Из воспоминаний моей матери: самый конец 50х, Баку, компания подружек бежит в кино на фильм-оперу «Евгений Онегин». По пути они встречают еще одну подружку и уговаривают ее пойти в кино с ними. Она соглашается, но просит не рассказывать ей, чем все закончилось, чтобы не испортить впечатление от фильма... (Тут мать делала выразительную паузу, а иногда еще и закатывала глаза :).

Из моих воспоминаний: 90е годы, в Петергофе (или в Царском Селе, уже не помню) Михаил Ульянов садится на садовую скамейку, чуть поворачивается к камере и спокойно, даже обыденно, тем голосом, которым вы скажете «Молоко закончилось, схожу, пожалуй, куплю», произносит «Мой дядя самых честных правил...». И дальше почти час он волшебно читает первую главу «Евгения Онегина». Без «выражения», без малейшей театральности, без малейшей фальши — именно так, как и воспринимается этот чудесный текст в зрелые годы.

Может быть, и нужно столкнуться с великой вещью в детстве, в школе, уже понимая, что это очень хорошо, но еще совсем не понимая — насколько это гениально. Mорщить нос из-за «учить монолог Татьяны наизусть» и пролистывать пейзажные зарисовки, чтобы скорее закончить книгу. Чтобы понять, что ты читаешь — 30 лет спустя. Чтобы вдруг понять, насколько это просто написано, насколько полно достоинства — и героев, и автора. И как это великое достоинство без малейшей тени фальши и морализаторства, полное юмора и доброжелательности, принимает тебя в свой круг, когда ты уже взрослый. И насколько польщенным, смущенным и совершенно по-детски восхищенным этим подаренным тебе «равенством» ты себя чувствуешь в этот миг — когда Пушкин садится напротив тебя, берет чашечку кофе и начинает свой спокойный, насмешливый рассказ.

(Режим «демшиза» включён):

Как я уже когда-то писал в отзыве на стихотворение Гумилёва «Змей»: великие русские поэты – все как один жуткие скинхеды. И, конечно, Пушкин – самый страшный из них. Ведь что он пишет в этом стихотворении вместо того, что бы с другими представителями демократической общественности осудить этот Кровавый Режим?

Так высылайте ж к нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди нечуждых им гробов.

Скинхед как он есть. Мало того, что русские неоднократно убивали бессчётное количество просвещённых европейцев, которые несли на своих штыках в дикие земли свет Истины, так теперь какой-то рифмоплёт похваляется этими позорными страницами российской истории! И ладно если бы подобное стихотворение вышло в годовщину проигранной Бородинской битвы, тогда это можно было бы списать на обычную великодержавную пропаганду. Но нет, Пушкин написал это стихотворение в тот момент, когда вольнолюбивые поляки подняли восстание против азиатской деспотии, а просвящённые страны поддержали стремление угнетённого народа к Свободе. Это всё равно, что сейчас высказываться в поддержку Кадаффи, Ассада или аятоллы Хаменеи которых мирно бомбардируют американские военные!

Ещё раз настаиваю на полном запрете творчества Пушкина, ибо оно пробуждает в русских людях патриотизм и любовь к своей Родине, а так же презрение к демократическим государствам. А ведь это недопустимо!

(Режим «демшиза» выключен).

Ну а если серьёзно, то приходится признать, что за прошедшие пару веков, которые отделяют нас от событий 1831 года, ситуация изменилась мало. И риторика, и политика европейских стран остались прежними. Если волнения происходят в стране с неугодным режимом, то они всеми возможными способами поддерживают благородных повстанцев, борющихся за высокие идеалы Свободы, Равенства и Братства. Если же волнения происходят на их собственных владениях, или на территориях, что входят в сферу их интересов, то всех грязных мятежников необходимо уничтожить как можно быстрее. Не сомневаюсь, что если взять английские или французские газеты, которые вышли летом 1831 года и заменить поляков на «чеченских (албанских, сирийских и т.д.) повстанцев» то мы увидим до боли знакомые статьи, которые тиражируют современные западные масс-медиа.

Пожалуй, самоё серьёзное отличие тех далёких времён от нынешнего века состоит в том, что Александр Сергеевич жил в Российской Империи, которая на тот момент являлась европейским гегемоном (до Крымской войны оставалось двадцать два года). Нынешняя Российская Федерация, увы, является лишь бледной тенью могучего государства, а значит голоса приснопамятных витий, о которых говорит Пушкин, сейчас слышны гораздо лучше, чем двести лет назад.

Итог: вечно актуальное политическое произведение, которое никогда не потеряет своей злободневности, пока Россия представляет хоть какое-нибудь значение на международной арене.

«Примите ж вы мой труд игривый!

Ничьих не требуя похвал»…

Эти строчки в самом начале поэмы не раз останавливали меня, собирающегося написать отзыв на эту известнейшую сказку. А.С. словно говорит нам: «ну куда вы лезете, со своими мнениями и оценками? Что вы можете сказать мне, уже скоро 200 лет как разговаривающим с Вечностью?»

Так вот – отзыв сей, не из желания как-то оценить, что-то добавить к исследованной пушкинистами вдоль и поперек, до каждой запятой, поэмы. Помыслы мои – гораздо скромнее. Я всего лишь хочу напомнить о том, что есть такая замечательная книга, которую невредно перечесть и в сотый раз. И сотый раз увидеть в ней что-то новое, и восхититься, и замереть в щекочущей радости!

Конечно, я читал ее, и не один раз, в детстве. А стишок про Лукоморье учил наизусть в начальной школе. И мульт советский несколько раз смотрел, и детишкам сказку перечитывал. Но вот решил перечесть ее (точнее – переслушать) после большого перерыва еще раз. И с удивлением обнаружил – да это же, ко всему прочему, еще и прекрасно прописанный фэнтэзийный роман! Со множеством персонажей, несущих каждый свою судьбу, имеющих свой, ярко выраженный, характер. Чего стоят, например, истории финна и Наины, Головы и Черномора! И все эти истории – выписаны летящим пушкинским стихом! Наслаждение!

Вообще-то гробовщик является центральной повестью в цикле. В ранней редакции гробовщик был первым в цикле, позже стал центром. На первый взгляд -анекдот. Современники в свое время именно так и относились, не только к этому произведению, но и ко всем повестям Белкина, как к приятным, но легкомысленным историям.

Во-первых, стоит обратить внимание на самого героя! Инициалы АП (ранее АСП (Адриян Семенович Прохоров) — такие же, как у Пушкина. Переехал герой на Никитскую улицу, где жила невеста Пушкина наталья Гончарова. И год начала карьеры Прохорова (1799) — начало жизни Пушкина.

Под личиной гробовщика выступает сам Пушкин. Обе профессии (гробовщика и поэта) до такой степени необычны и эксцентричны, что отгораживают человека от мира остальных людей. Занятия эти вызывают смех и нездоровый интерес окружающих. Также обе профессии ассоциируются с палачом.

Еще много можно провести сходства: жизнь, творчество, душевное состояние — все это нужно изучать. Пушкин — пророк и служитель высокого искусства вынужден из-за окружающей его действительности примеривать на себя не жреческую мантию, а фартук ремесленника.

А смысл произведения заключается в ом, что гробовщик всею душой стремится к прошлому, надеюсь увидеть в прошлом поддержку, которую не видит в настоящем (оскорбили его новые знакомцы). Но сон открывает герою тщетность возврата в прошлое, пути туда нет. В прошлом только полуистлевшие кости и прах. Проснувшись, Прохоров с облегчением понимает, что это только сон. И, наконец, с облегчением воспринимает то, чему не мог раньше радоваться из-за своей привязанности к прошлому.

Собственно именно этот сон и соединяет произведения цикла. благотворные перемены сопутствуют только тем, кто смог отбросить все старое и отмершее. А погибают герои слишком преданые своим прошлым убеждениям, привычкам и обидам, так ничего и не поняв.

Подобно многим, открывая «Дубровского» я при первом прочтении рассчитывал на совсем иное. Нам, книжным детям докомпьютерной эпохи, привыкшим к романам Дюма, Саббатини и Джека Лондона, повесть о благородном разбойнике показалась совсем скучной и пресной. Не зря и поныне многие комментаторы пишут: «Какой роман мог бы получиться!» И действительно, из подобной истории мог бы выйти отличный авантюрно-приключенческий многотомник! Но!

Невдомек нам было молодым и горячим, что гений русской литературы писал совсем о другом! Ведь это история совсем не о разбойниках, не о застреленном медведе и даже не о бедных влюбленных. Повесть эта — о самодурном и гордом провинциальном русском дворянстве — владетелях своих угодий, которым ни судьи ни полицейские и соседи не указ. Ни Троекурову, ни Верейскому, ни Дубровскому. Ведь сколько раз герои романа ссылаются на царя-батюшку, как на заступника — но нет, не дотянулась рука самодержца в такие дальние дали, где исправники в кармане у помещиков, где людей травят медведями и горят целые усадьбы по воле одного человека. И тем ценнее становится это произведение, чем становится понятнее, что, оставаясь для автора в статусе черновика, «Дубровский» написан превосходным, живым языком, так, что читается на одном дыхании, и не утерял своей актуальности и по сей день ( с поправкой на время, конечно). Однозначные 10 из 10!

«Всё гениальное — просто!» Эти слова как нельзя более подходят к прозе Пушкина, и, в частности, к незавершенному роману «Дубровский». Действительно, правильно построенные повествовательные, простые (!) предложения создают впечатление удивительной гармонии и легкости, свойственной лучшим поэтическим творениям Александра Сергеевича. Конечно, Пушкин, прежде всего, поэт, но проза его отнюдь не вторична, она обладает удивительным индивидуальным стилем.

Гоголь справедливо назвал свои «Мертвые души» поэмой. На мой взгляд, «Дубровский» заслуживает такого же определения. Метод Пушкина-прозаика заметно отличается от метода писателей, которых мы считаем великими реалистами золотого (для литературы) девятнадцатого века: Л. Толстого, Тургенева, Достоевского. В самом деле, Россия, представленная в романе, выглядит немного романтично, но не в ущерб исторической правде, нигде нет и намёка на лубок. Образы главных героев даны обобщенно, широкими мазками, однако читатель легко (ключевое слово!) угадывает мельчайшие движения их душ. У Пушкина вообще нельзя найти ни одного безликого, пусть даже и самого третьестепенного, персонажа. Пушкин не уделяет особого внимания мелким бытовым деталям, будь то постоялый двор или усадьба богатого помещика, но при этом никогда не упускает из виду главного, например, подробно излагает содержание документа, на основании которого отец Владимира Дубровского лишился своего имения. Это придает его прозе характерные черты конкретности, вещности, зримости и законченности (несмотря на формальную незаконченность романа).

Хотелось бы отметить один эпизод романа удивительной психологической силы. Кузнец Архип хладнокровно наблюдает, как заживо сгорают судейские, которых он сам и запер в господском доме. И через минуту (пожалуй, с риском для собственной жизни) спасает из огня кошку, перед тем сказав деревенским ребятам: «Бога вы не боитесь – божия тварь погибает, а вы с дуру радуетесь». Невероятно! Гениально! И опять же, автор использует в этой мизансцене очевидный и «простой» прием рассказчика – контраст. Но в том и состоит эта пресловутая «гениальность», чтобы минимальными средствами добиваться максимального эффекта. Мне кажется, Пушкин в «Дубровском» и «Капитанской дочке», что называется, чутьем художника угадал истоки «русской смуты», о которой он писал в «Истории Пугачевского бунта».

От души рекомендую всем читать и перечитывать прозу Пушкина.

Какое счастье, что в школьные годы я сумел уклониться от обязательного прочтения «Евгения Онегина«! Школа прекрасно умеет отвращать от чтения. Сидел бы сейчас дурак-дураком и морщил нос при виде величайшего произведения. А так, впервые прочёл «Онегина» в двадцать лет и с тех пор читаю постоянно. Читайте и перечитывайте, но только по душевной склонности. Великое не терпит принуждения.

Дело было к вечеру, делать было совершенно нечего, читать что-нибудь длинное и серьезное решительно не хотелось, и глаза бесцельно блуждали по книжной полке, пока не попался уже изрядно запыленный томик со сказками Пушкина.

Клянусь, я не перечитывала «Сказку о царе Салтане» с того далекого времени, когда сын ходил пешком под стол и еще любил слушать классику. Что тут скажешь, велик Александр Сергеевич. Почти двести лет — а, по-прежнему, «сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам/и девицам/ урок».

Наисовременнейшая вещь эта сказка, доложу я Вам. Взять хотя бы историю о трех девицах и их планах на удачное замужество. Две были работящие, мастерицы, раз могли одеть-накормить целое царство. Но это на рынке невест не котируется и пошли они работать: одна — в пекарню, вторая — на ткацкую фабрику. Зато третья оказалась смекалистой и предложила сразу то, на что падки мужчины и от чего дети получаются. И как результат: богатый и влиятельный муж, за которым, как за каменной стеной. Прямо пособие для современных девиц, как выйти замуж.

Но и дальше — все как в жизни. За все хорошее надо платить. Только молодая нарушила правила поведения — сразу развод/хотя история про неведомую зверушку — темная/. Причем, развод — без компенсаций и имущественных споров: в бочку и в море-океан. Интересно, сколько богатых мужей вздохнули бы в этом месте с завистью?

Но если первая часть — пособие для девиц, вторая — для добрых молодцев. Вылез царевич Гвидон из бочки, пусть малограмотный/какое в бочке образование!/, но с правильной жизненной философией. Дождался случая, одна стрела — и все жизненные трудности разрешены удачной женитьбой. Сразу и город богатый, казна неистощимая в виде орехового дерева, производящего изумруды, с белкой-банкиром, отряд телохранителей и красавица-жена. С таким тылом можно и о папенькином наследстве подумать.

И все, вроде, у парня наладилось. Но вот, что странно: превращала его жена-волшебница не в орла, лебедя или , на крайний случай, в ворона, а в разных насекомых: комара-кровопийца, муху/явно не плодовую/ и кусачего шмеля. Что это за намек? Знай, мол, свое место, любимый...

Надеюсь, любезные друзья, простите мне шутливый тон. Но, если серьезно, что Вы, Александр Сергеевич, нам еще не сказали? Или мы, по своей неразумности и самонадеянности, не увидели и не поняли столь многого в Ваших чудесных сказках и историях? Ох, знали, знали Вы человеческую природу, заглядывали глубоко в души и рассказывали нам о своих находках. Мне прямо жутко: что я найду сегодня в других сказках или в «Руслане и Людмиле».

Перечитал (к сожалению!) впервые за много лет, больше таких перерывов делать не буду! Потому что убедился, что это, возможно, лучший роман, написанный на русском языке. По сию пору! Идеальное соотношение содержания и формы, как будто эталон для учебников по литературоведению.

Но помимо прочих равных, насколько же это смешная книга! Всю первую главу читая, я ржал и бился, что твой Боратынский! Собственную фразу «мы все учились понемногу...» Пушкин развернул во всей своей неприглядной красе.

А лапидарность его языка, которой и спартанцы бы позавидовали! Двумя-тремя словами он и бурю может во всей красе описать и сражение, и осаду города и любовь. Иногда хочется, чтобы Пушкин своими короткими, острыми, словно грани бриллианта фразами, страниц 500 написал. Но понимаешь, что есть предел и совершенству, и имя его — соразмерность. Иначе читатель помрет от эстетического шока, слишком круто!

Из всех персонажей хотел бы выделить два характера.

Савельич — фигура комическая, но насколько же глубокая! И любовь ему присуща, и верность, и беззаветная храбрость!

И конечно же, Пугачев! Читая главы о его встречах с Гриневым, не мог отделаться от воспоминаний и сравнений с любимейшим сериалом «Спартак». Пушкин великолепно показал, а я увидел, что предводителей народных восстаний всех времен и народов объединяет общая черта. Какой-то невероятный сплав потрясающей воли и харизматичности и вместе с тем предопределенности их судьбы, их собственная обреченность. Они и потрясатели основ породившего их общества и жертвы неизбежности исторического процесса. И величие их в том, что прекрасно понимая свою роль и свою участь, они не отступают, понимая и всю важность своей миссии.

Кстати, о самой капитанской дочке. Многие, вслед за Цветаевой, критикуют ее как самый невзрачную личность. Но ведь она и сама проявила изрядное мужество и силу воли. Оставшись одна-одинешенька в стане врагов, она тем не менее не уступила Швабрину, готова была погибнуть, но не поступиться своей честью, как и ее суженый Гринев. А в конце романа и того более. Представьте себя на ее месте. Юная девица из самого глухого угла империи, без всяких связей или элементарной помощи едет к самой императрице просить за государственного преступника! Многие ли на такое решились бы на ее месте?

Ой не зря Пушкин назвал свою книгу именно «Капитанская дочка«!

Вот что я Вам скажу, Любезные Друзья. Это очень и очень полезно перечитывать классику. Особенно этак лет через 30-40 после первого прочтения. А уж, если взяться перечитывать любимые в детстве сказки...Сразу все видится совсем по-другому, через призму жизненного опыта и здорового цинизма. Пусть позолота волшебства чуть и выцветает, но зато — какое наслаждение содержанием!

Возьмем хотя бы «Сказку о рыбаке и рыбке». Как в детстве казалось? Поучительно, это даже младенцам было понятно. Но были уже и более волшебные, и более захватывающие и более удивительные. А попробуйте перечитать сегодня, особенно, если хорошо помните 90-ые, а тем более — сами прожили их во взрослом состоянии. Совсем другое дело: уже и не сказка вовсе, а почти воспоминание обо всех тех друзьях и недругах, которым ударило в голову неожиданное богатство, которые совершили головокружительные карьеры от обычных клерков до «генеральных» и «исполнительных» директоров, а затем — пережили/или нет/ падение со сладостных высот ВЛАСТИ. Или вдруг увидите что-то из сегодняшних времен...

Но все по порядку. «Жили- были старик со старухой у самого синего моря; Они жили в ветхой землянке ровно тридцать лет и три года». Тут даже в детстве меня всегда охватывало сомнение. Человек прожил под каблуком жены 33 года и так и не разобрался, что это за «лесопильня». А если знал, то странный какой-то старик, раз затеял всю эту ерунду с корытом, подозревая, чем дело закончится. Так и хотелось деду подсказать: попроси у рыбки развод и справедливого раздела имущества — и проблема решена! Но темна душа хронического «подкаблучника», скрыты его мысли от окружающих...

Но вернемся к сказке. Далее — каждая строчка об алчности, гордыне и жажде власти. Ох, не читали в детстве эту сказку нашим олигархам, чиновникам, банкирам и политикам! А стоило бы ее сделать для каждого настольной книгой наравне с Конституцией. Как постоянное напоминание о том, что стремительная карьера «из Грязи — в Князи» всегда может смениться еще более стремительным падением в обратном направлении. Если Рыбку достать своими выкрутасами и попытками узурпировать ее Власть. Но тут ... ТИХО! Мало ли куда могут такие размышления завести...

Давненько я не брал в руки шашек... В смысле — не читал книг из школьного курса русской классической литературы. Строго говоря, я вообще не уверен, что читал Евгения Онегина даже в школе. Узнаваемость текста в данном случае ничего не дает — книгу за последние двести лет качественно раздербанили на афоризмы, устойчивые выражения и даже пословицы (начиная от «Мой дядя самых честных правил» и до «Итак, она звалась Татьяна»): зачастую мы их употребляем, даже не помня, что это именно Пушкин, а не народное творчество. Если из романа убрать все многократно цитированные фразы вроде «Охота к перемене мест» или «Любви все возрасты покорны», то в общем, ничего, кроме обложки не останется. И это, пожалуй, лучший показатель качества книги и ее важности для русской культуры вообще и каждого жителя России в частности.

Кроме того, это действительно энциклопедия русской жизни (жизни русской элиты, конечно), совершенно без дураков — автор, кажется, умудрился рассказать обо всем, что касалось или могло касаться русского дворянина и тех, кто этого дворянина окружал на протяжении жизни. Внимательно читая роман, можно многое узнать о повседневной жизни правящего класса страны в начале XIX века — детали гардероба, привычки, распорядок дня: все то, что для современников проходит незамеченным в виду их обыденности и всем-известности.

Для меня была очевидна пародийность романа, Пушкин постоянно иронизирует над ожиданиями читателя и издевается над штампами сентиментального романа, что, как мне кажется, сближает его с «Нортэнгерским аббатством» Джейн Остин; он регулярно прерывается на самом интересном месте, подогревая ожидания и намеренно и крайне ловко их эксплуатирует, вставляет самого себя в текст, используя прием якобы отстраненного и якобы объективного наблюдателя, часто отвлекающегося на свою жизнь и свои переживания, и беззастенчиво комментирующего происходящее.

Я проникся. Это действительно шедевр на все времена, без условий и оговорок, остроумно и интересно написанная книга.

Тёмная история вышла с этой повестью — одна из самых странных в русской литературе. Пушкин рассказывает на одном из великосветских вечеров увлекательную и страшноватую «сказку про чёрта», развлекая присутствующих дам. Молодой литератор Титов, не обладавший великим литературным даром, но отличавшийся прекрасной памятью, запоминает рассказанное, записывает и издаёт под псевдонимом, испросив, правда, на это разрешения Пушкина. Критики дружно ругают повесть и ... все о ней забывают на несколько десятков лет. Со временем выясняется роль Пушкина в создании повести и в 1912 году «Уединенный домик...» извлекают из нафталина и переиздают как «неизвестную пушкинскую повесть». Пушкиноведы и прочая почтенная публика — в восторге. С тех пор произведение переиздавалось не раз — за авторством то Пушкина, то Титова, то обоих сразу. А уж самого Титова то хвалили за спасение пушкинской идеи, то ругали как плагиатора и чуть ли не «Герострата русской литературы», похитившего шедевр у гения. Прекрасно понимаю пушкинистов, желающих добавить ещё одно произведение в библиографию своего гения, но, увы, называть Пушкина соавтором повести — некорректно (то, что нельзя называть повесть «пушкинской» поняли уже давно). Да, Пушкин автор идеи, возможно, он сделал даже несколько правок в тексте, но писал произведение всё же Титов; Пушкин, наверно, даже и не собирался публиковать свою историю (хотя, возможно, это был набросок к ненаписанному, но запланированному произведению «Влюблённый бес»). Стиль Титова суховат, язык, конечно, уступает пушкинскому, и произведение в целом выглядит немного скомканным ( это всё же «новеллизация» устного рассказа ), но не могу согласиться с мнением некоторых критиков, что повесть слабая, написано всё же недурственно, увлекательно и мистические образы очень интересны. Да и вообще: люблю я 19 век.

А Пушкин всё же написал бы сильнее.

Как портит восприятие книги школьная программа. Когда-то в детстве получил от повести настоящее удовольствие. Потом стали проходить по программе, и с тех пор долго не хотелось брать её в руки. А потом перечитал в очень зрелом возрасте и снова получил удовольствие. Хотя, конечно, не такое, как в детстве.

Слабое место повести – сюжет. Он, действительно, построен во многом по стандартам приключенческой литературы того времени. Подражание «Эдинбургской темнице», конечно, чушь. Это для любителей сводить всю литературу к трём или десяти сюжетам. Но стандарты действительно присутствуют. Это полностью искупается языком Пушкина (вспомним язык среднестатистических сочинений тех лет), его необычной для своего века иронией, умением сочетать мягкость и жёсткость, попыткой соблюдать объективность. Это было трудно даже не из-за цензуры, а из-за естественного отношения дворянина к геноциду дворян.

И, конечно, герои повести. Пугачёв, на мой взгляд, как раз не получился. В попытке стать объективным Пушкин наградил его чертами литературного разбойника, разгульного, но сохранившего некоторое природное благородство. В результате Пугачёв Пушкина не тянет на казачьего царя. В лучшем случае, атаман небольшой шайки. А все остальные получились замечательно. Особенно обитатели Белогорской крепости. В том числе многократно обруганная Маша. Единственная дочка пожилого офицера, который явно выслужился из солдат или однодворцев. Вокруг на сотню вёрст нет практически ни одного человека того же возраста, или положения, или пола – хотя бы что-то одно. Она и в Швабрина готова влюбиться, только не может переступить через себя. (Кстати, интересно было бы читать ненаписанный роман Пушкина, где на роль главного героя намечался Швабрин). А когда появился Петя Гринёв, всё понеслось так, как было неизбежно и в книге, и в жизни. И насколько эта Маша сильнее и сложнее Маши из «Дубровского».

А самое лучшее – портрет глухой русской провинции в «золотой век» Екатерины. Её обитатели не только плохо понимают политику петербургских правителей. Они даже не представляют, как могут выглядеть эти правители. Приказали служить – служим. Приказали работать – так мы и работаем. Но когда доходит до дела, поднимаются и стоят насмерть. Одни за самозваного императора, другие за самозванную императрицу.

Определенно, я расту!

Когда я в первый раз читала Евгения Онегина, мне было 8 лет. Естественно, я мало чего там поняла, зато много запомнила.

В школе его проходили через призму декабристского восстания, вольнодумия и прочей протокольности. Я была звездой. Онегинская строфа, реализм в описании бытовых сцен, двенадцать запланированных глав, из которых в печать вышли лишь девять и небольшой «хвостик» из путешествия. «Энциклопедия русской жизни» по словам Белинского. Семь лет опустошающего труда. Все это было сказано, прочитано, усвоено. «Ленский — восторженный пиит» — его жалко, Онегин — «Герой нашего времени“ — не мог иначе, «Татьяна — милый идеал». Все это проходили, это набило оскомину.

Что я прочитала сейчас?

Во-первых, книгу о своих ровесниках. Встречаемся мы с Онегим в 18 лет и даже есть экскурс в его детство, потом он живет светской столичной жизнью, пресыщается ей и уезжает в деревню. В 26 на дуэли убивает Ленского, три года путешествует по России, и в конце — у ног Татьяны, уже изменившийся и переродившийся душой, в 29 лет.

И тут на ум приходит народная присказка: В 20 лет ума нет — и не будет, в 30 лет жены нет — и не будет, в 40 лет денег нет — и не будет…

Честно, не увидела я в нем декабриста, деятеля или вообще мало-мальски приличную личность. Ему «все скучно», и к Татьяне он потянулся во многом от того, что увидел, как гадкий утенок удачно устроил свою жизнь без него... А это не каждый мужчина может перенести!

Зато мне стала понятна Татьяна. В детстве я считала «да, не то было время, чтобы говорить о разводе, но что же ты плачешь? Торжествуй! Пользуйся! Отомсти за детскую обиду!» Теперь поняла. Нельзя. «Я другому отдана и буду век ему верна», — это манифест. Не суть в том, что правильный она сделала выбор или нет, суть, что выбор сделан. Сознательно. И дальше выбора нет, кроме как в рамках выбранного. Татьяна молодец. Она не дарила надежду Онегину на «может быть, когда-нибудь», или «люблю вас нежнее, чем брата». Нет. Точки расставлены. А плакать... Да, нужно поплакать, погоревать, чтобы отпустить. Онегин больше не герой ее романа. Баста!

Во-вторых, это роман о русской жизни, написанный русским писателем и на русском языке. И если в начале много иностранных слов, ссылок к иностранным авторам, много пояснений (как от самого автора, так и от редакторов), то к концу — язык льется песней, которая не нуждается в пояснениях или переводах. Пушкин вырос? Он созрел! Он окончательно отошел от восторженной романтической лирики своей молодости, где «пел... и нечто, и печальну даль». Он выбрал путь писателя, который описавыет жизнь, как она есть, себя в этой жизни, свое окружение.

И открытый финал — это не заигрывание с публикой, мол додумайте — умрет Евгений от любви или на Кавказе, или в востании... Да не умрет он! И, думаю, Пушкин отлично это знал. Уедет в деревню, примется за очередные преобразования, технику по каталогам выпишет, и все бросит... Или примется писать трактак «О воспитании крестьян» и тоже бросит, или надумает больницу построить, и снова бросит... В общем — заживет обычной жизнью русского помещика, ни влево, ни вправо. И эту рутину описывать — ах, оставьте! Не монтировался Онегин ни с обличением власти, ни с вольным порывом, ни с чем. А с тем, чем монтировался — описывать не интересно.

В-третьих, у меня целая плеяда маленьких открытий.

Не Ленский отражение Пушкина, а все трое, а может и больше героев. И если уж на то пошло, то Татьяна больше похожа на своего создателя — детством, любимыми занятиями, восприимчивостью.

Роман — энциклопедия, и даже не просто русской жизни, хотя и это, но и литературный справочник. Пушкинисты насчитали упоминание порядка 500 имен — от романтических писателей до полит-экономов, деятелей искусства и политики.

Режиссерская работа Пушкина на высоте! Чередование крупных планов и общих кадров, печальных моментов с откровенно веселыми, и исторические очерки, и личные переживания, и народная культура!

Вся последующая литература — несет в себе отпечаток «Евгения Онегина», а некотопые произведения видятся мне теперь конкретно фанфиками на него. «Обломов» — суть Онегина, «Обыкновенная история» — Ленский, «Анна Каренина» — другая Татьяна. И это только столпы. А Слава Сэ со своей любовью к женским коленкам существенно уступает Пушкину в любви к женским ножкам.

Я не жалею, что перечитала произведение из школьной программы. Странным образом оно помогло мне восстановить равновесие и покой в собственной душе, разобраться в чувствах, откалибровать цели. Люблю эту книгу! И обязательно перечитаю еще не один раз!

Первое фэнтези в русской литературе. Недооценённое (как фэнтези) и переоценённое как поэма (переоценённое — не потому, что поэма плохая, а потому, что заставь детей в школе в обязательном порядке читать Хоббита — и его возненавидят).

1. Альтернативная история + поход Туда и Обратно. Альтернативка — это и свадьба и очередная (n+1 по счёту осада Киева половцами/печенегами).

2. «Волшебники среди нас». Приём, распространённый во всех традиционных сказках, а в наши дни воспроизведённый Роулинг: типа, ехал, ехал, наткнулся на странность, на неизведанное, на фантастическое.

3. Колоритные персонажи — как первого плана (Руслан, Рогдай, Ратмир, Фарлаф, Финн, Наина, Говорящая Голова), так и второго (Кот на дубе том, и обслуживающий персонал Дуба). Есть, правда, и блеклые: Людмила (простим поэту, воспитанному в нормах XVIII века, когда женщина просто не могла быть активным персонажем. Если активна и деятельна — то только Манон Леско), Черномор.

4. Цельный язык. (В ЕО язык уже не такой)

5. Собственно, героическое фэнтези: поход в неизведанное за благородной целью.

Перечитываю РиЛ (кусками) раз в три-четыре года. Из поэмы реально черпать вдохновение!

Цензура изрядно урезала текст, и получилась простая сказочка. Про храброго богатыря и злого колдуна, «но ясно, что добро победит».

Замысел Пушкина был глубже.

Выкинутые строчки (даже в советских изданиях не печатались — только в виде комментариев; не знаю, как сейчас) всё меняют. Например, вот этот шутливый, шаловливый тон: «Вы помните, что наша дева была одета в эту ночь как наша прабабушка Ева, по обстоятельствам, точь-в-точь!.. Наряд Амура и природы! Как жаль, что вышел он из моды!» Зачем бы это нашему любимому и уважаемому Автору так озорничать? А все просто: есть жанр богатырской поэмы — унылый и убийственно серьезный; хочется разбавить его шуткой, вольностью и тем самым — спародировать....

Это война на литературном фронте. При желании, можно, наверное, установить, на кого именно из критиков Пушкин нацеливал стрелы сарказма (Ю. Лотман об этом много пишет...)

А в наши дни — это можно воспринимать только как романтическую сказку (старый, прекрасный советский фильм — это именно что о Добре против Зла, о чистой любви, дружбе, братстве богатырей — и предательстве (сами-знаете-чьём).

Прежние перипетии писательских войн отгремели; зрителю нужен новый «Руслан» — тот, который интересен ему, а не просвещенному барину 19 в.

И это прекрасно: это значит, что поэма, несмотря, что прошло столько времени — живёт...

Сильная вещь, безусловно. Жаль только, что после просмотра оперы Петра и Модеста Чайковских воспримаешь ее смысл не так, как хотел сам Пушкин. Содержание тогда сводится к истории любви (ревности Ленского, дуэли, встрече Онегина с Татьяной — уже княгиней... и — как финальный аккорд: «А счастье было так возможно...» Но — нет; «я другому отдана, я буду век ему верна»).

При таком восприятии книги остается только голый сюжет. Костяк, на к-рый Александр Сергеевич «нанизал» множестве заботивших его тогда мыслей — о литературе, о политике, и пр. (Онегин, разошедшись с Татьяной, должен был стать одним из декабристов, видимо, загреметь в Сибирь — т.е., это не история любви, это история жизни, в которой любовь — одна (большая, важная, главная, но все же) глава.

А заслуга «Евгения» — совсем не в этой любви к Татьяне (он — эгоист, любит лишь себя; увлёкся ею и попытался доказать, что-де «имеет право». Она — умная дама, она прекрасно понимала, что этого вечного «странника по балам и салонам» манит только то, что недоступно — и сказала: НЕТ. С мужем моим дружите по-прежнему, а я вас видеть не желаю. Чтоб не «троллить», современно говоря, ваше чувствительное сердце своим видом).

Заслуга «Евгения» (я имею в виду роман) — что в типичную, казалось бы, поэму и о-любви-тоже вошла ПРОЗА. Русский реализм. Когда одинаково прекрасны и «...песчаный косогор,

перед избушкой две рябины, калитка, сломанный забор...»

- и «Глаза как небо голубые,

Улыбка, локоны льняные,

Движенье, голос, легкий стан...»

И непоэтическое может на самом деле оказаться глубоко поэтическим! Почему? А потому, что поэзия есть в самой жизни. И всё, что в жизни есть, вниманимя достойно. Например, тот же Гомер (которого во времена Пушкина учить в школе обзан был каждый): у этого Гомера есть эпизод, как великий герой Аякс, погнавшись за врагом, поскользнулся на бычьем навозе (и упал так, что тот попал ему в рот) Соотв., врага не догнал. Читатель смеялся? НЕТ! Это ТРАГЕДИЯ! Великий герой потерпел поражение... а... из-за чего? И сейчас нам, читателям теперешним, будет смешно. А тем, древним — нет. Они знают: «Так нужно было автору».

Так нужно автору; так лучше — книге; так, в конце концов, книга раскрывает нам стороны жизни, «табуированные» от нее до сих пор:

«Поэта

Обыкновенный ждал удел:

Прошли бы юношества лета,

В нем пыл души бы охладел.

...В деревне, счастлив и рогат,

Носил бы стеганый халат

И наконец в свой постеле

Скончался посреди детей,

Плаксивых баб и лекарей»

М.б., и не стало бы всё так. «Быть может, он для славы мира в веках грядущих был рождён» (тот же Пушкин и пишет). Но не упомянуть ОБА варианта его судьбы — нельзя. Если хочешь писать о ЖИЗНИ, а не о дворянско-помещицкой субкультуре.

Пушкин ввёл в русскую поэзию реализм; сочетал его с романтизмом, и вышло нечто третье («пушкинизм»:smile:? Манера, свойственная только ему?)

В прозе то же самое сделал Гоголь; именно поэтому Пушкин — великий поэт, а Гоголь — великий прозаик.

Необыкновенно сильная повесть. Повесть о необычном человеке, который поступился своим принципом и не требовал удовлетворения от своего обидчика, давшего ему пощечину. Такой поступок привел в смятение и недоумение друзей его. Но никто и догадаться не мог, что послужило причиной такому поступку этого человека. До самой развязки читатель остается в неведении. Кульминация так ярко выписана, что представляешь стоящую на коленях молодую женщину и ее бледного растерянного мужа. А возвышается над ними твердый и неумолимый человек.

Повесть, конечно, не дописана. Есть стилистические погрешности, фразы и тп. Но гениальность и великий русский язык Пушкина наличиствуют в каждой строчке. Большая удача (или божья милость?), что этот набросок шедевра сохранился в бумагах Солнца русской поэзии. С одной стороны, с Пушкина сняты все претензии — это черновик, с другой — из этой кладези мысли, чувства, стиля можно черпать и черпать без конца, покуда жива русская культура.

Повесть распадается на два слоя. Социально-политический, ужасы русского крепостного рабства, гнет феодально-монархической системы, всегдашнее наше государственное нестроение. И Пушкин сюжет о ссоре двух помещиков, богатого и бедного, смог расширить до масштабов философско-политического обобщения. Когда читаешь, вспоминаешь слова Пушкина якобы сказанные Гоголю: «Боже, как грустна наша Россия». Поневоле взгрустнешь! Почти двести лет книге, а в родной стране ничего не поменялось, хоть и четыре раза успели сменить друг друга общественно политические формации.

Любовная линия разработана слабее, отрывистее. Характеры Владимира Дубровского и особенно Маши раскрыты недостаточно, от того хромают мотивировки их поступков. Хотя вся эта линия с учителем Дефоржем и постепенным завоеванием им сердца избалованной барышни чудо как хороша. Причем, легендарную фразу «Спокойно, я Дубровский» он сказал вовсе не Маше, а негодяю Спицыну. Но легенда есть легенда)) Любовный сюжет заканчивается обрывисто и скомкано, Пушкин хотел ее продолжить, но судя по оставшимся заметкам и планам, все должно было вылиться в еще более слащавую мелодраму. Поэтому, думаю, он и бросил писать эту историю. Его зрелого гения на пике формы уже интересовали более масштабные сюжеты и истории. И великая книга «Капитанская дочка» доказывает правильность его выбора. Пушкин, впрочем, позже мог вернуться к изложению любви и похождений Владимира Андреевича и Марии Кириловны, но негодяи, засевшие при дворе Николая Палкина, не дали ему такой возможности.

Какой-нибудь Вальтер Скотт, на которого явно ориентировался Пушкин, или Фенимор Купер на эту тему накатали бы 500-страничный роман. Нашему гению хватило и 80 страниц текста, в котором нет ни единого лишнего слова. Не зная законов Голливуда, он хорошо разбирался в массовой культуре. Динамика, вот-это-повороты, буря чувств — имеется все, что нужно простому поедателю попкорна. А глубочайшие мысли и идеи даются бонусом, сверх нормы. При всей скомканности последних страниц Пушкин даже финальную битву умудрился показать! Нет, тут меньше «десятки» ставить рука не поднимется!

П.С. На этой странице почему-то не отмечена позднесоветская экранизация повести с молодым — естественно — Михаилом Ефремовым в роли Дубровского и Владимиром Самойловым в роли Троекурова. Есть даже две версии — киношная и четырехсерийная телевизионная. И существует недавняя модернизированная киноверсия с молодым конечно же — и тогда еще почти не замыленным Данилой Козловским в главной роли.

Очень жаль, что в средней школе проходят «Капитанскую дочку», а не эту вещь — она и гораздо интересней, и гораздо поучительней, мне кажется. Не говоря уж о том, что талант Пушкина, которого наша школа привыкла выставлять таким гением-вертопрахом, которому легко даются стишки про любовь, проявляется с довольно неожиданной стороны — тщательного и вдумчивого историка.

Увы, я лично из школы о восстании Пугачева вынесла только то, что оно было. Возможно, людям, лучше меня знакомым с предметом, Пушкин будет и неинтересен — хотя, как я понимаю, на тот момент, когда он писал, аналогичных работ на русском еще не было, так что он интересен по крайней мере как первый историк этого вопроса. Нельзя, конечно, сравнивать работу Пушкина с классическими трудами по истории с разбором предпосылок, причин и последствий, но у него не было и ни малейшей возможности это сделать — ведь стоило бы начать разбираться в причинах, тут же выявились бы все основные проблемы тогдашнего социального строя, которые ко времени Пушкина совершенно никуда не делись. Но в данном случае, с нашей колокольни, умному достаточно.

Что особенно поражает в истории пугачевского восстания — это замедленная реакция правительства и легкость, с которой войска и жители переходили на сторону Пугачева. Екатерина боится отозвать Суворова из иностранной кампании, чтобы не показать западу, насколько велика в действительности внутренняя проблема — пусть лучше Пугачев повырезает еще пару городов и перевешает еще несколько сот дворян, делов-то. Горе-полководцы, оказавшиеся против Пугачева в начале кампании, обоснованно опасаются, как бы их войска не перешли на сторону противника — что и происходит, особенно с казаками. Более того, «мирное» население, огромное количество бродящего по России всякого сброда и отрепья, охотно бросается к Пугачеву, так что он как Змей Горыныч — вчера его разбили вчистую, а сегодня он уже с новыми силами вчетверо больше прежних. Правда, в его случае закономерность наблюдается: переходят наименее ценные, но наиболее многочисленные слои населения, чернь или, как выражается Пушкин, сволочь. Дворяне переходят разве из трусости, но у Пугачева не хватило еще ума этих перешедших дворян использовать, а не наказывать на потеху своей черни.

Удивительно, еще раз повторюсь, как при таком обилии блестящих полководцев, предводительствовавших в иностранных кампаниях, так долго не находилось приличного человека, который смог бы победить этот сброд — и ведь стоило ему найтись (говорю сначала про Бибикова), как тут же дела пошли на лад. А все эти провинциальные военачальники, особенно комендант Оренбурга, заслуженно охаянный Пушкином в «Капитанской дочке» — просто стыдно. Нам, воспитанным на военной идеологии Второй мировой, просто не понять, как какой-то подчиненный военный может заявить своему начальнику, что он-де в кампании участвовать больше не будет, потому что устал, не хочет и тд. У меня лично перед глазами сразу встает товарищ Сталин и расстрел всей семьи, а с военными, боровшимися с Пугачевым, это происходило сплошь и рядом. Такое чувство, что разорение городов, гибель того же дворянства, взбаламучивание всей страны никого из власть предержащих особо не трогало, и поэтому к действиям Пугачева относились не особо внимательно. Вроде и воевали с ним, но как-то спустя рукава, и каждый участник процесса, за исключением единиц, больше думал о своей не то что шкуре, а о своем удобстве, чем о результате. Все это на фоне блистательного века Екатерины выглядит очень печально, и выводов относительно успехов в борьбе с внешними врагами и провалов во внутренних делах делать не хочется.

Несомненно, лучшее прозаическое произведение Пушкина: хороший, приятный русский язык (а не безликий и шершавый стиль «Дубровского» или «Кирджали»), увлекательное динамичное действие, яркие персонажи (а не примитивные картонные «ходилки», типа Германа из «Пиковой дамы»), в общем, всё для удовольствия читателя.

Интересно, что первоначально положительным персонажем должен был быть Швабрин (Шванвич), но потом Пушкин перерешил и переписал сюжет. Как можно понять, Пушкину пришло в голову, что читатели и читательницы из высшего дворянского общества, для которых была предназначена «Капитанская дочка», не примут героя, который становится на сторону простонародья, восставшего против аристократов. Напротив, такой герой приведёт их в ужас. Потому что одно дело сочувствовать Айвенго из английского романа, и совсем другое — применить приключенческие реалии «восстание народа против обид и несправедливостей» на самих себя.

Поэтому Петруша Гринёв получился «недоделаный». С одной стороны, он вроде бы сочувствует бунтовщикам, с другой стороны, остаётся в лагере карателей и палачей.

Если же чуть внимательней присмотреться к тексту повести, замечаешь грубоватые манипуляции автора. Например, вообще не сообщается, почему башкиры, казаки и крестьяне — то есть, народ — восстали против дворян. Ведь дворяне в повести такие милые! Они никого не обижают, они добрые, справедливые, ласковые ко всем. Только подлый Швабрин вредит чудесному мальчику Петруше и пристаёт к невинной девочке Маше. Ну, вот этот гад и примыкает к бунтовщкам. Да и фамилия у него некрасивая, как у по-настоящему плохого человека, у хороших людей таких фамилий не бывает.

В сущности, повесть о том, что бунтовать против правительства — грешно, а повиноваться властям, напротив, проявление чести и доблести.

Не удивительно, что в СССР и в России детям с раннего возраста навязывают эту повесть — чтобы дети раз и навсегда запомнили: «не дай бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Это очень изящное, ненарочитое вкладывание в русские головы конформизма и покорности. При этом, конечно, причины народного бунта скрыты: ну, бессмысленный он, чё вы допытываетесь-то?

А на самом-то деле Пушкин соврал. Не бывает бессмысленных бунтов, хоть русских, хоть башкирских, хоть казацких. Бунт может быть беспощадным — да. Но никогда — бессмысленным, потому что бунт всегда ответ на притеснения и издевательства со стороны разных «славных старичков» дворянской крови. Каждый бунт — всегда ответные действия ограбленных, униженных и оскорблённых людей. Но Пушкин стоит на стороне притеснителей, поэтому обижается: «А меня-то за что? Я же не просто так мужиков порол, а за дело!»

Ради усилиения мотива необходимости покорности властям Пушкин даже переступил через себя и изобразил ненавидимую им Екатерину Вторую (он реально ненавидел её и называл не иначе как «Тартюф в юбке») как милую добросердечную снисходительную даму, охотно общающуюся с простыми прохожими в парках Петербурга. Пушкин понимал, что сцена встречи Маши Мироновой и Екатерины донельзя фальшива, но ему надо было показать, что власти, они всегда милосердные и справедливые... Не то что грязные вонючие бунтовщики, которым место на виселице. Впрочем, садистские расправы дворян-карателей с бунтовщиками-казаками Пушкин предусмотрительно оставляет за кадром: это могло бы вызвать неуместную жалость читателей к доведённым до отчаяния простолюдинам.

Не надеясь, что старшеклассники прочтут первоисточники, я им просто пересказываю программные произведения. Книгу за книгой. Но сразу предупреждаю, что две, только две вещи не поддаются пересказу в принципе. Это «Горе от ума» и «Евгений Онегин». Кто русский — тот прочтёт, остальным — необязательно.

Прочитывают! После этих двух книг берутся и за третью, и за четвёртую...

А «Онегина» один вундеркинд мне пересказал так: «Он её не любил потому, что был крутой, и полюбил, когда она стала ещё круче!»

Афоризм!

Прекрасная сказка. Жадный поп, глупые чёрти, умный мужик, смешная история, изложенная отличными стихами — вот ингредиенты гениального произведения.

Отдельно радует позиция православных священников, которые уже почти две сотни лет воюют с этим произведением. То кастрированную версию «Сказки о попе» норовят издать, уверяя всех на голубом глазу, что именно оно является оригиналом, то срывают театральную постановку. Подобные примеры лишний раз доказывают, что за прошедшие пару столетий попы ничуть не поумнели.

Итог: произведение из числа «к прочтению обязательно», впрочем как и другие сказки Пушкина.

Молодое поколение в этой повести как-то малоинтересно. Возможно, из-за того что Пушкин построил её по всем канонам тогдашней романтической литературы. Владимир – классический благородный разбойник. Все его поступки прекрасно просчитываются. Маша – такая же благородная девушка, влюблённая в оного разбойника. Её поведение в финале идеально вписывается в этот образ. Вот старшее поколение интереснее.

Дубровский-старший и Троекуров-старший служили вместе. Люди одного примерно возраста, и начинали в одних чинах. Дубровский вышел в отставку поручиком. Троекуров, всего через несколько лет, генерал-аншефом. Четырёхзвёздный генерал. Дослужиться за несколько лет от поручика или капитана до генерал-аншефа – для этого даже в те времена требовались исключительные заслуги и способности. Ушёл в отставку сравнительно молодым, на пике карьеры. И начал самодурствовать. Не мог отвыкнуть от власти над людьми. А поскольку возможностей и дома хватало, то и доставалось всем, и крепостным, и вольным слугам, и чиновникам, и соседям-помещикам. Но, что интересно, никто его стороной не объезжал.

Дубровский дослужился только до поручика. То есть, реализовать себя на службе не смог или просто поленился. Из таких вот поручиков в отставке, недовольных судьбой, и получались обычно самые жуткие крепостники. Поселившись в маленькой деревеньке, стал самодурствовать так же, как Троекуров. Только масштабы помельче. Если он наехал на чужих крепостных, можно представить, как обращался со своими. Смог бы, поиздевался бы и над соседями, только они к нему не заезжали. Незачем. Тот же Троекуров малого масштаба, и даже, пожалуй, пострашнее. Только Троекуров ударился в самодурство из-за утраченных возможностей, а Дубровский – из-за нереализованных. Как угодно, но Троекуров мне даже симпатичнее, если уж выбирать.

В школьное время поэма прошла мимо меня. Уж не знаю почему так случилось. Разумеется, вступление «у Лукоморья дуб зелёный...» знакомо хорошо и наизусть. А вот что там дальше — загадка. Знал, что там есть какая-то великанская голова — но это благодаря телевизору. И вот решил восполнить пробел. Взялся почитать перед сном...

Автор не удивил лёгкостью и напевностью языка — это его фирменный стиль, отличающий Пушкина от других поэтов. Видно, что в «Руслане и Людмиле» автор местами экспериментирует со стилистикой, но и это не нарушает стройность текста. И даже не важно, что автору при написании поэмы было около 20 лет — это лишний раз подчёркивает гениальность поэта.

Больше вопросов к сюжету. Повествование вроде бы и стройное, без значительных ляпов. Но при этом несколько рваное. В некоторых незначительных эпизодах автор растекается мыслию по древу, а отдельным важным моментам уделяет скупые две-три строки. Однако есть просто потрясающие сцены, от которых захватывает дух. Анализировать персонажей и их мотивацию можно, но вряд ли нужно. Это же прежде всего сказка, а в сказке действия следует воспринимать как данность.

Куда интереснее рассматривать мифологические моменты. И здесь наблюдается интересный конгломерат. В исконно былинных моментах отыскиваются отголоски германского эпоса, восточные мотивы. Такая пестрота позволяет говорить о поэме как о прото-фэнтези. Тем более мы имеем эпического героя, несколько историй в истории, батальные сцены и в меру разветвлённый квест.

Впрочем, можно долго говорить о плюсах и минусах «Руслана и Людмилы». А можно взять и прочитать. А потом перечитать. И потом ещё когда-нибудь. Всё же это незаурядное произведение, стоящее особняком даже в сказочном творчестве Пушкина и всей русской литературы.

Да, сюжет вторичен. Это ведь переложение истории о Белоснежке. Но ведь шикарно получилось. Пушкину удалось создать свою «былинно-сказочную» атмосферу. И благодаря этому герои воспринимаются как свои, «исконно русские». В детстве, зная и сказку о Белоснежке, и «Сказку о мёртвой царевне», никогда не проводил между ними параллель схожести, считая их отдельными и самостоятельными произведениями. Собственно, они таковыми и представляются мне до сих пор.

«Сказка о мёртвой царевне», как и другие сказки Александра Сергеевича — одна из самых известных сказок моего детства. Она волшебна и красива. Очень хочется, чтобы детям нынешнего и грядущих поколений её тоже читали. Она стоит того.

«Века уходят неотложно,

Дуэль исчезнет до конца.

И это к лучшему, возможно,

Но, боже мой, как будет сложно,

Призвать к ответу наглеца».

Я перечитываю эту повесть с систематической регулярностью, когда устаю от XXI века. Читая повести подобные этой, невольно задаешься вопросом, неужели в мире жили такие люди? Что же с нами стало и в какой эпохе мы повернули не туда? Теперь женщины упрямы, мужчины капризны, каждый «клыками» стращает. Куда делись честь, достоинство, благородство?

Это восхитительная повесть из школьной программы напоминает нам, что значит быть мужчиной, и что благороднее высушить одну слезу, чем пролить море крови. Будто холодный северный ветер влетевший в открытое окно, со страниц книги в наше время мы можем лицезреть тот давно минувший век, не глазами наших современников, а глазами очевидца той эпохи. Это непередаваемо превосходно. Немногие книги вызывают у меня гордость за свою страну. Это одна из них и спасибо огромное Вам за это, Александр Сергеевич.

Это самое первое произведение в жанре хоррор, прочитанное мною. Было мне лет 10 и где-то в другой книге я нашла упоминание о данном произведении. Стала искать и нашла в самой потрёпанной книге без обложки.

Стала читать и стало мне страшно-страшно. В качестве защитной реакции возник у ребёнка несуразный смех и книгу отобрали. Потом обсудили поступок мужика с родителями, решили, что нехорошо сделал и всё такое.

А сейчас я как-то лучше мужика того понимаю. Проблем бы он огрёб много, предъявив властям утопленника. Правда он не знал, что не сделав этого, получит ещё большую проблему....

Забавнейший пример Пушкинской юношеской безбашенности, за который ему зрелому было стыдно. Полагаю, пример с «Гаврилиадой» — это урок ответственности гения перед потомками. Мне даже жаль, что АС так хорошо его усвоил. Как представлю, сколько скабрезностей так и осталось в узком кругу друзей — даже обидно становится))) По тем немногим дошедшим видна громадная мера таланта, куда там Есенину с его деревенским примитивизмом.

«Гаврилиаду» стоит прочесть хотя бы потому, что это точно Пушкин. Юный, дерзкий, бросающий вызов общепринятой нравственности и Богу — после «Гаврилиады» он в своем творчестве столь вопиющим богохульством не занимался (не будем считать за богохульство вполне себе средневеково-приемлемые идеалы сравнения и служения Прекрасной Даме, эталоном которой является богоматерь). Это единственный дошедший до нас образец.

Онегин, добрый мой приятель...

Так я Евгения Онегина и воспринимаю. Пушкин сделал всё, чтобы его герои стали близкими людям любой эпохи. Они живут трудно, мучаются теми же проблемами, что и мои друзья, пытаются их разрешить, причём иногда глупо и неумело, настолько, что потом самим жизни нет. В общем, всё как у обычных людей.

Евгений Онегин — светский щёголь, представитель золотой молодёжи, воспитанный лентяем, которому любой «труд упорный был тошен», зато познавший науку «страсти нежной», — вдруг понимает, что «жизни мишура» ему наскучила, переселяется в деревню. Поначалу свежий воздух, пейзажи, забота об имении развлекали повесу, но потом и это наскучило. Вот эта вечная скука, хандра, сплин делали Онегина таким привлекательным для меня, когда я училась в 9 классе. Я досконально помню, что украшало кабинет философа в осьмнадцать лет, я помню, что он ел, какие смотрел спектакли, какие читал книги. Я вижу будто наяву «и лорда Байрона портрет, и столбик с куклою чугунной», и книги, в которых Евгений пытался найти ответы на мучившие его вопросы, и романы, заменявшие всё Татьяне. Помню его письмо к Татьяне, и мне хочется верить, что он любит по-настоящему.

Да, я помню и об остальных персонажах, и к каждому из них отношусь особо: Татьяну понимаю, она тихая, гордая, глубокая натура, и очень красивая, как оказалось потом; Ленского мне жаль — он неотмирный какой-то, нежизнеспособный, тенор, так сказать, невозможный в настоящей жизни; Ольгу — да не осуждаю даже, обычная девушка, каких тысячи, слишком заурядная, чтобы страдать по-настоящему. А ещё Зарецкий, Дмитрий Ларин, мать Татьяны и Ольги...

Я очень долго не могла понять, почему Пушкин бросил своих героев, как он мог так поступить с ними, которым дал жизнь, но не дал счастья? А потом поняла: они вырвались из-под его власти: «Представьте, что учудила моя Татьяна, — взяла да и вышла замуж!» — писал он. И сам был в недоумении. Вырвались и стали просто жить. А в жизни хеппи эндов не бывает.

Вот и обожаю этот роман, полный деталей, написанный лёгким, летящим языком, заставляющий понимать простые и сложные вещи, а меня ещё заставивший листать энциклопедии и комментарии, чтобы узнать о тех именах и явлениях, о которых я до прочтения этой книги понятия не имела! Так и открывала я мир XIX века, училась отличать его от других. «Энциклопедия русской жизни» — навязло на зубах, но ведь правда!

Так легко и так трагично, как может быть только в жизни.

Я, вспоминая школьную программу — это произведение всегда приводил, как пример хорошей литературы, очень подходящей для подросткового возраста, в котором мы её все читали. И вот спустя 20 лет я решился перечитать эту повесть (или очень короткий роман).

Шутка про зачисление сержантом в Семёновский полк, была действительно не шуткой, а правдой жизни. Именно так, дворяне получали более высокие чины. Но отец Пети Гринёва решает, что сын должен увидеть жизнь и посылает его не в Петербург, а в Оренбург.

Повествование идёт весьма динамично, локации быстро сменяются и вот мы уже в Белогорской крепости, где тот самый капитан и его жена, и их дочка. Тут же, в угоду драматизму и соперник появляется, который поначалу кажется другом — поручик Швабрин.

Интересно показан образ самого Пугачёва, антагонист, в отличие от многих других классических произведений — обладает скорее некой серой моралью, он не зло воплоти. Он придерживается некоторых принципов и понятий и верит в какие-то свои идеалы.

Но честно сказать, длина повести не позволяет раскрыть истории до конца. Непонятно, кто такой Швабрин, почему он снова ничего не сказал о Маше, хотя мог приплести её к делу?

Но быть может — эта краткость и есть причина массовой популярности романа? Он даёт читателю вершину айсберга оставляет его подводную часть на откуп читателю.

Кстати, на Фикбуке полным-полно всяких фанфиков по Капитанской дочке!

Не бойтесь перечитывать!

Отнести эту миниатюру Пушкина к реалистическому жанру можно с большой натяжкой. И если уж это реализм, то реализм магический. Дело в том, что называющий себя неаполитанским художником (вводя таким образом Чарского в заблуждение) итальянец оказывается до такой степени гениальным поэтом-импровизатором, что мысль о магической подоплёке его мастерства приходит в голову самым естественным образом. В реальности такая способность была бы настоящим Божьим Даром, иначе пришлось бы предположить, что его носитель сам имеет божественное происхождение. Возможно, талант импровизатора не единственный талант этого человека (не говоря уже о том, что он импровизирует, аккомпанируя себе на гитаре, и к этому я ещё вернусь). На такую мысль наводит тот факт, что Чарский лично убеждается в волшебной способности итальянца только на другой день после того, как договаривается о месте его выступления и уже завербовав на него «половину Петербурга»*. Итальянец определённо ВНУШАЕТ доверие. Колоритная внешность его напомнила мне итальянского художника Сальватора Розу, каким он изобразил себя на лондонском автопортрете 1645 года. Его легко представить с бородой (у импровизатора густая борода), т. к. на картине под подбородком художника положена густая чёрная тень от его длинных волос. Остаётся только мысленно одеть Розу во фрак и вот вам готовый герой Пушкина.

Главная тема этого произведения — взаимоотношения поэта и толпы — то, к чему Поэт возвращался неоднократно. Пушкин с замечательным грустноватым юмором (о последующем юмористическом уклоне предупреждает читателя эпиграф) описывает поведение Чарского, которому так надоели «приветствия, запросы, альбомы и мальчишки», что он «употреблял всевозможные старания, чтобы сгладить с себя несносное прозвище» — стихотворец. Когда Пушкин сообщает, что в разговорах Чарский касался только самых пошлых тем и никогда — литературы, а кабинет его был убран, как дамская спальня, где «ничто не напоминало писателя», юмор начинает напоминать издёвку, и, похоже, Пушкин смеётся здесь не только над собой. Ну и, конечно, тема, предложенная Чарским импровизатору для испытания, та самая, вышеупомянутая — «поэт сам избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением.» После чего следует первая импровизация, одно из лучших стихотворений Пушкина во всём его поэтическом наследии. Напоследок (во второй главе), ещё немного поиздевавшись над несчастным итальянцем и над собой (для Пушкина тема прибылей и гонораров была вынужденно и неприятно близкой), Поэт расстаётся с итальянцем до состоявшегося вскоре его творческого вечера, на котором он ещё раз демонстрирует свой необыкновенный талант.

В заключение отмечу две любопытные детали. Итальянцу для начала декламации необходимо небольшое музыкальное вступление (увертюра), поэтому оркестр в третьей главе играет увертюру к «Танкреду» Россини (видимо, важно, чтобы звучала итальянская музыка). Но, когда он начинает говорить, музыка умолкает. Очевидно, что гитара и оркестр ему нужны лишь для прихода божественного озарения (что-то вроде схождения благодатного огня в Иерусалиме), при котором всё, что он теперь скажет, приходит ему в голову сразу и целиком. Но тут у Пушкина очевидное противоречие, т. к. в конце второй главы итальянец «обнаружил такую дикую жадность, такую простодушную любовь к прибыли, что он опротивел Чарскому...», а такой человек скорее удавится, чем допустит делёж гонорара с целой кучей музыкантов.** Противоречие это очень существенное, в связи с ним вспоминается завещание Шекспира, совершенно не вяжущееся с образом автора сонетов и пьес.

А другая деталь — это наличие в Петербурге первой половины 19 века значительного количества любителей поэзии, знающих французский, но не знающих итальянский язык. Чарский (так думает и сам Пушкин) уверяет итальянца, что если его и не поймут (даже точно, что не поймут), то это не беда, «главное, чтоб вы были в моде». Очень верно замечено, так всегда было и так всегда будет.

*) В аннотации допущена далеко не пустячная ошибка.

**) Видел ли Пушкин это противоречие? Не знаю, что говорили по этому поводу пушкиноведы. А что-нибудь да есть на эту тему, ведь, кажется, к настоящему времени в наследии Поэта не осталось ни одной не исследованной буквы. Осмелюсь высказать своё мнение. Уверен, что видел, — один из умнейших людей России как-никак. И он наверняка нередко сам испытывал подобные эмоции, но достоинство старинного дворянского рода не допускало такого падения (выражения этих эмоций вслух). Его импровизатор человек простой, поэтому Пушкин здесь смог выговориться по полной, намекнув тем самым на бури, происходившие в собственной голове.

«Повести Белкина» очень просты по форме, лаконичны — ни одного лишнего слова, ни одного ненужного эпизода. Именно в рамках той программы, которую Пушкин набросал для себя в «Евгении Онегине»: «...перескажу простые речи отца иль дяди-старика...» Не случайно же в большинстве случаев главные герои — люди совершенно незаметные, может быть, провинциальные барышни, или несчастный станционный смотритель, или гробовщик. Их истории разноплановы по стилистике, тут и романтическое повествование о страшной мести («Выстрел»), и сентименталистские любовные эпизоды («Метель», «Барышня-крестьянка»), и готика («Гробовщик»). Но каждый раз автор демонстративно отказывается следовать сложившимся канонам. Смысл мести Сильвио именно в том, что он не выстрелил. Дочь Самсона Вырина — не традиционная невинная жертва обольстителя и в финале не в пруд кидается, как карамзинская Лиза, а живет со своим гусаром в ладу и мире. Замогильные гости гробовщика — забавно, а не страшно. Если искать общий стержень всех пяти повестей, то им будет, наверное, авторская ирония. Легкий иронический намек, который внезапно снимает серьезность ситуации и возвращает нас с небес на землю. Вот как в «Метели» в самый патетический момент объяснения героиня замечает, что ее поклонник заговорил цитатами из «Новой Элоизы». И еще немного — идиллия, вроде маленького домика Вырина с бальзаминами на окнах.

Старая добрая классика..

Онегин, надобно сказать — удивительная личность. Давно нагулявшийся мальчик, которому все надоело, и как выход — заточение в деревне, уединение и покой. Я думаю, Евгений был просто не готов к тому, что его полюбят. Он приехал за отдыхом и покоем, ведь после разгульной жизни он понял, что спокойствие жизненно необходимо. А тут Татьяна со своей влюбленностью. И,знаете, Евгений же ведь оставил Татьяну и не воспользовался ею не только потому, что хотел показаться благородным, но и потому, что ему надоели маленькие юные девственницы (да простит меня Татьяна!). А потом он опять соскучился по приключениям и (оппаньки!) он встречает Татьяну...

Сама Татьяна мне очень даже симпатична. Она холодна, и этим привлекает больше, чем Ольга. Мне больше всего понравилась любовь Татьяны. Ведь она не стала кричать всему свету 'я люблю его'; не стала замыкаться на неудаче; несмотря на свой характер, нашла достойного любящего мужа; занялась собой. Она превратилась в настоящую девушку-королевну.

А вот Ленский мне нравится больше, чем Евгений. Наверно, это потому, что он менее искушен. Огорчает то, что Владимир погиб из-за Евгения. А точнее — потому что Онегину было скучно... Но, правда, надо отдать должное Пушкину — тут он показывает натоящего Евгения, его настоящие чувства.

Но, надо сказать, несмотря на характеристику главного персонажа, произведение 'Евгений Онегин' одно из тех произведений, которое я буду перечитывать, когда стану взрослой.

Браво, Александр Сергеевич!

Гениально! Со столь блестяще изложенным презрением представителя старого аристократического рода по отношению к «новым» дворянам мне сталкиваться не доводилось.

Могу только догадываться что чувствовали аристократы из «новой знати», которых столь ядовито высмеял Пушкин, читая это стихотворение. Ведь в нём Александр Сергеевич наступил сразу на множество больных мозолей. Тут тебе и низкое происхождение Меньшикова (а равно многих других «птенцов гнезда Петрова»), тут тебе и Разумовский (а так же многие другие, получившие славу и богатство через постель той или иной императрицы). Жалко я не знаю, кого имел в виду Пушкин под словами «И не был беглым он солдатом австрийских пудреных дружин», но подозреваю, что пример был не менее смачным.

А в противовес богатству «выскочек» Поэт противопоставляет неубиваемые козыри: древность рода (основатель рода ещё Александру Невскому служил), его заслуги перед Отечеством (тут тебе и славная служба Рюриковичам и участие в ополчении Минина и Пожарского), верность своих предков правящему монарху (Петру III). При этом Пушкин постоянно подчёркивает, что гордясь своим родом, он не испытывает зависти своим более успешным современникам. Тем самым он изрядно ослабляет самый надёжный довод своих оппонентов: «Да он нам просто завидует!»

Конечно, испытывающий вечную нехватку денег, Пушкин не мог не завидовать более богатым аристократам и не испытывать досаду на превратности судьбы, которая привела его род к изрядному оскудению. Всё это он чувствовал, иначе бы не появилось это стихотворение. Однако оно написано столь гениально, что читая эти строки начинаешь верить Поэту от первого до последнего слова.

Стихотворение не может испортить даже ненужный (на мой взгляд) постскриптум, в котором он отвечает тем, кто вспоминает о частичке африканской крови текущей в его жилах. Считаю его лишним, ибо с точки зрения такой древней и славной родословной это всего лишь пикантная мелочь, не стоящая упоминания.

Классическая сказка, международный сюжет. То что общеиндоевропейский, это точно, насчет остальных сказать не могу.

Но привычность и простота далеко не означают примитивности. В детстве детали проскальзывают мимо, дальше начинаешь думать. Умные дети, впрочем, замечают раньше.

Посмотрим, когда рыбка отказалась помогать в разных сказках: в индийской она не пожелала сделать старика всей земли магараджей, у братьев Гримм — не стала делать старуху богом. А у Пушкина старуха пожелала, чтобы «рыбка сама ей служила». И посягать на свою свободу чародейка не позволила. А что до этого старуха слуг била, так это, видимо, ее не волновало.

И еще — в сказках на этот сюжет старик становится богачом и даже царем. А здесь — ничего ему хорошего не получить. Может, только в избе успел пожить, а так ему от старухиных капризов стало только хуже. То есть второго шанса в этой сказке нет — старик сказал: «Твоего мне откупа не надо», значит, он никакого откупа с рыбки не имеет.

А между тем ему согласно патриархальной морали следовало бы не слушаться старухи, а совсем наоборот — ей бы его слушать. Но он становится у старухи на побегушках, и все идет сначала хорошо, потом очень плохо. Если подумать — это похоже на наши желания, которые без контроля разума превращаются в хотелки. Правда, обычно последствия становятся ясны далеко не сразу. Рыбка объясняет все быстрее и нагляднее.

А еще возникает маленькая простая мысль — если бы старуха ничего не попросила и не потребовала, не расплатилась ли бы рыбка больше и щедрее в благодарность за милосердие и бескорыстие старика?

Довольно странная новелла об отложенной мести, написанная в подражание Просперу Мериме. Впрочем, некоторые считают, что Пушкин позаимствовал часть сюжета из сенсационной драмы Виктора Гюго «Эрнани», которая нашумела как раз накануне написания «Выстрела» и где одного из главных героев, сурового мстителя, как раз зовут де Сильва. Если это так, то Пушкин ничем не рисковал — «Эрнани» была запрещена в России, так что нарочитое совпадение мотивов и имён выглядит «подмигиванием для своих друзей-элитариев с допуском к запрещённой литературе».

Интересно здесь только то, что симпатию вызывает лишь добродушный простак-рассказчик, а Сильвио и граф, его «жертва», в общем, антипатичны. Сильвио явный психопат, зациклившийся на идее «отомстить», а его оппонент — самодовольный наглец.

Вообще-то, если бы Пушкин чуть лучше разбирался в искусстве сюжетостроения, он воспользовался бы случаем, представленным композицией новеллы, и рассказ графа о дуэли не совпадал бы с рассказом Сильвио. Тогда мы не знали бы, кто лжёт — Сильвио или граф — и это придало бы истории дополнительную глубину.

Друзья Людмилы и Руслана, с героем моего романа...

Думается, что школьный курс литературы должен был бы если не напрочь убить любовь к чтению русской классической литературы, то как минимум просто отвратить от чтения того, что было «пройдено» в школьные годы чудесные. По крайней мере, в среде читающих бытует стойкое мнение и, возможно, даже убеждение в этом. Однако же вот тот самый конкретный пример, который ничего не доказывает и не опровергает, однако входит в статистику — многие произведения из школьной программы мною с удовольствием периодически перечитываются, а некоторые программные авторы и просто стали любимыми (Н. Гоголь, Л. Толстой, А. Чехов…).

С послеокончания школы это, наверное, уже третье, а может и четвёртое перечитывание пушкинского романа в стихах. И каждый раз находятся новые нотки и открываются дополнительные оттенки как в смыслах пушкинских строк, так и в красотах пушкинского поэтического языка. И с глубоким чувством узнавания читаешь наново то, что когда-то давно старательно учили наизусть или просто зачитывали на уроках по ролям. Но и с не меньшим чувством проникновения в пушкинские строки читаешь те строфы, которые в твоей со школьных времён хранимой книжке никак и никем (а по ней учились в школе и все твои трое ребят, и тоже оставили свои карандашные пометки и ремарки на полях) не отмечены и не помечены — от того, что классическая школьная литературная педагогика не отнесла эти строфы к каким-то особым и значимым, они не перестали быть таковыми. И радуют твою читательскую душу не менее, чем донельзя знакомые и любимые строчки письма Татьяны к Онегину или строфы о русской зиме, или поэтический рассказ о сне Татьяны в святочные дни и ночи.

В общем, в очередной, третий или четвёртый раз получил истинное наслаждение от чтения одного из самых программных и школьнопроходимых произведений классической русской литературы. И в очередной раз убедился, что Пушкин — наше всё!

В эпоху Пушкина, особенно молодого Пушкина, потоком шли героические трагедии. Александр Сергеевич, вернее, ещё Александр создал героическую комедию. Потрясающе лёгкую, весёлую, увлекательную. Не хотелось ему писать трагедии. На протяжении всей поэмы он иронизирует над бытовавшими в его время представлениями о Древней Руси. Принимает их и в то же время посмеивается. Временами проглядывает явная пародия на литературные труды современников. Правда, определить, на кого эта пародия, смогут в большинстве случаев только специалисты. При этом в своём веселье А. С. очень тонко соблюдает необходимую грань, ни разу не опускаясь до пошлого стёба.

Это всё бросается в глаза при первом прочтении. Вернее, при первом прочтении во взрослом возрасте. А когда содержание знаешь, покоряют стихи. Заставляют забывать обо всём. Запоминаются целыми страницами без малейшего к этому усилия. Конечно, когда задают в школе, толку мало, а когда читаешь для себя, то и запоминается само собой. Да, именно в эти годы и создавался новый русский язык, именно в эти годы десятками появлялись новые поэты, каждый из которых был бы заметен в любую эпоху. Но всё-таки не найти до 1820 ни одной поэмы, которую по чисто литературным достоинствам можно было бы поставить рядом с «Русланом и Людмилой». А пройдёт всего три года, и под тем же пером начнут рождаться строки «Евгения Онегина».

Ну, надо же, на самом интересном месте! Вот оно, это жуткое чувство, когда вы добираетесь до последних написанных строк. Это как «Конец ознакомительного фрагмента», только ни за какие шиши вы не сможете ознакомиться с полным текстом. И ведь даже ничего не смогла найти о дальнейшей сюжетной задумке. Хотя, конечно, можно ознакомиться с биографией Ибрагима и кое-что предположить, так что вряд ли сюжет был бы схож с версией фильма Митты.

Ну, а по прочитанному... Удивительно, как быстро перестраиваешься на этот несколько устаревший язык (больше всего спотыкалась на слове «нечаянный» в значении «неожиданный»), как легко и приятно читается этот красивый текст, сколько здесь подмечено деталей русского быта того времени, особенностей перехода с чисто русской на немецкую (т.е. чужеродную) культуру, как одни недовольны этим, как другие ратуют за это, и как в основном все живут в какой-то смеси культур. У меня даже сложилось впечатление, что после приезда Ибрагима из Франции в Россию поменялся стиль изложения. Во всяком случае текст не просто словами, а даже духом, каким-то ощущением передает смену страны. Вот это просто здорово. Я вообще очень люблю прозу Пушкина (с поэзией у меня отношения гораздо сложнее, но у Пушкина и поэзия для меня частенько хороша). Вот умеет он легко и просто писать об очень серьезных вещах. Жаль, очень жаль, что не закончена эта повесть.

Блестящая сатира на жадных, беспринципных людей в общем и священнослужителях в частности. Как настоящюю хорошую сказку, ее могут с удовольствием читать и взрослые и дети.

Актуальность сатиры в наши дни доказывают попытки переиздавать «Сказ о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде» переделку произведения, способную пройти церковную цензуру времен Николая 1.

Удивительно короткая, но трагичная пьеса, вышедшая из пор пера великого поэта. Поразительно, как всего лишь пару страниц произведения Пушкина навсегда сформировали у общества мнение, что Сальери — отравитель и убийца гениального композитора и музыканта Вольфганга Амадея Моцарта. А ведь эта гипотеза всего лишь догадка поэта и не имеет подтверждения. По крайней мере, я пока не встретила неопровержимых доказательств причастности Сальери к гибели Моцарта. Это я к тому, что героев пьесы и реальных исторических лиц все же следует разграничивать и ниже пойдёт речь именно о тех образах композиторов, какими их увидел Пушкин.

«О, небо! Где ж правота, когда священный дар, Когда бессмертный гений — не в награду Любви горящей, самоотверженья, Трудов, усердия, молений послан?»

Главный персонаж здесь Сальери — ученик и последователь известного австрийского композитора Глюка. И поэтому справедливее бы было назвать пьесу все же «Сальери и Моцарт», а не наоборот. Главная проблема Сальери — он живёт музыкой, с усердием и кропотливостью изучает принципы композиции, но все написанное им является результатом тяжкого, упорного и долгого труда. Каждая написанная партитура даётся ему потом и кровью. И какого же его разочарование, когда наконец-то он становится признанным музыкантом, а при дворе появляется Моцарт. Моцарт, без труда сочиняющий по несколько музыкальных вещей в день. Моцарт, виртуозно играющий на всех инструментах, входящих в оркестр. Моцарт, который творит, творит, творит и никогда не останавливается. Ведь музыка рождается в его голове, он её постоянно слышит и тут же делится новыми чудными композициями с миром. И какие это композиции! Насколько же они красивы, возвышенны! Сальери не может осознать и понять того, как музыкант может творить так просто, легко, даже легкомысленно. Ему не понять гениальность соперника, потому как сам он её лишен.

«Что пользы, если Моцарт будет жив И новой высоты ещё достигнет? Подымет ли он тем искусство? Нет; Оно падет опять, как он исчезнет: Наследника нам не оставит он.»

И тогда он решается на страшное преступление, оправдывая себя тем, что спасает всех музыкантов, которые творили до и после Моцарта. Ведь ни один не может с ним сравниться и все на его фоне становятся блеклыми и не выразительными. Более того, он мнит, что если соперник исчезнет, то его собственная музыка снова обретет былую славу. Ведь пока творит Моцарт, все взгляды прикованы лишь к нему.

«Гений и злодейство — Две вещи несовместимые. Не правда ль?»

Если вы задавались таким вопросом, то вот вам и ответ! Моцарт, искренний, открытый, добрый, великодушный и благородный. И Сальери, завидующий, подверженный страстям, таящий злобу. Моцарт, считающий Сальери другом, и Сальери, подсыпающий в протянутый ему с доверием бокал смертельный яд.

«Ты заснешь Надолго, Моцарт! Но ужель он прав, И я не гений? Гений и злодейство Две вещи несовместимые.»

Итого: Мне пьеса очень понравилась, хотя есть у меня и небольшая претензия — она слишком коротка и в ней как по мне не хватает сильного и трагичного финала. Лично я бы хотела увидеть ещё финальную сцену с умирающим композитором, играющим во всю мощь Реквием, и Чёрного человека у изголовья кровати отравленного. Но какова ирония судьбы! Мог ли подумать Сальери, задумывающий свою «высшую справедливость», что даже это ни на шаг не приблизит его к гениальности Моцарта? Моцарт умер и музыка умерла вместе с ним.

Первое впечатление от этой книги я получил в школе. Я посчитал Татьяну совершенством. И знаете почему? Смешно сказать. Потому, что она не дала Онегину.

А дело-то совсем в другом! В том, что она хотела, чтобы Онегин ее всю жизнь любил! И прекрасно понимала, что эта любовь быстро улетучится, если его страсть будет удоволетворена. Она будет низведена на уровень пошлой женщины и он решит свою проблему за ее счет. Она хотела честных и достойных отношений с любимым человеком, но он ее отверг. А теперь честные и достойные отношения невозможны. Возможно только удовлетворение его похоти за счет несчастья других людей. Которые, между прочим, ни в чем не виноваты.

В этом нет никакого героизма, в отличие от того, что обычно думают. Зато тут присутствует УМ. Это прекрасный образ праведницы, которая любит, но думает головой, а не другим местом. Оттого и любовь ее ценна. Это не разврат и не рукоделье от безделья.

По сути, это роман о противоборстве мужской и женской любви. Женщина одерживает убедительную победу, а вместе с ней — Добродетель, Порядочность и Здравый Смысл.

Если вы внимательно читали, то не могли не заметить, что Татьяна отказывает не ради социального статуса или удовлетворения тщеславия; она не торжествует, а горюет, страдает. Потому что ей не удалось соединиться в союзе с любимым человеком.

Но виноват в этом Онегин. Он повел свою линию. Повел по-мужски, и вот к чему это привело! А счастье было так возможно, так близко! И теперь Татьяна не хочет окончательно втоптать в грязь чувства их обоих. Ведет линию по-женски, чтобы сохранить чистоту и высоту своей любви. Это самое естественное поведение умной женщины.

А мужчине нужно смирение перед фактом, что ему никогда не понять женщину, незачем ее подавлять, а нужно ей довериться. Самое трудное тут — найти такую.

Вот это действительно повесть: спокойный, повествовательный стиль, никаких тебе ахов и взвизгов, никакой трагедии на пустом месте. Неторопливый рассказчик ведёт беседу, и читатель видит этого рассказчика, о котором практически ничего не сказано, но с которым мы давно и хорошо знакомы. Слушая Ивана Петровича Белкина, читатель переживает за его героев, тоже ведь хороших людей, но знает, что дело обойдётся без ненужных злодейств, так или иначе, трудности разрешатся самым человеческим образом. В русской литературе нет ничего спокойней и чище.

А какая концовка, вы только вчитайтесь! Она уничтожает уже готовую мелодраму, оставляя одну жизнь. Так просто и чисто дано писать только величайшему гению.

Поэмы Пушкина в целом можно, наверное, выделить в отдельное поэтическое явление, так же как последовавшие за ними поэмы Лермонтова или, скажем, «большие стихотворения» И. Бродского. Поэмы весьма разнятся по объему, стихотворному размеру, глубине художественных образов, не говоря уже о сюжете. Здесь и монументальная историческая «Полтава», и шутливый «Домик в Коломне», и философский «Медный всадник». Но все они представляются элементами единого творческого замысла, и всех их объединяет неповторимая и выразительная легкость, блеск пушкинского стиха. В. Вересаев сравнивая как-то вскользь стихи русских поэтов заметил, что любое стихотворение Пушкина можно легко опознать, потому что оно кажется созданным мгновенно – автор словно бы не работал над ним, не трудился. Г. Гессе писал о Пушкине: «Его язык, неисчерпаемо музыкальный для каждого, владеющего русским, едва ли намного труднее для перевода, чем язык Гоголя или Достоевского, однако ценность и волшебство пушкинского творчества, обоснованы русским языком более глубоко и прочно, чем у любого другого русского автора».

Всё это в полной мере касается «Руслана и Людмилы», заключающей в себе одновременно былинный, сказочный, элегический, и даже шутливо-эротический стили. Впрочем, последний был существенно сглажен самим Пушкиным во втором издании поэмы. А вот присутствующий в ней подтекст литературной борьбы против «реакционного романтизма», по-видимому, мало интересен нашим современникам. Трудно выразить читательский восторг, возникающий с каждым новым прочтением (прослушиванием) этой необыкновенной вещи. Удивительный эффект создает органическое соединение в поэме исторических и сказочных реалий. Здесь одновременно существуют и основатель русского государства князь Владимир (пусть и в поэтическом образе) и гротескный злой волшебник Черномор, и вполне исторически возможный набег печенегов на Киев и живая голова великана. Кстати говоря, само имя «Черномор» содержит в себе мнемонический намёк на сплав реальности и сказки. Ведь волшебники живут только в сказках, а Черное море, как известно, вполне реально. Хотя, конечно, более вероятно, что Черномором могли назвать злого человека, способного заморить других до смерти.

Конечно, в «Руслане и Людмиле» отсутствует подлинный драматизм, свойственный реалистическим произведениям Пушкина. Но не будем забывать, что это всё-таки сказка, насыщенная драматическими и даже трагическими описаниями, полная роскошного вымысла и фантастических картин. Одна из выразительнейших сцен поэмы – приезд Руслана на поле минувшей битвы. Сумрак, печаль, запустение этого скорбного места переданы с восхитительным мастерством. Да, поэма написана живым русским языком, хотя в ней часто встречаются слова чисто поэтического лексикона – «витязь», «град», «глава». Но иногда можно встретить и гораздо менее привычные нам «брашна» и «стогны» — слова (славянизмы), весьма характерные уже для «Илиады» в переводе Н. Гнедича той же литературной эпохи. Такие мелкие детали («штришки») искусно подчеркивают, на мой взгляд, древность, эпическую торжественность описываемых (даже сказочных!) событий. В. Набоков высказывал мнение, что в «Руслане и Людмиле» гораздо больше западноевропейских и скандинавских, чем собственно русских корней. Но мне всё-таки кажется, что именно строка из посвящения к поэме «Там русской дух... там Русью пахнет!» во многом определяет неугасимый читательский интерес к этому шедевру русской литературы.

Личность Александра Сергеевича связана со многими мифами, легендами, байками и анекдотами. Но реальность, как это часто и бывает, оказывается занятнее всяких выдумок.

Вот, например, учишься ты в элитном учебном заведении (расположенном, между прочим, рядом с загородной резиденцией государя-императора). Жизнь тиха и размерена: друзья-одноклассники, зануды-учителя, тоскливая учебная программа и полуказарменный быт. И вдруг, рядом с местом где ты живёшь, происходят убийства! Одно, другое, третье, четвёртое, пятое! Под стенами императорского дворца людей режут как курей! Вот где эмоции, вот где страсть, вот где жизнь! Есть где разгуляться страхам и воображению. Что характерно – всё это присказка, потому что потом случается главная сенсация, ибо убийцу всё же ловят…

Константин Сазонов, о котором упоминается в коротком стихотворении, служил в Лицее, а в свободное от работы время занимался грабежами. За два года своего преступного промысла в Царском Селе он совершил 8 или 9 разбоев и как минимум 6 или 7 убийств. Что ещё интереснее – Сазонов был не просто абстрактным «слугой», которого Пушкин мог толком и не знать, он был дядькой, т.е. человеком, который непосредственно прислуживал лицеистам и был им хорошо знаком. Недаром в своём стихотворении поэт пишет, о том, что завтра непременно пойдёт в храм и поставит свечку в благодарность Богу за то, что оставил в живых. Не каждый день выясняется, что человек, который чистил твои сапоги, является особо опасным преступником, которого разыскивают за убийство множества людей.

Пушкин и серийный убийца – вот какая история стоит за этой эпиграммой на врача Лицея! Какой роман мог бы написать сам Александр Сергеевич! О Лицее, о своих одноклассниках, о Царском Селе – в общем о всём том, что составляло его отрочество. И какова же моя досада на великого поэта, что сам Пушкин посвятил этим событиям всего пять строчек! Увы и ах, но Наше Всё по каким-то причинам (скорее всего – цензурным) предпочёл об этой истории ничего не писать. Так что нам осталась только скупая информация энциклопедий да исторические фантазии на тему этих событий вроде романа Д. Миропольского «18-14» и одноимённого фильма. Фильм, по большому счёту, не так уж и плох, но ведь очевидно, что «не так всё было, совсем не так» (с)

Итог: само по себе стихотворение не представляет собой ничего интересного, но история, которая стоит за этой эпиграммой, поразительна.

Лишний раз убеждаюсь в том, что став взрослым очень полезно перечитывать знакомые по школьной программе произведения. Например, «Евгений Онегин»: Евгений, Татьяна, Ленский, дуэль – всё это помнится прекрасно, а значит неинтересно. А вот масса авторских отступлений (без которых роман был бы раза в два меньше по объёму) дарит уйму впечатлений и даёт пищу для размышлений. Например, задаётся человек вопросами: «А правильно ли я живу?», «В чём смысл жизни?», «Надо ли мне что-то поменять в своей судьбе?» Способов найти на них ответы много, один из них – открыть восьмую главу «Евгения Онегина» и прочитать вот эти строчки:

Разве в тринадцать лет обратишь внимание на такую прелесть? А в тридцать – читаешь, сравниваешь со своей биографией, делаешь выводы. Счастлив тот человек, у которого жизнь совпала с этими четырнадцатью строчками. И таких моментов, которых просто не замечаешь, когда читаешь роман в подростковом возрасте масса. Собственно возникает впечатление, что история главный героев для автора – не более чем повод поговорить о реалиях дворянской жизни в первой половине XIX века.

Очень, очень, очень жаль, что Пушкин погиб так рано. Интересно о чём и как он написал, если бы дожил до старости?

Из этой главы мне особо запомнилось краткое, но ёмкое и яркое описание дорожных тягостей путешественников XIX века. Читая строки понимаешь, что нынешние проблемы, которые возникают во время путешествия по нашей Родине являются сущими пустяками с тем, чем сталкивались ещё каких-то двести лет назад даже обеспеченные люди при рядовой поездке из одного города в другой.

Кроме того придаёт оптимизма тот факт, что в своих стихах Пушкин упоминает некие «философические таблицы», которые якобы предсказывали, что через пятьсот лет российские дороги станут идеальными. Поэту оставалось только потешаться над этими предсказаниями, а вот нам стоит задуматься. Ведь как ни крути, а за два века ситуация с русскими дорогами сильно изменилась и изменилась в лучшую сторону. Кто не согласен – советую перечитать строфы XXXIII и XXXIV этой главы, Александр Сергеевич там описал всё очень красноречиво. И вот что получается: прошла почти половина пятивекового срока и можно с уверенностью сказать, что предсказания безымянных футурологов XIX столетия постепенно сбываются! И если не мы сами и не дети с внуками, то хотя бы отдалённые потомки наши смогут насладиться идеальными дорогами. Осталось подождать каких-то двести пятьдесят – триста лет.

Это замечательное стихотворение окунет вас в волшебную атмосферу детских сказок и настроит на умиротворяющий лад, идеальный для того чтобы взять на себя роль сказочного кота, усадить детишек вокруг себя и поведать очередную волшебную историю с красочной книгой на руках... Как пролог этот стих подойдет к практически любой сказке, подобно тому как сам является прологом к поэме «Руслан и Людмила»

Вещь, доведённая до блеска, как всегда у Пушкина. Но форма в данном случае полностью заслоняется содержанием. Уже почти 200 лет все обсуждают только содержание. Спорят, восхищаются, злятся, примеряют на сегодняшний день, на своё собственное мироощущение. Но для адекватного обсуждения надо видеть события тех лет так, как они виделись современникам Пушкина.

Итак, во Франции в июле 1830 случилась очередная революция. К власти пришли левые либералы — Лаффит, Лафайет, Ламарк и другие. Люди по-настоящему благородные и порядочные, но достаточно упёртые. В числе первых шагов они занялись пропагандой войны с Россией, Австрией и Пруссией на предмет освобождения всех европейских народов. В более широких кругах муссировался лозунг реванша за 1812, хотя об этом старались говорить потише. Лозунги эти зазвучали ещё до польского восстания, а оно придало им новую силу. Польша же до 1830 была, по сути, полунезависимым государством в личной унии с Россией. В ноябре 1830 поляки изгнали русские войска и тут же повели войну за присоединение Белоруссии и Правобережной Украины до Чёрного моря. Так что формально война 1830-1831 была для России оборонительной, хотя понять можно обе стороны.

Ну и как к этому могли отнестись в России? Речь шла теперь не только о подчинении Польши, но уже и о защите русских земель. В том, что эти земли русские, тогда не сомневался ни один человек. Плюс известия о казнях русских в Польше, в том числе офицерских жён. Плюс опять же воспоминания о войне 1812. Казалось, история повторяется. Вполне естественно, что почти всё русское общество, включая либералов, западников, недавних друзей декабристов, сплотилось вокруг весьма деспотичного режима Николая I. Вот в такой обстановке и родились «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина».

Кончилось меньшей кровью, чем все опасались. Выяснилось, что во Франции почти нет желающих лично идти на войну с тиранами. Навоевались. В Петербурге, Вене и Берлине тоже не хотели большой войны. Пострадали, как всегда, поляки. Ну, это было понятно с самого начала.