В моей жизни периодически — раз в год примерно — появляются такие книжки, которые производят впечатление «протащило по камням, перевернуло и шмякнуло» :smile: «Дом» как раз из таких. Тащило так, что неделю я ни о чем другом не то что говорить — думать не могла, настолько «занырнула» в эту описанную реальность, что собственная реальность стала казаться мне какими-то декорациями, раздражающе несоответствующими тому, что происходит внутри.

Роман потрясающе затягивающий, в него погружаешься, как в подземную пещеру, сначала очень неудобно, потом — страшно, а потом глаза привыкают к темноте, голова — к чувству толщи земли, и в итоге вживаешься в эту реальность, а то, что было раньше, всякое небо над головой и просторы, как-то забываешь. Петросян написала именно такой роман, очень *другой*, гораздо более фантастический в своем роде, чем большинство фантастики. Потому что в нем действительно создается совершенно иная реальность, очень отличная от нашей, и в то же время очень обширная и гармоничная. По мере чтения происходит кардинальная смена угла зрения, общего взгляда на мир. Во всяком случае, происходит с теми, кто вчитывается, а не абстрагируется, потому что абстрагироваться от таких вещей нет смысла — в этом вся их суть и прелесть, что ты сам немного меняешься под них в процессе чтения. Чем дальше читаешь, тем глубже погружаешься, роман под 1000 страниц, так что успеваешь занырнуть настолько глубоко, что еще долго будешь всплывать, иначе рискуешь кессонной болезнью — слишком резким окажется расхождением между миром тем и миром твоим реальным.

Где-то на сотой странице я думала, что по итогам буду громко возмущаться, почему меня не предупредили. Да, я не читаю аннотации и чужие отзывы. Поэтому не знала заранее, а когда узнала, было поздно, что тот самый Дом — это интернат для детей-инвалидов. Другое дело, что учитывая общую волшебность и мистичность романа, со временем это перестает пугать и вообще иметь значение. Это ни разу не Гальего. Скорее — «Республика ШКИД» с сюрреалистическим отливом. Впрочем, если бы я знала заранее, я бы не стала читать и очень много бы потеряла. Даже страшно подумать, что это была бы целая потерянная иная реальность.

Кажется, я не в состоянии ничего внятно объяснить про эту книжку. Попробуем с начала. Есть некий Дом-интернат, где живут дети школьного возраста. Читают и цитируют античных классиков, говорят удивительно едкие и мудрые вещи, разрисовывают стены, дают друг другу клички и не называют имен, образуют «стаи» и назначают вожаков. А еще — ходят на «обратную сторону» Дома, где поля и маленький пыльный городок, из которого при удаче можно попасть в совершенно уже сказочный Лес. Кто-то ходит сознательно, кто-то проникает случайно, кому-то вообще нет туда доступа. Но веянья с «изнанки» незаметно пронизывают весь Дом и всех его обитателей, не важно, осознают они это или нет. Их замкнутый мирок и так совершенно другой, но в отличие от нашего, у них этих миров целых два.

Мне кажется, все-таки центральная или одна из центральных — тема или проблема свободы. Той, которая от слова «все относительно». Относительно ценностей и мира физически полноценных людей, воспитанных в нормальных семьях, дети-инвалиды в детском доме — это несвобода в квадрате. Во-1, ограниченные собствеными физическими невозможностями. Во-2, ограниченные социально, материально и психологически (не буду углубляться, тут и так можно вывести всякие проблемы и отсутствие возможностей для самореализации, образования, работы, создания ячейки общества и тд).

А Петросян делает совершенно уникальную вещь. Она *практически*, на опыте доказывает, что несвобода — понятие относительное. Потому что несвобода есть ограничение нашего развития. Но стоит только определить, что развитие у нас должно идти по другому пути, что нужно не то, а это — и несвободы уже нет. Потому что нет предела тому варианту и способу развития, который мы выбрали и обозначили главным и важным. Который только и представляет ценность в нашем обществе, нашем кругу, нашем *мире*.

Петросян создала полностью свой мир. Закрытый от влияния извне и от проникновения в него ценностей их «наружности», «наружных» представлений о свободе. А поскольку в этом внунтреннем мире ничто не нарушает гармонию, там прекрасно формируется своя система ценностей и своя этика. Границы мира искусственны, но это единственное искусственное, что в нем есть, все остальное — очень логично и естественно. И дети в свое мире на самом деле свободны, точно так же как здоровые люди из «наружности» свободны в своем. Вот это просто дивно.

И еще — вечный постулат: чудо возможно ровно постольку, поскольку ты в него веришь. И остальные. Для неверующего оно обернется только непонятным казусом, для верующего это — такая же сторона реальности, как и все остальное, подчиняющаяся своим законам, которые можно знать или хотя бы угадывать. Что такое «другая сторона» Дома — вопрос в такой же степени неразрешимый, как и тот, что такое «Блистающий мир» Грина. Даже странно, что их никто не сравнивают. Блистающий мир мелькает и исчезает, изнанка Дома не проявляется в нашей реальности, а что там чувствуют и вспоминают больные дети — кто их разберет. Может, Друд просто эксцентричный чудак, а Слепой — ребенок, за отсутствием основного чувства слишком сильно утративший соприкосновение с реальностью и ушедший в мир своих фантазий. А может, это действительно другие реальности, просто нам недоступные.

С другой стороны, сама *реальная* реальность Дома, в котором — уже обладает достаточной степенью инаковости, чтобы ее можно было считать иной и волшебной. Мысль чудовищная, но в этой реальности хочется оказаться хотя бы ненадолго. В некоторой степени это обусловлено волшебностью замкнутого на первый взгляд пространства Дома, которое на второй взгляд оказывается безграничным. Но еще и потрясающе живыми и интересными героями, очень разными и очень яркими. Невероятно привлекательными. Я по доброй традиции, впрочем, все время болела за Слепого. Остальные не хуже, но это исключительно вопрос персональных предпочтений))

Первый раз совсем не хочется писать рецензию на прочитанное, и не потому, что книга плохая, а потому что боишься словами спугнуть ее волшебство.

Все равно нормального, внятного отзыва не получится.

Это слишком личное, что ли, — и вопрос восприятия этой книги каждый читатель должен будет решить для себя сам.

Кому-то она и вовсе не понравится, что будет совсем неудивительно, хотя таких, как мне кажется, все же будет меньшинство.

Начну я, наверное, сразу с рекомендаций, кому эту книгу читать не стоит.

Ее не стоит читать тем, кому важен в литературе четко-структурированный, последовательный сюжет; тем, кто любит, чтобы в книге все, в конце концов, становилось понятно и на поставленные вопросы были даны исчерпывающие ответы; нелюбителям открытых концов и любителям жесткого обоснуя она категорически противопоказана; тех, кто недолюбливает чрезмерное внимание к деталям, описания внутреннего мира и скачки по времени и репортерам тоже просьба не беспокоиться.

А вот тем, кто любит сюрреализм, символизм, недосказанности и психологические лабиринты книга, скорее всего, придется по душе.

Те, в ком сильна кэрроловская безуминка Алисы, наверняка почувствуют себя в этом романе, как дома. Во всяком случае, это очень похоже на пресловутое падение в кроличью нору.

И — да-да, — возможно, и под воздействием каких-то препаратов, — черт его знает, кто-то в рецензиях писал, что «Дом» похож на галлюцинаторный бред под воздействием ЛСД. Что ж, ощущения сравнивать не могу, но ассоциация близкая, — во всяком случае, роман похож на наркотик, который подсаживает читателя на себя и не дает соскользнуть. Этакая «Лунная Дорога», облегчающая переход.

Да это и не книга вовсе, это... мир под обложкой. Причем, что примечательно, мир не придуманный, как придумывают книги писатели-профи, а честно существовавший в голове автора долгие годы, а затем пересказанный на бумаге. Мир, который существовал внутри головы одного человека, год за годом, изменяясь, трансформируясь, «надстраивая этажи». Маленькая личная вселенная, замкнутая на себе, которой не планировали делиться, но вдруг — совершенно неожиданно — поделились.

Я думаю, что те, у кого есть такие вот личные миры, который иногда — и то если невероятно, чертовски повезет, — можно в какой-то степени даже разделить с кем-то, — поймут, о чем я.

Внутренний универс, персональная вселенная, свое собственное убежище от повседневности и одновременно копилка страхов. Место, в котором собираются «ненужные вещи».

По-хорошему говоря, это чердак или подвал, который у каждого из нас в голове в наличии, только у некоторых входы в него наглухо заколочены. И кто-то делает вид, что этого места не существует вообще, кто-то спасается там, а кто-то и живет на постоянной основе.

Может быть, поэтому «Дом» и цепляет, — присутствует определенный эффект узнавания, поскольку какими бы разными не были наши чердаки и подвалы, они все соединены в определенную сеть коллективного бессознательного.

И чудится, чудится что-то родное и до боли знакомое во всех этих лабиринтах под книжной обложкой, но до конца в руки не дается, ускользает.. ибо это все-таки не наша голова, а многие ли в своей-то способны разобраться?

Этот первобытный хаос узнаваем и принимаем на таком же первобытном, интуитивном уровне, но при попытке разложить его по полочкам, он рассыпается в прах.

Возможно, я слишком усложняю и ищу кошку в черной комнате, которой там и нет, но мне кажется, что именно в этом кроется причина популярности «Дома» у одних и резкого неприятия у других. Не каждый готов посмотреть в зеркало и увидеть там себя таким, каков он есть. А кто-то просто не умеет так смотреть.

И оценка романа как литературы тут вообще ни при чем.

Потому что — серьезно, — ну какое литературное произведение и объективные достоинства? Как произведение «Дом» не выдерживает никакой критики, — трудно поддающаяся определению жанровая принадлежность, к которой прилепили от безысходности термин «магический реализм»; отсутствие грамотно-выстроенного сюжета (сюжет тут есть, но тонет под обилием идей и описаний); брошенные в воздухе концы, которые писатель-профи обязательно подобрал бы напоследок и завязал в художественные ленточки; слишком много поднятых тем и слишком много высказанных мыслей сразу, что создает сумбур.

У «Дома» нет четкой структуры, — начинается роман как история совсем об одном и с позиции одного героя, а потом и история начинает змеиться и видоизменяться, и главные герои-то, оказывается, совсем не те, на кого вы думали.

Недосказанности, недоговоренности, двусмысленности... отсутствие единой темы, как таковой, — объединяющая есть, это Выпуск, но к ней крепится еще пять-шесть, как минимум, — книга не просто многослойна, она нашпигована этими слоями, как праздничный торт на безумном чаепитии. Крути-верти, рассматривай, — с какой стороны взглянешь, та тебе и покажется, а обойдешь по кругу — и все уже не то, чем казалось.

На первом уровне — будто бы роман о детстве и детях, о страхе взросления, приправленный горькой жизненной несправедливостью и настоящей недолюбленностью детей-инвалидов. Можно остановится на нем, и он будет почти правдой. И в этом качестве весьма хорош. Здесь даже можно увидеть острую социальную проблематику, хотя «Дом» — ни в коем случае не социалка, не стоит так о нем думать. Однако, некоторые страницы заставляют плакать и сердце сжимается. Оттого, как тут все по-честному... и пронзительно по-детски, — дружба, тоска, желание принятия. Очень реальный уровень, на самом деле, и очень сильно прописанный. Хотя именно здесь и споткнутся любители обоснуя, ибо ощущения — правдивы, а вот условия не до конца веристичны.

На втором — это уже городское фэнтези, сказка, с элементами философской притчи, которая на какое-то время вдруг превращается в почти кинговский триллер, а в героях у нас — среди обычных людей, бродят не то боги, не то монстры. Кому нравятся такие истории, тот вполне может остановиться и здесь. Сказка получилась красивая, завораживающая и волшебная, иногда теплая, иногда темная и опасная, но в любом случае — увлекательная. На этом уровне хочется анализировать происходящее именно как фэнтезийный роман, разбирать характеры героев по косточкам, пытаться прикинуть, кого и куда в итоге забросило и по каким же своим законам функционирует этот странный мир, Наружность, Дом, Лес.

Где-то здесь же — на стыке этого слоя и следующего, — можно набрести и на философский подтекст почти религиозного буддийского характера, о том, кто мы все в этом мире и что окружают нас за его пределами, где все события замыкаются в круг, Сфинкс занимает место Лося, а все жившие когда-то уходят на новый виток перерождения. Этакое колесо Сансары со всеми вытекающими.

И есть еще один уровень — а это уже прямая трансляция из бессознательного, привет с Изнанки. Да и герои здесь уже не дети, они архетипы и субличности одной вполне взрослой личности, просто разбившиеся на составные части. И тут тоже есть, о чем поговорить, но о таких вещах не говорят напрямую, это табу.

Вот почему здесь нет имен, — кроме одного-единственного, — только клички, и нет примет, позволяющих привязать роман к каким-то географическим или временным реалиям. Причем я не уверена, что автор сама это в полной мере осознавала, — она просто писала и все.

И весь этот клубок — и пластов, и героев, и реальностей, и временных промежутков, и смыслов — воспринимается органично, — при всем своем сумбуре, так, как он есть.

Но это кошмар для любой книги, которую нужно оценивать с литературной точки зрения, применяя и голову, и сердце. А эта книга напрямую говорит с подсознанием на его же языке. К этой книге нужно подходить точно так же, как к Табаки — с «Изнанки», с изнанки сознания, только тогда она откроется и этой, самой потаенной стороной, а не теми, что лежат выше. Хотя и они более чем достойны внимания каждая в отдельности.

Ну вот, писала, писала рецензию и вдруг осознала, что ответы-то у меня на руках, а книга ведь предупреждала, что в ней все сказано. Стоит только прислушаться.

И именно поэтому мне вдруг подумалось сейчас, что на эту книгу действительно не мешает ставить предупреждение, а к списку читателей «кому не...» стоит добавить тех, кто не готов или не умеет бродить по изнанке сознания, или кому кажется, что он умеет и готов, да вот только велика опасность, что его засосет как в воронку. Ну вот они вам и Ходоки, и Прыгуны... и все остальные, кто отгородился от изнанки сознательно или просто не видит ее, или только ощущает на интуитивном уровне, но в снах она является всем — правда, слава богу, далеко не каждую ночь. Ага, потому что сны — самая простая дорога на ту сторону.

Я понимаю, что в этот момент мой отзыв может показаться кому-то бредом, но для меня в процессе написания все вдруг встало на свои места и защелкнулось, соединившись, как черепки на тулье шляпы, просто внезапно осенило, сложилась цельная картина из кусочков... хотя на стопроцентную истину я не претендую, каждый увидит в романе свое, причем это свое будет зависеть от смотрящего и его потребностей. Это по сути ключ — ключ на чужой чердак, но через него вы в конечном счете попадаете в свой собственный. Однако, гуляйте осторожно, — этот мир — совсем не добрая сказочка, и вполне способен сожрать неподготовленных.

Недаром на корешке нарисована приоткрытая дверь, — очень верное изображение.

P.S. И «Дом» из тех книг, которые тянет перечитывать снова и снова, едва только закрываешь последнюю страницу. И он стоит того, чтобы купить его в бумаге и держать на книжной полке на почетном месте.

P.P.S. «Дом» можно и читать, и слушать благодаря великолепному исполнению Игоря Князева, и это первый раз в моей практике, когда я совмещала два вида восприятия, и они так гармонично дополнили друг друга.

Я мог бы сказать, что этот роман гениален. Я мог бы написать о том, что читал его всю ночь напролёт, дрожащими руками перелистывая странички, и утро застало меня над эпилогом, где герои и сами встречают последнее своё утро в доме. Я нарисовал бы их всех — Слепого, Табаки, Македонского, Рыжего, Русалку, если бы только мог. Всё это уже сделали до меня. Но я всё равно не могу молчать.

Потому что это шедевр, грандиозное, многогранное, эпическое полотно, и сравнимые по масштабу вещи, что встретились мне за всю жизнь, можно перечесть на пальцах одной руки безвременно почившего старины Краба. Только Мариам и Дэн. Вселенная Гипериона и гаснущее солнце мира. Пойманное в безжалостное перекрестье прицела детство и Дом, который сам по себе целая вселенная. Бездны смыслов, разрисованные поверх написанного стены, что хранят летопись обитателей вернее изменчивой и ненадёжной памяти. Время и тончайший шёлк реальностей, кругами разбегающийся по воде мироздания. Изнанка Дома, куда легко попасть и откуда невозможно уйти. Жестокое зеркало правды, которое никогда не лжёт. Потому что правду о себе ты знаешь и сам. И именно поэтому так стараешься искать её где-то ещё: в чужих снах, в отражениях в чужих глазах, в шёпоте пересудов за спиной. Кто ты — оборотень, убийца, ангел, дракон, просто потерявший себя человек? Но здесь, в Доме, простых людей не бывает, он меняет обитателей, забирая часть их души, но и отдавая что-то взамен.

Это жуткое место, прекрасное, но смертоносное каждую секунду. По тёмным коридорам Перекрёстка бегут трое с ножами, преследуя истекающую кровью жертву. На болотах оборотень приходит к пещере певца, чтобы заплатить за музыку единственную подлинную цену — тёплую, живую кровь. Алая лужица растекается по паркету спортзала, а бедняга Курильщик в ужасе несётся в безопасную тишину палаты, наконец поняв, что всё происходит по-настоящему, здесь, сейчас и именно с ним. А где-то на другом круге памяти сходятся в последней битве армии Черепа и Мавра, и наточен уже нож, которым будет убит бог, и штукатурка стен предвкушает уже кровь, что скоро пропитает её насквозь. Кстати, та самая штукатурка, которую потом будет есть Слепой, свидетель без глаз, вожак без стаи, который увёл всех, но оставил за спиной единственного друга, который был для него почти целым миром. Самая длинная ночь и ночь сказок, рассказанные в темноте истории и жуткая потусторонность изнанки, где можно застрять, как муха в янтаре, и не вернуться назад. В сказках люди, проведшие ночь с эльфами, возвращались назад к могилам внуков. Дом — это сказка наоборот, где считанные мгновения того, что за неимением лучшего зовут реальностью, уравновешивают годы, проведённые в мороке наваждения. И ведь они сами хотят этого, радостно раскинув руки, бросаются в пропасть сна, пьют всякую гадость и травятся дымом. Но зато носят в сердце лес и знают, каково быть котом.

Персонажи, любой из которых способен вытащить средней руки роман. Слепой, ребёнок-мудрец, герой и чудовище, провидец, тот, кто был прозорливее других и ошибся сокрушительней других. Сфинкс, молчаливая, знающая все ответы сила, променявший дружбу и любовь на свет и подлинные истины, свободные от пугающих двусмысленностей дома. Утративший при этом главное и возвратившийся назад, чтобы отыскать на руинах часть себя. Табаки, аватара Дома, хранитель времени, бог, заигравшийся в ребёнка. Македонский, дракон в теле человека, ангел смерти с искалеченными, гниющими обломками вместо крыльев. Рыжий, легкомысленный бродяга с глазами Будды. Чёрный, оплот спокойствия и здравого смысла, отказавшийся когда-то от дружбы из ревности к тому, кто никогда не был и не стал бы своим, даже если и остался бы жив. Мучительно пытающийся исправить ошибки, переиграть прошлое с новыми актёрами и в новых декорациях. Лорд, словно сошедший со старинного портрета, безумный аристократ, и тоже, как и все в Доме, живущий в глубоком разладе с собой. Каждый из них — часть мозаики превыше и важнее того, что говориться прямым текстом. В переплетении их судеб ответы, которые даны, но не произнесены автором.

Детство. Дом как метафора детства или детство как метафора дома. Безотчётный ужас перед наружностью и страх взрослой жизни, без успокоительных иллюзий детства. Готовность сменять целую жизнь на череду повторений и чужой мир, который никогда не был твоим. Дом, как вторая кожа, сросся с героями, не оторвать. Разве что по живому, кровавыми язвами на руках отлучённого от своего храма Слепого. Кто-то уходит, кто-то остаётся, и не понять, кто где. Слепой ли падает в пучину безумия или Сфинкс отвергает бесценный дар? Подумать только, мир, в котором ты не смешён и не нелеп, место, где сны имеют силу чуда, где мечта творит чудеса и способна вызвать из небытия девушку, созданную специально для тебя, которая не рождалась и никогда не была человеком. Где всё можно переиграть и отмотать назад, где любой твой выбор неокончателен и порождает волну вероятностей, и твой двойник проживёт за тебя невыбранное. Можно уйти и остаться одновременно, можно вернуться и умереть вместо брата, можно попробовать полюбить настоящий мир, можно заблудиться в Лесу и не найти дороги назад. Мир эскапистов и трусов? Давайте, скажите это в лицо Слепому или Стервятнику. Скажите, что сами не боялись взрослеть.

Я мог бы говорить ещё очень долго. Сейчас ночь, но даже Самой Длинной Ночи Дома не хватит, чтобы рассказать, как же прекрасен этот роман. Невесомые, многослойные лессировки слов и образов, чтобы показать всего лишь время. Увидеть невидимое, ощутить себя в шкуре слепца. Воздушные замки из чувств и эмоций, сонм отсылок и аллюзий, взгляд в глаза бездны. Концентрированное, кристально чистое великолепие. Всего лишь переверните страницу.

Есть книги, которые занимают особое место, они прочно оседают в памяти и без труда удерживаются там всю жизнь. Многие книги помнишь, но эти на особом положении – не нужно напрягаться, чтобы вспомнить сюжет, героев, помнятся даже оттенки, настроение, эмоции, испытываемые когда-то при чтении. Эти книги, сколько не читай, даже если уверен, что досконально помнишь сюжет, они умудряются каждый раз открывать неизвестные факты и каждый раз дарят сильные впечатления. Таких совсем немного и «Дом, в котором…» я отнесла для себя к одной из них.

Я долго отнекивалась от её прочтения, боясь сильных эмоций, несправедливости и жестокости. И, всё же, я уступила настойчивым рекомендациям – и безмерно благодарна за это. Эта книга оказалась совсем не о том чего я ожидала. Книгу начала читать настороженно, медленно, уговаривая себя, пока не заметила, как погрузилась в неё основательно благодаря магической силе слова, вложенной Автором в произведение. Эта книга не рассказ о доме для детей инвалидов, которых хочется жалеть – эта история намного глубже и многогранней. Здесь не чувствуются дети и инвалиды: они просто передвигаются на колясках, не видят или не имеют рук, герои невероятно целостные, мудрые и наивные, философы и кривляки – они играют и живут. Эта книга — тонкий и разноплановый мир, далеко не полностью раскрытый. Он складывался постепенно, заставляя возвращаться к уже прочитанному, переосмысливать, рассматривать под другим углом и делать иные выводы, но так и не раскрылся до конца.

Это дом, в котором сосредоточена Вселенная всех и каждого живущего в отдельности. Дом, в котором живут, взрослеют, набивают шишки, влюбляются, дружат окруженные смесью реальности, сказки, вымысла, правды, жестокости, заботы, любви. Дом, в котором свои правила и законы, безоговорочное подчинение стаи своему вожаку, где в любой момент может пролиться кровь, где горе можно залить горькой, где можно ощутить мудрое понимание, потому что каждый здесь немного философ. Дом, который может поразить, напугать, запутать, заставить поверить, подарить радость. Дом, в котором всё же легче, чем в Наружности, до выпуска в которую его участники так панически боятся дорасти. Здесь всё естественно и привычно, он как второе Я каждого настолько прочно сживается с ними, что никогда не отпускает.

Книга подарила множество размышлений и переживаний. Атмосфера книги настолько притягательна, что я непременно к ней вернусь. Вернусь, чтобы пережить истории героев заново, прочувствовать, что не всё даётся легко, что мудрость постигается ценой великой платы, что для выбора, который должен сделать каждый порой необходима великая сила, что твёрдый шаг сопровождается болью, что иногда душа болит так, что Вселенная сужается до ощущения этой боли, что любовь и дружба сильные чувства, которые творят, дарят заботу и позволяют верить, что нужно и можно найти своё место в жизни, что память – огромная сила, которая может как сломать, так и одарить. Эта книга ещё о стольких вещах, что всего и не перечесть. Уверена, что Дом никогда не раскроет все свои тайны, а при каждой следующей встрече вновь поразит, высветит новые грани и позволит только чуть-чуть проникнуть в свои секреты.

Эта книга из разряда — «продолжения никогда не будет»..., независимо от точки или многоточия эпилога. Автор уже и ни причём: плавание началось, и плавание не каботажное, в прибрежных и мелководных водах, а кругосветное плавание вокруг этих 900 станиц, превратившихся в один большой глобус Мира Дома.... Будут, будут у этого Мира и Колумбы, и Магелланы, и корсарские рейды Дрейка.... На то он и Мир.

Или украдём у Кортасара: «на 900 станицах вокруг Мира».

Для такой книги написать продолжение — это убить и всю магию и очарование «канонического» текста грубым вскрытием (эксгумация — есть такой патологоанатомической термин в судебно-следственной практике: сиквел — патология незрелой прозы...).

Всякая магия строится на «некоторой» необъяснимости, практической мифологии и забытых и навсегда потерянных крупицах главной тайны: ведь жёсткие цепочки причинно-следственных связей необратимо и навсегда убивают всяческую магию, тем более непоправимо реальную.

Это очень большая проза — можно поздравить и русскую литературу и нас, читателей: на фоне неудержимо плодовитых словоРублев, это событие. Такое и миру «предъявить» не зазорно, как и Стругацких или Пелевина.

Книга писалась долго и для себя, как в стол, а значит с трепетом и любовью: так Шакал Табаки (плут и авантюрист, трикстер, Локи этого мифа) собирал, подбирал и множил свою коллекцию (и не только неопознанных вещей, не только: вчитайтесь ещё раз в последнюю главку эпилога).

Параллелей, при чтении, возникает множество, но все они сходятся, при этом рождая свой слой, свой уровень, достигнув «горизонта» — в «Дом, в котором...» Здесь и Голдинг («Повелитель мух»), здесь и Кен Кизи («Пролетая над гнездом кукушки»), здесь и братья Стругацкие («Пикник на обочине») и примыкающий к «пикнику» Киплинг («Сталки и компания»). А, и сама атмосфера Дома, и — «гениальный Пиросмани» Дома, Леопард, -отсылают к Ягуару Варгоса Льосы («Город и псы»). Самая первая, конечно, параллель — «Дом, который построил Джек» (быть может это он и есть — Яхве этого Мира, и это его чёрная широкополая шляпа с ожерельем крысиных черепов вместо ленточки на тулье?)

Читать эту Книгу — большое удовольствие. Это как вступить, поселиться в «Зоне» Пикника, делая смертельно опасные вылазки (прыжки, улёты) в Наружность. Это погрузиться в совершенно особый Мир Дома, с его многоуровневой системой мифов, с мифологией, где прописаны, нашептаны (это как намолены) и свои боги, и топография, и табу, и законы: «библейский» фольклор Ночей Сказок, информационные поля расписанных, разрисованных стен. И касты-племена: стаи, соплеменники, и всё, что порождает любое расслаивание и разделение: мы все социально близки и во вражде и в распрях, доходящих до войн, и в дружбе и в состоянии вялотекущего нейтралитета, и в ожидании Исхода.... Но это уже совершенно другая и тема и история...

Книгу надо читать: Сфинкс, Курильщик, Слепой, Лорд, Шакал Табаки и многие другие ждут нас и за порогом своего Дома, и в Лесу...

Это та книга, про которую ни в коем случае нельзя спрашивать «о чем она?» И отвечать на такой вопрос нельзя. Потому что, если услышать краткий ответ (как в школе, когда «тема этого произведения» и прочий бред антилитературный), то читать эту книгу не захочется. Про интернат для детей-инвалидов и про то, как эти дети боятся выйти во внешний мир. Как? Интересно? Нет. Ждешь очередной социальной агитки.

Интересно то, что это действительно роман про детей-инвалидов. И в нем действительно ключевая роль отведена страху перед «Наружностью», как называют внешний мир ученики. Единственное, чего в романе нет, так это детей и инвалидов.

Нет, нет, не подумайте, что это я так с сарказмом упрекаю автора, что ей не удались достоверные образы. Еще как удались. Они не польностью реалистичны, но этого и не требовалось, у нас же тут магический реализм все-таки.

В тексте нет детей — есть только загадочные, одновременно мудрые и наивные, серйозные и дурашливые божества, принявшие образ детей. В тексте нет инвалидов — есть существа, которые ездят в инвалидных колясках, не видят или не имеют рук, но инвалидов нет. Один был одноглаз, Гефест хром — разве это помешало им быть богами?

Да и Дом в действительности никакой не интернат. Дом — волшебный замок, про который мы так много читали и всегда не против прочесть еще. Замок, который содержит в себе целый мир, более того — не один. Коридорами которого можно выйти к удивительнейшим местам, если знать, как идти. Эти места не обязательно приятны, может быть, пришельца там ждут страдания, а не веселые приключения, но эти места есть. Хотя мы тут, в Наружности, склонны считать, что их нет.

Существует множество книг, написаных будто бы на фантастическую тематику, а в действительности посвященных социальной проблеме. Эта книга написана будто бы на социальную тематику, а в действительности посвящена фантастической проблеме. Проблеме фантастики. Того, какое место занимает она в нашей жизни. Так ли почестно быть реалистом и скептиком? Так ли разумно искать всему рациональные объяснения? Это и вправду книга про выход в Наружность, но не из дома-интерната во взрослый мир, а из мира, где есть место сказке, — в мир, где ей места нет. Это книга про бунт против такого выхода, бунт, который каждый из нас мечтал поднять, но не у всех хватило сил.

В интервью Мариам Петросян говорит, что писала эту книгу 10 лет. У нее не было мысли публиковать роман, она писала просто потому, что ей нравилось. Надо сказать, читается эта книга так, как писалась, — легко и мечтательно, не потому, что хочется дочитать, не потому, что хочется знать, чем кончится, а просто ради процесса. Это детское ощущение — желание растягивать и без того некороткую книгу, чтоб она подольше не кончалась, — вместе с удивительной атмосферой романа помогают вернуться в волшебный мир «до Наружности». В Дом, в котором...

» ...В тот же день после уроков Джин отозвал меня в сторонку и сказал, что ему не нравится, как я себя веду. Показал на кроссовки и велел снять их. Не стоило спрашивать, зачем это нужно, но я все же спросил.

– Они привлекают внимание, – сказал он».

Яркие кроссовки на неходячих ногах Эрика в самом деле приковывают взгляды – как стайки Фазанов, так и забредшего на «Обсуждение обуви» читателя. Но книга совсем, совсем о другом.

Спустя три месяца с момента последнего прослушивания.

После множества перечитываний – чтобы поймать и совместить как надо ускользающие и нарочно спрятанные автором фрагменты.

По прошествии времени, потраченного на осознание, что потрясающая история в который раз – для меня – окончена, и возврат невозможен.

Я все же скажу свое невесомое слово.

По-моему, эта книга интересна прежде всего тем, кто склонен рассматривать жизнь во всех ее проявлениях. Мне было как минимум любопытно прочесть ее – в порядке теста, потому что роман дает иную картину мира, позволяя взглянуть на него не одной парой глаз: глуповатых и задумчивых, внимательных и равнодушных, испуганных и мудрых, упрямых и неразумных, незрячих и вопрошающих.

История мифологична, во многом гротескна, во многом наивна. Оно и понятно: писал ее человек, далекий от литераторских кругов, правил и переписывал годами, стараясь, чтобы нравилось прежде всего ему самому. Не писать Мариам не могла, потому что когда-то в юности придумался Дом, а в нем – герои, болезненные и прекрасные существа. Порождения Дома, его добровольные узники либо изгои. Он рос, жил и развивался – и однажды пришел в этот мир. Я думаю, это здорово.

«Дом...» – книга-ребус, в которой каждый дошедший до конца найдет свое собственное решение – если получится, конечно. Отсылки ко множеству других произведений, зачастую неизвестных массовому читателю, шуточки в речи персонажей из явных и неявных «знаковых» цитат. Лично меня ужасно порадовали эпиграфы из «Охоты на Снарка», куплеты гномов из «Хоббит: Туда и обратно», абсолютно «стругацкие» интонации отдельных сцен и вневременная волшебная вязь Брэдбери – даже не в манере написания, а в ощущениях.

И меня не колышет, что в этом объемистом томике до кучи детей-инвалидов – ведь, как сказал всезнающий Шакал, «В Доме полно здоровых, у которых в бумагах значатся страшные вещи. И таких, у кого записано не то, что есть на самом деле».

Меня не напрягает и не кажется лишним появление «в кадре» большого количества девочек. Не заботят вопросы вроде: «А куда же в отсутствие девочек девалось либидо такого числа пубертатных подростков?», «С каких это фигов Слепой вдруг сошелся с Крысой?», «Почему детки, которым максимум 18, так взросло и умно выражаются?» и «Где в финале пропал Македонский?» На многие из них в книге даны ответы, частенько завуалированные, при этом не по-сказочному жизненные и честные – как и те, что хитро запрятаны в неистовом трепе Хозяина Времени.

Последняя Ночь вовсе не кажется мне провальной. Она закономерна, как любой момент Перехода, и поэтому так щемяще-грустна предощущением близкого конца.

Умиляют намеки на грядущую эпоху роликов с Ютуба («Девочка и мяч. Игра с невидимкой») – и неважно, «просто совпало» это, будучи написанным в 1997, или добавилось позже. Я все же слышу слабые отголоски «армянского радио» в перебранках воспитателей. Чую лукавство в словах Мариам, что у Сиамцев скорее клички, чем имена, и «Рекс сильно напоминает собачью» (ага, особенно если вспомнить ее латинский перевод). Посмеиваюсь с тех, кто верит, что именная кличка Р Первого, которую сам он почитал оскорблением, его настоящее имя.

Я люблю героев «Дома...» за их оголтелый максимализм и почти буддийскую мудрость. За нежелание взрослеть, за непосредственность и упрямство, дающие им силы, чтобы жить. За сказку, по собственной воле приходящую туда, где маловато надежд на нормальное, «каколюдское» существование. За то, что Мариам удалось вложить в них достаточно искреннего и настоящего, чтобы хотелось узнать, чем же все закончится.

Что еще подкупает – завораживающая напевность языка книги, даже в моментах, когда музыка как таковая действием не предусмотрена. Все равно при чтении слышишь мелодии, составленные из звуков осыпающейся штукатурки, крадущихся по темному коридору шагов и смутного шепота; ветра, бьющего в форточку – или на воле играющего сухими дубовыми листьями под радостную собачью возню; треска игрушечного костерка и глубокого предзакатного молчания; чьих-то тихих всхлипов, почти неразличимого тиканья часов и сдавленного «хохота гиены».

Немного печали: редактура и вычитка удручают. Не зря в сообществе Фантлаба полусерьезно предлагали пороть корректора по числу ошибок, пропущенных на каждой странице. Именно поэтому мне пришлось читать в Ворде, периодически отвлекаясь на правку. Но даже наличие в тексте перлов типа «...только свои мысли и свои игры, как у сидящего в животе Великана, когда слышишь бурчание, стук огромного сердца и сотрясаешься от его кашля» не способно разрушить очарование книги – обосновавшийся на ее страницах мир уже зацепил тебя, потихоньку затягивает и не торопится отпускать.

До этого у меня было так с «Невидимками» Паланика и «Впусти меня» Линдквиста. Когда переворачиваешь последнюю страницу и сразу начинаешь чтение сначала – чтобы понять все то, что, возможно, прошло мимо. И чтобы в очередной раз поразиться тому, как, черт возьми, это сделано.

После романа Петросян мир Ехо Светланы Мартынчик померк для меня. Цельное, мощное древо с детально прописанными, самобытными героями, при всей их кажущейся инфантильности – не-детьми, – против вечного «ребенка в душе» и кучки смахивающих на кого-то из кинозвезд 90-х персонажей, раскиданных по десяткам книг? Для меня выбор очевиден. Мне странно, что их вообще сравнивают и утверждают, что проза Мариам напоминает им Фрая. На мой взгляд, автор «Дома...» куда сильнее.

С того дня, как роман был представлен широкой публике, прошло более пяти лет. Когда в прошлом году слухи о нем наконец-то дошли до меня, первой реакцией на восторженные отзывы было – «ну, может, как-нибудь потом...» Но с первых же страниц «Дом...» заинтриговал и вслед за маленьким Эриком (у него, по-моему, самая идиотская из всех «приличных» кличек) отправил скитаться по своим мрачноватым коридорам, пахнущим мелом, пылью и краской из аэрозольных баллончиков. Видимо, так было нужно.

Есть книги, способные материализоваться «сами собой» – даже без участия автора. Привлекающие внимание читателя «провокационной», «скандальной», «спекулирующей» темой...

Все бы так «эпатировали» – не обманывая ожиданий.

Пусть себе привлекают. Оно того стоит.

Когда-то, давным давно в детстве, мне в руки попала «Республика ШКИД» и все — я пропал. Читал эту книгу раз, наверное, пятнадцать, примеряя на себя портреты героев.

Наверное, только с этим можно сравнить тот восторг, который я испытал от прочтения «Дома, в котором...» — романа, на написание которого у Мариам Петросян ушло 10 лет.

Итак, детский дом для инвалидов, в котором кипит своя, особенная и ни на что не похожая жизнь. Там появляются новенькие, там сталкиваются между собой различные группировки, там дружат до смерти, дерутся и мирятся. Мне очень понравилось, что Петросян, описывая некую группу инвалидов, не пытается на этом спекулировать — она не давит на жалость, не пытается воззвать к бессердечному человечеству и жестокой судьбе. Ее герои инвалиды, но, так как они живут в своем замкнутом, изолированном мирке, это дается как обычная данность, как условие игры и не вызывает неудобств или депрессивных ноток при прочтении.

Еще мне показалось, что роман пронизан настоящим волшебством. Иногда это волшебство действительно магического рода — «прыгуны», «та сторона», «джунгли» и таинственный эпилог не дадут соврать. Но при этом есть еще и обычная бытовое волшебство, которое удивительным образом проявляется, когда дети красят стены своей комнаты, когда рассказывают свои ночные истории, когда меняют пластинки Ингви Малмстина на свежесвязанные жилетки... Вот это «обыкновенное чудо» — простые будни Дома, проживаемые детьми так, словно уже через минуту ничего этого не будет — и стало для меня главным богатством книги. Я наслаждался великолепными персонажами с наивными кличками: Волк, Слепой, Табаки, Сфинкс, Стервятник, Курильщик — каждому из них Петросян смогла придать свой характер, для каждого найти свое «лицо», каждого она смогла полностью раскрыть (немало тому поспособствовали и флэшбеки, я уже давно не видел такого гармоничного использования «прошедшего времени» в тексте, каждый из них только добавлял граней этому сокровищу).

Резюмируя, скажу — блестящий роман. Лучшее, что я читал за последний год-два. Драматичный, смешной, таинственный, неожиданный, удивляющий в каждой новой главе. Десять лет работы автора не пропали даром, если сейчас мы можем читать такую книгу)

Вот даже не знаю, как приступить к отзыву. Как схватить первую фразу? Их слишком много, первых фраз, и все они… однобокие.

Начать с каждой по абзацу и получить гипертекст? Но к чему эти понты?

Отшвырну-ка их все.

Пусть будет так:

«Если б мне такие руки,

Руки, как у великана,

Я б сложил их на своих коленях,

Сам сидел бы тихо (…) головой качая»

(Пикник, Великан)

Чувствуете? Понимание приходит не разумом; но и не душой. Подвалами подсознания, теми, где, разбрасывая отражения архетипов, бродит Ид, теми, где очумелыми пузырями вскипает интуиция…

Два года ходил мимо. Не вокруг, а именно – мимо, алгебраической гиперболой не в силах коснуться «ноля» — книги, о которой в аннотации сказано: «дети-инвалиды», «дети, от которых отказались родители», книги, аннотация на которую создает образ не столько элитного интерната, сколько подвала бомжей. Аннотацию – в топку, автора аннотации – расстрелять на воротах. Ибо выцепить из шедеврального текста чернуху (которой в книге просто-напросто нет!) могли только провокатор или смертельно ненавидящий жизнь клерк (не знаю, что хуже).

Большой плюс: жители дома, они не черно-белые. Для одного – ангел, для другого – бес. Как в жизни.

Огромный плюс: совсем нет отрицательных персонажей. Нет, вы не поняли: С о в с е м н е т.

И гениально простое (антитезой Бредбери): Мариам показала мне, что плохих детей не бывает.

А ещё Мариам Петросян доказала мне одну очень личную вещь, о литературе: есть ниша, где женщина может превзойти мужчину.

(да, в плане женской прозы я «шовинист, мужская свинья»; заклеймим и оставим, спорить лень и незачем).

Эта ниша — Магический реализм. Женская рука чувствуется – примат созерцания над действием, чувств над поступками, интуиции над логикой, — но ведь отмеченное и есть та физика (метафизика!), на которой строится этот зыбкий, чудесный жанр. Тот субстрат, из которого коллективное бессознательное создает параллельные вселенные. Разве что Харуки Мураками подвластна эта пронзительная созерцательность. Разве что традиции анимэ так легко подменяют логику чувствованием…

И от читателя книга требует того же отрешения от реальности, и продолжительность книги лишь способствует этому отрешению и погружению. Почти все мы (за исключением редких жаждущих чуда Кузнечиков) входим в роман Курильщиками — такими же почти взрослыми, ранимыми под панцирем наносного цинизма, ригидными, крепко привязанными к реальности. Нас встретят двое: незыблемый в консерватизме спасатель (Черный) и безумный, но притягательный эмиссар иной реальности (Сфинкс). Большинство из нас пойдут за первым, превращаясь в него, видящего чудеса, но яростно отказывающегося в этом сознаваться. Магия копится исподволь, и вот ты уже можешь стать мудрецом Горбачом, через отшельничество ставшего равным, или упорствовать в ереси и превратиться в Ральфа, все понимающего, но воспринимающего в штыки, во врага, но при этом – своего, и при этом – контролера… и таки сдаться в конце. А тот, кто не сдался, превращается в отца Курильщика – тоскующего, рефликсирующего, заглядывающего в глаза тем, кому когда-то (и, на словах, до сих пор) не поверил.

Ну и хватит о чудесах: лучше, чем Мариам я о них не скажу. (Как повторить ту зыбкую грань, ту вуаль, ту волшебную недосказанность? этот пик с реальностями-кругами, эту пронзительную мечту о возвращении в золотой век?.. Невозможно. Да и не зачем)

Да, пацаны в книге

(смешно, но мужские характеры более выпуклые, цельные, многогранные и живые, чем женские, получившиеся шаблонными. Кроме идеи с войной – это да, это откровение могла открыть только женщина)

сильно отличаются от тех, что я помню из своего прошлого – развиты не по возрасту (оговорка – не по БИОЛОГИЧЕСКОМУ возрасту), слишком тонко чувствуют, слишком созерцательны, слишком мудры, слишком невозмутимы, слишком волевые. Я вижу фантазию девочки об идеальном мальчике, в которого вложена психология той самой девочки того самого возраста, забывшей, что девочки и созревают раньше, и биологически иначе детерминированы, — но разве не в этом великолепное отчуждение персонажа от реальности, которого и требует изысканнейший магический реализм?..

Перед нами андрогинны, те самые, которых столетиями искали величайшие умы средневековья. При этом андрогины идеально мужественные, идеально интеллектуальные, идеально духовные. Им хочется подражать. (Гумилев: «Немыслимо-дивное Бог-Существо». Тепло улыбаюсь). И при этом их хочется укрыть, уберечь, защитить. Они так не готовы к реальности, эти жители астральных миров.

Они и сами понимают свою неготовность, но больше, чем покинуть Дом, боятся разлуки друг с другом. Несовершеннолетние, они понимают, что теряют самостоятельность, попадая в полную зависимость – и юридическую, и бытовую – от родителей, которые знают не тебя, а свое представление о тебе, в которое ты, к слову, совсем не вписываешься; у которых на тебя какие-то свои планы… Они готовы покинуть Дом только вместе, мечтая о той самой порожденной их коллективным разумом колоде реальностей, в подложке которой — Лес бесконечного детства, или о мифическом автобусе, который может подарить реальное отражение сказочных миров в виде некой коммуны – жалкая, но дорогая сердцу сублимация. Потому что когда рядом друзья детства, между ними появляется кусок того самого детства, согревающий, словно очаг посередине, такой же трепетный и незыблемый, бесконечный и настоящий. А именно это – всё, что нужно нам всем: чтобы детство не кончалось.

Читая в них себя, начинаешь трепетно их любить. Уберечь их от финала нет возможности, но хотя бы — не расставаться. Поэтому спасибо отдельное за эпилог. Мариам не рванула по живому; расслоила временем, словно новокаином, попутно обезболив и отдалив, оставив светлую память. И щемящую сердце любовь.

Для меня это книга стала очень личной и очень близкой. И делиться, то есть обсуждать не хотелось. Тем более писать отзыв. Но я подарила эту книгу всем самым приятным и близким своим. Даже если им не понравится, то я хотела поделиться своими чувствами. Эмпатия. Но 80% получилось) Я пишу только потому, что перечитала «Дом» вдоль и поперек и действительно хочу поставить точку.

Я училась в интернате с 10 лет до 14. Я считала, что это самые отвратительные и ужасные годы, что там очень сложные дети. Думала... пока не перевелась в обычную школу) Я увидела всю прелесть разобщенности и ненависти. Интернат это очень жестокий мир (у нас 8-миклассники курили прямо на лестницах, пьяни было море, были уголовные происшествия, и т.п.), но и во многом мир прекрасный и чудесный. Все кто говорит, что у Петросян подростки какие-то слишком взрослые, просто невезучие. В моем интернате мы спорили с учителями об эстетики, о художниках, об научных открытиях; повезло мне с одноклассниками. В обычной школе наоборот, если ты что-то знал или читал, то на тебя смотрели как на урода) И многие персонажи из «Дома» детьми и не были, они же так часто «прыгали и ходили», что у места и времени для их развития не было границ. В общем, я хочу сказать, что касается реальной составляющей книги, то она близка к моему жизненному опыту. Поверьте, инвалиды для нас только источник жалости и слез, для них это реальность. Моя коллега рассказывала об оргии в доме слепых, куда она попала случайно; их организация арендовала помещение для продажи и они вечером зашли за остатками товара! По принципу «глаза боятся, а руки делают». И это в СССР)))

Что касается фантастической составляющей. В «Доме» больше не сказанного и туманного, чем простого и понятного. Как придумаешь, так и трактуй; как увидел, так и понял. По этой причине я вообще не высказываюсь, слишком у каждого это индивидуально. Вот объем книги это чудо! Три тома! И как они читаются!!! Только задумайтесь, ведь автор кроил и переписывал роман несколько раз и это не самая длинная версия. Какая еще многотомная книга читалась так легко и быстро? (напишите мне в личку, мне действительно интересно)

Есть объективные и субъективные критерии и мнения. Но как можно судить книгу, если сам автор говорит, что написала книгу для себя и очень удивилась, что её так много людей полюбили? Наверное только по принципу нравится/не нравится.

Люблю.

Вот Дом, в котором всё как у людей. Заботливо нянчатся с неразумными, вечерами пьют чай и кофе; робея, приводят знакомиться свою девушку.

Всё «как у людей»? Чёрта с два! Вот Дом, где Ведьма становится крёстной, а образцовая Крёстная оборачивается ведьмой. Здесь полно пёстрых Крыс и чёрных Птиц; здесь светлый, легконогий мальчик, не покидая стен Дома, перепрыгивает темную пропасть времени и возвращается умудрённым, страшно взрослым Сфинксом.

Это впечатляющая декорация для нескончаемого фееричного бенефиса любимца публики Табаки и страданий молодого Лорда, невидимых миру слез Македонского, незабытой мелодии для флейты поэта и романтика Горбача.

Это кристальный Омут памяти, где они, девяти-десятилетние, изо всех сил пытаются построить свой Дом, — «никому не нужные или нужные не тем».

Это водоворот, воронка, затягивающая колдовством простых слов и коротких предложений, многоголосьем и много–Образием эпических песен и сказок, прячущаяся под грудами милого сердцу хлама, под водопадами русалочьих волос, под яркими и темными стеклами.

Это мгновение невыразимого, полного слёз счастья – мгновение, когда Рыжий по просьбе Сфинкса снимает очки.

* * *

Это книга для многоразового прочтения, для полного растворения, для вдумчивого глаза – чтобы не пропустить самые важные слова.

«Я хочу обратно… В сюда, раньше, и чтобы всё было иначе. Или так же, но со мной».

И мы, читающие, вместе с ними вновь уходим и уходим на новый круг, чтобы не упустить ничего, и с каждым кругом реальность вокруг нас меняется и по-новому высвечивает то, что казалось уже понятным или привычным, как фонарик Курильщика высвечивает белого быка на стене коридора.

Это абсолютно, на 1000% кинематографичное произведение, которое ни в коем случае нельзя переносить на экран – потому что сыграть это не способен никто. Сыграть их глубину, их многослойность. Их обреченность.

* * *

Потрясающий, проклятый, любимый Дом. Великодушно принял – и не отпускает, не отпускает – дни, недели, месяцы. Засыпаю с голосами его обитателей в наушниках…

Livejournal. Метка «Я люблю…»

«Дом, в котором...» навсегда будет для меня стоять особняком в литературе как и для самой Мариам Петросян. Таких глубоких, многогранных произведений я не встречал никогда. Этот «алмаз» оттачивался более восемнадцати лет перед тем как предстать на всеобщее обозрение.

Знаете, есть такое выражение: «Если человек талантлив, то он талантлив во всем». Это выражение как никакое другое подходит армянской писательнице, а еще и талантливой художнице Мариам Петросян. В свое произведение она вложила столько труда, сил, очарования, что в ее мир погружаешься с головой.

Сюжет книги расскажет нам историю жизни последнего года существования дома-интерната для детей инвалидов. Дом со своими многолетними традициями. Серое, облупившиеся здание, стоящее особняком от других домов и не похожее ни на какое другое. В этом здании выживают никому не нужные люди, живущие по своим, только им понятным законам. Здесь завоевывается авторитет, ломаются судьбы. В этом замкнутом мире существуют свои группировки, идет война не на жизнь, а на смерть. Автор все это прекрасно прописал через внутренний мир и характеры героев. Именно они являются той самой путеводной звездой в этом мрачном и пугающем мире. «Глазами» Курильщика, Шакала, Горбача, Слепого, Сфинкса, Кузнечика и других персонажей мы увидим жизнь Дома...

Не буду многословным- это лучшая вещь, когда-либо прочитанная мной!

Рекомендация: Шедевр!

Уже не первый раз со мной такое — стоит только мрачно решить, что нынешние писатели совершенно разучились писать и ничего хорошего от них ждать не стоит, как вдруг откуда ни возьмись сваливается что-нибудь совершенно новое, необычное и удивительное, и понимаешь, что безграничен мир и Божьи чудеса в нём.

Я не буду пытаться пересказать здесь содержание — это совершенно бесполезно, да и невозможно. Скажу только, что это не повесть о доме для детей-инвалидов, не описание хипповской коммуны, не психологический роман, не фэнтези — и даже, пожалуй, не магический реализм. А скорее всё это вместе взятое плюс ещё что-то неуловимое — и вот как раз оно-то и есть самое главное. Одной из наиболее поразивших меня особенностей этой книги явилась её многослойность. Несколько раз за время чтения я внезапно обнаруживал, что книга совсем не о том, о чём я до сих пор думал. Это целый мир, тонкий и разноплановый, изобилующий подводными течениями, далеко не целиком высказанный. Очень многое приходится додумывать, понимать с намёка, возвращаться к уже прочитанному и перечитывать под другим углом. Объём очень большой (кажется, около 900 страниц), но это нисколько не обламывает — наоборот, читая, я ужасно радовался, что этого кайфа ещё предстоит много, что ещё не скоро мне придётся выходить из этого мира и расставаться с его обитателями.

Надо сказать ещё, что автор — не профессиональная писательница. Она художник-аниматор из Еревана, а книгу писала для себя, около десяти лет. Точнее, писала она не книгу, а мир, который откуда-то взялся у неё в голове и потребовал воплощения. То, что это будет книгой, выяснилось лишь на последней стадии, когда стало ясно, что всё это безобразие надо как-то оформить. Как писателя Петросян себя не рассматривает и продолжать «литературную карьеру» не собирается — во всяком случае, так она сказала в интервью. То есть это явление, подобное «Унесённым ветром» Маргарет Митчелл: нет речи ни о каком профессионализме, ни о каких писательских приёмах, просто книга настолько плотно и честно воображена автором, что начинает дышать и жить своей жизнью, как оживают с любовью сделанные куклы или картины.

В общем, рекомендую. Эта книга — классика уже сейчас, не потому, что многим понравилась, и даже не потому, что хорошо написана, а просто потому, что живая. Бывают такие люди, которые кажутся живее других: у них более энергичные движения, метче речь, чётче черты, а главное — как-то по-особенному светятся глаза. Вот таким светом до краёв полна эта книга. Не удивлюсь, если вскорости появятся продолжения и подражания; жизненной силы в ней хватит на десяток книг такого же объёма.

...В отрочестве и в подростковом возрасте мы воспринимаем мир совсем по-особому. Как мы видим его в раннем детстве? Всё вокруг яркое, светлое и понятное — всё, кроме путанного, неуклюжего и бестолкового мира взрослых. Когда мы становимся старше, мы начинаем различать и разграничивать плохое и хорошее, красивое и уродливое, доброе и злое. Мы видим (или даже совершаем) первые несправедливости и первые жестокости, мы терпим первые настоящие страдания и триумфы. Мир становится контрастным. Темно-светлым. И из закутков его темной половины выползают тайны. Мир полон их, он кишит ими. И тайны не очень-то хотят, чтобы их раскрывали... И большая их часть — довольно-таки жуткая. Сколько фантазий порождает наш юный ум, сколько ритуалов и предрассудков сочиняет, пытаясь отгородиться от темной стороны...

Не все сохраняют рудименты этого периода. Некоторые — так и остаются вечными подростками. Сочинители и рисовальщики, мистики и хикикомори, книгочеи и сновидцы, странные и непонятные, не желающие строить карьеры или строящие странную карьеру — всё это мы, наше племя...

Большая часть людей всё же взрослеет, ибо родители и учителя не дремлют... Но что, если ребёнок оторван от родителей? И что, если хороших педагогов рядом нет? Что, если он оказался в изолированном детском сообществе? И если при этом ребёнок — тяжелобольной?

Вот школа-интернат для инвалидов, или же попросту Дом. Старинный Дом, помнящий множество «поколений» учеников. Или добровольных узников?.. В Доме бытуют странные традиции, то и дело меняющиеся. Здесь нет бессмысленных имён и фамилий, пассивно унаследованных от предков — есть только клички, кратко и ёмко передающие характер носителя. Ученики сбиваются в стаи, возглавляемые вожаками. Среди них бытуют непонятные ремесла, собственная внутренняя мифология и почти что религии. Они смутно догадываются о ином мире, соседствующем с нашим — это самая странная часть мифов, многие видят этот мир во снах или в бреду, и описания всегда совпадают. Но, говорят, есть даже такие, что могут при желании переходить туда...

А вот «наш» мир за пределами Дома враждебен и непонятен. Это Наружность... У обитателей Дома нет ничего, кроме Дома. 18-летие для них — конец жизни. Выпуск — равнозначен смерти. А то и хуже смерти. Каждый выпуск сопряжен с волнением, страхом, бунтами... Каждый раз работники Дома придумывают новые решения, чтобы не допустить очередной вспышки безумия перед выпуском. И каждый раз случается непредусмотренное. Ну а выпуск героев — совсем особый, так как последний. После него интернат будет закрыт, и Дом — снесён... Как же покинуть родной мир, родной и по-своему уютный?..

Целый вихрь образов и ассоциаций возникает от этой книги. Что это — аллегория нашей жизни и смерти? Или сюрреалистичная картина взросления личности? Или своеобразная карикатура на общество? Или всё это сразу?..

Странное дело: после ее прочтения другие книги читаются плохо. Большая часть кажется «плоской» и совершенно невыразительной. После «Дома...» нужно какое-то время, чтобы отойти.

Эзотерический шедевр. Одно из тех произведений, которые будут жить своей собственной жизнью. Самая сильная книга из всех.... Вообще, самая сильная книга. Я уже говорил, что писать отзывы на подобные романы очень сложно. Во-первых, из-за того, что этот роман не просто «роман». И это совсем не роман о детях-калеках. Да и у кого поднимется язык назвать калекой Сфинкса или Слепого? Конечно, у многих героев есть физические дефекты, но сами они настолько целостны, гармоничны, самодостаточны, что «здоровые» люди, вроде Акулы, родителей Македонского и Крысы, отца Курильщика (человека, по всей видимости, во всех отношениях замечательного), кажутся на их фоне неполноценными. Почему я назвал эту книгу «эзотерическим шедевром»? В ней неистовой пляской переплетаются реальность и ирреальность, многогранные пласты смыслов и намеков. Но, делать попытки классифицировать их по степени «глубины», «осмысленности» или руководствуясь какими-либо другими критериями, я считаю делом лишенным смысла. Это нужно воспринимать все сразу, не пытаясь расчленять, не ища ответа на вопрос «Что же здесь на самом деле хотел сказать автор?».

Я не люблю перечитывать книги. Единственные романы, которые я перечитываю не испытывая скуки, отвращения и других негативных эмоций, можно пересчитать по пальцам. Книги Кастанеды, «Мастер и Маргарита» Булгакова. И, теперь я понял, что однажды снова возьмусь за «Дом, в котором...». Сразу скажу, что, хотя книга о детях и подростках, написана она не для детей и не для подростков. Не для каждого взрослого. Я, будь на то моя воля, вообще запретил бы ее читать некоторым людям, потому что их маленький мирок она может просто расколоть вдребезги.

Многие тайны «Дома...» так и остались неразрешенными.

Ах да, самое главное достоинство книги: во время ее чтения возрождается давно позабытая вера в чудеса. Та самая вера из детства, которую мы потеряли в процессе «взросления». И, все же, радует, что не навсегда потеряли...

«Дом, в котором...» я взял в библиотеке. Бывают такие моменты, когда какая-то книга привлекает к себе внимание, даже стоя на переполненной полке. Такие книги или берешь из любопытства, а затем разочарованно ставишь на место, или наоборот, очарованный, уносишь почитать. К счастью, со мной случилось как раз второе. О самой книге я не знал ничего, кроме того факта, что на фантлабе ее много хвалили. «Что ж, — подумал я, — пришло время составить и свое мнение об этом романе».

Когда-то у многих критиков была проблема с определением жанровой принадлежности «Американских богов» Нила Геймана: роман сложно укладывался в рамки какого-то одного жанра, и с уверенностью можно было назвать только главный катализатор сюжета — поездки антагониста по Америке, эдакая road-book с мистико-мифолого-фентезийно-триллерными и прочими настроениями. В итоге «... Богов» обозвали альтернативной фантастикой и успокоились. Ситуация с «Домом...» в чем-то схожа, в чем-то противоположна. Роману тяжело определить какие-то прочные рамки, вместе с тем, все действие происходит в одном-единственном Доме. В результате критики окрестили книгу «магическим реализмом».

Если быть точным, то перед нами история последнего года существования Дома-интерната для детей с ограниченными возможностями здоровья, или попросту, для детей-инвалидов. Я редко читаю дома тексты, построенные на актуальных социальных проблемах, т.к. считаю, что отдых — это смена деятельности, а читая что-то, связанное со своей профессиональной деятельностью, не особо отдохнешь, да и синдром эмоционального выгорания недалеко. «Дом, в котором...» стал приятным исключением, книга действительно завораживает своей атмосферой, персонажами, сюжетом. И не делается здесь сильного акцента на инвалидность или сам интернат, все это просто антураж, средство выразительности и, в своем роде, тоже фантастическое допущение. Читал залпом, о чем слегка жалею, но думаю позднее приобрести роман для повторного, более вдумчивого прочтения.

Как я уже говорил, перед нами раскрывается последний год существования Дома. Поначалу все происходящее мы видим глазами инвалида-колясочника (в книге таких называют «колясники») с кличкой Курильщик. Вообще всех, кроме одного, персонажей книги мы будем знать исключительно под их кличками, не стоит удивляться, в подобных учреждениях такое далеко не редкость. Курильщика переводят из образцовой группы в группу с более негативной репутацией, и он начинает свой путь в познании «изнанки» Дома. Кроме этой главной линии, присутствуют еще интермедии (которые чаще интереснее основной истории) и дополнительные главы про других жильцов Дома. Впоследствии, правда, главы Курильщика отходят на второй план, и основное внимание сосредотачивается на Шакале и Сфинксе.

Персонажи книги все яркие, харизматичные, временами гротескные в демонстрации своей индивидуальности. Все они увечные, искалеченные и израненные, кто душевно, кто физически, однако при все при этом создается впечатление, что они не лишились чего-то придя в Дом, а наоборот — приобрели. Я хотел поначалу перечислить понравившихся персонажей и дать им краткую характеристику, но передумал, в конце концов, получилось бы слишком просто и обобщенно, а заодно и субъективно. Зачем же навязывать свою точку зрения? Лучше прочесть книгу самому, чтоб клички героев не были пустым звуком, а зазвучали как имена старых знакомых. Все действие книги заключено в отношениях между персонажами, отчасти даже они сами создают тот Дом, в котором живут.

С известной долей условности можно сказать, что примерное представление о романе «Дом, в котором...» можно получить, смешав «Сияние» Стивена Кинга (а точнее образ здания как живого существа, накопившего в себе сотни и тысячи человеческих эмоций и переживаний), «Повелителя мух» Уильяма Голдинга (детский социум в замкнутом пространстве) и дилогию японских боевиков «Вороны» (личная ассоциация). Еще припоминается близкая по тематике закрытого общества книга Леонида Габышева «Одлян, или воздух свободы», в котором речь идет о малолетних заключенных, однако в ней на первом месте реализм и идеи совершенно иные.

Книге добавляет очарования еще и тот факт, что в ней много отсылок на различные книги, фильмы и даже песни. То есть для полного понимания и лучшего восприятия необходим определенный культурный багаж. И как же приятно понимать, например, шутку насчет «Дня триффидов», хотя этот роман упомянули вообще мимолетом (и поверьте, это лишь одна из нескольких десятков, а то и сотен аллюзий в романе).

Без ложки дегтя, конечно, здесь тоже не обошлось. Книге очень мешает ее избыточность, вот сделать ее чуть покороче, и читалась бы махом, я на четвертый день книжного запоя уже начал уставать от Дома. А если бы читал дни напролет, наплевав на все дела, то к концу третьего дня наверняка бы заболел от истощения и болезненного расставания. И вот тут, кажется, я начинаю понимать автора в ее решении растянуть книгу на почти 1000 страниц: если уж мне, обычному читателю, тяжело заканчивать чтение и прощаться с персонажами, то какого же было Мариам Петросян, которая писала все это ради своего удовольствия?..

В итоге книга получилась просто восхитительной. Она сама как живое существо, и потому к ней надо прийти самому, и ни в коем случае не искать ее только лишь затем, чтоб прочитать ее, т.к. это модно или круто. Ее надо прочувствовать, т.к. она самый настоящий кусочек души писательницы и обращаться с ним необходимо бережно.

UPD. Спустя пару месяцев перечитал роман во второй раз и также залпом. Что ж, видимо скоро отправлюсь на третий круг, а пока добавлю в отзыв немного цитат:

Не думал, что сподвигнусь написать второй отзыв об одной книге...

Прошло время с прочтения, а Дом всё со мной. Поймал себя на мысли, что скучаю по Курильщикам и Сфинксам. Может так было только в детстве — книга заканчивалась, а мне ещё долго не хватало Незнайки или Страшилы с Дровосеком. Возможно мои сравнения покажутся неуместными. Взрослая вещь, серьёзная тема. Но мне давно ничего не попадалось такого «по-детски» проникновенного.

Вот, всё. Пожалуй получился не отзыв, а признание... Но как есть.

«Так стоит ли слать приветы с обратной стороны Солнца?» (Веня Дркин)

Снова совпадение – я решил прочитать этот роман незадолго до того, как он появился моих персональных рекомендациях на ФантЛабе.

Впечатление глубоко положительное. Собственно, где-то, прочитав несколько глав, я уже понял, что передо мной одна из тех книг, которые возвышаются над общим литературным процессом, являясь воплощением своей эпохи. Это оригинальная, штучная работа, из тех, количество которых можно пересчитать по пальцам.

Замкнутое, сакральное пространство детства, закрытое от внешнего мира, но открытое для миров внутренних, для самостоятельного, не подверженного чуждым влияниям развития. Вспоминается и патриархальный, заповедный Гринтаун Рэя Брэдбери, и первые, еще невинные годы города Макондо из книг Габриэля Гарсиа Маркеса. Но здесь – даже не город, а Дом.

Кого-то отпугнуло или озадачило, что действие происходит в интернате для инвалидов. Но на самом деле с первых страниц ясно – здесь нет и не будет никаких спекуляций на человеческой жалости. Да и, собственно, воспитанники Дома совсем не жалки и далеко не безобидны (и это еще очень слабо сказано). Некоторых из этих «инвалидов» впору было бы переводить в какую-нибудь школу супергероев.

Нет, на этих страницах нет места жалости – зато есть место любви, дружбе, человеческой доброте, смелости. А также – депрессии, зависти, напряженным и страшным поискам себя самого в бесконечно ветвящихся коридорах многоуровневых ночей, где сон и явь неотличимы и взаимозаменяемы, взаимно влиятельны, взаимно двусмысленны в подсказках, не-ответах на главный вопрос – ЗАЧЕМ на этом свете так жить хорошо? Если все когда-нибудь закончится? Или время – только обман, и стоит только обхитрить его, уничтожить все циферблаты – и времени больше не будет?

В детстве так легко поменять местами быль и небыль – но мир вымышленный – продолжение реальности, а сны – дороги раскрывшегося подсознания. Сны и видения много значат в Доме, пожалуй, больше, чем повседневная жизнь.

Да, и еще об инвалидах. Суть этой метафоры – в обостренном различии между людьми. Ведь каждый человек по-своему отличается от эталона, от безликого совершенства, обладая теми или иными достоинствами и недостатками, которые, проистекая друг из друга, в конечном счете, и составляют то, что называется Личностью. Каждый чего-то лишен и каждый может что-то обрести, взамен, опять же, чем-то пожертвовав.

Мир Дома никак нельзя назвать идеальным. И все же это тот мир, который его жители, его воспитанники (а Дом, конечно, повлиял на них куда сильнее, чем все воспитатели, вместе взятые) построили для себя; и поэтому так яростно они пытаются оградить себя и его от Наружности. Им достаточно, что внешний мир предоставляет им пищу, но большее соприкосновение с ним может нарушить внутреннее равновесие Дома, впустить в него людей и их мысли, которым нет места среди его стен.

В книге подробно раскрыт характер практически каждого героя. Более того, почти каждому посвящена часть, написанная от его лица. И это – совершенно разные люди, не смотря на то, что много лет они жили в своем замкнутом обществе.

Первый, чьими глазами мы видим коридоры Дома – это Курильщик. Он – очень своеобразный, и, в общем-то, нетипичный для Дома человек, привыкший больше доверять рассудку, нежели эмоциям. Лично мне он напомнил главного героя книги Сэлинджера «Над пропастью во ржи» — то же странно, болезненное (а на самом деле – очень характерное для подростков) неприятие окружающего мира, стремление разоблачать его фальшь и вникать во все собственным умом. Вполне понятно, почему именно он предстает перед читателем первым – он, в общем-то, так и не стал для дома своим, так и не смог раскрыть ему свою душу. Ему постоянно мешает неумение просто жить, ему мало чувствовать происходящее, но важно понять какие-то тайные законы.

Похож на него только Черный – но он-то как раз понял Дом очень хорошо – и отверг это понимание. Черный слишком практичен для Дома, он привык думать о будущем, о Наружности. Его, в отличие от остальных, эти мысли не пугают – напротив, он подсознательно боится Дома, боится стать его частью и потерять будущее.

А вот Слепой – настоящее воплощение Дома. Он не мыслит себя в другом месте, он навсегда сросся с этими стенами; для него пространство Дома бесконечно и все дороги в нем открыты. Отсутствие зрения позволило ему развить другие чувства, которыми он и воспринимает потайные ночные миры, призрачные леса и невероятные страны. Он – хищник зыбких пространств, и не случайно принципиальный реалист Черный готов драться с ним – более противоположных характеров в Доме найти сложно.

Шакал Табаки постоянно веселится, пытаясь криками и песнями заглушить сомнения и страхи, обитающие в подсознании. На самом деле он знает и понимает не меньше Слепого (а может быть, и многократно больше) но пафос и серьезность ненавидит. Для него, авантюриста и скандалиста, жизнь – непрерывная, радостная и яростная битва, и он готов уничтожить все часы, напоминающие ему о конечности всех праздников и побед.

И так каждый персонаж – раскрыт во множестве противоречий своего характера, выписан с чувством и живостью. Просто удивительно, сколько поместилось в этой книге настоящих личностей, жизнеописание каждого из которых потянуло бы на отдельный роман.

Каждый из воспитанников Дома по-своему бежит от реальности. Фазаны из первой комнаты пытаются подавить свои страхи прилежной учебой, Крысы из второй скрывают истинные чувства за показными истериками и нигилизмом, Птицы из третьей погружены в метафизическую скорбь, которой их заразил вожак, таинственный и мудрый Стервятник; Псы из шестой видят свою жизнь в подчинении вожаку, и только обитатели четвертой комнаты – прирожденные нонконформисты, которым не нашлось места в других стаях, пытаются придумать, каждый для себя, средство спасения от времени.

И еще чем цепляет эта книга – каждый может вспомнить заповедные места своего детства и юности, хоть немного, но похожие на этот мистический Дом. Дворы, здания, квартиры, которые казались нам волшебными – но в действительности это мы наполняли их волшебством, силой воображения и жаждой творчества, верой в чудеса и бесконечные просторы наполненных торжествующей жизнью миров.

Да, и еще хочется отметить – почти всех героев книги автору удалось выписать с какой-то особой любовью и пониманием, так, что даже удивительно, сколько ей удалось придумать очень разных, но одинаково симпатичных личностей. Незначительных, вспомогательных персонажей – очень мало, почти каждый упоминаемый по имени персонаж получает как минимум одну персональную главу и небольшой сюжет.

Разумеется, такое здание, как «Дом, в котором…» можно выстроить только многолетним трудом. И, несмотря на то, что иногда все же заметно, что работа длилась годами, это не оказало негативного влияния на произведение, не сделало вопиюще неоднородным, как это обычно бывает с книгами-«долгостроями». (Вспомнить хотя бы «Фауста» Гете – потрясающую разницу между динамичной и пронзительной первой частью и причудливой философской мутью второй, типичный пример книги-которую-слишком-долго-писали). Композиция, конечно, ближе к середине становится более хаотичной (в первой части очевидно прослеживается чередование двух сюжетных линий, «сейчас» и «тогда»), но это больше согласуется с грандиозным замыслом «Дома…», иначе книга была бы в несколько раз больше (иногда, впрочем, думаю – жаль, что автор ограничился девятью с небольшим сотнями страниц, эта книга из тех, с которыми не хочется расставаться.)

Достоинства произведения:

уникальный мир и оригинальный сюжет;

достоверный психологизм, проработанные образы персонажей;

множество ярких образов и удивительно поэтичный язык;

сложные философские идеи, воплощенные в простой и красивой форме.

Недостатки: не обнаружено.

Итог: см. эпиграф. Можно еще много написать – об архетипе Дома, как сакрального пространства, о расширении сознания, о «графических» образах и их роли в произведении. Но надо ли? Лучше всего – прочитать эту книгу. И увидеть Дом своими глазами.

«Дом, в котором» Мариам Петросян писала 20 лет. И это её единственная книга. В ней вся её жизнь, детские тайны и взрослые мечтания. Даже сложно представить, как она рассталась с ней. Как ей теперь живётся без Сфинкса, Табаки и Слепого….

Можно сказать, что книга о детях-инвалидах, живущих в интернате. Но в ней нет бедных сироток и ужасов совдепии. Не бойтесь. Книга не об этом. Но и не Гарри Потерр точно.

Эта книга- приглашение. Приглашение в свой внутренний мир.

Только без фанатизма! Не надо читать взахлёб и перечитывать. Не забывайте помнить, что Мариам описала в книге свой мир и свой Лес. Там её страхи и её грусть.

У вас будут свои, не беспокойтесь, только не надо влезать в книгу целиком.

*******************

Мне Мариам помогла воскресить свои детские воспоминания, которые спали где-то очень глубоко. И по сути, ко мне теперешней- 36-тилетней тёте с двумя детьми, мужем и серьёзной работой не имеющие никакого отношения.

И тут они начали литься рекой, как будто прорвало платину.

Вы лежали в больнице долго? Ребёнком, взрослым или с собственным тяжелобольным ребёнком? Если и не лежали, то наверняка, лежали в роддоме (если вы женщина, конечно). Тогда Вам знакомо хотя бы немного ощущение совершенно иного закрытого мира со своими правилами, внутренним распорядком, негласными законами, «старенькими» и «новенькими», с бережно хранимыми «байками из склепа».С этим непередаваемым ощущением – «другого мира» и себя, как части этого «другого», запредельного и совершенно непостижимого, если живёшь извне.

Нет, это нельзя сравнить с пионерским лагерем. Лагерь – это регламентированное движение и веселье. С его конкурсами строя и песни, обязательными кружками выжигания или вязания крючком, даже с его дедовщиной. Это всё не то. Поскольку в лагере, даже совдеповском – ты человек.

А в больнице – ты пациент. А пациент, как метко сказано у Петросян ,он – не человек. Пациент – это, когда дух подчиняется телу. Это когда самое важное – вовремя пописять, сдать анализы и покакать нужной консистенции. Это ,когда вся жизнь делиться на время завтрака, обеда ,ужина, время уколов и капельниц. Это когда отчётом дня становится обход.

Ни взрослые ,ни дети не могут долго находиться в таких условиях. Взрослые придумывают свои штучки( к счастью.- мне не ведомые),а дети – создают свой мир. Волшебный ,загадочный, мистический мир со своими законами и правилами игры.

**********************************************************************

Удачи! И помните не влезайте в книгу целиком! Это не ваш Дом и не ваш Лес.

Эта книга раз и навсегда станет для меня чем-то особенным. Таким же особенным, как и сам мир, который приоткрыла Мариам Петросян, как и Дом, как и каждый его житель.

С первых же строчек… да нет, уже с вступления, ты попадаешь в другую реальность. Здесь свои темы, свои порядки, свои правила и способы выживания. Здесь все не то, чем кажется. Здесь всякое слово имеет двойной смысл, каким бы случайным и бессмысленным оно не было. Каждое действие имеет особую причину, пусть на первый взгляд оно до невозможного повседневное. Каждый герой имеет за плечами свою историю и тайну. Каждый уголок Дома наполнен этими историями и рождает эти тайны.

Да, тайны здесь везде. Произведение таинственное, мистическое. Оно словно эфемерное – едва уловимые намеки, связывающие одни события с другими, обрывки фраз, полусмыслы, оттенки интонаций и какие-то движения... Почти ничто не называлось прямо (разве что в конце Мариам Петросян позволила себе немного не-по-правилам-Дома откровенных фраз). Этой двойственностью (между тем, что ты читаешь и что понимаешь) повествование приводило в восторг.

Восторг вызывали персонажи. Из них сложилась целая галерея и все они – словно кусочки большого пазла. Каждому есть место и на каждом свой неповторимый рисунок.

Восторг вызывали диалоги и внутренние монологи. Перед нами дети, но дети эти говорят лучше и больше (если читать «между строк») многих взрослых.

Как по мне, книгу нельзя не назвать качественным произведением. Она как эксперимент, начавшийся с вопроса «А что, если?» и вылившийся в отдельную жизнь. Слишком короткую, потому что хотелось побыть с Домом и его обитателями подольше, разгадать больше загадок, узнать больше из их прошлого. И в то же время слишком длинную, потому что

Мир, который создала Петросян. Персонажи, которых туда поместила. Момент времени, свидетелями и участниками которого мы становимся. События, которые происходят за этот период. Все это — результат прекрасной работы автора. Работы, достойной того, чтобы сделать книгу любимой.

Странная книга. В которой реализм и притча переплелись со сказкой. Но навсегда приходящая к тебе. Однако причем здесь дети-инвалиды... инвалиды, и вообще дети?

Здешние ребятишки подчас поражают весьма взрослыми мыслями и интересами... подчас, а в остальное время они не учатся, курят, пьют всякие неподобные зелья, интригуют... подобный интернат, подобную вольницу, существуй она реально, закрыли бы после первой инспекции... так что, можно сказать. что действие происходит в зазеркалье, в астрале... И кто может сказать, когда? Реалии подсказывают вроде бы конец двадцатого века, но время действия — скорее большое сейчас. О чем вообще сия гибель словесная? О взрослении персонажей? Нет, они взрослеют рывками, не показанными нам. О характерах? Возможно, ибо все мы -разные. Но уж точно не об инвалидах. Реальность сказочная не тождествена реальности нашего мира. В нашей реальности этот дом показался бы чистейшей жутью, полной вонючих калек, идиотов, слабоумных и одержимых бесами.

Но если подумать о том, зачем приходят в мир наши души, все немедленно становится на место. Мир -есть место испытания, воспитания, обучения, взросления. И Дом Петросян — аллегория места, в котором они взрослеют, окруженные смесью сказки, правды, жестокости и любви. Дом — это наш мир, и мы в нем калеки... безногие, безрукие, без царя в голове со своими фобиями, симпатиями, желаниями.

Удивительно, как Петросян удалось создать такой текст... как бы ни о чем, собрание коанов, которые каждый разрешает по своему. Есть ли в нем центральная идея, ось пронизывающая насквозь весь сюжет? Нет. Есть загадка и недоумение. Нечто всегда недосказанное.

Не думаю, чтобы книга эта получила большой общественный резонанс. Все-таки она для узкого круга. Книга — событие, книга -ощущение. Книга не для тех, кто готов понимать ее буквально. Наверно и сама Петросян не до конца понимает ее. Но спасибо ей. Она свое сказала. Зерно пало в борозду. и плод будет велик.

Вы когда-нибудь ощущали себя губкой? Обычной такой губкой, которая всё в себя впитывает? Мне вот довелось. Шесть дней чтения «Дома, в котором...», шесть дней прибывания в не нашем мире, шесть дней чувства, что я — губка. Я впитала в себя всё, что можно: Дом, Слепого, Сфинкса, Табаки, даже Курильщика и еще многих и многое.

Дом не остался в долгу и подарил пищу для размышлений, переживания и желание перечитать Книгу. Желание вернуться в Дом, в его атмосферу, и прожить эту историю заново. Историю всех героев и каждого в отдельности, историю о том, что мудрость не дается просто так, и о том, что за все приходится платить. И цена эта, подчас, очень велика. О выборе, который должен сделать каждый, о любви, которая сильнее всего на свете и делает человека немного маньяком. И еще о стольких вещах, что всего и не перечислить.

К «Дому, в котором...» нельзя относится как к обычной книге о детском доме для детей-инвалидов. Она не прощает такого подхода, и никогда не откроется с другой стороны. Но если позволить Дому околдовать себя, то можно увидеть настоящую магию. И она, как и подарок Табаки, останется с читателем навсегда...

И вот, ты дочитываешь книгу и становишься носителем. Носителем этого мира. Все герои — они не извне, а в тебе самом. Меняется взгляд на некоторые вещи. Более того — сами вещи меняются тоже. Очень трудно осознать, что все закончилось. Трудно, да и — нелепо.

Тут даже не знаешь, как поступать — кричать на каждом углу, что всем следует непременно прочесть эту книгу, дарить ее на дни рождения лучшим друзьям или молчать, молчать о ней, не делить впечатления ни с кем. Быть жадным. Упрямо не верить, что кто то переживает те же ощущения, что и ты по прочтении. Что кому то так же успели полюбиться Слепой, Лорд, Табаки, Македонский, Русалка...

Хочется обзавестись себе рюкзаком — как у Табаки — и сложить туда все эти впечатления, образы, которые монтировались в голове, хочется повесить над столом список всех жителей дома. Хочется создать для каждого карточки — и с одной стороны, например, описать внешность, а с другой — их цитаты, и потом перебирать их, держать в руках, ощущать сопричастность в этому волшебству. Хочется пойти в ближайший приют и сидеть в стороночке, наблюдать наблюдать наблюдать.

Это очень необычная книга. И сейчас каждая буква моего отзыва наполнена отчаяньем из-за того что она взяла и закончилась.

Эта книга необычна, неожиданна, непредсказуема и чрезвычайно многогранна. Маленький, но полноценный и столь яркий мир, который засасывает читателя и делает его живым участником разворачивающихся событий. Каждый персонаж, каждый предмет, каждая трещина настолько реальны, что можно прикоснуться к этому миру и ощутить его дыхание, уловить и попробовать все эмоции и краски.

Повествование ведется от самых разных лиц. Такой ход позволяет невероятно детально увидеть Дом и все, что в нем происходит. Роман требует определенной концентрации внимания – ведь во множестве сплетающихся и расплетающихся образов скрываются россыпи философских отступлений.

Беря в руки «Дом, в котором…», попадаешь в капкан, где остается только думать, чувствовать и жить.

Книга пронизана такой любовью и добротой, что они выплескиваются и на читателя. И этот серый, страшный, безумный Дом может быть таким? С недоумением понимаешь, что можно в чем-то позавидовать этим обделенным детям: такой яркой и насыщенной жизни, наполненной небывалой энергией и интересами.

Своим философским подтекстом роман напомнил фильм «Красота по-американски».

Произведение сложное, тяжелое, неоднозначное, но будоражащее самые глубины души.

И перечитывать можно не раз, каждый раз находя и открывая новые секреты Дома.

Думаю, эту книгу необходимо прочитать всем родителям, а так же парам, которые намерены взять из приюта детей. Хотелось бы верить, что тогда многие дети-инвалиды будут поняты, более любимы, будут спасены и обретут счастье.

Чёрт побери, я не знаю, что написать об этой книге. Сочинение? Огромный разбор? Рецензию на 100 страниц? Незачем, незачем. Потому что Мариам Петросян написала всё, что нужно, и больше писать не нужно вовсе ничего, потому что в этой книге – целый мир, равных которому нет. В этом мире живут дети, которые любят и ненавидят, смеются и плачут, коллекционируют всякую пакость, строят интриги – дети без рук, без ног, слепые, увечные, сумасшедшие, дети-овощи, дети, которые никому не нужны, кроме них самих, живут в этом страшном и прекрасном доме с осыпающимися стенами; и среди них живёт самый настоящий ангел, который вовсе не ангел, потому что мальчик по имени Волк однажды лёг спать и не проснулся; потому что время летит для них незаметно, стекает по длинным волосам Лорда, и по протезам Сфинкса, объезжает Фазанов, бандерлогов и Крыс, и в руке у кого-то сверкает нож, а у кого-то звенят гирьки на инвалидной коляске, и самое главное – что за границами Дома нет ничего, ничего совсем, просто тишина и вечная мерзлота. Нет, об этой книге нельзя ничего сказать. О ней нужно молчать и просто передавать её друг другу, чтобы все могли погрузиться в неё, стать её частью.

Дом, в котором… живут чудеса. Не сладкое, ванильное волшебство, и не сумеречная ворожба. В Доме живут самые правильные чудеса на свете. Они не даются в руки сами, как голодные котята, и не прячутся в темных подвалах от охочих до них глаз. Они просто существуют. Здесь чудо нужно заслужить. Не заработать, не выпросить, а стать достойным его участником.

Дом, в котором… не бывает случайностей. Здесь есть свой Закон, неизвестный дословно никому, но исполняющийся до последней точки. За все назначена своя цена, точно такая, какую каждый сможет заплатить.

Дом, в котором… живут иные люди. Им не нужна жалость и ваше участие, они прекрасно обойдутся без всего этого, сохранив теплоту сердца и чистоту разума. Но их благодарность за искреннюю любовь и понимание будет безгранична.

Дом, который… я полюбила. Вместе со всеми его жильцами, наглыми кошками, рисунками на стенах и бледными призраками ночных коридоров. Дом, которому я благодарна.

Книга моей мечты. Книга-Неожиданность. «Дом, в котором…» еще не родился полностью, а уже стал любимой книгой десятков тысяч людей. Книга о детях, видящих больше, чем взрослые, но отчаянно боящихся вырасти. Этот страх перед Миром испытывал каждый из нас. Именно из-за него мы строили шалашики из стульев и простыней, читали сказки и верили в них, видели нечто большее, чем просто далекие шарики горячей пыли, глядя на звездное небо.

Мы влюбляемся в этих мудрых, беспомощных Маленьких Принцев и Принцесс, каждый из которых несет в сердце воспоминания о своей планетке и нежной капризной Розе. Мариам Петросян рассказала нам их истории, разные, и в то же время похожие. Рассказала и заставила завидовать. Завидовать детям-инвалидам. Они не могут ходить в этом мире, но становятся прекрасными эльфами в другой реальности, они слепы, но видят больше нашего, они навечно прикованы к инвалидному креслу, но могут управлять этой вечностью по своему усмотрению. Драконы, оборотни, птицы и охотники – они живут в своем мире, верят в свои истины, чувствуют, любят и понимают то, чего нам так остро не хватает.

История, написанная великолепным языком, она хватает вас за руку и ведет в параллельный мир. На своем запястье вы чувствуете то лемурьи пальцы Слепого, то теплую ладошку Табаки, пластиковую «граблю» Сфинкса, или нервную руку Курильщика. Все они смотрят на Дом по-разному и каждый взгляд по-своему верный.

В книге 990 страниц, но прочитав половину, я начала остро жалеть, что их не 1990. Сердце требовало, чтобы история Дома была бесконечна и автор, тоже чувствуя эту потребность размыкает круг. Мариам знает — чтобы круги на воде замкнулись в волшебную спираль, иногда стоит лишь уронить на ветер перо.

И даже если «Дом, в котором…» окажется для автора первым и последним произведением, я навсегда запомню Мариам. Ведь никогда еще книга не заставляла плакать не из-за сострадания, или жалости, а от облегчения, от осознания истины из трех простых слов: «Все будет хорошо».

Шедевр!

Лет пять назад уже отчаялся найти ХУДОЖЕСТВЕННУЮ литературу, которая бы, как в детстве, поглатила бы полностью! которую хотелась бы читать ночь на пролет! которая, на время чтения, позволяла ПОЛНОСТЬЮ уйти от реалий нашего мира! перенестись ... куда-то (в другой мир, в сказку?!?)

Да были авторы, которые полностью захватывали (Э.Юнгер, Э. Чоран, В. Голованов, М. Вильк ....), но они посвятили свои труды либо философии, либо документалистики (травелогии) и рассматривали в своих произведениях реалии нашего мира...

Но, роясь в рейтингах Лаборатории, наткнулся на М. Петросян...

Написал много, но стер...

Ибо каждый, наверняка, найдет в книге, что-то свое: может воспоминания о детском саду, школе (пионерских лагерях, ЛТО), институте (полигонах, общагах), а может о том, что можно есть штукатурку...

Напишу просто: «СПАСИБО МАРИАМ!»

PS Чтобы быть честным — за последнее время еще очень порадовал Н. Стивенсон «Анафемом».

PSS После прочтения, прослушал книгу в исполнении В. Князева (великолепная озвучка, кому лень читать почти 1000 страниц — очень советую!).

Не знаю, где, в каком мире жила Мариам Петросян, но то, что она написала, невозможно выдумать, это надо прожить, пережить, испытать, и только потом приподнять над этим абсолютно реальным и одновременно совершенно невозможным миром краешек завесы и впустить ничего не подозревающего читателя внутрь, сделать его одним из тех, кому дано многое увидеть, ощутить, а если повезет, то и понять... хотя понять не дано даже некоторым персонажам книги, изначально в этом мире существующим, их вопросы никогда не находят ответов, и, оказывается, можно прожить в Доме годы и даже стать там почти своим, но только почти, так и не узнав, что этот невероятный Дом делает с теми, кому доверяет, кого принимает в себя — куда уж бедному читателю, от страницы к странице, от главы к главе все больше проникающемуся странным чувством близости необычного, вживающемуся в этот странный коллектив детей и подростков, жестокий и удивительно добрый одновременно, ожидающему, что вот-вот, за углом вот этого коридора, что-то раскроется, и так до конца, до последней главы, страницы, строчки, за которой почему-то не возникает чувства завершенности, обычного при окончании чтения интересной книги, и обнаруживается, что Дом остался с тобой, остался в тебе, как часть никогда не прожитой жизни, как память о том, чего никогда не было, как сон, невероятный и очень реалистичный, запоминающийся навсегда...

«Слова, которые сказаны, что-то означают, даже если ты ничего не имел в виду». Поэтому, кажется, «Дом...» — слишком обо всём и для каждого о чем-то своем.

О тяготах жизни инвалидов? Но герои совершенно не ощущаются ущербными, акцент совершенно не на это сделан, хотя увешанный грузиками Мустанг Табаки и похороненные протезы Сфинкса до сих пор стоят перед глазами. Их физическая увечность – просто отличительная черта, как какие-нибудь худоба Маши Ивановой и бородатость Васи Пупкина из реальной жизни.

О муках оставленных родителями детей? Нет же. Подростки на то и подростки, чтобы наслаждаться обществом друг друга без контроля старшего поколения. А потому знаете, что важное открыто этой книгой?

Мне кажется, это иногда приукрашенная, частенько гипертрофированная, местами доведенная до абсурда, литературно идеализированная, но жизнь любого подростка. Такая вот фантасмагоричная иллюстрация всех тех страстей, что кипели в каждом из нас, когда нам было 14 лет. Только в Доме, в отличие от реальной жизни, страсти эти никем и ничем не сдерживаются – оттого и накал, который мы могли себе позволить чувствовать лишь иногда, а воплощать в жизнь и того реже. Дружба – так проходящая через всё, ненависть – так в прямом смысле слова вгрызаясь в глотку врагу, любовь – так одна и до гроба, разгул – так от всей души и на полную катушку, фантазия – так далеко превосходящая реальность. Это жизнь на грани.

Книга о взрослении и страхе расставания с дорогими тебе людьми, и предметами, и эмоциями. О том, что всегда приходится что-то отдавать. «Когда взрослеешь, приходится отдавать то, что имела ребенком, взамен на то, что получишь как взрослая. Если откажешься, детское все равно потеряешь, а взрослого не получишь», — это Краули, с которым я склонна согласиться, но перед нами подростки, которые еще бунтуют и надеются выиграть при любом раскладе... Кто-то чувствует себя в наружности как рыба в воде – это Черный, измазанный в грязи Наружности, как мог бы решить Дом, и Курильщик с пристрастием к табаку, которое объединяет две стороны. Кто-то сумел подыскать себе новое место – это Рыжий, выглядящий клоуном для оставшихся в Доме, и Конь, упертая рабочая лошадка. Кто-то руками и ногами цепляется за старое – это Слепой, не видящий ничего хорошего в Наружности. А кто-то возвращается – это Сфинкс, достаточно мудрый, чтобы жить взрослой жизнью, но и оставить при себе кусочки юности. Путей много, куда выведет каждый из них, время покажет. Но главное, что жизнь в любом случае не заканчивается!

Кстати о концовке. Я ждала страшной для героев развязки (впрочем, как и они сами), автор даже припугнула ею – но, кажется, не смогла пересилить своё (опять же, подростковое!) желание хэппи-энда для полюбившихся героев. И меня греет надежда, что эти люди могут вернуться в свой, родной, Дом. И меня ужасает моя же надежда, что эти страшные люди могут вернуться в свой пугающий Дом. Почему так? Я попытаюсь объяснить...

Книга отчасти напугала. Разрывала меня на две части: то ли получать удовольствие от времяпрепровождения в компании столь ярких и интересных личностей, то ли страшиться, что выйди обитатели Дома в Наружность – и окажутся просто бандой головорезов, асоциальным элементом общества. И ведь постоянно ловишь себя на мысли, что в большей степени симпатизируешь этой самой шобле, чем, к примеру, более-менее адекватному Курильщику. Впрочем, Ральф тоже не слишком посвященный, но пытается понять и принять, в том время как Эрик (да, именно так, «в цивиле») к концу книги всё больше уходит из стаи. Вспоминаю слова своей институтской преподавательницы психологии: «Норма – это не то, что хорошо, а то, что присуще большинству». Чтобы войти в Дом и понять его, нужно самому быть чуточку ненормальным.

Кстати о психологии, и педагогике, и иже с ними. С точки зрения этих наук хочется воскликнуть: «Не верю!» В обычной-то школе дети норовят постоять на ушах, а здесь, где нет никаких сдерживающих механизмов, уж должны бы и подавно. Может, наших не признающих правил героев под дулами автоматов и в кандалах отводят на уроки, а автор просто опустила соответствующие описания? Но однажды у кого-то из героев проскочило, мол, «как мне хочется всё это обсудить со стаей и еще кучу всего сделать в срочном порядке, но в класс уже зашел препод, и мне придется 45 минут сидеть тихо и строчить в тетради»... Может, преподаватели сверхавторитетны, раз даже воспитанники Дома притихают на уроке? Но в дальнейшем учителя описаны с отвращением, жалкими и неуважаемыми человечками... В общем, так не бывает. Это была ложка дегтя.

...И тут я поняла, что еще ничего не сказала о персонажах как таковых. Обычно теряюсь и путаюсь, если в книге много героев – но не здесь. Они ярки, и ярки по-разному. У _каждого своя история и своя трагедия. И пусть для детей они порой слишком разумны и рассудительны, не важно, это та самая идеализация и уже, скорее, вопрос авторского стиля. А стиль замечателен. Атмосфера. Тайны. Намеки, скользящие сквозь пальцы – даст бог, удержишь и разгадаешь, и чуть лучше поймешь этот спрятанный от пространственных и временных ориентиров Дом. Так же, как и для стай, для читателя должен существовать только Дом и всё остальное (Наружность), и не надо большего деления. И тогда, стоя на грани, можно вынести для себя что-то. Быть может, это будет перо цапли? Или хотя бы шестеренка из разбитых часов?

Самое захватывающее произведение прочитанное мной за все время. Интриги, разные взгляды, параллельные миры, интересные характеры и много, много чего еще. Захватывает и не отпускает до последних строк,а когда дочитываешь впадаешь в прострацию от того, что вот, всё закончилось, и что же дальше? А потом, не удерживаясь, читаешь заново, в этот раз вчитываясь в каждую строчку, ища второй скрытый смысл, разгадываешь тайны и загадки. И, конечно же, вместе с героями грустишь и заново прощаешься с Домом, понимая что уже второй «круг» ты прошел вместе с его жителями..

Очень рекомендую к прочтению.

В который раз убеждаюсь, что рекомендации Фантлаба, за редким исключением, не врут. Так вышло и с этим замечательнейшим романом.

О нём просто написать что-то не получится. Его нужно просто читать и почувствовать , у каждого останется что-то своё, после его окончания. Но попробую всё-таки выразить своей писаниной мои ощущения.

Это произведение – одна гигантская цитата, чуть ли не каждую фразу, мысль, описание можно выделить и повесить на стену. А сам Дом? А люди, в нём живущие? По этому роману можно писать целые философские, психологические, социологические трактаты. Дом-мир, в котором дети, с их стаями и вожаками, гротескное (да и не гротескное, на самом-то деле) отражение взрослого общество, борьба за власть, боязнь изменения, Наружность, стискивание самих себя в рамки Закона (непонятно кем и когда придуманного).

Но роман ведь ещё и о нашем с вами детстве. О боязни взросления, боязни внешнего большого мира, нежелании расставаться с детством ( приводящим к печальным, и даже сверхъестественным последствиям). Слова . . . Всё равно не выразить ими все ощущения и мысли, остающиеся после прочтения. А потому, просто, пожалуйста, прочитайте «Дом…», и вы сами всё поймете, сами всё узнаете.

Есть виртуозно написанные книги – шедевры писательского мастерства, эта книга другая, она не написана, она создана, она живая, она дышит, если прислушаться, то можно услышать, как бьется ее книжное сердце.

Я думала, книга будет про бедных сироток-инвалидов, убегающих от реальности в вымышленный мир. Герои действительно живут в интернате, и они действительно инвалиды, вот только и в голову не приходит их за это жалеть, как не приходит в голову жалеть эльфов за хрупкость или кентавров за то, что у них нет ног. В Доме действительно есть Изнанка, только для многих обитателей Дома она гораздо роднее, чем наш мир. И наблюдая за героями, нужно понимать, что в Доме свои законы реальности и обитатели во многом — Иные, у них свои традиции, ритуалы, своя особенная, непохожая на нашу, любовь и война. И то, что кажется нам жестокостью или преступлением, чудачеством или безумием для них часть естественного потока жизни в Доме.

В книге есть много взглядов на происходящее. Есть Курильщик, который не верит в реальность Дома, ему кажется, что все происходящие обман и хитрая игра вожаков стай. Он жаждет объяснений, его злит заговор молчания вокруг Изнанки, но вот только поверит ли он объяснениям чуда до тех пор, пока его сам не увидит? Есть Слепой и Табаки, которые знают слишком много, и потому предпочитают не говорить об этом знании. Слепой многозначительно молчит, а Табаки, наоборот, не умолкая, болтает. Есть Стервятник, однажды потерявший часть души и с тех пор носящий нескончаемый траур. Есть Македонский, Красный Дракон, изо всех сил старающийся не улететь. Есть отшельник Горбач с колдовской флейтой. Есть Ральф, который хочет во всем разобраться. Есть Сфинкс, который должен принимать решения пока Слепой бродит между мирами, а Табаки болтает, что бы заглушить тиканье часов.

Их история повторится снова, на новом круге, что бы стать чем-то другим и цветные конфетти украсят серые стены Дома, в котором.

Книга, читая которую то смеешься как сумасшедший, то содрогаешься от ужаса. Когда меня спрашивают, о чем она, я отмалчиваюсь, потому что сказать «о детях-инвалидах» будет полнейшей дезинформацией. О том, что мы создаем миры, которые потом формируют нас? О том, что созданный когда-то мир, один для многих, может пережить своих создателей и стать самостоятельным? О том, что для того, чтобы попасть туда, не нужны космолеты и всякие высокотехнологические под-транс-кон-пространственные фигли-мигли, — нужны люди... Как определить?

Однозначно — это книга о мире. Он странен, этот мир — то ли параллельная вселенная, то ли коллективная галлюцинация. Странен и непостижим для любого, кто не живет в нем. Он прекрасен и сложен, но и жесток даже к самым посвященным своим обитателям. Он — и в след за ним и вся книга, все девятьсот-сколько-то-там страниц, — как разбитое зеркало, каждый осколок которого отразит что-то свое, и можно до бесконечности играть этими кусочками, складывать их так, что будет казаться, что вот, вот она, «целостная» картина. Но все равно, одно движение, и видимость целостности ускользает — водой по пальцам, сигаретным (если не хуже!) дымом к потолку. И вот, таинственный ночной Лес призывно шумит в коридорах Серого Дома, и в нем живут и охотятся твари. Странные, непостижимые, иногда просто чудовищные существа, живущие в своем, очень ограниченном, замкнутом, жестоком мире. Мире, живущем по Закону, которого никто не знает, но который выполняется неукоснительно. И каждый живущий знает точно, что скоро — очень скоро! — миру настанет конец, каждый знает, когда именно для него, _конкретно_ для него, для каждого в отдельности, придет время этот мир покинуть. И каждый знает, что там, в «наружности» ничего нет.

За этим колдовским туманом, так охотно играющим воображением усталого, заблудшего путника, легко забыть, что это за мир. Что такое Дом с точки зрения «нормального» человека, жителя «наружности», каковым, я уверена, является читатель. Легко и приятно. И страшно, страшно. Повторю снова: этот мир прекрасен. Он великолепен! И он чудовищен, уродлив, искажен не то, что «гротескно», но невероятно, уродливо. Страшно. Он неприемлем для «нормального» человека, как любая вселенная, в которой ему, «нормальному», не довелось родиться и жить. Иная, параллельная, в которой «нормальному» суждено вечно ошибаться, оступаться и падать — и так до конца, его или мира. Который закончится ровно в назначенный срок...

Прочтение «Дома..» — важный для меня читательский опыт. За последний год прочитано много хороших книг — и «культовых», и «бестселлеров», и «модных» — но этой книжицей я зачитался, погрузился, делал всё, чтобы не всплыть. И грустно. что закончилось, и радостно, что отпускает к обычной жизни.

Книга про бегство от реальности, сама по себе провоцирующая читателя на эскапизм. Обстановка для этого располагает — интернат для детей-инвалидов, у которых почти никакого выбора, кроме как уйти — или в себя, или проживать другие жизни на «изнанке», либо устанавливать иерархические и территориальные взаимоотношения, свойственные для многих млекопитающих. Но вот про последнее тут мало, и про жизнь в изолированных сообществах лучше почитать что-то другое. Первые полторы книги «Дома...» примерно про это, но стайность и разборки между вожаками не раскрыты до конца и оказываются тоже завязаны на магической (сюрреальной?) составляющей. Хотя безусловно большая доля атмосферности приходит от взаимоотношений внутри и между группировками.

К третьей части акцент сильнее смещается на конфликт между реальностью-наружностью и Домом с его изнанкой. Многие старые конфликты забываются и остаются в первых частях, что вообще говоря может вызвать неодобрения у гуру литературной критики, потому что многие персонажи, события, напряженности просто исчезают, никак не раскрывшись, не объяснившись. Сумбура много, и нельзя сказать, что он к месту. К сожалению.

Тем более что создавать персонажей и простор для симпатии к ним, а потом почти для всех отделаться полунамеками и эпилогами разной туманности, мягко говоря не очень (профессионально? благородно?) этично. Куда делся Македонский власти скрывают от самого автора. Возникает ненужный простор для дофантазирования, С.П.Г,С. и т.д. Для меня эта проблема решилась просто — персонаж Курильщика более или менее раскрывается от начала до конца, от падения со стерильного Эдема Фазанов прямо в пантеон языческих богов со Слепым во главе. Они так и воспринимаются, как снисходительно смотрящие на жалкого смертного боги интерната, прожившие несколько жизней.

И ещё занятно, что автор симпатизирует или уважает тех, кто сбежал от наружности, а не остался в ней, как мне кажется. А среди тех, кто в наружности, благоволит (опять же как мне кажется) Курильщику и Сфинксу, которые продолжают бежать от реальности, просто более обычными, не магическими-мистическими методами. Такая вот меланхоличная песнь эксапизму.

Впечатления сильнейшие. Пару последних недель жила книгой, буквально дышала ею. И как теперь – когда дочитана последняя страница – продолжать дышать, не очень понятно. Все, что прочитано раньше, померкло и поблекло, впечатления выцвели и побледнели. Все читательские планы на ближайшую (и не очень) перспективу отложены на неопределенный срок. Смогу ли (и захочу ли) переключиться на что-нибудь другое, и, если да, то как много времени пройдет прежде, чем книга отпустит? Есть ощущение, что немало…

Кто-то скажет – тяжелый случай. Соглашусь, в моем уже довольно зрелом возрасте так по-детски болеть книгой даже как-то неприлично. Но оказалось (для меня самой это открытие!), что ребенок во мне все еще жив. Почему-то слова роятся в голове хаотичным пчелиным роем, упорно не желая выстраиваться в связные фразы. Эмоции захлестывают, говорить хочется сплошными междометиями. Мне странно, что есть люди, которые бросили читать на середине. Мне тем более странно, что есть люди, дочитавшие до конца и сказавшие, что книга ни о чем. НИ О ЧЕМ?! Да кем нужно быть, чтоб такое заявить? Роман затрагивает так много тем, поднимает так много вопросов, он о целом мире, он обо всем…

Дом. Интернат для детей-инвалидов. Что такое этот Дом? Что за странное и страшное существо (Божество? Мир? Вселенная?), живущее по своим собственным законам и правилам? Как действуют эти правила, и кто их придумал? Попавшему сюда впервые никто ничего объяснять не будет, ты либо поймешь сам – и тогда ты свой, либо не поймешь – и тогда своим ты никогда не станешь. События, описанные в книге, охватывают последний год перед выпуском воспитанников интерната. Понятно, что выпуск – это символ. Символ взросления. Конечно, в жизни нет определенной границы, переступив которую мы из ребенка превращаемся во взрослого, но это не важно. Важно то, что мы при этом переживаем – и страх перед новым миром, чужим, неизвестным и враждебным, и малодушное желание остаться там, где все знакомое и уютно-привычное, и необходимость делать выбор, такой непростой и важный.

Наверное, Дом – это детство, а изнанка Дома – чудеса, в которые мы верим, будучи детьми. Но вот мы выросли, Дома больше нет, он разрушен, и лишь немногим удалось сохранить, пронеся сквозь время, способность возвращаться к руинам и видеть на их месте Сказку.

На что еще хочется обратить внимание, так это на персонажи. Все нешаблонные, неоднозначные, харизматичные. Сфинкс и Слепой, Лорд и Хранитель времени Табаки, Ангел Македонский, Курильщик, Черный, Горбач – отныне и навсегда вы поселились в моем сердце.

Перечитала свой отзыв – батюшки! Сплошные восторги и сумбур. Собралась уже было редактировать, но передумала. Может быть позже, когда перечитаю роман, на свет появится что-то более адекватное, а пока пусть остается как есть, ведь все это – от души.

Я отношу «Дом, в котором...» к той категории книг, которые или нравятся или не нравятся.

Я из той категории, которым категорически да. Я готова поднять ее на стяг и идти на битву, я уже по самые уши вступила в культ почитателей, а если его нет, то я организую и вступлю. Я не хочу читать другие книги. Я уже хочу ее перечитать и потом наверно выучить наизусть. Я готова стучаться во все двери, заглядывать в лица прохожим, и советовать ее и им тоже...

Эта книга однозначно моя. Я так же замыкаюсь на уютном жизненном пространстве и может именно поэтому «Дом, в котором...» поверг меня в затяжной экстатический припадок.

Дом два года пугал меня угрозами аннотаций о детях-инвалидах... Нет там никаких детей, и инвалидов тоже нет. В детей-инвалидов не влюбляются, влюбляются в образы, в мальчиков-метафор, богов одного мгновения, и я их всех люблю. Если бы я умела рисовать, я бы нарисовала их всех, может тогда меня и перестали бы преследовать образы Слепого и Стервятника, Лорда и Македонского...

Я не хочу взрослеть, если повзрослеть значит перестать сходить с ума по Дому. Я не хочу, чтобы для меня закончилась эта Ночь Сказок. Я вернусь и в этот Дом, и в этот Лес... И возможно в следующий раз я смогу написать все то, что вертится в голове безумным хороводом песен Табаки, стихов Горбача и перьев Нанетты, пахнет сигретами Курильщика и колется шипами кактусов Стервятника, а на вкус как «Горная сосна» или может глинтвейн Смерти, выберусь из-под волос Русалки и перестану видеть их всех. Я вернусь и в этот Дом, и в этот Лес, хоть он и не мой. И постараюсь вынести из него больше, чем щемящая тоска по детству, в которое мне хода уже нет. Больше, чем грусть от того, что страницы закончились и меня выставили за порог, даже не спросив. И смогу с этим справится. И Дом отпустит меня.

Может после второго круга?

Это чудо чудес, товарищи.

Нет, не скрываю, первые сколько-то страниц было страшно, потому что казалось, что вот сейчас автор повернет камеру в новую сторону и выяснится, что все дети — обреченные на смерть. Исключаем из уравнения неизлечимые болезни и получаем...

Кто зачитывался в детстве Томом Сойером? Кто лелеял свои страхи и ритуалы? Придумывал себе тайные игры и играл в них с окружающим миром? В книге описан мир детей, и он состоит не только из сортов мороженого и настольных игр. Он интересный, все время новый, многомерный, сложный и красивый.

По поводу недетских мыслей персонажей. Меня сначала царапнуло, но потом прошло. В их замкнутом мире очень ограниченное количество информации, и немудрено, что они её неплохо систематизировали. Они же и полагаются больше на внутреннее чутье, чем на свои глаза, как здесь не стать философом?

Повествование насыщено ассоциациями, двусмысленностями, формирующими атмосферу романа, его живую плоть. Дом сделан и объемным, и ненастоящим одновременно: картина перед глазами есть, а краски все размыты. Вообще, моя огромная благодарность автору за то, что в тексте практически нет четких определений магии. Чудеса творятся до тех пор, пока есть покров тайны, есть вера в невидимые связи в пространстве и времени.

Ещё — невероятные диалоги. Во-первых, язык вполне разговорный, во-вторых, каждая фраза характеризует и раскрывает персонажа, в-третьих, в большинстве диалогов просвечивает двойное дно. Может, и тройное, не знаю)

Очень понравилось, как тонко обыграно скольжение между реальностью и изнанкой. Подумать только, я до середины книги считала, что изнанка — массовый психоз с некоторой мистической составляющей, например, общими суевериями. И чуть дальше повествование идет уже об изнанке как реальности, а наш мир остается за гранью.

Все эти тонкости, плавные линии, полутона дают в сумме мощный эффект присутствия. Вот ты поворачиваешь голову, отслеживаешь взглядом, делаешь вдох, говоришь, переводишь дыхание, фокусируешь взгляд, расфокусируешь взгляд...

Десятка без вариантов. Когда ещё такое попадется.

Самая сильная книга прошедшего года в моём внутреннем рейтинге. Когда встречаешь такую книгу, то понимаешь, что не стоит село без праведника и не утонет наш жанр в мутном сталкерском болоте. А какая восхитительная щедрость у автора! Множество персонажей, линий и все выпуклые, яркие, интересные. Читаешь взахлёб, проваливаешься в иномирье и хорошо, как в детстве, когда переворачивал страницы «Острова сокровищ» или «Дома скитальцев»...

И вот честно — позор «Роскону» за бронзу, да и Звёздному мосту за серебро — большое ФЕ! Нужно иногда честно вынырнуть из стоялой лужи междусобойчика и признать — вот друзья, а вот ребята — Истинное — то что поднимает наш жанр, то, чем мы можем и будем гордиться десятилетиями. То, что будут читать и перечитывать.

Золото — только золото! Алмаз негранёный (с) Твёрдая десятка — без дураков!

Если вы совпадёте по мироощущению с этим романом, то ваша оценка ему будет 10 баллов из 10-ти; если нет, то оценка будет низкая. При этом не важно, какую литературу вы любите и читаете.

(Я сам долго опасался читать «Дом», опасался что это будет некая муторная психоделика в духе Франца Кафки, но это роман совершенно иной и особенный. И совпадение мироощущений в моём случае произошло.)

Это самое мироощущение берёт своё начало в том времени, когда автор придумала и создала Дом. Хотя действие романа происходит не в полне определённом времени, по многочисленным деталям и культурным кодам не трудно узнать это время — примерно самое начало 90-х. Мироощущение этого романа — это мироощущение именно того времени. Тот мир безвозвратно потерян, его место занял новый. Теперь кусочки того мира можно уловить только в воспоминаниях, старых журналах и в редких заброшенных уголках, куда новый мир ещё не добрался. Но Мариам Петросян удалось невозможное — наполнить свою книгу концентратом ушедшего мира и таким образом сохранить его. Только в то особенное время, или лучше даже сказать Безвременье, и могла материализоваться подобная история.

(В начале 90-х был такой популярный молодёжный литературно-художественный журнал «Мы». Там помимо различных интересных для молодёжи статей о психологии, музыке, массовой культуре и т.д. печатались произведения как известных авторов, так и начинающих, и даже творчество самих читателей. Так вот «Дом...» идеально вписался бы в формат этого журнала; легко представить, как фрагменты романа и иллюстрации к нему выглядели бы в таком журнале.)

Где территориально происходит действие также не упоминается. Даже редкие имена собственные — Ян, Агата, Эрик — не могут прояснить ситуацию относительно того, в какой стране происходит действие. Об этом можно судить только с большой долей приблизительности. Герои дома слушают «Лед Зеппелин» и Ингви Мальмстина, читают «Джонатана Ливингстона», на стенах лазарета там изображены Микки-Маусы и Винни-Пухи; при этом никаких привязок к конкретным странам и национальностям практически нет. В прочем, в реальности такой Дом не мог бы существовать. Никто бы не разрешил детям жить так, как они живут в своём Доме.

Одна из основных идей романа — эскапизм, бегство от реальности. Поэтому не удивительно, что автор — женщина. Мужчинам эскапизм зачастую не так близок. По сути, каждый из нас живёт в своём отдельном мире; и внутренний мир женщин кажется более привлекательным, им легче создать мир, в который хочется сбежать. Трудно представить, что подобную книгу мог бы написать мужчина.

(То обстоятельство, что автор женщина и большая часть читателей (по крайней мере судя по отзывам) тоже женщины, также в некоторой степени вызывало у меня сомнения по поводу того, читать ли этот роман.)

Место действия романа — дом-интернат для детей инвалидов. Пожалуй, более страшного места для ребёнка не существует. И вначале мы не ждём от книги положительных эмоций. Но постепенно Дом становится понятнее, уютнее, волшебнее, и происходит терапия — то, что казалось самым страшным, больше страха не вызывает.

Жанр романа определяют как магический реализм, но к нему вполне можно отнестись, как к условной фантастике или фэнтези, где действие происходит в похожем на наш, но не совсем в нашем мире; где герои похожи на обычных подростков, но всё же они не обычные подростки и даже не обычные люди.

Эти персонажи-подростки не кажутся несформированными личностями, которым ещё только предстоит стать взрослыми; наоборот, перед нами предстают образы необычных, мудрых, духовно сильных героев. Это дети, которые не просто равны взрослым, как личности, но и превосходят многих взрослых в этом плане.

В целом, «Дом...» это попросту хорошо написанная книга. (Окончание дочитывал едва ли не до утра, как будто сам переживал ту самую Самую Длинную Ночь.) То, что поначалу кажется фантазиями героев, их снами, галлюцинациями, наркотическим бредом, иллюзиями затем оказывается чем-то, что действительно происходит в реальности. И в этом отношении, если вспомнить фантастику, Мариам Петросян даёт фору Филипу Дику по части вопросов реального и нереального.

Автору удалось создать редкое явление в литературном мире — субкультурное произведение. По пальцам можно пересчитать книги, которые вызывают появление фанатской субкультуры. Есть, например, толкиенисты, есть поттероманы, и есть домовцы.

Чтобы полюбить эту книгу, нужно быть (или попробовать стать) хоть немного шизоидом, в хорошем смысле этого слова (а хоть бы даже и в плохом). И хорошо, что существуют такие книги, которые помогают ощутить мир по новому, увидеть существующее в нём волшебство.

Великолепно. Смело могу сказать, что верил каждому слову.

Атмосфера была создана просто потрясающая, на неё здесь работает абсолютно всё. И, наверное, это и есть самый главный барьер для читателя — если этой атмосферой не проникнуться, то книге предложить будет попросту нечего. А вот если это удастся, то его будет ждать поразительно глубокая и затягивающая история.

Дом, его история, разные стороны его настоящего — всё это читатель собирает по кусочкам, и получившийся результат стоит всех усилий — настолько он выглядит правдоподобным. Даже персонажи — все они живые — и ощутимо разные. Их интерпретация событий, их взгляды на происходящее и на жизнь в целом, всё оно пересекается и переплетается в такой изящный клубок, что распутываешь его страница за страницей, теряя счёт времени. Даже ощущение осторожного «а вдруг правда?» из времён санаторных приключений в детстве передано настолько точно, что действительно пробивает.

Однозначно рекомендую к прочтению.

Полотно, на котором был лес,

В котором был дом, в котором жил я,

Который не спал в ожидании чудес,

Сгорело до тла, как седая ветла

За краем села на Ивана-Купала...

/А. Литвинов/

О чем эта книга? В двух словах и не рассказать. Прежде всего она о Доме. Он стоит среди района новостроек, который сейчас называют«расчёски», но помнит те времена, когда город не обступал его вплотную, а на встречу к нему приходилось ездить. Сейчас дом хотят снести. Он серый и старый, он не вписывается в ландшафт... Да, по правде говоря, никто и не хочет, чтобы он вписался. Дом неудобен. Прежде всего своей памятью.

В доме живут дети. Точнее — Дом — это интернат для детей-инвалидов. Детей с ограниченными возможностями. Только узнаешь ты об этом в самом начале книги, но потом эта информация отходит на второй план, ведь у автора не было замысла давить на жалость, взывать к ответственности.

С детьми мы встечаемся в самом начале их последнего учебного года. Последнего года в Доме. Так уж здесь заведено, что выпускные случаются не раньше, чем через 7 лет. И каждый выпускной оставляет не столько предчувствие радостного выхода в большой мир, сколько горечь потери, расставания и утраты.

Целый год мы живем с ними в их мире, в котором нет места Наружности, то есть нашему с вами большому миру здоровых людей. Мы учимся, дружим, рассказываем Сказки и складываем песни. Мы взрослеем. Мы готовимся перерезать спасительную пуповину связи дуг с другом и нашим Домом. Покинуть рай, как уже было однажды при нашем рождении. Только в первый раз нам нашлось место — Дом, а после расставания с ним — врядли.

На самом деле под словами «живем в Их мире», подразумевается, что у них он НЕ Наш. Они живут закрытой системой с собственной экологией, теологией, нравственностью. Они не просто отдалены от нас забором интерната... Мало ли интернатов в мире! Вот, Гарри Поттера хоть вспомним! Нет, они отделены от нас порогом «полноценности». А это в разы крепче и выше стена, чем любые заборы. Их система замкнута сама на себе. Но мы не наблюдаем за ними через линзу микроскопа, как ученый, изучающий новый вид бактерии или вируса. Мы живем с ними. Проживаем их истории в разном времени и от разных лиц. Понимаем, что одни и те же события совершенно по-разному трактуются лидерами этого микрокосма, серединой и аутсайдерами. Представляете! В группе лиц, от которых мы стыдливо отводим глаза или, наоборот, восхищено-патерналистски гладким по головке, подразумевая, по сути, собственную полноценность как великое досижение, а свою доброту — небывалой щедростью, так вот в этой группе тоже есть аутсайдеры!

Итак, о персонажах. В доме фигурируют четыре стаи (не семьи, не банды, не прайда) — Фазаны, Крысы, Птицы и Четвертая (раньше она была Чумными Дохляками, да как-то свернулась к номеру жилой коматы). У каждой статьи есть Вожак. И есть Вожак Вожаков, а значит и всех стай, который, к тому же, говорит от имени самого Дома и выражает его волю. Есть еще пятая стая — учителя. Их вожак — Директор. Только эта стая собрана не по принципу схожести, кровности (не родственности), а волей случая, поэтому она не устойчива к внешним событиям, многоголоса, раздроблена.

Повествование начинается от лица члена первой, образцово-показательной, группы — Фазанов, который позволил себе одеть обувь «не по уставу» — красные кроссовки, которые привлекают внимание к ногам и тем самым подчеркивают их недостаток. Первая состоит исключительно из колясочников («колясников», как фигурирует в тексте). Это Курильщик. Он — аутсайдер. Его изгоняют из первой. В четвёртой он оказывается случайно — волей администраторского случая и «здесь посвободнне». Он не смог проникнуться атмосферой дома, сродниться с его стенами и жильцами. О таких говорят «Дом не принял», поэтому его слова кажутся фантастичными, а тон — брюзжаще-раздраженным.

Курильшиком «окрестил» его другой человек — так принято в Доме. Вожак четвертой. Сфинкс. От его лица тоже приведено много страниц книги. Через него мы знакомимся и с историей Дома. Интермедией. Там он носит имя Кузнечика, что в целом отмечает его особенность — у него нет рук, но прыгучие ноги и боевые пятки. Лучший друг Сфинкса, главный защитник, опора, брат — Слепой. Он и есть вожак вожаков. Его имя не меняется со временем. Не потому, что сам он не растет. Просто другого имени ему не подберешь. (Таких персонажей в книге мало, но тем важнее их целостность и органичность, постигнутая еще в самом детстве, когда личность только начинает формироваться).

Вообще все имена в доме «говорящие», это и понятно, клички за просто так не дают. Все для меня понятны и логичны. Одна будоражит — Ральф — Р Первый. Это имя, но оно не является настоящим именем этого учителя. Это буква и номер, что еще для него унизительнее. Меня лично имя Ральф постоянно толкало к его тезке из «Поющих в терновнике». Пастырь, призванный стеречь детские души (пожизненно, как окажется впоследствии). А, может, это реинкарнация Омона Ра? Или Ромула и Рема? И все же к священнику больше склоняюсь — черный костюм, сухопарая внешность.

Есть еще один товарищ — очень харизматичный и явно любимый автором — Шакал Табаки. Его голос звучит в книге вторым, после Курильщика. Он не вожак Дома, не вожак своей стаи. Он — духовный лидер. Персонаж крайне забавный — лопоухий, вихрастый, китчливый в одежде... Один из немногих, чье имя состоит из двух слов, и оба несут яркую эмоциональную окраску. И это не говоря о том, что сам персонаж, по мере взросления, пришел к этому имени от детского «погоняла» Вонючка... И далеко не за запах получил это прозвище!

Все они живут в интернате. Доме, в котором жизнь и нет ни одной лишней комнаты. Есть серые стены с фасада и угол, который встречает посетителей и жильцов. «Вначале ты разобьешься об угол, а затем можешь входить». Есть кабинет директора. Столовая. Спортзал. Три библиотеки. Вечно ремонтируемый бассейн. Учебные комнаты и спальни.

Улица и первый этаж, как место соприкосновения с Наружностью. Второй этаж — жилой. Живой. С разрисованными стенами. Вечной возьней, не прекращается даже в ночное время. И местом начала всех интересных разговоров и событий — Кофейником. Третий — зона преподавателей-небожителей. Здесь есть даже свой сторож, который охраняет третий этаж от ученического вторжения... Или учеников от всплесков педагогического порыва?

Есть Могильник — пристроенный уже после строительства основного здания. Во времена монахини Анны. Но уже достаточно давно, чтобы сростись с организмом дома, вплестись в его мифологию.

Архитектура романа, как и архитектура самого Дома — многослойна. Первая глава полностью ведется от лица Курильщика и фиксируется его вниманием и пониманием, иногда перебиваясь вставками из прошлого. Вторая глава — «Шакалиный восьмидневник» — разбавляет повествование Курильщика вдохновенными эпосами Табаки с примесью голосов других героев... Хотя, это кто еще кого разбавляет! Здесь набирается оборот перед оглушительной третьей частью, в которой чередование сознаний можно сравнить разве что со звучанием симфонического оркестра — то по одному, то все разом с разной тональностью и ритмом. Очень впечатляющий прием! Красивый и сильный!

Если говорить о цветовоспринятии романа, то слова ныне живущих в Домене учеников мелькают цветными картинками, сопровождаясь гоготом и цокотом, производимыми Логами (стая без комнаты. И еще одно говорящее названиее — Логи — логос — слово — главные распространители новостей среди жильцов дома). Интермедии — сепия с плавным переходом картинок и грустной музыкой флейты, которая в современном мире, как эхо, повторяет Горбач, поселившийся на дереве. Последняя часть — калейдоскоп. Мелькание лиц, красок и монохрома, темпов, эмоций. Особенно в самом конце — эпилоге — 20 лет спустя. Он приведен от лица разных героев и открывает, как же сложились их жизни. Как-то... Я даже не удивилась, что лучше всех получилось устроиться у Курильщика — Эрика Циммермана — единственного, чье настоящее имя упоминается в книге.

В целом, мне роман понравился. Не на столько, чтобы я хотела оказаться в Доме, ведь это означало бы инвалидность. Но как мир, очень даже! В нем, как в ядерном реакторе, показано, что полностью отторгнутый и расщепленный обществом индивид может собраться по кусочкам в нового и сильного человека. В личность. Что сила не в деньгах, не в правде, не в дружбе, не в добре и зле. Эта новая личность над всеми этими понятиями. И это не «порча генофонда», как отзывается о воспитанниках один из учредителей. Это — новый генофонд. Пока в совершенно изолированной среде, но это только пока. И хоть роман не нес четких назидательных идей, он о том, как происходит взросление, не формулировал новых постулатов нравственности и этики, кое-что написано здесь красной строкой. Путь твой не обязан быть линеен. Сущность может отличаться от внешности, и это не хорошо и не плохо. Костры нужно разжигать даже для тех, кто совсем об этом не просит.

Никогда еще не было так больно оттого, что книга заканчивается.

Не хочется перелистывать последние страницы, хотя точно знаю, что буду перечитывать. Не смогу расстаться с этим миром.

Это больше чем книга.

Я ловила себя на том, что надо вытереть слезы, хотя не помню, было ли раньше такое, чтоб я плакала над книгой. Иногда мне хотелось смеяться.

Волшебная книга. Из маленьких кусочков сплетается невероятный холст.

Удивительная книга. Не чего подобного читать еще не доводилось. Хотя с начала пошла тяжело, казалось каким то бредом, странные группировки подростков и если одни из них можно было идентифицировать с молодежными движениями то другие неподдавались анализу. Очень сильно врезалась в память глава о встречи слепого и кузнечика, описания быта и взаимопомощи слепого и безрукого мальчика. Обычно приближаясь к концу книги у тебя уже нет вопросов, но здесь чем дальше тем их больше. Очень много не досказано или может быть упущено мной? Знаю одно что буду перечитывать и не один раз. Концовка показалась скомканной и грубой, как будто автор торопился дописывая роман. Но чуть позже пришло понимание что в большей степени это мое желание не отпускать героев книги, даже заметил что чем ближе концовка тем меньше я брал книгу в руки подсознательно понимая что развязка близка и полюбившаясь сказка может закончится уже сегодня вечером. Совет кто собирается читать — если трудно идет осильте первые 100 стр. после этого рубежа вы или влюбитесь в книгу либо не поймете что в ней находят восхищающиеся читатели.

«Не мы раздаем эти карты, и не нам решать, садиться ли за игровой стол, но мы несем полную ответственность за то, как разыграть свою раздачу.» Эти слова Стива Альтена могли бы быть эпиграфом к данному роману. Его героям досталась сложная раздача: они живут в доме для детей-инвалидов. Когда понимаешь, где происходит действие, сразу начинаешь подозревать, что вот сейчас автор будет давить на жалость и все сведется к описанию страданий несчастных детей и зверских нравов в интернате. Но нет, роман не об этом. Обитатели Дома — сильные игроки.

Дом — место особенное. Он был приютом для больных детей аж с 1870 года. В то время дети находились на попечении монахинь под руководством строгой сестры Анны. В подвалах сохранились старые документы о тех временах. За полтора столетия Дом пропустил через себя столько человеческих страданий, причем страданий детских, незаслуженных, что стал особенным местом. В какой-то момент у него появилась изнанка. Сложно сказать, что это такое, но оно дает возможность выбора. Не всем, а только тем, кого Дом признает своим. Признает, но не сумеет поработить.

Слепой, Сфинкс, Табаки — они свои, тройка лидеров. Но у Слепого выбора уже нет. Не потому, что он слеп и никому за пределами Дома не нужен, а потому что принадлежит Дому. Его неприятие Наружности (так называют воспитанники внешний мир) доведено до крайности, за пределами Дома он жить не может. Сфинкс сделал выбор, но не уверен, что сможет ему последовать. Парню кажется, что Дом его не отпустит, или не отпустит Слепой. Табаки не нужно выбирать, хотя об этом никто не знает.

У обитателей дома нет имен. Даже воспитатели ни разу не назвали друг друга по именам. Дом, как монастырь. Вступивший в него отрекается от себя прежнего и принимает имя, которым его нарекут. У кого-то это имя остается навсегда, у кого-то меняется. Например, Сфинкс был сначала Кузнечиком. Так назвали безрукого девятилетнего мальчишку старшеклассники при его появлении в Доме. После первого перехода на изнанку Дома он стал Тутмосиком, а вскоре Сфинксом. Табаки тоже не сразу обрел свое имя. А вот Слепой стал собой сразу, как только вступил в Дом.

Ребята в Доме не только отказываются от имен, но и не выносят упоминаний о Наружности, закрашивают выходящие на улицу окна в коридоре, боятся фотографий внешнего мира. Наружный мир как бы отторг их от себя, вытеснив в гетто, некоторых предали родители. И дети со своей стороны тоже возвели стену, не подпуская к себе никого и ничего извне. Эта двойная стена оказывается настолько глухой, что о жизни в Доме за пределами классных комнат в часы занятий ничего не знают даже воспитатели, постоянно живущие в Доме.

Даже Лось — воспитатель, которого прозвали Ловцом Детских Душ — ничего толком не знал о беззаветно любящих его воспитанниках. Он мог найти подход к любому мальчишке, причем сам любил детей, но так мало понимал их, что невольно подставил под детские кулаки девятилетнего безрукого мальчишку. Кузнечика много лет избивали и гоняли по всему Дому по вине горячо любимого им воспитателя. Самое ужасное, что взрослый человек не только не осознал свою ошибку, он даже не заметил ее. А вот сами воспитанники, повзрослев, заметили, осмыслили и к сведению приняли. Эти дети особенные. Они принимают к сведению многое из того, что проходит мимо детей Наружности.

Но при этом все равно приручают друг друга. Так что, когда наступает момент выпуска старшеклассников, это равносильно крушению мира. В Доме происходят беспорядки, драки, даже убийства, виновников которых никогда не удается обнаружить. Да никто особо и не пытается. Нравы в Доме суровые: относительная безопасность гарантирована только в пределах своей стаи, если ты свой. Это страшно. Но, как бы цинично это не звучало, так выковывается характер.

На целых семь лет Дом становится единственным миром подрастающих мальчишек и девчонок. В этом мире они на равных. У каждого свой недуг, и каждый помогает соседу, чем может, во всем, что связано с этим недугом. Неразумного накормят, переоденут и не забудут вывести на прогулку, и лакомство дадут в первую очередь, как ребенку. Безрукому помогут одеться и поесть. Колясника перенесут через препятствие и доставят куда надо. Но в драке пощады не будет никому. И каждый будет в ней участвовать.

А через семь лет каждому придется выбирать, уходит он или остается. Остаться в Доме, разумеется, нельзя. Это интернат для детей до восемнадцати лет. Остаться можно в изнанке Дома, если ты умеешь сам переходить границу или найдешь проводника. Умеющие переходить границу уходят на изнаночную сторону целиком, исчезая из нашего мира. Не умеющие — только сознанием, оставляя здесь спящие тела, спящие десятилетиями. Так поступают те, кто не готов вернуться в отвергнувший его мир. Так поступил Слепой — Хозяин Дома. Он не только ушел сам, но и увел всех неразумных, которым за пределами Дома путь только в психиатрические интернаты. Вожак не бросил свою стаю. Сфинкс решил остаться и прожить свою жизнь в своем мире, пусть и без рук.

По прошествии многих лет именно Сфинкс осознал значение изнанки Дома. Это не только другой мир, куда можно спрятаться от мира этого. Диапазон выбора гораздо шире. Он дает возможность перейти на другой круг, изменить что-то одно в своем прошлом и на новом круге прожить немного иную жизнь, повлияв тем самым на жизнь всех других людей. Дом сразу обретает другой смысл — это не гетто, не врата, а центр круга. И маленький Кузнечик снова входит в Дом на другом круге. А маленький Слепой держится за руку взрослого Сфинкса, который не Лось, который, возможно, сумеет отвоевать вожака у Дома и иной стороны... Приручать друг друга все-таки можно. Не так уж далеко они друг от друга — Наружность и Изнанка. Это в Доме, на Перекрестке коридоров казалось, что совместить их нельзя — или-или. Жизнь показала, что можно. Сфинкс сумел. Возможно, и Слепой сумеет, на следующем круге.

Роман с бесконечным количеством тем, вопросов, точек зрения. Не случайно Мариам Петросян писала его почти десять лет. Видимо, ей очень нужно было рассказать людям эту историю, приоткрыть изнанку многих явлений, научить преодолевать свой страх и стены, отгораживающие от мира.

Вот уж действительно, КНИГА с большой буквы. Книга которую стоит не только читать, но обязательно стоит и перечитать. Удивительное литературное явление XXI века. Тем более удивительно, что автор женщина. Определение, что женская проза рассчитана на «свою» аудиторию, в данном случае неуместно. Книга захватывающе интересная, легко и в то же время очень ёмко и образно написанная. Книга не с одним, а с добрым десятком смыслов. Читается запоем!, как 14 летними тинейджерами, так и «стариками» советского разлива, (к коим скромно могу себя отнести). Книга Мариам Петросян «Дом, в котором…» (именно, КНИГА, а не роман!) заставляет смеяться и плакать, думать, негодовать и замирать от счастья. А главное заставляет сопереживать! Браво автору. Супер. Такие книги большая редкость. По масштабу, (но не по содержанию!) сравнима, разве, что «Мастером...» Булгакова. Личное впечатление.

Знаете, у некоторых людей при прослушивании какой-либо музыки по телу пробегают мурашки. Есть мнение, что это происходит, когда мелодия находит глубокий эмоциональный отклик, когда ты чувствуешь, что это «твоё», словно созданное специально для тебя. Тут может быть не только музыка — фильм, нарисованная картина или просто воспоминание.

Дочитав эту книгу, я вышел на улицу, втянул морозный воздух. Строчки последних глав еще перед глазами. И вот по телу та самая дрожь — не от мороза и не от ветра... От впечатлений! Не скажу, что книга читалась легко или на одном дыхании. Третью часть уже одолевал с трудом, эпилог же «проглотил» одним махом. Но после прочтения, охватывая картинку изложенного целиком, понимаешь, что прикоснулся к кусочку прекрасного, волнующего, чего-то непонятного и потерянного. И так не хочется отпускать это ощущение, терять его снова...

Произведение, наверное, уникально. Редко встретишь такое — чтобы затронуло что-то в тебе на глубоком уровне.

Есть и недостатки, но на них хочется закрыть глаза. Ибо достоинства перевешивают значительно.

Кстати, так и не решил для себя — в каком же возрасте нужно читать эту книгу? Думаю лет в 10-15 чтиво показалось бы мне скучным. К тому же в романе есть очень взрослые вещи и упоминания. Наверное, книга все же не для детей, а для тех, кто начал немного забывать — «каково это — быть ребенком?».

Дом, в котором… В котором что? Иной раз думаю, а как сама Мариам давала название книге? Сразу ли пришло известное нам? И что же для автора за многоточием? А потом ловлю себя на мысли – а надо ли мне это знать? Ведь для меня как для читателя «Дом …» — это глыба, это кусок плоти мира (переживаний, ощущений, мыслей, жизненных наблюдений) самой Петросян, прочувствованное и выплеснутое, часть души, в конце концов. А что тогда «Дом …» для нее… Произведением подобных силы, многослойности, живости, детальности, тонкости и глубины прорисовки автор, наверное, не может быть не выжат (по крайней мере, на какое-то время).

Я увидел Дом, в котором… Многое. Эмоции и чувства. Жизни и судьбы. Свой отдельный мир, ощетинившийся от вторжения в него мира нашего шипами недоверия и нескрываемой отчужденности, за которыми – столько всего по-детски непосредственного и наивного!.. Почему я «верю» Петросян? Да потому, что она хирургически точно вскрывает ощущенческие и психолого-поведенческие составляющие восприятия всего происходящего. Но дело больше в том, что при этом: 1) автора, как ваятеля, не «видно», есть исключительно творение, в которое вдохнули жизнь; 2) создается впечатление подсматривания, подслушивания за героями и восприятия мира как будто бы ими.

Герои знают, каждая секунда приближает конец привычной им жизни, в которой найдено свое место, где есть друзья, а у каждого мгновения свой вкус, где крупные радости – щедрой горстью, а мелкие – звонкой россыпью, но и горе с грустью и болью – так же полны и столь же пронзительны, – однако они преходящи (как и светлое), но они – часть Дома, и потому не так страшны, как Наружность, в которой, как известно, жизни нет и быть не может, а выброшенные туда – мертвы. Так «они» противопоставлены «нам», как цветное – черно-белому.

Герои романа очень чутко и объемно ощущают жизнь, – это при том, что они – согласно фабуле – ущербны! <хотя книга, конечно, не об инвалидах и их недугах; «пороки» персонажей – это, прежде всего, то, что базово отделяет героев от населяющих Наружность + средство индивидуализации, причем, может, более внутреннее, чем внешнее> Так кто ж тогда неполноценен: «нормальные» обитатели Наружности или жильцы Дома? «Дом…», очевидно, это обращение к нам как к людям Наружности. Только обращение ощущенческое, образное, объясняющее «как на пальцах» и доносящее – чтобы восприняли не столько умом, сколько нутром, чтоб не так понятно стало, как проняло. И ведь пронимает!

Хочу отметить одну, на мой взгляд, очень важную особенность книги: Петросян добивается такой живости любовно созданного ею мира, что, если читатель захочет / позволит, то смысл происходящего будет улавливаться из недосказанного героями, допускаемых ими недомолвок, приводимых единожды и вскользь переживаний и мыслей. От такого, конечно, полное ощущение погружения в мир «Дома…».

Роман учит чуткости, пониманию и добру. Произведение это – о нас, только немного (либо же – сильно) других нас – более открытых, непосредственных, чутких и отзывчивых.

Читать роман большими частями у меня не получалось, – нет, я не боялся пресытиться, напротив, не хотел недовкусить, ведь «Дом…» очень насыщен ощущениями и гранями восприятия, у каждого из которых свои притягательность и ценность. Через сутки после прочтения «Дома…» взял в руки новое для меня произведение, давно намеченное к прочтению <какое – не суть важно>; после «Дома…» новая книга показалась холодной, малосодержательной и, самое главное, пустой (лишенной смысловой, ощущенческой и настроенческой наполненности, присущей роману Петросян). Видно, нужно какое-то время, чтобы отвыкнуть (в полном смысле слова) от реальности «Дома…».

Каждый сам для себя решит, читать / не читать, но только лишь по той причине, что мир романа невероятно живой (и «как настоящий»), советую хотя бы на пару часов заглянуть в «Дом, в котором…», а там – может, и возникнет желание побыть незримым для героев очевидцем событий подольше, нарисовать на стене какое-нибудь существо (и по факту его появления Табаки непременно проведет свое расследование), посидеть в Кофейнике, послушать в Четвертой истории Ночи Сказок и даже, если позволит Дом, разгадать тайну Самой Длинной Ночи.

Прошло 7 лет с тех пор, как я прочла эту книгу. Это второй мой отзыв о ней. Дом со мной, по прежнему) Я помню, как продиралась через начало, путаясь и ничего не понимая. Как постепенно этот мир проникал в меня, захватывая все больше, пока я просто не стала в нем жить. Я рекомендую эту книгу всем своим друзьям, знакомым, упреждая сразу:легко не будет. Не всем она даётся. Не всех пускает в Дом. Недавно дала читать товарищу, большому любителю литературы. Крыл меня дико, что за муру ты мне подсунула? Бросил читать. Потом в разговоре с другим его товарищем вдруг услышал от того суперхвалебный отзыв, задумался и сел перечитывать. Ещё не дочитал, но вижу: теперь его пустили в Дом) Редкая книга, уникальная. Почему то при воспоминаний о ней в голове начинает звучать музыка... Нет не совсем музыка, такой ритм, с маракасами. Ни одна книга больше такого эффекта не вызывает) Читайте!)

На все самые удивительные книги в своей жизни всегда натыкаешься совершенно случайно. Какое-то случайное напоминание об этой книге на каком-то форуме, поиск ее ради интереса в интернете... И в электронном виде были прочитаны две части! Для меня надо очень сильно полюбить книгу и увлечься ей, чтобы решить обыскать весь город, но купить книжный вариант.

Эта книга настолько необычна и атмосферна, что совершенно не хотелось из нее выныривать, и вместе с тем, несмотря на то, что она достаточно большая, не хотелось заканчивать ее читать, потому что хотелось растянуть удовольствие на подольше. Мариам Петросян написала действительно хорошее произведение, жаль, что это единственная ее книга.

Заранее знал, что книга понравиться, прочитав в аннотации:

«Это первая книга писательницы, над которой она работала более десяти лет».

Уже уважаю! Так видимо я и не научусь читать всякие циклы. Пробую, стараюсь, получается не очень. А сейчас, что не писатель-фантаст, то больше половины творческого списка «мыло». Один перечень занимает несколько страниц. Уж если появилась идея-сюжет (может и хорошая, не спорю), нужно его растянуть как жвачку, строгая при этом по 5 книг в год, лес только успевай валить! Ну что, столько вокруг Айзеков Азимовых с его фундаментальным образованием, бешенной фантазией и эрудицией?! Ну точно нет. А хочется как-то погурманить, но ведь в хорошем ресторане меню то на одной страничке, а толстый перечень блюд-произведений, это вы в бистро, что от слова «быстро». Покушать конечно можно,но...

И вот вам авторская кухня от Мириам Петросян. Я не знаю, тут всё: от мини-сюрприза от шеф-повара, до сырной тарелки и десерта, полное насыщение, причем изысками.

Не любитель я пересказывать сюжет книги, а тут и не получится. В названии многоточие. Если поиграть в «закончите фразу», моя версия «Дом, в котором вся Вселенная», по крайней мере наша матушка Терра с населяющими её чудиками, зазнавшимися племенами. Этакая гротескная Республика ШКИД со сногшибательно выписанными характерами. Нет ни хороших, ни плохих, всё перемешено, как в жизни. И у каждого своя правда.

Уважаемая г-жа Петросян, пожалуйста не нужно никаких продолжений. И если Вы напишите даже через 10 лет что-то абсолютно другое непохожее, но подобное по проникновению, я (если мне отпущено) буду ждать. А на всякую строганину авторов хватает.

Вам Большое Спасибо!