Думается, это, одно из первых больших произведений Константина Паустовского, удалось автору далеко не в полной мере. Что, в общем-то, и не мудрено — слишком многое, порой малосовместимое, требовалось ему включить в это произведение. Здесь и практически документальные материалы об освоении природных богатств Кара-Бугаза (увы, уже не нашего :( ), и картины широкой индустриализации Советской России, и зарисовки о пробуждении отсталых народов нашей многонациональной страны, и исторические и познавательные материалы. И обо всём этом надо было написать так, чтобы читателю было интересно.

Как раз вот это, последнее, получилось у Паустовского далеко не везде. Если первая треть произведения с её историческим экскурсом действительно очень интересна и читается с большим удовольствием, то о последующих главах, повествующих о современном (начало 30-х годов прошлого столетия) освоении богатств Кара-Бугаза, такого не скажешь: слишком уж откровенно очеркистски-газетным выглядит здесь текст. Конечно и здесь можно найти и любопытную информацию, и интересные эпизоды, но это уже не везде и не всегда.

Тем не менее как документ, написанный современником той интереснейшей эпохи, повесть заслуживает всяческого внимания — кроме общей картины и атмосферы того героического времени в ней ещё и много просто любопытного и малоизвестного.

Прочитал все шесть книг , самые сильные конечно «Беспокойная юность» и «Начало неведомого века» , первая и четвёртая послабее а пятая и шестая уже по сути беллетристика .

Всё хорошо , НО когда стали искать информацию о биографии Паустовского понял , что умершая медсестра -это его НЕ умершая первая жена , уехавшая навсегда Полька -это его вторая жена ( естественно не уехавшая навсегда ) , слепая сестра которая прожила после смерти матери неделю — на самом деле прожила полтора года ( автор наверное просто был не в курсе !!) и братья его погибли не в один день .........и т.п.

Всё это увы оставило осадок разочарования в «автобиографическом романе» (

Поэзия прозы

«Далеко на Оке все гудел в тумане буксир, а перед самым рассветом, как только засерело небо, потянули над нами перелетные станицы журавлей. Гайдар долго слушал переливчатый журавлиный звон и сказал:

— Да! Чудесно так жить!»

Его коричневый двухтомник без картинок стоял в книжном шкафу и желания познакомиться ближе не вызывал. До тех пор пока где-то в детской книжке не наткнулась на рассказы Паустовского о собаках. Хохотала до слез, и это была любовь на всю жизнь. После читала вслух своим племянникам, еще потом детям, никто не остался равнодушен. Но то было много позже, а тогда, лет в девять, обнадеженную первым знакомством, читательский голод погнал меня к тем коричневым книгам — вдруг там тоже про Травку и такое же смешное? Там оказалось грустное и чудесное, «Корзина еловых шишек» про композитора Грига, и «Золотая роза», про бедного уборщика ювелирных мастерских, который десятилетиями собирал золотые пылинки, чтобы сделать золотую розу для любимой девушки, а когда цветок был готов, узнал, что та уехала в Америку и след ее затерялся, да так и умер с горя.

Все это было трогательно и красиво, но слишком печально для девочки, которая хотела про собак и чтоб смешно. Больше не читала, хотя заочно и заранее полюбила не только Грига, но и «Пер Гюнта» Ибсена. И запомнила, что проза может быть такой необыкновенной, поэтичной, хотя, конечно, тогда так для себя не формулировала, и вообще не имела представления об инверсиях, аллитерациях и ритмически организованной прозе. Просто Паустовский стал быть в моем пространстве. Потому, когда через много лет прочла историю о Марлен Дитрих, преклонившей перед ним, уже смертельно больным стариком, колени в знак восхищения — как-то и не удивилась, он того стоил.

А когда ноябрьским квестом «Долгой прогулки» стала книга Константина Георгиевича, я выбрала Восьмой том Собрания сочинений с литературными портретами. Классно же, о любимых писателях: Уайльд, Диккенс, Эдгар По, Андерсен, Гайдар, Бабель, Грин — от мастера слова. Сказать, что была разочарована — не сказать ничего. От начала пережила культурный шок со знаком «минус». Сусально вызолоченные патреты, приведенные в соответствие с требованиями марксистско-ленинской науки. Едва ли не каждый — борец за дело народное, любимый простыми людьми и ненавидимый капиталистами, которые одни повинны были в его страданиях.

Что за фигня? — так и хотелось сказать, пока не поняла, что он делает. Под прикрытием своего авторитета, принарядив в кумач, протаскивает контрабандой к советскому читателю тех, кому мораль и цензура не позволили бы существовать в этом пространстве. Вы увидьте, услышьте, прочитайте, а дальше, буде возникнет интерес, найдете правдивые непричесанные биографии этих людей. Как можно говорить открыто о гомосексуализме Уайльда, алкоголизме и наркомании По, психическом заболевании Гайдара, странных вывертах Грина — обо всём, о чем он, конечно, знал, но в некоторых условиях половинка или даже четвертинка правды, которые дадут автору возможность прийти к читателю, предпочтительнее полной правды, стирающей его.

Особенно показательно это с Мариной Цветаевой, для того, чтобы говорить о ней, полузапретной, КГ заводит разговор о каррерском мраморе, который отменно спасает от жары, переводит на мраморную облицовку Музея изящных искусств, затем на его основателя, Ивана Владимировича Цветаева, и только после, замылив цензорский глаз, позволяет себе заговорить об опальной поэтессе. Что ж, времена не выбирают, в них живут и умирают. Паустовский прожил прекрасную долгую жизнь, хотя бы и не советского барина, как у Алексея Толстого, но не сгинул в жерновах репрессивной машины, имел возможность жить достойно и безбедно, подальше от властей, в захолустной Тарусе, был выездным и поездил даже по недостижимым для советского человека капстранам. И это при том, что в партию не вступал, ни разу не написал ничего хвалебного о Сталине, заступался за Солженицына и Синявского с Даниэлем.

Вторую и большую часть составляют очерки и путевые заметки. Против ожидания, по минимому восхваляющие рабочий класс и клеймящие капиталистов, а то и не делающие этого вовсе. Довольно остро о Тарусе и советской бесхозяйственности, обрекающей городок на прозябание. Интересные путевые заметки о поездках по Союзу и особенно — за рубеж. Меня покорил рассказ об Англии, там совсем ничего идеологически выверенного, но такой мощный рассказ о Дюнкеркской операции, про которую мы (я имею в виду не военных историков, а широкую публику в России) узнали лет восемь назад, когда вышел фильм. И много-много о любимых английских писателях.

Паустовский уникален этим своим умением насытить высокой поэтикой презренную прозу жизни. Сейчас многие молодые авторы пишут не менее красиво, образно, метафорично, но стоит помнить, что это стояние на плечах гигантов, один из которых он.

АВТОРА! — кричали одни. АВТОРУ — аплодировали другие

Так получилось, что этот автобиографический цикл я читаю почти в совершенном бессистемье. Начал с книги пятой, потом последовали первая и вторая повести, а тут вдруг почему-то шестая (на самом деле просто подвернулась аудиоверсия и потому не удержался от соблазна).

События этой книги охватывают период жизни Паустовского с 1923 года и по тридцатые, хотя ситуативно упоминаются и какие-то более поздние моменты. И вот слушаешь эту повесть, в которой Паустовский рассказывает о некоторых своих приятелях и коллегах по писательскому цеху тех лет, и понимаешь что помимо известных весьма много имён тебе незнакомо — то ли в силу малой моей образованности, то ли и в самом деле эти авторы ушли в беспамятье читающего люда. И поневоле переносишься в наше актуальное сейчас и также думаешь, что многие имена тех, чьи книги сейчас красуются на полках книжных магазинов и пополняют списки ЛитРес, точно также уйдут в безвременье. Оставив после себя только слабый отпечаток.

Конечно, при чтении Паустовского осознаёшь две важные вещи, которые делают чтение его произведений привлекательным. И на первом месте стоит его совершенно отточенный, филигранный русский литературный язык. А на второе место я бы поставил его талант наблюдения за людьми и ситуациями в том мире, в котором он живёт, и способность талантливо и ярко передать те картины мира, о которых он пишет. Причём зачастую это не именно картины мира как описания внешнего, а и внутренний его голос, голос его мыслей и чувств.

Надо ли говорить, что непременно вернусь к чтению повестей этой шестиэтажной «Повести о жизни», и конечно постараюсь восстановить хронологический порядок. Впрочем, там уже и напутать-то трудно, остались книга третья и четвёртая.

С недавнего времени открыл для себя мемуарную литературу и, что удивительно, оказывается, мемуары мемуарам рознь. Что я имею в виду? Поясню: есть дневники такого рода, что автор писал их, скажем так, только для себя: фиксировал мысли, переживал, мучился, стараясь сохранить, запечатлеть время и бытие для себя, возможно, и не рассчитывая что кто-то когда-то прочтет их и поймет написанное. Своего рода феноменологический акт интроспекции, переоткрытия самого себя. Особенно интересны такие дневники, в которых мы обнаруживаем противоречивую, не плоскую однозначную личность. К таким мемуарам я отношу, например, «Мартиролог» Тарковского (действительно, не вяжется с одной стороны Автор, Творец, каким был Андрей Арсеньевич и его переживания по поводу недостроенной дачи и вечной нехватки денег) или дневники Георгия Буркова, в которых приоткрывается для нас сложная и во-многом трагическая фигура (за образом пьяненького советского непутевого мужичка, каким он был на экране, скрывается личность рефлексирующая, остро переживающая несовершенство мира). Другой тип мемуаров – рассказ о себя для читателя, что, к сожалению, таит в себе опасность ненайденной автором смелости раскрыться, вывернуть себя наизнанку, поделиться глубоко личным, тревожащим самого себя. В этом случае автор так и остается «на сцене», в образе, в маске. Такая, своего рода, «Малая земля» Брежнева. В этом отношении я воспринимаю «Повесть о жизни» не как личный дневник, а скорее, как автобиографическое художественное произведение.

Собственно говоря, для этого есть и формальные поводы, например, автор опускает в книге весьма значимые эпизоды из собственной жизни – женитьбу, рождение сына, знакомство и отношения со второй женой (герой его мемуаров в эти годы переживает первую влюбленность, нежные, романтические чувства). Биографы, уверен, найдут множество иных иносказаний, умалчиваний и т.п. Но это и не важно. Константин Георгиевич обращается к нам, читателям, делится своими размышлениями, и нам не стоит воспринимать повествование как личный дневник. Это, конечно, может разочаровать читателя. Но в остальном – книга великолепна. Если рассматривать ее именно с художественной точки зрения, то мы увидим и замечательный русский язык, и богатый сюжет, и интересные наблюдения. Действительно, книга охватывает лишь первую треть жизни героя, но чего в ней только не было – и жизнь, и смерть, и тяжелый труд, и война, и путешествия, и лишения…То ли это свойство определенного типа людей вбирать от жизни столь многое, то ли это признак времени, порождать на сломе эпох многие события, но я, оглядываясь на свою жизнь (которая в сравнении со многими, подавляющим большинством из моего окружения, не такая уж и простая, «обыденная»), вынужден признать ее размеренность, однобокость что ли.

Книгу читал целиком и сразу и, наверное, не стоило этого делать, так как тест все же немаленький и в какой то момент (скажем так, третья четверть книги) стало немного скучно. Дело еще и в том, что эта часть книги посвящена первым годам советской власти и югу страны: Одессе, Кавказу, а во мне почему-то вызывают отторжение и эта эпоха (даже из курса истории, ну никак не структурируется у меня это время), и южно-русский, одесский (ох уж этот бесконечный назойливый одесский юморок), кавказский (гостеприимный прям настолько, что «щас зарэжу») колорит. Так что эта часть для меня мимо. А вот первая половина книги: прощание с отцом, учеба в Киеве, работа кондуктором, служба санитаром, и завершающая ее часть, открытие Мещеры, красоты русской природы, встреча с миром – травой, воздухом, ветром, водами реки, пением птиц, – вот это для меня стало по-настоящему ценным и прекрасным. Обязательно посещу эту самую Мещеру, хочу погулять по ней один, в тишине, ранней осенью.

Никого не оставят равнодушным страницы, где мы вместе с героем хороним отца, ухаживаем за раненными солдатами в санитарном поезде, наблюдаем за медленным старением матери и прогрессирующей слепотой сестры, пытаемся спасти от пневмонии замерзающего в поезде беспризорника. А еще здесь есть странная и страшная история ночи в гостинице, подобная истории известной как «арзамасский ужас» Толстого. Таинственный номер в гостинице, недобрые предчувствия, ночь, сорок минут четвертого, нечто, вторгающееся в привычную жизнь словно из ниоткуда. Не буду раскрывать всего, прочитайте сами и этот фрагмент, и историю Толстого, – это того безусловно стоит. И если для Толстого этот опыт стал поворотным в жизни, той самой экзистенциальной пограничной ситуацией, перевернувшей его привычную жизнь, то Паустовский объяснил происходящее через участие милиции, рационально, но, все же, как мне показалось, сам он, в глубине души чувствует мистическую, бессознательно-злую сущность случившегося с ним.

В общем, подводя итог, всем нам суждено не просто существовать в этом мире, но как-то осмыслить, понять жизнь. И в этом отношении полезно обращаться к опыту осмысления других, тем более так тонко чувствующих и много повидавших людей как Константин Георгиевич Паустовский. Поэтому, обязательно читать, наблюдать, стараться понять. Жить – одним словом.

Короткая встреча длиною в жизнь

Небольшая драматическая человеческая история, вместившаяся в один рассказ. А вот смысловых слоёв несколько.

Тут вам и первая, но настоящая, на года любовь.

Тут вам и чистота отношений, и святость отношения к этому чувству.

И тут же человеческий и одновременно служебный подвиг молодого лесника, страстно борющегося за сохранение природы в первозданном виде, защищающего леса от хищнического и захватнического их использования и вполне вероятного уничтожения.

И тут же и пример, и урок человеческой взаимопомощи.

В общем, всё как у Паустовского — умно, тонко, душевно, жизненно.

Небольшой роман, который Паустовский писал много лет. Многие описываемые события так или иначе пересекается с «Повестью о жизни», но в «Романтиках», наверное, больше художественного вымысла.

Очень грубо книгу можно разделить на две неравные части: до 1914 года и военное время. Субъективно, к первой, довоенной части название — Романтики — очень хорошо подходит. Полубогемная жизнь героев в Крыму и Москве, муки любви и творчества, беззаботное наслаждение жизнью «здесь и сейчас». Паустовский пишет очень поэтично, находя красоту в самых обыденных вещах и событиях. А потом начинается война. Тоска, кровь и грязь. И вчерашние романтики посреди всего этого.

После «Повести о жизни» часть интриги «Романтиков» теряется, многие события в книге угадываются заранее. Однако читать книгу, по крайней мере «мирную» часть — сплошное удовольствие. Ну конечно при том условии, что вы — романтик.

Объёмный художественно-автобиографический цикл, охватывающий временной диапазон от начала 20 века, до 30-х годов. Вначале объём несколько пугает, но сразу же втягиваешься в чтение и даже немного жаль, что повествование обрывается на начале 30-х годов. Хотя, разумеется, понятно, что начинались времена, мягко говоря, неоднозначные с точки зрения советской историографии и дальнейшее (тридцатые годы и войну) пришлось бы описывать с оглядкой на цензора, чего, как мне кажется, Паустовскому совершенно не хотелось.

Читая книгу, периодически приходится напоминать себе, что она всё же художественная. С одной стороны, всё описано очень ярко, веришь всем событиям и реальности персонажей. С другой стороны, ознакомление с биографией автора показывает, что вымысел существует, как минимум относительно упоминаемых в романе женщин: Паустовский предстаёт перед читателем одиноким рыцарем печального образа, в реальности же он как минимум половину описываемого времени был женат. Списывать это на лукавство, как мне кажется, не стоит, Константин Георгиевич моделирует реальность, передавая в первую очередь свои ощущения и эмоции. При этом дух эпохи и своё отношение к окружающему автор передаёт отлично и старается быть честным. Беззаботное начало века, Первая мировая, революция, гражданская война, голод и разруха — через все события автор идёт, не теряя оптимизма и оставаясь человеком.

Очень хорошая, живая и эмоциональная книга.

Для многих Паустовский относится к категории писателей «второго эшелона» и известен прежде всего рассказами о природе для детей. И сам я когда-то примерно такого мнения был о нём. Но, перечитав как раз те самые незабываемые рассказы («Кот-ворюга», «Сивый мерин», «Резиновая лодка», «Барсучий нос» и т.д..), которые с детства, что называется, вплавились в кровь и плоть, я и ощутил желание полнее ознакомиться с творчеством Паустовского.

Наверное, такая не слишком большая популярность Паустовского обусловлена тем, что он, с одной стороны, не был воспевателем советского строя, а с другой стороны не был и оппозиционером. Поэтому сторонники и той и другой идеи не включали его в число «своих» авторов. Но о таланте Паустовского говорит хотя бы тот факт, что он не единожды номинировался на Нобелевскую премию по литературе. Но и без того каждый может убедиться в таланте Константина Георгиевича, если познакомится с его творчеством.

«Повесть о жизни» — это автобиографическая эпопея, состоящая из шести больших повестей, каждая глава которых представляет собой как бы отдельный рассказ.

В повести «Далёкие годы» автор рассказывает о своём дореволюционном детстве и отрочестве, в том числе и об учёбе в гимназии. Это интересный взгляд очевидца на ту Россию, которую мы потеряли (или от которой мы избавились, смотря как относиться к тому времени), и которая сейчас видится совершенно иным миром.

«Беспокойная юность» — тяжёлое произведение об ужасах Первой мировой войны.

«Начало неведомого века» рассказывает о первых годах Революции, гражданской войне, о трагедиях и хаосе этого смутного времени. Паустовский был с народом и принял новую власть большевиков, но между строк можно заметить сожаления автора о том, что множество судеб оказалось разрушено происходящими изменениями.

В повести «Время больших ожиданий» — жизнь автора в Одессе сразу после гражданской войны, когда порядок ещё не был восстановлен и всюду царило запустение и голод. Но Одесса есть Одесса, и когда автор рассказывает об этом городе даже его стиль несколько меняется, заражаясь одесским остроумием.

В повести «Бросок на юг» автор знакомит нас с красотой и экзотикой юга — Сухумом, Батумом и Тифлисом.

И наконец повесть «Книга скитаний» рассказывает о том периоде жизни Паустовского, когда он живёт в Москве, но постоянно посещает с командировками самые разные регионы нашей страны. Вернее было бы назвать это не скитаниями, а путешествиями.

Никогда я особенно событиями того времени не интересовался, но в изложении Паустовского они оказываются зримыми и захватывающими. Причина — в личности самого автора.

Главное, что можно вынести из этой книги — в любых условиях, будь то война, революция, голод, скитания, угроза смерти — можно остаться не просто человеком, но вечным романтиком, видеть прекрасные стороны жизни, красоту природы, мечтать, путешествовать, вдохновенно работать и творить. Поэтому «Повесть о жизни» и в наши, тоже смутные, дни остаётся как никогда актуальной.

Отдельного внимания заслуживают люди, с которыми Константин Георгиевич дружил, был знаком или которых просто видел мимолётно. Это целый калейдоскоп образов, начиная от Николая Второго и Ленина, заканчивая автором песни «Гоните рублики, купите бублики», известными писателями и самыми простыми людьми всех слоёв общества.

У большинства из нас (у меня так точно) жизнь и на сотую долю не такая насыщенная, какой она была у Паустовского, но благодаря этой книге мы можем мысленно прожить часть такой прекрасной (местами трагической, местами счастливой) жизни и увидеть мир глазами талантливого Писателя.

P. S. Добавлю, что эта книга, несмотря на всю свою открытость — не документальное, а именно художественное произведение, поэтому некоторые моменты изображены не совсем так, как они выглядели в реальности, а так, как их видел автор. Например, автор совсем не упоминает о том, что в период действия книги был женат. Его жёны выступают лишь в качестве прототипов героинь книги. Но целью автора, как мне кажется, и не было рассказать о фактах своей жизни. В этой книге он показывает читателям ту эпоху и тот мир, который его окружал, и тот путь, который он прошёл к намеченной для себя цели — стать писателем.

И вновь, в который уже раз, поражает умение Паустовского писать интересно о самых простых и обыденных вещах. Что такое «Северная повесть» — всего-навсего три небольших эпизода из жизни нашей страны, разделённых по времени десятками лет. Причём только первая часть этого «триптиха» имеет ярко выраженную интригу. Вторая — это только несколько проходных эпизодов, подготавливающих читателя к восприятию третьей, заключительной части. Ну а третья — это скорее эмоциональная картинка, не чуждая в финале некоторой театральности.

Весь бы этот довольно простенький текст никакого особого интереса не представлял бы, если бы не мастерство автора. Он сумел написать его настолько интересно, настолько красиво, что вся вещь читается буквально на одном дыхании. Ну и, как всегда, у Паустовского на высоте строки, посвящённые описаниям природы и эмоционального состояния героев повести.

Перед нами никоим образом не рассказ, а скорее очерк. Написан он прекрасным языком, отличающим Константина Георгиевича Паустовского, но напрочь лишён сюжета, необходимого для рассказа. К тому же, к очерку оказаны искусственно приписаны отрывки воспоминаний о пребывании автора за границей во Форанции на мельнице Альфонса Доде и на Коросике, родине Наполеона. Зачем эти вставки — непонятно, разве что для того, чтобы сказать, мол, у нас круче. Не знаю, мне кажется, текст недостоин автора.

Роман погружает, словно проживаешь свою жизнь. Вы ассоциируете себя с автором. Проходите все этапы взросления от детства до зрелых лет. Удивительные почти неуловимые эмоции пробуждает эта книга. Будоражит сокровенные чувства. И вместе с тем, она несет бесценные воспоминания человека жившего в «начале неведомого века, во время больших ожиданий». А время действительно было неведомым , страшным. Поэтичным языком Паустовский описывает череду исторических событий. Душераздирающие картины Первой Мировой войны, гражданской войны , разбоя и неустроенности. Страх неведомого в глазах людей. И все же книга трогательная, ностальгическая, поэтичная, проносящая сквозь годы и события. Книга о том, что в мире всегда есть место прекрасному. Книга о жизни неисправимого романтика.

«Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» С. Есенин

Милый рассказик. Звучит очень по человечески. Если вам приходилось осенью приносить из пустоши годовалую ёлочку или берёзку и высаживать её неподалёку от дома, там, где по вашим расчётам через двадцать лет поднимется молодое дерево, то вы поймёте рассказ и будете радоваться каждой строчке. Но есть в рассказе отголосок почти забытой тяжёлой истории. Как раз в эту пору Т,Д,Лысенко выдвинул свою теорию о межвидовой дружбе, той самой, из-за которой сбросила листья принесённая в тепло берёзка. Казалось бы, дурной околонаучный анекдот, но год написания рассказа 1940. Уже расстрелян Кольцов, арестован Вавилов. Дурной анекдотец превращается в чудовище.

Спасибо Константину Паустовскому, что он не стал заострять внимание на политической составляющей его рассказа, и мы можем читать его с полным удовольствием.

Рассказ написан в 1937 году. Командующий летит принимать Черноморский флот перед началом манёвров. Кто это может быть и почему к началу манёвров он ещё не на флоте? Командующий флотом Иван Кожанов в августе 1937 года расстрелян. Значит, ему на смену летит Смирнов-Светловский. Самолёт совершает вынужденную посадку, затем берёт на борт подозрительного пассажира и подвозит его почти по пути (двести вёрст — не крюк). Неужели кто-то поверит,что такие изгибы маршрута останутся неизвестными компетентным органам? В результате Смирнов-Светловский в том же 1937 году арестован. Правда, расстрелян он лишь в 1940 году. Но строкой некролога звучит последняя фраза повествование: «Командарм опоздал на два часа».

А теперь представим, что рассказ читает молодой человек, ничего не слыхавший о 37 годе. Но и тут есть чему ужаснуться. Вот цитаты:

- Где мы сели? — спросил командарм.

- Это Полесье, — ответил лётчик. — В ста километрах отсюда — город Чернобль.

- А вы уверены, что это город?

- Что-то вроде, — пробормотал лётчик и смутился.

Я тоже смутился, дочитав до этого места. А потом появляется слепой старик, который идёт от Припяти до Чернобля, до Киева, а сил хватит, то и до моря. Жутью пробирает от таких предсказаний. Страшно подумать, какими глазами будут читать этот рассказ наши правнуки.

Осени не нужен сюжет, она самодостаточна. И не нужен сюжет этому прекрасному тексту. Назвали очерком, пусть будет очерк. Правда жизни звучит в каждой строке, неслышно, как осенний лист отделяется от ветки. А вот строка, адресованная нам сегодняшним: «Всё, брат, береги, а то будешь землёй швыряться и дошвыряешься до погибели».

Прекрасный рассказ.Прежде я его не читал, а сейчас прочёл с огромным удовольствием. Хочется заметить, что хотя беглый чёрт добыл окуня, но далось это ему с большим трудом, а по-настоящему кормиться он пришёл к рыбацкому костру, а это значит, что в дикой природе он бы не выжил, и возвращение в хозяйские руки спасло его. Добрая концовка добавляет рассказу лишний балл.

Помню, что не ждал от этой книги много. А в итоге — прочёл одну из самых интересных книг о творчестве вообще и литературном мастерстве в частности. Особенно запомнилась история про старенького писателя-мэтра, который всегда очень мучительно писал новые рассказы и потому почти никогда их не правил. Однажды он принёс новый рассказ в газету, где тогда работал молодой Паустовский. Редакция не знала что делать: рассказ оказался сырым и читался очень тяжело, но и отказывать заслуженному автору они не хотели.

Не любил читать описания лесной природы, особенно, в школьные годы. Приморские пейзажи, а я родился и вырос на Чёрном море, можно воспринять, потому что они перед глазами, и ты ощущаешь шум и запах моря, степных просторов, видишь высокое небо и слышишь крики чаек. Книги с такими картинами читались легко и с интересом, опять же это о природе. Недавно побывав в Солотче, понял как был неправ. Шагая лесными просеками, погружаешься в умиротворение от созерцания уверенных в себе раскидистых дубов, стройных и недоступных в вышине сосен, рассматриваешь с детским интересом деловитую работу муравьёв (муравейники встречаются через каждые 50 метров), удивляешься морю ландышей, которые никто не рвёт, и заменяют собой обычную траву. И невольно вспоминаешь Паустовского. Здесь нежно хранят его память: есть тропы, названные его именем и имеющими различную протяженность, в доме-музее Пожалостина можно увидеть его рабочий кабинет, заглянуть в баню, которую он снимал у дочери знаменитого гравёра. Описанная узкоколейная железная дорога здесь представлена небольшим памятником в виде 2-метрового фрагмента полотна с водруженной на него ручной дрезиной, здесь же цитата из повести. Всё это вы найдете в этом прекрасном произведении, но ещё больше впечатлений получите от посещения этого места и снова перечитайте эту уютную повесть певца Мещерского края.

Своего рода шедевр маленького рассказа. Как и многие рассказы Паустовского тех тет. Он не пытается научить чему-то, сформировать позицию. Он просто лечит душу. И ведь создавался во времена большого террора, который действительно задел многих, и многими поддерживался. А это рассказ вне времени. Рассказ о вечном. О том, что существует всегда, при любом строе, и при любом порядке останется. Ничему не поддаваясь, ничего не отрицая, ни старого, ни нового. Рассказ о том, что любовь к Родине, большой или малой, не имеет никакого отношения к ненависти. О том, что надо просто остановиться ненадолго, успокоиться, проникнуться. И всё станет на место.

Есть книги-семечки. Они не несут пользы. Коротая вечер, вы их прочтете и забудете название завтра же. Есть книги-таблетки. Их польза бесспорна. Но действия не хватит надолго. И вскоре вы потянетесь за новой инъекцией.

Есть же книги-вакцины. После них жизнь не будет прежней. Подобное прочтение 一 точка невозврата. Этот вирус останется в вас навсегда. Таким вирусом для меня стала “Повесть о жизни” Паустовского.

Со школьных времен во мне жил стереотип: “Паустовский 一 это что-то нудное о березках”. Но какая-то сила потянула меня к яркому трехтомнику. Я открыл первую страницу и… Не уверен, есть ли любовь с первого взгляда, но теперь я точно знаю, что существует любовь с первых строк.

Три недели запоя. Ни одна книга не лечила мои душевные раны так ласково. При этом ни над одной книгой в жизни мне не приходилось так горько плакать. Вместе с автором я выстрадал его историю и прожил с ним целую жизнь. И мне досадно думать, что эта прекрасная жизнь кончилась. Хочется верить, что Константин Георгиевич и сейчас, вздыхая полной грудью, с прищуром идет по горячему песку дикого пляжа 一 там, куда он может перенести читателя всего несколькими строками своего безупречного слога.

Во времена войны всех против всех безнадежный романтик напомнил нам, для чего мы рождены. В мире мрака, зла и пошлости он запечатлел красоту души, величие природы и торжество доброты. При этом, ведя рассказ от первого лица, автор скромно оставил себя на втором плане, предоставив главную роль эпохе и удивительным людям, с которыми его сводила судьба.

Увязнув в этой беседе тет-а-тет, я осознал, почему повествователь стал мне так близок и симпатичен. Всю жизнь, независимо от тех, кто его окружал, в душе он был безмерно одинок. Порой кажется, что он отправил мне этой книгой личное послание. Что я переверну последнюю страницу, а там выведено красивым почерком: “Для Виталия!”.

И все же в этом автобиографическом романе найдется место для каждого. Если вам дорога литература, несущая свет, то по прочтении ваше сердце обречено на вирус с названием “Повесть о жизни”.

Прочитав эту повесть ещё раз убеждаешься в том, что главное для книги — это отнюдь не сюжетные перепетии, а то, кем она написана, насколько умел, умён и талантлив её автор. Задача, которую поставил себе Паустовский, создавая эту повесть, проста и сложна одновременно — показать читателю, насколько бесценна природа средней полосы России, насколько она щедра и прекрасна, насколько она необходима для нашей жизни. И постараться убедить его по меньшей мере беречь природу, а то и поучаствовать в её восстановлении.

Вот, вроде бы, ничего особенного, за такую книгу и браться-то не очень хочется. Но Паустовский есть Паустовский: он написал эту повесть так, что от неё трудно оторваться. И это при том, что сюжет произведения очень прост и незатейлив. Просто Константин Георгиевич умеет писать так, что читая написанное им, получаешь огромное удовольствие. Ну а что касается страниц, посвящённых природе и общению с ней человека — здесь ему вообще нет равных. Пожалуй, никто не может как он передать те ощущения радости, восторга, счастья, которые испытывает человек, увидев что-то прекрасное: блеснувшие на солнце росинки в траве, солнечные блики на воде, лунную дорожку, солнце и тень в сосновом бору....

Очень тронул меня этот рассказ. Так сильно захотелось увидеть маму. Именно такие произведения делают нас добрее, человечнее. Вот именно это и есть один из главных критериев в искусстве, как мне кажется.

Старые дома, особенно те, в которых остаются вещи предыдущих жильцов, всегда притягивают к себе внимание. И дело не в том, что там можно чем-нибудь поживиться, а просто найти какую-нибудь старинную вещицу и прикоснуться к тому времени, когда она была создана. Дух дома живёт как раз за счёт всех этих предметов и обстановки.

Один из таких домов и стал главным героем ностальгического рассказа Константина Паустовского. Только человек с писательским даром мог так подробно описать, каким же всё-таки живым и красивым может быть старый дом, в который люди приезжают лишь время от времени.

Главными жильцами являются различные животные, которые обитают в доме: кривоногая такса Фунтик и противостоящий ей кот Степан; голенастый петух и худая чёрная курица, похожая на флюгер; лягушка и мыши... Поначалу я думал, что рассказ о животных, но дом у Паустовского настолько живой, что мне показалось, будто он сейчас сам будет рассказывать о себе.

Ближе к финалу главной героиней становится найденная ребятами, среди которых и сам автор, музыкальная шкатулка таинственного мастера Гальвестона. Её загадка заняла значительную часть произведения.

Атмосфера воспоминаний, живые описания и талант рассказчика, делают рассказ настоящим, непридуманным и самое главное — очень красочным. Желание посетить этот дом и познакомиться с его жильцами во мне очень сильно, а значит рассказ стоит перечитать ещё не один раз, чтобы погружаться в более простую жизнь — жизнь ребёнка, для которого всё, что его окружает становится живым и достойным упоминания.

Не верю! Уж если кот ворюга, а мне встречались подобные коты, то он будет воровать, сколько его ни корми. Это же смысл и цель его жизни! Украденное всегда вкуснее законно полученного. Героям рассказа попался какой-то нетипичный кошак.

Конечно это не сказка и не рассказ, а научно-художественный очерк в чистом виде. Как известно, все жанры хороши, было бы написано хорошо. Паустовский плохо не писал, но у этого произведения есть один минус, в котором автор не виновен, но от которого не избавиться. Дело в том, что никакого тепла стебли кипрея не выделяют, и воду сберегают как и любое растение, уменьшающее испарения влаги с почвы. И, если навтыкать вокруг годовалых сосенок срезанные ветки ивы, они точно также будут предохранять саженцы от вымерзания. Откуда же взялось дикое представление, будто бы кипрей согревает своих соседей?

Дело в том, что очерк написан в 1953 году, через шесть лет после печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ, на которой состоялся разгром советской биологической школы. В 1953 году бал правил Трофим Денисович Лысенко с его бредовыми теориями. Среди прочих измышлений Лысенко выдвинул в противовес теории естественного отбора теорию межвидовой дружбы. Основывался он на том, что порой собаки выкармливают котят, а старые деревья в лесу не только затеняют молодую поросль, но и предохраняют её от ураганов.

Паустовский, когда писал очерк об иван-чае, исходил из теории межвидовой дружбы. В результате юные читатели верят, будто кипрей способен кого-то согреть. Ошибка несомненная, но писатель в ней не виновен. Время было такое.

Замечательный и реалистически верный рассказ. Барсуки очень любопытны. Его не напугает ни костёр, ни неспешные движения людей, у костра сидящих. Однажды на мелиорации мне довелось вычищать от песка бетонный лоток, и любопытный барсук пришёл поглядеть, что это шаркает по дну канала. Дурашка не удержался на склоне и скатился мне прямо под лопату. А ведь я мог испугаться и стукнуть его. По счастью, я сумел сдержать руку. Мы разошлись миром, и нам обоим есть, что вспоминать. В том числе, каждый раз, когда я перечитываю рассказ Паустовского, я вспоминаю своего любознательного барсука.

Рассказ красивый и образный, но содержащий в себе абсолютно нереалистичный момент. Рыбаки жарят картошку, на вкусный запах приходит барсук и люди замирают на полчаса, чтобы любопытное животное высунулось из кустов и подошло к костру. Но простите, не пройдёт и десяти минут и шкворчащая на сковородке картошка превратится в угольки! В восемь лет (а именно столько мне было, когда мы проходили в школе этот рассказ), на подобное обстоятельство не обращаешь внимание, но будучи взрослым этот момент бросается в глаза.

P.S. У моего одноклассника была фамилия Барсуков. Представляете какой хохот стоял в классе, когда читался этот рассказ? Бедного парня потом полгода ещё звали Барсучий Нос. Собственно, из-за этого данный рассказ и запомнился на всю жизнь.

Ещё одна книга, которая нравилась Ивану Ефремову. Иначе я бы не стал её читать. Да и перечитывать вряд ли когда-нибудь буду.

Начат короткий роман при царе, закончен при НЭПе, впервые издан во времена «махрового сталинизма». Интересно, что в нём такого нашли, кроме бессмысленной жизни интеллигенции Серебряного века и ужасов Первой мировой? Хотя язык Паустовского чудесен — всего парой коротких предложений он создаёт живое и сочное описание природы и настроения.

P. S. Сто лет назад пиндосами называли греков. «Кивки головой» всё ещё преследуют меня. С огнями семафора сложнее.

Статья также имеет подзаголовок: «Вместо предисловия». Обычно её печатают перед собранием сочинений. Паустовский сам кратко описывает свою жизнь и творчество. Содержательно и с любовью к людям и природе. Автор ушёл от экзотики, но романтика осталась с ним навсегда. Впервые увиденный писателем Босфор оказался прекраснее воображаемого. Автор пишет про облагораживающую силу романтики. Паустовский признаётся в любви к югу, северу, но больше всего — к Средней России.

Очень душевная новелла Константина Паустовского. Читаешь и удивляешься — другие были люди и отношения между ними. В 1944 -1945 годах Константин Паустовский создал несколько трогательных рассказов: «Снег», «Белая радуга», «Бриз», «Дождливый рассвет». Рассказы «ночные», но, несмотря на то, что действие происходит в ночное время суток, люди готовы пожертвовать сном, отдыхом, ради того, чтобы встретить другого человека, угостить его, прийти к нему на помощь... Была война, люди привыкли к испытаниям на войне. Трудности и лишения закалили их, сблизили. Люди держались друг за друга. Любой человек, пришедший с фронта, принесший весточку от родных, был сродни посланника Бога.

В рассказе «Дождливый рассвет» офицер Кузьмин едет в незнакомый город, чтобы передать в руки какой-то неизвестной женщине Ольге письмо. Ему открывают, его встречают, не отпускают без чая, провожают. Наверное, сейчас холодно бы приняли письмо, а то и вообще бы — не открыли. Новелла о тончайших чувствах между людьми, о невидимых связях, о жертвенности, об ощущении важного события в жизни, о его красоте, когда хочется воскликнуть, подобно Фаусту «Остановись мгновение, ты прекрасно». И , конечно, о власти мгновенной любви.

Я не часто читаю автобиографические романы. Те из них, которые смог вспомнить – это общеизвестные книги Горького и Л.Н. Толстого, читанные мной еще в школе. И вот – первый том «Повести о жизни» Паустовского.

Сначала — почему я взялся за него. Ну, во-первых, все более и более проявляющийся в последние годы интерес истории, в первую очередь – отечественной. Все чаще и чаще мне попадаются примеры фальсификации исторических фактов. Тех, современником, и, порой, свидетелем которых был я. И я просто прихожу в ужас, как только начинаю представлять искажение истории, на десятилетия, столетия, тысячелетия отстоящей от времени нынешнего. Некоторые искажения происходят по чисто техническим причинам – утере или отсутствию источников, какие – по политическим – когда источники намеренно фальсифицируюся в угоду тому или иному кругу лиц. Биографический роман, думаю я, помимо прочих ценностей, несет в себе ценность исторических свидетельств. И это ожидание от романа – оправдалось. В книге очень много интересных исторических фактов, вольным или невольным свидетелем которых был юный Костя Паустовский. Например, Константин ходил в ту же гимназию, в которую ходил и Багров. Тот самый Багров, который в Киевском Оперном театре стрелял в Столыпина. Убил его и был повешен. Другой факт – Костя Паустовский видел последнюю царскую семью, Николай II даже разговаривал с ним – царская семья приезжала на празднование 100-летия в костиной гимназии. В романе также Паустовский описывает реакцию народа на смерть Толстого и Чехова.

Во-вторых. Я был наслышан о прекрасном языке Паустовского. Какие-то смутные воспоминания остались у меня еще со школы – помнились прекрасные описания среднерусской природы. А тут, весной этого года, начала хвалить автора одна очень уважаемая мной поэтесса, литературному вкусу которой я не могу не доверять. Эти ожидания тоже оправдались.

Ну и в-третьих, — вот эта вот рецензия http://www.livelib.ru/review/294387#comments . Именно после этой рецензии книга была поставлена в хотелки и, по прошествии некоторого времени – прочитана.

Книга очень понравилась. Вот сейчас, перелистывая фрагменты, которые я выделял в процессе чтения, понимаю, что, соберись я привести их полностью – получился бы прямо краткий конспект книги, по которому я мог бы пересказать этот роман довольно близко к тексту.

Есть и причина, по которой я не взялся тут же за чтение «Повести о жизни – 2». Думаю, эта причина – неизбежное следствие автобиографичности романа. Все эти бесконечные дяди – тети – братья – сестры – кузины, жизнь и судьба которых, вне всякого сомнения, очень важны автору, здорово утяжеляют роман (в смысле объема). Конечно, их описание несет и какой-то исторический смысл, давая возможность получить более широкий срез жизни народа на рубеже XIX – XX веков, но в тоже время, лишает роман динамизма.

Маленький простой рассказ. Болгарский городок Созопол. Улицы, лестницы и дома городка. Местный музей, заполненный греческими амфорами. Так называемый замок графини (на самом деле, дом портнихи). Вечер в таверне. История человека, который умер от радости, опоздав на пароход, разбившийся на скалах. На самом деле, пароход, вероятно, нарвался на нашу торпеду или мину, но лучше об этом не писать. Разговоры с рыбаками. Разговоры с местным поэтом. Тихий вечер у моря. Всё это на десяток с небольшим страниц. Вроде бы, рассказ ни о чём. Но надо обладать огромным талантом, чтобы этот рассказ оставил след в душе.

Вот к вопросу о форме и содержании... Дивный стиль. И фальшивый оскал.. Самоназначенный оптимизм, на крови. Год написания тридцать девятый. Опубликован как советская рождественская сказка 31 декабря 1940 г. 1939-1940 — Финская война, позади тридцать седьмой, впереди сорок первый, а рассказ заливается хрустальным смехом.

Бесценная для литераторов книга. В смысле, повесть для всех читающих бесценна, но для людей пишущих художественную литературу – особенно. По сути, это лучший из всех учебников литературного мастерства.

Короткая поучительная сказка-притча. О недоверчивом мальчике Фильке по прозвищу «Да ну тебя». Об излишней грубости, потянувшей за собой серьезные последствия. Как круги по воде от камня, брошенного в воду, может разрастись обида на причиненное зло. И исправить в одиночку будет не под силу. Лишь искреннее чувство вины и поддержка друзей могут восстановить добрый мир.

Хорошая история. Уютная и теплая, как свежеиспеченный хлеб на протянутой ладони.

«Людям хотелось бы все сохранить: и розы, и снег».

(А.Герцен)

Судьба романа К.Паустовского «Дым отечества» была необычной и странной, как необычен и странен сам роман, написанный в годы войны.

Один из немногих романов советской эпохи, который повествует не о героическом труде в пыльной шахте, или в жарком цеху, не о колхозных передовиках, или чекистах, выявляющих шпионов.

Герои романа — представители интеллигенции, которые выполняют важную духовную и искусствоведческую миссию. Художник-реставратор Николай Генрихович Вермель и его ученик Пахомов делают в Новгороде реставрационную работу над фресками Троицкой церкви. Литературовед, филолог-пушкинист Швейцер ищет в фондах музея Пушкина в Михайловском неизвестные стихи или документы, относящиеся к творчеству великого поэта.

Сюжетная линия романа сплетает воедино судьбы этих трех деятелей искусства с судьбой красавицы — актрисы Татьяны Андреевны, а через нее — с долей молодого испанца Рамона Перейро, который прибыл в Россию вместе с другими республиканцами ( после их поражения в Испании), но оказался тяжело болен. Самые трогательные и трагические страницы романа связаны любовью молодого Рамона к актрисе Татьяне Андреевне, которая была на десять лет старше него и первоначально не приняла всерьез его чувства, и лишь болезнь Рамона заставила открыться ее сердцу навстречу любви, которая, увы, оказалась трагической.

Кроме личных судеб в романе показана и разысканная деятельность героев. Им удается найти редкий портрет Пушкина. Поэт был изображен с листом стихов. С помощью Пахомова, который расчистил на портрете более поздние наслоения, удалось прочитать стихи, что держал в руках Пушкин. Это была строфа стихотворения: «Редеет облаков летучая гряда…»

Первая часть романа достаточно оригинальна и интересна, написана великолепным слогом, она очаровывает всякого читателя, у которого откроется сердце. Показаны немного иные отношения между людьми, совсем другая аура, как будто прикасаешься к чему-то чистому, настоящему, волшебному. Как всегда у Паустовского блестяще написаны зимние, осенние и морские пейзажи.

Вторая часть — о судьбах героев во время войны мне представилась более традиционной и по сюжету, и по стилю, и немного уступающей первой части. Здесь писатель шел по проторенной дорожке военных прозаиков тех лет.

Тем не менее книга не забывается долго, оставляет чувство прекрасного в душе.

Роман был утерян в годы войны и найден только в 60-е годы. Большого ажиотажа в те годы он не вызвал.

Рекомендую всем поклонникам творчества писателя, и просто любителям качественной духовной литературы. Книга очень трогательная, красивая, атмосферная.

Шестая, последняя книга романа «Повесть о жизни» написана несколько в ином ключе, чем все предшествующие. Если там преобладало подробное и последовательное описание жизненного пути автора, то эта часть скорее похожа на сборник самых разнообразных зарисовок: о поездках по стране, о встречах с интересными людьми, о дружбе со своими товарищами по писательскому цеху. Почему так, а заодно и почему «Повесть о жизни» так и не была продолжена дальше, Константин Георгиевич объясняет просто и ясно: «Моя жизнь — это мои книги. Всё, что есть во мне, всё что я видел, о чём думал и переживал — всё это есть в них». А 1924 год, с которого начинается повествование в последней части цикла, это как раз начало активной писательской деятельности Паустовского.

Конечно же, 1924 и последующие за ним годы не так богаты на события, как предшествующее десятилетие. Но умение Паустовского писать красиво и интересно о самых простых вещах, будь то пески Кара-Бугаза или мещёрская глубинка, разговоры со своим «квартирантом» Эдуардом Багрицким или воспоминания о Грине, его умение в нужный момент высказаться созвучно мыслям и чувствам читателя делают и эту часть «Повести о жизни» приятной и увлекательной для чтения.

Мы читали эти рассказы в возрасте 6 — 10 лет, в самых первых классах школы; а те, кто умел читать до школы, даже раньше. Паустовский стал для многих первым писателем-классиком, с которого началась любовь к чтению. «Кот-ворюга», «Резиновая лодка», «Барсучий нос», «Сивый мерин» — эти рассказы могут быть подзабыты с детства, но вот мы их перечитываем и понимаем, что они с тех давних пор стали частью нас и навсегда с нами останутся. Они стали эталоном всего правильного в отношении к литературе, жизни, природе. Не важно, дети мы или взрослые; эти рассказы нужно читать обязательно. Паустовского не зря считают воплощением совести. Он писатель, который сделал нас лучше.

Эти рассказы написаны ещё до Войны. Все мы определённым образом представляем себе Россию 30-х годов. Это время связано для нас с определёнными понятиями и историческими событиями, которые в этом отзыве не хочется вспоминать. Впрочем, в рассказах ничего этого и нет. А есть простая жизнь простых людей, которые ловят рыбу, собирают ягоды, пасут коров и лошадей.

Давно уже нет того рыжего кота-ворюги, псов Мурзика и Фунтика, чёрной курицы, старого мерина, лягушки, которая жила под крыльцом. На на этих страницах и в наших душах они будут жить всегда. И спасибо Константину Георгиевичу за то, что научил нас любить природу, уметь находить удивительное и быть счастливыми в простоте нашей обычной жизни.

Мне кажется рассказ из области абсурда: что это за болезнь, которая требует тишины во всём городе? И, что это за здания, которые пропускают звуки даже с улицы, не говоря уже о соседних этажах? И, что это за страна, которая не может организовать тишину в одной отдельно взятой комнате? Взяли бы пример с собственных тюрем, где пытали тишиной в отдельной пыточной комнате или сумасшедших домов. Я понимаю, ибо жил в советское время, так писали политическую агитку за советскую власть, а потому и не нравилась нам советская фантастика.

Великие потрясения для нашей страны наконец-то закончились и очередная «повесть о жизни» Паустовского рассказывает о событиях уже более-менее спокойных: становлении советской власти на Кавказе в конце 1922 — начале 1923 годов. Евреи, грузины, греки, русские, мергелы; Сухум, Батум, Тифлис- калейдоскоп лиц и событий, порой смешных, а порой и трагичных. Всех их объединяет только одно — умение Константина Паустовского писать так, что от книги невозможно оторваться, неважно, о значимых ли событиях он рассказывает или о совсем пустяшных, интересных или не очень.

Написано вроде бы совсем просто, да и об вещах большей частью совсем обыкновенных, но вот пожалуйста — есть у автора какая-то непонятная магия слова, гипнотически воздействующая на читателя: интересно читать эту «книгу жизни» и всё тут :).

Очередная «повесть о жизни» рассказывает об одесском периоде жизни Паустовского, тяжелом послевоенном времени, когда в молодой советской республике ещё царили голод, разруха, непонимание простых людей, как же жить дальше. Все мы как будто имеем какое-то представление о том времени, но то, что рассказывает о нём очевидец, да ещё и умеющий великолепно излагать свои мысли, действительно поражает — и больно, и страшно, и интересно.

Как и предыдущие тома этой огромной книги, «Время больших ожиданий» состоит из цепочки более или менее интересных эпизодов, кое-как скреплённых временной тканью повествования — эпизодов лирических, эпизодов авантюрных, эпизодов трагических и страшных, эпизодов весёлых и эпизодов просто интересных. Но всегда прекрасно написанных.

Честное слово, читая эту повесть, так и представляется, что вся жизнь автора состояла из непрерывной цепочки таких вот увлекательных эпизодов. В пору позавидовать такой насыщенной жизни (или перекреститься, что тебя эта чаша миновала — это уж кто как на жизнь смотрит:)).

Обидно, пожалуй, только то, что Паустовский в этом повествовании совсем мало пишет о своей непосредственной работе — об этом тоже очень интересно бы было почитать....

Я никогда не увлекалась биографиями, так что я не знаток того, какой должна быть каноничная автобиография, однако эта восхитительна.

Паустовского я не читала, должно быть со школы (ох уж этот школьный передоз) и сейчас об этом сожалею.

Во время прочтения не возникло ни малейшего отторжения, чувства сухости или документалистики. Читается автобиография, как легкий роман, и иногда можно забыть, что история о реальных людях.

Язык Паустовского восхитителен, он деликатен, полон красками, искренней любви к жизни и щепоткой сожаления.

Киев, где он рос, автор описывает настолько полно, что мне безумно хочется попасть туда весной, послушать симфонический оркестр, погулять по парку, понаблюдать за людьми. Настолько полны любовью его нежные описания Киева.

Его юность попала на предреволюционные годы. И то тут, то там промелькнут красные флажки.

Расстрел мирной демонстрации, восстание саперов и при попытки подавления гибель детей, поездка отца «левее левых» в Москву на провалившееся восстание.

И был эпизод про еврейские погромы. Волей случая я слушала лекцию про истоки и последствия еврейских погромов. И меня немало порадовало, что отец и старшие братья были в дружине защищавшей евреев. И эпизод с экзаменами и тайной сходкой, свидетельствует о глубине души и ума. Истино говорю, погромы и гонения всегда от узкого ума и мелких душонок.

И в тоже время он пересекся со многими известными людьми: Булгаков, Врубель, Гайдар (как меня порадовал этот отрывок) и тп

И был современником Чехова и Толстого. Кто в наше время может сравниться величиной с ними?

Это как бурный котел, в котором очень много ингридиентов и что получится в итоге?

Мне жаль его маму и Галю. По человечески искренне жаль. Они так беззащитны и в такое время...

Одно из немногих подлинных свидетельств того страшного времени после октября 1917, когда жизнь в нашей стране больше всего напоминала кипящий котёл. Свидетельств тем более ценных, что их автором стал отнюдь не маститый политический деятель или военачальник, а самый обыкновенный молодой человек, которого ветер перемен изрядно помотал по стране в те годы. И свидетельств тем более ценных, что они не идут ни в какое сравнение с теми, что дают нам учебники истории.

Читать повесть интересно, даже очень интересно. И дело здесь, конечно, не только в том малоизвестном и любопытном времени, о котором пишет Паустовский, но и в том, как он это делает. Ну, вот, нет у нас в отечестве другого такого писателя, который умел бы писать так проникновенно, так доходчиво, так красиво. Даже когда речь идёт о самых страшных, самых трагических событиях.

К сожалению, чуть смазывают впечатление от хорошей книги несколько явно надуманных эпизодов, вроде батьки Махно, стреляющего из проходящего поезда в дежурного по вокзалу (и попавшего!, и застрелившего!). Красиво, конечно, эффектно, но ведь очевидная же выдумка :).

Писать короткие истории для детей, которые одновременно интересны более старшему поколению — это талант. Вкупе с феноменальными иллюстрациями Цигаля, получается совсем блистательный тандем.

Вторая книга автобиографического цикла Константина Паустовского «Повесть о жизни» рассказывает о жизни в России времен первой мировой войны. Представленная в ней череда событий описана прекрасным языком, часто интересна, часто трагична, но, увы, уж очень тяжела для восприятия. Если первая книга большей частью была окрашена в радужные тона восторженной юности и настроение читателю создавала соответствующее, то здесь практически всё действие выписано в мрачно-серых тонах: боль. смерть, повсеместное чиновничье воровство, трагедия смерти отдельных людей, помноженная на трагедию крушения царской России. Всё это, в общем, мы вроде бы как и знаем из курса истории, но живые свидетельства очевидца тех событий и расстраивают, и удручают. Несколько неожиданным в повествовании Паустовского оказывается лишь описание того, как в стране приняли весть о февральской революции. Все мы знаем, что народ в подавляющем большинстве приветствовал эту революцию, но тот восторг практически всего населения провинциального Ефремова, как описывает это событие автор, просто поражает.

В общем, очень тяжёлая книга — читать её бесспорно надо, но вот получить удовольствие от прочитанного получится навряд ли.

В молодости, как правило, автобиографические произведения у молодого читателя особого интереса не вызывают — нет в них ни динамики, ни приключений. Поэтому все эти Детства, Отрочества и Юности, которые надо изучать (слово-то какое — ИЗУЧАТЬ) по школьной программе, особого энтузиазма у читающих не вызывают.

И только с возрастом начинаешь понимать, как это интересно — окунуться в чужую незнакомую жизнь, почувствовать дух и увидеть приметы того времени, познакомиться с новыми людьми. У Паустовского же, кроме всего прочего, есть удивительный дар — писать интересно о самом простом и обычном. И мало того — писать так, что читатель ощущает и красоту родной природы, и прелесть любой, самой обыкновенной жизни, и счастье от того, что ты просто ЕСТЬ.

А какое интересное время описывается в повести — самое начало XX века, последние спокойные годы перед грядущими катаклизмами. Время, о котором мы так мало знаем, и жизнь в которое, что для большинства читателей покажется, наверное, удивительным, не так уж разительно отличается от жизни в наше время :).

Легкое скольжение по весне жизни.

Первый том автобиографической гексалогии «Повесть о жизни» Константина Паустовского я прочитала на одном дыхании. Читая повесть, словно погружаешься в прошлое, проживаешь эти далекие годы вместе с её героями. Повествование передает самые яркие переживания автора, через призму его воспоминаний показаны значимые события описываемого периода.

Эта книга не просто о детстве, она — о жизни отдельных людей и целой страны, немного грустная, напитанная мягким юмором и любовью к Отечеству, к каждой былинке, к каждому живому существу. В некотором роде повесть — отражение увиденной глазами ребенка, а затем и юноши, ушедшей эпохи.

Все же Паустовский — потрясающий рассказчик, он создает живые теплые образы людей. Каждое слово на своем месте, все происходящее с героями описано очень просто, но при этом складно, оттого повествование моментально цепляет за душу. Автор столь мастерски рисует природу, что я, сидя в кресле в тесной коробке многоэтажки, за окнами которой лишь асфальт и два меткомбината-вонючки, ловила себя на мысли, что чувствую не ставший привычным смог, а запах свежескошенной травы, прохладу речки.

Константин Паустовский писал в предисловии к «Повести о жизни», что хотел бы передать читателю «чувство значительности нашего человеческого существования и глубокого очарования жизни». Несомненно, ему это удалось.

В Мещорской стороне перед нами в основном предстают картины умиротворённого созерцания природы, погружения в искони русские леса и поля, в саму суть Руси.

Благолепие и нега...

Страна мифологического золотого руна и потому частенько неопытными в географии людьми путаемая с греческими землями. Страна, покрытая бесконечными джунглями и болотами, заливаемая дождями и удушливой жарой. И люди, вознамерившиеся переделать климат Колхиды и превратить её в цветущий край. И если в первом очерке мы больше узнаём, как люди меняют облик прилегающих к Кара-Бугазу местностей, то здесь уже акцент делается на те перемены, которые происходят в самих людях в связи с теми запросами и требованиями, которые к ним предъявляет жизнь.

Замечательно живые и яркие образы, интересные характеры, острые ситуации, в которых проявляют и раскрывают себя герои этой повести-очерка.

Повесть, органично вместившая в своём небольшом объёме массу фактических сведений об этом загадочном заливе Каспийского моря и прилегающих местностях, об истории открытия русскими этого опасного места, об трагических событиях Гражданской войны, связанных с Кара-Бугазом и связавших всю эту предыдущность Кара-Бугаза с его актуальным важным народнохозяйственным значением в современные времена (начало 30-х). Мировые по значению и объёмам запасы мирабилита определили интерес к этому региону не только российских предприимчивых людей, но и некоторых иностранных компаний и государств, однако только во времена Советской власти люди сумели привлечь в эти места достаточные средства и силы для того, чтобы увязать всю прилегающую местность в один промышленно-энергетический узел и построить крупный комбинат по переработке этого минерала. Паустовский как раз и описывает в главах очерка несколько поездок по прилегающим к Кара-Бугазу регионам и встречи с разными интересными людьми. Все эти поездки наполнены замечательно точным и образным языком Паустовского и читаются с неподдельным интересом (хотя прошло с тех пор ни много ни мало, а добрых восемьдесят с гаком лет).