парадоксального решения «принципиально нерешаемых» технических проблем привлекли Фрадкина к фантастике. Его всегда впечатляла тема открытия, первого шага в область неизведанного.
О советской НФ пятидесятых годов, представленной такими именами, как В. Немцов, В. Охотников, В. Сапарин, сейчас принято говорить, как о фантастике бескрылой, «ближнего прицела», герои которой изобретали что-нибудь пригодное для запуска в серию в ближайшей пятилетке. Грань между НФ и научно-популярной литературой почти не просматривалась. Первая фантастическая книга Фрадкина «Дорога к звездам» представляет собой как раз такой плод с производственно-технической ветви литературы. Вышедший в 1953 году многостраничный роман рассказывает о жизни изобретателя-самоучки, и только в самом конце герой создает сплав для строительства космических кораблей. Вот и вся фантастика.
Но «ближнему прицелу» Фрадкин отдал самую малую, дебютантскую дань. Тогда, в середине 50-х, самые даровитые, чуткие к сигналам из приближающегося будущего писатели уже не об армадах радиоуправляемых тракторов на колхозных полях повествовали, а распахивали перед молодыми читателями просторы космоса, приглашали заглянуть в будущий век, предлагали задуматься над тем, какими станут наши потомки, прогнозировали неслыханные научно-технические чудеса. Не случайно многие наши космонавты потом признавались, что в начало их звездной дороги было отмечено прочитанными в юности книгами Ефремова и Стругацких. Вот в эту литературную обойму и вошел пермский фантаст Фрадкин. Между прочим, даже его дебютная «Дорога к звездам» была способна буквально заворожить тогдашнего неизбалованного читателя. Говорят, именно благодаря этому роману пермячка Галина Смагина стала летчицей, первым в стране командиром пассажирского лайнера.
– Свою линию в литературе я определяю так: путь в науку, – рассказывал Борис Захарович. – Замыслы рассказов и повестей возникают при знакомстве с техническими журналами, во время бесед со специалистами. Идея повести «История одной записной книжки» (вышла в 1954 г. – ред.) появилась, когда прочел одно популяризаторское издание об ультразвуке. А незадолго до этого слышал, как по радио выступал Молотов и говорил, что у нашей страны есть кое-что посильнее атомной бомбы. Тогда он не уточнил, что имеется в виду бомба водородная. И вот тема ультразвука и радиовыступление советского наркоминдела как бы соединились, и пришла идея о мощном ультразвуковом оружии... Прочитав книгу астрофизика Шкловского, узнал, что с помощью радиотелескопа можно «разглядеть» на поверхности Марса предмет метрового диаметра. Это послужило толчком для написания «Тайны астероида 117 – 03».
...В книгах Фрадкина советские космонавты на орбите Урана вступали в схватку с инопланетянами-изгоями и добывали секрет гравитационной энергии. Советские инженеры на подземоходе добирались до центра Земли. Романы и повести Бориса Захаровича переводили и издавали в ГДР, Чехословакии, Румынии. Но фантастическая машина времени уже плавно сбавляла ход, на счетчик выползали цифры: 1967.
Фантастика без науки
Ведущие отечественные фантасты проделали в своем творчестве заметную эволюцию. Действительно, рассказы Стругацких пятидесятых годов ничем не обещали появления «Улитки на склоне» и «За миллиард лет до конца света». А Борис Захарович явно затормозился в пятидесятых. Не знаю, означает ли это, что он отстал от времени. Во всяком случае, советская фантастика становилась все менее научной, все более обращалась к проблемам этическим и социальным, возникали жанры философской, сатирической НФ, рождались авангардные формы. Сейчас уже сложно назвать фантастику «литературой эпохи НТР», как ее рекомендовали совсем недавно. Общественный интерес устремился в сферы, далекие от точных наук. Но не следует забывать о законе маятника. Он вот-вот качнется обратно, в сторону физики, биологии, химии, геологии – правда, уже на качественно ином уровне развития этих наук и художественного осмысления их места в жизни общества.
Старейшего пермского писателя-фантаста практически полностью перестали печатать с 1967 года, с книги «Настойка из тундровой серебрянки». За долгие десятилетия кое-что проскальзывало только в многотиражке политехнического института «Ленинец». Из пермского книжного издательства, куда Борис Захарович исправно поставлял рукописи, редакторские заключения поступали такие: плохо написано. Время фантастики пятидесятых годов прошло, а Фрадкин меняться не хотел.
Помнится, лет двадцать назад он был приглашен на заседание пермского клуба любителей фантастики «Рифей». В тот вечер читали самодеятельный перевод рассказа одного американского фантаста «Корабль, который плыл по волнам пространства». В нем рассказывалось о некой цивилизации четырехмерного мира, для которого привычная землянам трехмерность – все равно, что для нас плоский мир двух измерений. И вот земные космонавты обнаруживают, как корабль четырехмерных инопланетян разрезает форштевнем «плоскую» трехмерность нашего космоса, плывет по ней, как по морской поверхности... Сама необычность идеи вроде бы должна была понравиться Фрадкину. Однако художественно рассказ был скроен в соответствии с канонами американской science fiction, и Борис Захарович взъярился: «Опять эти космические ковбои, которые от нечего делать пьянствуют в своем звездолете! Ну, появляется четырехмерный корабль, и что дальше? Да ничего, никаких научных или философских последствий этого феномена автор даже не наметил. Не рассказ, а пустышка!».
– Что сказать о теперешней фантастике? – сокрушался писатель. – Большинство произведений я оцениваю, как словоблудие. Еще Иван Антонович Ефремов возмущался в свое время, что из термина «научная фантастика» прилагательное «научная» стало исчезать. А ведь НФ возникла вместе с наукой, между ними образовалась обратная связь, и теперь фантастика может и должна служить науке, будить фантазию ученых и инженеров. Мой бог в литературе – Герберт Уэллс, фантаст пока никем не превзойденный. Какая глубокая идея – машина времени! А роман «Человек-невидимка»! Какой великолепный сюжет, какие характеры... Еще один мой кумир – Александр Беляев, писатель энциклопедических знаний и широчайших творческих интересов. Из современных фантастов отметил бы Кира Булычева за его глубоко философское произведение «Поселок».
– А как насчет Стругацких?
– Читал я Стругацких, много читал... Но у меня так: я запомню книгу, если она произведет впечатление. У Стругацких ничего не запомнилось. Предпочитаю им Днепрова.
Автор этих строк вполне отдает себе отчет в том, что за сорок лет отечественная фантастика обрела неисчислимо больше художественных достоинств, чем имела в пору своего послевоенного «научно-технического» расцвета. Но ничего не может поделать со странной ностальгией, заставляющей перелистывать книжки с выцветшими обложками – Гернсбека и Вейнбаума, Адамова, Мартынова, Фрадкина. Что прошло, то стало мило. И для многих настоящим подарком в начале 90-х оказался выход – после четвертьвекового перерыва – новой книги Бориса Захаровича «Нулевой цикл», в которую вошла часть рассказов, написанных за долгие годы почти полной оторванности от читателей. Да и то рукопись «Нулевого цикла» четыре года без движения лежала в пермском книжном издательстве.
Зато в Москве вышло два издания его научно-популярной книги «Белые пятна безбрежного океана», книги, изобилующей идеями и зародышами сюжетов, за которые ухватится любой писатель-фантаст. Рассказывается в ней о необычных, поистине фантастических свойствах... обычной воды.
Но поищите-ка сегодня на полках книжных магазинов научно-популярную литературу, способную увлечь школьников с техническим складом ума, прельстить их сердце приключениями научной мысли...
Путешествие в прошлое
Первая книга была написана Борисом Захаровичем еще в 1951 году и к фантастике никакого отношения не имела. Называлась она «Ответственный представитель». Так именовалась и должность Фрадкина на заводе № 19 (теперь «Пермские моторы»). В годы войны он работал в эксплуатационно-ремонтном отделе – ЭРО, каковую аббревиатуру местные остряки расшифровывали: «Эх, ребята, отдохнем!». Правда, ответственным представителям из ЭРО было не до отдыха. Они ездили по воинским частям, помогали авиаторам осваивать новые двигатели для «Лавочкиных». А проблем с двигателями было немало. Специальный чугун для моторов выпускался в Мариуполе, а этот город был уже под немцами. Алюминий поставляли американцы. Шарикоподшипники для новых моторов добывали, ломая старые. В общем, изготовляли двигатели из эрзацев, и гарантированный ресурс их составлял всего 50 часов. Для сравнения: современные авиамоторы имеют гарантию на срок раз в 20 больший.
Кольца на поршнях цилиндров быстро изнашивались, масло из мотора выбрасывало на винт и оттуда – на фонарь кабины. Летчик «слеп» в бою. Говорят, Сталин вызывал конструктора Аркадия Швецова и топал на него ногами – пилоты гибли из-за плохого качества пермских авиадвигателей. Ставился под вопрос сам швецовский мотор. Технические проблемы, казалось, решить было невозможно, но в войну слова «невозможно» не существовало. Директор завода Анатолий Солдатов приходил к начальнику какого-либо из цехов и заявлял:
– Будешь делать подшипники!
– Как! Я уже делаю шатуны.
– И шатуны – само собой... А насчет «шариков» – твое дело, осваивай, как хочешь.
Из любого ахового положения выходы все же отыскивались благодаря рацпредложениями, граничащим чуть ли не с открытиями. Как решили проблему истирающихся поршней? А вот как: цилиндр в моторе решили делать... не цилиндрическим. А с небольшим сужением на конус. При разогреве этот конус расширялся, и цилиндр обретал классически правильную форму. Кольца уже не ходили слишком свободно, стирая его поверхность. Собственно, это новшество и решило судьбу швецовского мотора.
Вот из опыта работы ответственным представителем, техническим консультантом в воинских частях и родилась первая книга Фрадкина. К тому времени будущий писатель занимался в литобъединении при заводской многотиражке, писал беллетризованные очерки о слесарях и электросварщиках в областной газете «Звезда». Первый свой рассказ, в котором была затронута фантастическая линия, сочинил «на медицинскую тему», поскольку она была более-менее знакома благодаря жене, медику. Вообще-то это был лирический рассказ о двух влюбленных, но один из героев, изобретатель противораковой вакцины, чтобы испытать препарат, рискнул сделать инъекцию самому себе... Во время обсуждения рассказа на литобъединении кто-то воскликнул: да ты же приключенец!
– Я очень удивился, ведь никаких уж особых приключений у меня в тексте не было, – вспоминал Борис Захарович. — Но все-таки это на меня подействовало – «приключенец»!. Тем более, что воспитывался я на книгах Сенкевича и Дюма, а потом, когда сам начал писать, учился у них умению передать развитие характеров, выстроить динамичный сюжет. Вообще движение, развитие непременно должны присутствовать в произведении, тут я исхожу из законов диалектики: нет движения – нет жизни.
Увлекшись фантастикой, Фрадкин почувствовал, что для работы в этом виде литературы требуется прочная мировоззренческая база. Поэтому специально пошел учиться в вечерний университет марксизма-ленинизма. Сейчас немало найдется желающих поиронизировать по этому поводу, марксизм-ленинизм нынче не в почете. Но люди, которые придерживаются своих старых идеалов и принципов, заслуживают, по меньшей мере, уважения. К тому же далеко не на всех научных методах общепризнанных недавно классиков следует ставить крест. В одном из последних своих научно-фантастических рассказов «Корни биквадратного уравнения» Борис Захарович буквально воспел гимн материализму и диалектике, которые помогли земным космонавтам преодолеть световой барьер, рассчитать деформации привычной метрики при сверхсветовом движении и вывести формулу превращения времени в пространство.
В 1953 году Б. 3. Фрадкин перешел на преподавательскую работу в авиационный техникум. Вспоминая об этом периоде своей жизни, он рассказывал, что очень любил общаться с ребятами, рассказывать им разные увлекательные истории – о новой по тем временам технике, о своей работе на заводе во время войны, о возникавших проблемах, решать которые приходилось «на грани фантастики». Видимо, не случайно все же его определили «приключенцем»: занимательные, насыщенные действием и в то же время имеющие научную и техническую подоплеку истории были его коньком.
Фантасту нужна новая пишмашинка!
На пенсию Фрадкин вышел с должности старшего преподавателя кафедры гидравлики пермского политеха. Рассказывал: лекций давно уже не читает, а до сих пор снится, будто он общается со студенческой аудиторией... Разумеется, свои пенсионерские досуги Фрадкин проводил за своей старой пишущей машинкой. Как-то раз писатель встретился с одним из своих бывших студентов, сделавшим завидную политическую и предпринимательскую карьеру. Фрадкин ему довольно долго втолковывал, что и в наше время остро необходимо существование научной фантастики, именно научной, узами взаимной корреляции связанной с развитием научно-технологического прогресса. И на собственную, публикациями не обильную, писательскую судьбу сетовал. Бывший ученик заинтересованно внимал. Через некоторое время Фрадкин получил письмо в огромном конверте с надписью «Правительственное». А в нем маленькая записочка: «Ничем помочь не могу».
Борис Захарович печатал на пишмашинке, потом самостоятельно переплетал свои рассказы и повести – сам себя он называет «первоклассным переплетчиком уже в четвертом поколении». В эпоху хайтека и гаджетов для него вернулись догутенберговы времена самиздата. Вот тогда-то он и написал единственную свою повесть про путешествие во времени. Про то, как подвижники-бессребреники создали-таки фантастическое устройство, описанное Уэллсом. Но их изобретение присвоил «администратор от науки». И, чтобы окончательно увенчать себя немеркнущими академическими лаврами, тайком решил испробовать аппарат и сделаться первым путешественником во времени.
Квантовое поле вакуума растворило в себе предприимчивого деятеля.
Однажды Борис Захарович подарил автору этих строк свою старую книгу «Пленники пылающей бездны» и надписал: «...в память о совместном служении жанру литературы, устремленному в светлое будущее (коммунистическое!!).
Поколение 60-х – 70-х «проходило» коммунизм не по Марксу и Ленину, а по «Туманности Андромеды», «Магелланову Облаку», «Обитаемому острову», по книгам того же Фрадкина. Самому же Борису Захаровичу пришлось вкусить привлекательной идеи равенства и братства в интерпретации «Краткого курса ВКП (б)». Как-то раз он вдруг принялся рассказывать о своей ранней юности. О том, как его отца, человека не слишком-то образованного, в приказном порядке поставили во главе хлебопекарни, где два предыдущих директора один за другим уже сгинули в НКВД. Борис Захарович вскользь упомянул, что его двоюродный брат Александр был водителем у Тухачевского. После ареста маршала «замели» и шофера, выбили из него признания в сотрудничестве с тремя иностранными разведками, и только свержение Ежова и первоначальные послабления Берии спасли Александру Фрадкину жизнь. Заметив, какой интерес вызывают эти воспоминания, Борис Захарович быстро свернул тему. Про свои студенческие годы, впрочем, поведал поподробнее. Перед самой войной он поступил в московский технологический институт. Вскоре (естественно, «по просьбам трудящихся») было введена плата за получение высшего образования. Студентам приходилось в ночную смену работать на заводах, днем сидеть в аудиториях, а вечером, вставляя спички между век, чтоб не заснуть, готовиться к занятиям. В начале войны институтские пятикурсники были брошены на оборону Москвы, и все погибли. «А ведь это уже были, можно сказать, готовые специалисты, в которых так нуждалось производство авиадвигателей!», – для Бориса Захаровича логика этого решения властей предержащих была непонятна, потому что нерациональна. Хотя, будь логика иной, и в подмосковные снега бросили четвертый курс, не было бы никакого писателя-фантаста Фрадкина.
На предложения: «Так напишите об этом, возьмитесь за мемуары», Борис Захарович отвечал твердо, не оставляя лазейки для уговоров: «Не хочу». Теперь, по прошествии лет, начинаешь понимать причины этого отказа. Фрадкин просто не хотел вносить свою лепту в поток актуальной обличительной публицистики, ставить крест на времени своей молодости, произносить приговор идеализму, возносящему общественное служение выше личного интереса. У него и в бурную эпоху второго пришествия капитализма в Россию не было сомнений, что будущее может быть только светлым, а значит, коммунистическим. По «Туманности Андромеды». Он подчинился бы необходимости умереть в ополчении, понимая, что студенты пятого курса ценнее для воюющей родины.
Только когда ему исполнилось девяносто, он перестал писать. Да и трофейная немецкая пишмашинка, купленная в конце войны, как раз к этому времени сломалась. Получается, счетчик Фрадкинской «машины времени» окончательно застыл на дате «2008»? Но вот недавно Борис Захарович признался, что все-таки кое-какие воспоминания он записывает. А там, глядишь, и новые научные статьи-гипотезы, и фантастические рассказы появятся...
Трудно предугадать, станет ли будущее светлым, а тем более, коммунистическим. Но в одно хочется верить: фантастика еще вернет себе определение «научная». И случится это не в ущерб социально-критической или философской ветвям НФ. А молодым писателям-фантастам найдется чему поучиться у старейшины «фантастического» цеха Бориса Захаровича Фрадкина.
...Пишмашинка уже не нужна. Перевалив за девяносто, Борис Захарович стал встречать гостей в прихожей словами: «Все не приходит, проклятая!». Но в августе 2010-го позвонила его дочь и сказала: умер. На 94-м году жизни.