Чудесная зарисовка, очень верно и точно схвачена суть.

Это просто гениально. Как ладно лежат слова, как плавно переходит строка в строку! Сколько выразительности и яркости!

Что любопытно так это образ язычников. Революция, вроде, социалистическая, однако, вот солнцепоклонники.

Своеобразный поэтический дневник Хлебникова, посвященный пребыванию в Персии в 1921 году. Одно из высших достижений Хлебникова. Здесь Хлебников достигает особого совершенства в области свободного стиха. Зарисовки персидской повседневной жизни обретают в «Трубе Гулль-муллы» эпическое измерение. Отметим, что «Гулль-мулла» (прозвище, данное Хлебникову местными жителями) переведен поэтом как «священник цветов». Однако, вероятно, «Гулль-мулла» означает на самом деле нечто похожее на «уважаемый (или дорогой) ученый», поскольку «муллой» называли и просто образованного (грамотного) человека, а «гулль» может обозначать «дорогой» (например, «гуле-ман = дорогой мой»).

Не буду определять, что это: сюрреализм, модернизм или постмодернизм, я в этом не хочу разбираться, ибо на дух не переношу. К сожалению, это недалеко, почти рядом с «Черным квадратом», а потому только на любителя такой же тарабарщины. И, как мне кажется, это не фантастика, это видение обкурившегося (термин из рассказа) человека.

Одно из самых недооцененных ранних фантастическо-футорологических произведений. Задолго до развития темы информационных технологий в фантастике, Хлебников по сути дела описывает интернет, да ещё с такими подробностями, как онлайн игры например, его сверхдоступность в настоящем, даже паутинообразную структуру и узловые хабы. Попробуйте прочитать, заменяя слово «радио» на слово «интернет» и очень сильно удивитесь. Об этом Хлебников пишет в 27 году! Это просто невероятно, поскольку вплоть до «новой волны», ещё лет сорок, эта тема в научной фантастике почти не затрагивается, фантасты предполагают невероятное развитие транспортных и энергетических технологий, но коммуникации в их мирах будущего остаются крайне примитивном уровне. Более того, Хлебников предполагает даже интернет зависимость, до которой фантасты доковыляли только к концу 80-х.

Однако в одном Хлебников очень ошибался. Он предполагал всемирную информационную сеть абсолютно тоталитарной, с одной правильной, единой для всех людей планеты волной. И возможно, победи в холодной войне тоталитарная модель СССР, так и было бы. Однако нам повезло и мы пользуемся интернетом где звучат миллионы волн, а не одна единственная.

Могучая вещь мода. Читают этот опус (№13), оценок выставлена куча, красиво распределяющаяся по гауссиане. Значит, не поэзия, а Гауссово распределение. У настоящей экспериментальной поэзии максимумы выпадают за 2-пи-эпсилен. Дай-ка и я свою оценку аккуратно вобью в самый пик гауссианы.

В конце шестидесятых годов прошлого века моя учительница литературы, бывшая большой любительницей поэзии Серебряного века среди иных произведений запрещённых поэтов, наизусть читала нам это стихотворение. (Это вместо препарирования образа князя Андрея!). Как сейчас помню, сравнивала «Заклятие смехом» со стихотворением Надсона «Любите любовь» и делала вывод в пользу Хлебникова. Мне очень стыдно, но и тогда я не видел в «опусе №2» никакой поэзии, не вижу её и сейчас. Но в ту пору я, будучи под огромным влиянием любимой учительницы, потратил массу времени и бумаги на создание такого рода опусов. Потом мне надоело, и я бросил это занятие. А если бы нет?

Крокодил сосманжерил хомансика.

Слезоград!

Возрыдайте-ка ханты и манси-ка,

В лад.

Это я сочинял в 1967 году. Так ведь и свихнуться недолго. Боюсь, что Хлебников со своей наволочкой не избегнул этой судьбы.

О таких стихах можно говорить много умных, мёртворождённых слов, можно, если они отчего-то лягут на душу, просто восхищаться ими, не умея объяснить, что же в них такого особенного. А можно хмыкнуть полупрезрительно, и захлопнуть книгу: «Не моё».

«Напрасно юноша кричал

Родных товарищей веселья,

Никто ему не отвечал,

Была пуста и нема келья…»

Так начинается великолепный, казалось бы «фольклорно-физиологический очерк», но в рифмах, Велимира Хлебникова о нравах и быте, царивших в Волжской Булгарии (X-XIII век), которую арабские и персидские географы считали самой северной в мире страной, населённой мусульманами, и располагали её в самом крайнем, седьмом, климате Земли.

Что предполагает такой жанр «очерка»: о жизни, о среде обитания, устоях, верованиях и жизнеподдерживающих ценностях: в том числе и «о табуированных в кодексе преступлениях и неотвратимости означенного за это наказания»:

«Язык железного жезла,

Скрипя, вонзился в мягкий пол.

На справедливой каре зла

Земной покоится престол.»

(из наброска, не вошедшего в основной текст)

Казалось бы только это, но что делать с неравнобедренным любовным треугольником? – красавица-вдова, отвергнутый владавец Булгар и более удачливый вьюнош? Что делать — с этим чёртовым треугольником, распявшим, разорвавшим ткань повествования, из прорех которого вывалился отрывок уголовного канона волжских булгар: «за воровство и прелюбодеяние, что много хуже воровства, – запирать нечестивца в деревянный сундук и вешать оный на столб высокий, и не снимать, до превращения обоих в труху…».

Не на прямую же владавцу Булгар притязать на вдовушку-красу? — но и покорно безответно вожделеть ведь тоже не к лицу царю иль хану. Вот здесь то пригодилась стратегия непрямых действий, которая отличает истинного владыку: да, закон – не дышло,… не дышло? – а ежи ли умом раскинуть и вчитаться…

Сундук, висящий так высоко на дубу, — из русских сказок, — он ведь был: за воровство и прелюбодеяние.

А что народ? – да что народ, — он как всегда, да и везде, — ему бы зрелищ:

«Народ на вид мучений падок,

Народу вид позора сладок,

Находчив в брани злой глагол.

И, злоязычием покрыт охочим,

Потупив голову он шел.

Ему Господь – суровый отчим.»

Мудрые китайцы придумали 36 стратегем, позволяющих владыкам, царям и цезарям, владавцам, хана-султанам и прочим полководцам, и не только, победоносно шествовать «путём обмана» от победы к победе, от вдовы к вдовушке… О, цель лукавая – как оказалось-то, совсем на за горами:

«И, как разумная смена вещей,

Насытив тело нежной лаской,

Жену встречает легкой таской.

Так после явств желают щей.»

Владавцы, — не только на Руси, — ещё не перевелись: им не за чем «око – за око», когда возможно и вполне законно и пристойно «око-за зуб».

Впечатляющая пьеса. Хлебников, как обычно (но удивляться этому никогда не перестаешь) искусно, изысканно и чувственно играет словами. Сквозь всю пьесу он каламбурит, делает что-то невообразимое со словами, и при этом остается удивительно меток.

Старая русская орфография еще в большей степени подчеркивает замысел автора, дает ощущение разницы в близости. Слова «смерти» и «смѣрьте», отождествляемые с «вѣра» (судьба) и «мѣра» (число) – любимая тема будетлянина.

В начале пьесы ощущается недосказанность (жесткая символьная недосказанность, не заигрывающая с читателем), вникая, пытаешься ухватиться за смысл, а затем – взрыв, финал приоткрывает художественную идею произведения, разбивает остатки непонимания, шокирует.

Стихотворение является воззванием к русским сердцам. В наше мирное время такие стихи, быть может, еще актуальнее, чем во времена Первой Мировой войны, или как ее до революции называли — Великой Отечественной войны, потому что теперь хорошо известно: разбить страну можно и без штыка. То был 1914г., на фронт шло много добровольцев, а впереди еще были и малоросские партизаны, и русская «Атака мертвых».

Вселенная — девушка, для которой твой мир — всего лишь божья коровка на ладони. И чтобы спасти свой мир, до нее надо в буквальном смысле достучаться. В маленькой поэме поместился и рассказ об ученых, которые проникают в тайны мира — выраженный в хлебниковских образах («череп песни», «чучело миров», цифровая мистика), но при этом трудно забыть жуткий образ предвидения «учителя»:

«Вот оно восходит,

Солнце падения моего народа!

И темными лучами

Первыми озарило

Горы и меня.

Горы и мы

Светимся зеркалом

Великого солнца смерти.

А спящие долины

Еще собирают колосья».

Рассказ о путешественниках в «череп вселенной» очень напоминает более поздние описания космических странствий:

«Мы отделены от земли

Многими годами бега своего.

Мы взлетим на небо

И через многие тысячи лет

Вернемся на землю

Непонятным прахом».

В целом взгляд Хлебникова на мир здесь оптимистичен: мир можно понять и изменить, и не только с помощью «урожая чисел, собранного кривым серпом памяти», но и с помощью песен, вдохновения и «болотной берёзы».

Микросказочка (в 11 строк) про лягушку, которая превращается в царевну на глазах у читателя.

Хлебников здесь предстает в довольно неожиданном облике — как автор иронической маленькой повести-очерка, посвященной его приятелю П. (Дмитрию Петровскому). Молодой франт, одетый под казака, с раскрашенной малиновой краской (якобы окровавленной) шашкой ухаживает за сестрами-художницами, которые кокетничают с самодовольным «Петей», посмеиваясь над его рассказами о себе. Все это перемежается характерными странными хлебниковскими образами («Темный череп стоял, как на жертвеннике, на темных, одного цвета с ним, распущенных волосах красавицы», синее пламя, бабочки, лампы, смерть, закат).

Петровский, видимо, так и не простил Хлебникова, поскольку впоследствии отзывался о нем, как о клиническом сумасшедшем и рассказывал, как Хлебников якобы бросил его умирать на пустынной дороге, заявив, мол, «Степь отпоёт». Со слов Петровского эта история была увековечена в популярном «Ни дня без строчки» Юрия Олеши. А вот рассказ Хлебникова про смешного «Петю», который любил позировать девушкам-художницам в обнаженном виде, выдирал странички из библиотечных книг и «врал безбожно и по всякому поводу» как-то затерялся, и поэтому читатели Олеши не могли знать, откуда в этой истории ноги растут :)

Какой-то абстрактный набор слов. Почему-то это стихотворение у меня вызвало ассоциации с песнями Константина Меладзе. Ну, там где он поёт что-то абсолютно бессмысленное и где из всего текста вспоминается нечто вроде «Салют, Вера!» Так и здесь какая-то нелепость с рефреном «Стая лёгких времирей!» И что теперь, 90% отечественной эстрады надо записать в Поэты? Простите, но я не согласен!

Не знаю, может кому-то и нравятся попытки Хлебникова в области конструирования новых слов, но у меня они не вызывают ничего кроме недоумения и лёгкой брезгливости к этому эпатажному персонажу.

Итог: в очередной раз я попробовал прочесть что-нибудь из творчества Хлебникова и в очередной раз меня ждало разочарование. Категорически не мой поэт.

P.S. Ну, вот с момента написания отзыва прошло два года и группа «Zdob si Zdub» по мотивам данного стихотворения написала песню «Свиристели». Получилась эталонная попса в духе помянутого ранее Валерия Меладзе: ярко, броско, энергично и абсолютно бессмысленно.

Буквально сегодня, в день открытия библиографии Хлебникова, в очередной раз переслушал одноимённую композицию фолк-рок группы «Тумулус».

Текст отлично лёг на древнеславянскую стилистику композиции, Велимир отлично играет с образами из языческой мифологии, используя диалектизмы и придумывая неологизмы.

Это и вправду оказалось заклятие — когда читаю, невольно начинаю смеяться :). Не так уж много есть таких «безотказных» произведений.

Я — живой пример человека, который читает Хлебникова для собственного удовольствия (нет, я не литературовед, не историк и не пытаюсь писать фантастику)! Просто прикосновение к творениям гения всегда вызывает особое чувство... Не бойтесь же его вызывать!

Прочитал и стало жутко. Вся страна, по мнению Велимира Хлебникова покроется «станами Радио». Все люди мира будут слушать единые новости, читать единую книгу, любоваться общей выставкой картин. Их будут учить по Радио, лечить и воспитывать по Радио. «Железный рот самогласа сурово и чётко» станет приказывать всем и каждому. Радио будет внушать тем, кто ест грубый обед, «призрак совершенно других вкусовых ощущений». «Люди будут пить воду, но им покажется, что перед ними вино». А в дни «обострения труда» Радио будет рассылать по всей стране особые сигналы, которые заставят людей работать в шестьдесят четыре раза быстрей и больше.

«Так Радио скуёт непрерывные звенья мировой души и сольёт человечество», -- заканчивает свой страшноватый очерк Хлебников. Что верно, то верно: скуёт и оставит скованным, покуда всё человечество не окажется куда-то слитым.

Первый раз вижу у Велимира Хлебникова связный текст. И хотя количество каламбуров и словотворчества зашкаливает все мыслимые пределы, но и уровень фантазии, что особо ценно для фантаста, также зашкаливает всё мыслимое. С трудом представляю человека, который стал бы читать это для собственного удовольствия, но понимаю, что такая вещь должна была быть написана, что без неё нельзя. Потому и оценку ставлю высокую. Но при этом говорю: если вы не литературовед или историк, если вы не изучаете историю фантастики или не пытаетесь писать фантастику сами, читать это эссе вам не стоит. Темна вода во облацех.

Автор курит восхитительную мысль с обаятельным запахом. И разум его окутан точно простынёй.

Современный молодёжный сленг сделал общеупотребительным то значение глагола «курить», что некогда подразумевал один только Хлебников. И он же низвёл возвышенный бред короля поэтов до уровня бреда обыденного. И ничего, кроме этого бреда не осталось. «Обыденный бред» -- прилагательное здесь убийственней существительного.

Разницы нет, выпендрёжник или безумец, ассоциативный ряд столь же рван, что и ритмический. Будущее не воспел, оставшись в сдохшем декадансе. «Неформальный формалист», -- так я ругаюсь. Не стихи в наволочке -- это Велимир Хлебников. Оценка три, она оскорбительней единицы.