Исключительно сильная вещь. Возможно, самая сильная книга о войне. Хотя тогда, в пятидесятых-семидесятых, книг о войне выходило очень много, и очень сильных. Симонов написал о войне всю правду. Не ту, которую должны бы разрешить, а всё, что он сам считал правдой. О героизме. О силе духа. Но и о страхе, который коснулся даже самых сильных. О неразберихе первых месяцев. О страшной силе удара немецких войск, сильных не числом, а умением. О жутких потерях. От батальона ополчения под Москвой через месяц осталось три человека. От дивизии под Могилевом после нескольких дней боёв осталось 600 человек. А на следующий день осталось 150. Это от дивизии. Обо всём этом узнаёшь от людей, которые сами чудом остались живы. Становится по-настоящему страшно.

Роман Симонова о буднях войны. Атаки, обстрелы, бомбёжки, переходы, ночёвки, короткие разговоры, размышления на ходу, снова атаки, обстрелы, бомбёжки. Тот самый героизм миллионов, который заставлял людей подниматься в бесконечные атаки и привёл к разгрому самой сильной армии в истории Земли.

Повторюсь, «Живые и мёртвые» — книга очень сильная. Книга действительно на все времена. К сожалению.

Замечательные повести Симонова.Пожалуй можно поставить этот цикл в один ряд с классическими «Живые и мертвые».Только здесь без эпического размаха ,просто кусочек жизни человека на войне.Образы,диалоги,быт того времени-высший уровень писательского мастерства.А вот экранизация Германа не особо нравится.Смотрел только из-за Никулина и Петренко.

Военная проза высочайшего уровня.И книга и фильм- золотой фонд литературы и кинематографа СССР.

Роман эпопея о первых трёх годах Великой Отечественной войны. Переживания, чувства, эмоции персонажей переданы так живо и реально, что невольно начинаешь их ощущать физически, сопереживая главным героям.

В подробностях описываются мелочи фронтовой жизни, быт тыла, то, что даёт возможность проникнуться духом той эпохи.

Прототипами героев стали реальные люди которых знал или с которыми встречался Симонов. Об этом очень много написано. Добавлю лишь то, что на мой взгляд Симонов наделил целую группу персонажей своими чертами. Это не только очевидный Сенцов, но Артемьев с его романом с Козыревой, и даже, возможно, отчасти Люсин с его карьерой военного корреспондента.

Интересный роман... Был бы если бы был самостоятельным, а он всего лишь продолжение трилогии. Поэтому становиться по отношению к предыдущим частям скорее вторичным. Раскрывает больше событийную сторону, не принося почти ничего нового в чувства и переживания героев. При этом многие сюжетные линии так и остаются незавершенными. Впрочем, как раз это я могу отнести к положительным сторонам романа.

Слишком уж много место отдано такой малоинтересной личности как Львов, да и на действие романа этот персонаж почти никакого влияния не оказывает.

Вряд ли найдётся хоть один человек, который относился бы к войне положительно. Потому что те лишения и страдания, которые она приносит, одинаково тяжело переносят люди из любой страны мира.

В своём рассказе Константин Симонов ярко показал эти переживания через главную героиню — Марию Джокич, пожилую сербку, которая пережидала боевые действия в Белграде в подвале своего дома. Рискуя своей жизнью, она похоронила убитого русского солдата и поставила свечу на его могиле.

Автор использовал два символа, которые олицетворяют собой жертвы, приносимые войне — свечу и пожилую женщину, показывая смерть и горе, стоящие рядом друг с другом. Тем самым, рассказ становится не просто описанием одного из многочисленных трагических событий Второй мировой войны, но и философским произведением, способным достучаться глубоко до каждого читателя.

Конечно, этот рассказ в большей степени рассчитан на юное поколение, но и каждому взрослому иногда нужно вспоминать о той цене, которая была заплачена за мирную жизнь и о том, что перед трагедией войны все равны и деление на народы, возраст и пол исчезают перед общей бедой.

Малый по объёму, но такой глубокий по смыслу рассказ с мощным символизмом, понятным каждому человеку в любом возрасте.

Книга интересна тем, что по факту была написана Симоновым еще в 70-х, когда по сути критических материалов о деятельности Иосифа Виссарионовича не издавали (если подобного плана книги той эпохи, изданные в СССР существуют, буду рад расширить диапазон). Несмотря на то, что Константин Симонов вроде как хотел пересмотреть свое отношение ко многим моментам той эпохи уже с позиции прожитых лет, изложение получилось фактически очень объективным и раскрывающим массу интереснейших черт Вождя. Большой пласт интереснейшей информации, подтверждающей насколько досконально Сталин вникал в любой вопрос и держал руку на пульсе. Книга будет интересна к прочтению любителям той эпохи, к тому же, как я сказал выше, данный труд создавался в то время, когда в стране такие материалы не издавались, в отличие от постперестроечного времени, когда книги о Сталине хлынули потоком. Таким образом, работа Константина Симонова будет еще интересна тем, что по сути опередила многих авторов, которые пришли к подобного рода анализу в письменном виде только спустя 10-15 лет, и выступила своего рода первоисточником или ранними шагами в данном направлении документальной литературы, издаваемой в Советской России.

Хочу поделиться своим видением этого, без сомнения, знакового стихотворения.

«Жди меня» это не инструкция для женщин и уж тем более не призыв ждать десятилетиями не вернувшихся с войны. Больше того, этот стих написан вообще не для ждущих, а для тех кого ждут. Симонов, с его богатым фронтовым опытом, прекрасно знал, как для бойца важно, чтобы у него было что-то ради чего он идет на все злоключения (включая возможную окончательную и главную жертву). Не случайно автор воспользовался крайне редким приемом: стих написан от второго лица — так читателю легче ассоциировать себя с тем, кто произносит этот монолог. Читая или проговаривая эти строки боец утверждался в мысли, что все, через что он проходит — не напрасно. Что есть кто-то, кто нуждается в защите и одновременно поддерживает воина своим ожиданием, своей верой в него, своей любовью. Рискну предположить, что это стихотворение было любимо даже теми, кого никто конкретный не ждал — просто потому, что атмосфера и чувства, создаваемые им, взывали к самым базовым и глубоким устремлениям человека — к желанию быть любимым и небезразличным кому-то.

«Жди меня» это, если позволите, своего рода фронтовая молитва, предназначенная для солдат на передовой, а не для отчаявшихся ждать вдов.

Стихи Константина Симонова удивительно прозаичны. При чтении не избавиться от ощущения, что читаешь не поэтическое произведение, а хронику былого.

На голубом и мокроватом

Чудском потрескавшемся льду,

В щесть тыщ семьсот пятидесятом

От сотворения году,

В субботу, пятого апреля...

Ну, какие же это стихи? Но именно это бытописание проникает в самую душу и заставляет верить, что именно так оно и было или, по крайней мере, могло быть. Рассказ летописца, проникающего взором вглубь веков... он всегда поэтичен.

Произведению выставлена заслуженная десятка. А какую оценку можно выставить поэме, которую помню наизусть уже больше шестидесяти лет? Я её не читал, читать в ту пору я не умел. Я слушал, как её читает отец, и выучил с его слов.

«Ранний» Симонов. Пусть ещё не мэтр. Простой, ясный лаконичный язык. И вместе с тем достаточно четко и детально выписанные характеры. Про войну, любовь и дружбу. Но главное, написано про людей и для людей. Достоинства советской литературы.

Строчка «От вердиктов рождаются Бенедиктовы, но даже не зачинается Блок» выглядит почти афористичной, однако мне это стихотворение кажется неожиданно коротким и каким-то слегка куцым для поэта уровня Константина Симонова — приверженцем реалистического взгляда на вещи и на поэзию. Проще говоря, этот очевидный эксперимент уже состоявшегося поэта выглядит одновременно и вымученным, и не дожатым — он одновременно и слишком короткий, и слишком длинный, и при общем настроении выглядит как какая-то беглая отмазка на уместное критическое замечание. Впрочем, может, Симонов, достигший к моменту написания шестидесятилетнего возраста, хотел таким образом уколоть критиков? Мол, «я достиг уже многого на этом поприще, и точно знаю, что и как писать, и не вам меня учить»?

Может, и так, но это стихотворение выглядит на фоне остальных его работ все-таки каким-то странным и не до конца для меня понятным .

Заключительный роман трилогии не столь динамичен как предыдущие. Меньше показана окопная война, больше война на уровне командования армиями/дивизиями.

Очень много размышлений о роли Сталина/личности о причинах перелома в войне.

Присутствует некоторая неопределенность в завершении основной любовной линии, но может это и к лучшему.

Всем рекомендую к прочтению.

Второй том по накалу не уступает первому. Сильно поразило описание Ташкента с его голодом, холодом, теснотой. Раньше как-то порадужней у меня было представление о жизни в эвакуации.

Никуда не делось спокойное, будничное отношение к смерти, к расстрелам.

Да. Из этого «конфликтного противостояния» с Гумилевым можно было бы сделать шедевральную фантастику. Культовую. А если сюда приплести ещё и фразу Сталина «...надо было напечатать всего два экземпляра — для нее и для него...» — то вообще флёр получается непередаваемый.

Ну, а если зацепить ещё и гендерную проблематику («...обязана ли женщина ждать вечно или имеет право полюбить снова, и где тут жертвенность, а где — тупой шовинизм...») — то вообще предсказать уровень читательского спроса не представляется возможным.

Жаль, что современные авторы — все больше по принцессам с гномами специализируются, да по прочим драконам. Жаль

Очень сильная книга. До мурашек пробирает чувство потерянности, безысходности, где-то паники, где-то мужества и героизма первых месяцев войны. Хаос, неразбериха. Кто-то отступает, кто-то бежит, кто-то дерется. Сильно задумываешься о предках через это прошедших, ставишь себя на их место.... и очень много вопросов к себе сразу возникает.

Как это могло печататься и экранизироваться в 50-е и 60-е?

Очень поразило такое спокойное, будничное отношение к смерти, к расстрелам.

Обязательно к прочтению лицам всем возрастов и политических убеждений.

«Живые и мертвые» — написанный в 1959-1971 годах, трехтомник Константина Симонова, выпускника Литинститута и фронтового корреспондента «Красной звезды», Отечественную войну закончившего полковником, объездившего полмира и побывавшего почти во всех «горячих точках» своей эпохи – от Халхин-Гола до Даманского.

Главный герой, политработник Синцов, в июне 41-го человек военный скорее формально, а по сути – литератор, журналист, попадает в самое пекло первых месяцев отступления и, оставшись без документов, вынужден начинать службу «с нуля».

От рядового ополченца — до начштаба, Синцов проходит через страшные и величественные этапы: оборона Москвы, битва за Сталинград, белорусская наступательная операция «Багратион»…

Симонов суммирует собственный военный опыт и наблюдения, руководствуясь написанными ранее дневниковыми заметками, статьями и очерками.

«Живые и мертвые» — многофигурная панорама, с запоминающимися и яркими героями, подкупающая острейшим психологизмом, засасывающей детализацией (сейчас такое называют «мокьюментари») и сдержанной авторской интонацией.

Герои Симонова, без всякого надрыва и пафоса, без рефлексии, войной занимаются, как работой – смертельно опасной, но необходимой; пусть вокруг полыхает огненный ад, враг давит числом и техникой, перебои со снабжением и подкреплениями, эти военные люди, сцепив зубы, просто выполняют поставленные задачи, какими бы невыполнимыми те не казались.

Первый и второй тома «Живых и мертвых» были экранизированы режиссером Александром Стоплером в 1964-67-м годах с блестящим актерским ансамблем (Лавров, Папанов, Ефремов, Визбор и др.).

...Константин Симонов, как и любой большой (хотя бы — заметный, вряд ли большой) писатель был личностью, мягко говоря, противоречивой. Если вы откроете собрание его стихов, то увидите, по большей части, простоватые и рубленые, довольно безыскусные вирши — и в то же время вспомните, что этот человек написал гениальное «Жди меня» (1941), своего рода стихотворный символ робкой надежды на Жизнь перед лицом Смерти. Обласканный властью сочинитель пламенных од и безропотный конформист в административной деятельности — и защитник полуофициальных литературных произведений, печатавший в «Литературке» (нынешняя — жалкое и убогое подобие симоновской) очень смелые по своему содержанию произведения. Он был гонителем «космополитов» и защитником Лили Брик от забвения, участвовал не в одной проработке и травле, но вернул публике Остапа Бендера... Лауреат Сталинских премий и многочисленных дифирамбов позже смело критиковал людоедство того времени, пусть даже по большей части — и в стол...

Да, это был очень необычный и противоречивый человек — как в жизни, как в любви, так и в творчестве... Какие интересные завороты совершает жизнь.

Мы знаем, что Симонов не воевал — но всегда был на фронте. Он был военным корреспондентом, писал очерки о положении на фронте, о быте солдат, о сражениях с врагом. Он тоже рисковал жизнью, и, бывало, оказывался под снарядами, осколками, пулями, бомбами...

Помимо дневников автор оставил нам другое сочинение — «Записки Лопатина» (1961-1978). Три больших повести о Войне, которая коснулась всех и каждого. Но не глазами фронтовиков, как эпопея «Живые и мёртвые», а глазами человека... слегка со стороны — и смотрящему в лицо смерти, и одной ногой находящегося всё же на пороге Жизни.

Майор Василий Лопатин, в общем-то не слишком похож на молодого корреспондента и «любимца Сталина», коим являлся Симонов на войне. Лопатин немолод, он не слишком известен в довоенное время, но ставший именитым автором очерков, кои отметил «сам Алексей Толстой». Это, в общем-то, усталый, но ещё крепкий и мужественный человек, способный сделать смелый поступок, способный на настоящую дружбу, и настоящую любовь. Я не знаю — возможно, сам Симонов хотел быть похожим именно на такого, несколько независимого, стоящего несколько не очевидно особняком — сложно сказать.

Однако именно Лопатин видит своими глазами и войну, и тыл. Попадает под обстрел в Крыму и ловит пулю на Западном направлении, выползает из подбитого танка под Витебском и смотрит на могилу лучшего друга в Шушере. Литературная реальность переплетается с фронтовой и тыловой, и мы видим всё наяву, суровый и «обыденный быт» корреспондента, играющего наперегонки с Костлявой смотрится куда более натурально, чем лубочные «рассказы Ивана Сундарёва» о того же Красного Графа.

По сути, две первые повести — типичные «оттепельные» произведения, когда можно было дышать чуть свободнее и чуть вольнее говорить о самых разных сторонах Жизни. Поэтому «Записки Лопатина» практически лишены пафоса и надменности официальных «дубовых» творений соцреализма. Симонов аккуратно вкрапливает в текст интересные замечания и ремарки, о войне, о командовании, совсем вскользь — о репрессиях, о писателях... Скажем, как вам Александр Блок, который читал стихи перед публикой не по велению сердца и Партии, а — «независимо»? В повести «двадцать дней без войны» автор и вовсе говорит о Человеке, о том, что без уважения и трепетного отношения к личности рушится любая, самая благая идея... Сила и нравственность личности не должна пропадать, растворятся в жестоком потоке времени — она должна оставлять следы... Не Родина, не Партия, не Вождь — Человек. Человек!

Таков Симонов, и таковы «Записки Лопатина», отмеченные гуманистическим посылом, совершенно неожиданным для того, кто знал его по кривоватой «придворной» поэзии. Да, это не великая, и не выдающаяся, но это крепкая русская проза, написанная просто, без изысков, но весьма талантлива. иногда можно делать открытия в тех местах, где их совсем не ждёшь...

Сильнейшее произведение! Произвело неизгладимое впечатление. По обыкновению взялся за самую раннюю работу Симонова, и конечно же сделал правильный выбор. Замечательная книга, которую просто необходимо прочитать. «Дни и ночи» впечатлила настолько, что сразу же взялся за «Дым отечества», повесть которая также оставила неизгладимое впечатление! Рекомендую!

Есть редкие, возможно, уникальные произведения, что могли быть написаны лишь в определенное время и лишь в конкретном месте. Произведения, что всего несколькими словами способны дать, как любят некоторые красиво говорить «кровоточащий срез эпохи».

Данное стихотворение – как раз такой уникальный срез. Мне на самом деле несколько сложно передать словами, что я испытываю каждый раз при его прочтении, ибо там одни эмоции. Но я все же попытаюсь. Гимн беспощадной войне на уничтожение. Посвящение врагу, который пришел в твой дом лишь с одной целью – уничтожить. Отношение к противнику, к которому не может быть никаких полумер, никаких компромиссов – или ты, или тебя. И все, чем ты был или можешь стать.

На мой взгляд, в наше время это произведение многими позабыто, кем-то непреднамеренно, кем-то умышленно. В чем-то оно и понятно – слишком уж острым и болезненным оно получилось, поэтому еще десятилетия назад ему и название выправили, и текст подкорректировали, чтобы эта песнь ненависти не указывала напрямую на одну конкретную нацию. Международные отношения всегда были дороже искусства, «большое» идет впереди «малого». Да и одна книжка уже тысячелетия учит нас прощать врагов (хотя даже у ее апологетов это как-то не очень получается). И сам автор уже, мол, через какое-то время подостыл за столько-то лет и вроде бы не против. А кто-то и вовсе ехидно, в пол-голоса, стал интересоваться, мол, а сам-то демиург скольких супостатов умертвил собственноручно?

Но все это не важно. Главное, что тогда в 42-м, это стихотворение было написано. И немного жаль, что его не изучают нынче в школе, даже в адаптированном варианте. Есть все-таки, как по мне, в истории углы, которые столь остры, что как ты их не притупляй, все равно выпирать будут. Есть вещи, о которых любят рассуждать сидя в уютном кресле, даже не пытаясь понять тех, кто был там и тогда. Есть события, которые сложно осмыслить с позиции современной, сытой и безопасной, жизни. Но возможно. Какими бы страшными они ни были.

В любом случае, данное стихотворение — уникальная возможность чуть-чуть лучше понять одну из самых трагических страничек в истории нашей страны, увидеть ее не в сухих цифрах статистики, не в ухмылках ревизионистов, не в пафосной ура-патриотической лекции, а в яростно-надрывном крике очевидца, чистом и искреннем:

«Так убей же хоть одного!

Так убей же его скорей!

Сколько раз увидишь его,

Столько раз его и убей!»

Самая классная про ту войну, хотя и сказка конечно. Показано, как воевать стоило бы, и случайные встречи на такой большой войне — не реально. Помнится читал с жесткого перепоя под планом второй том, и всплакнул, где про наших освобождали из землянки какой-то, из плена — жесть, где чувак у докторши покурить стрельнул.

Такое впечатление о книге, что вырезаны огромные емкие куски, в которых вся боль и ярость человека, который отступает, а потом идет в наступление. Кто-нибудь знает, где добыть не демо-версию?

Есть такая чудесная американская песенка «tie a yellow ribbon round the old oak tree». На последней фразе я неизменно плачу, хотя знаю песню наизусть, и всё равно каждый раз сердце замирает. Ага, я уже слышу, как культурное сообщество клеймит меня за любовь к чему-то американскому... Да, каюсь. Но уверена, не любила бы я так эту вражескую песню, если бы не было бессмертного стихотворения «Жди меня». Потому что если патриотический отечественный вариант ничего кроме негодования не вызывает...

Начало «Жди меня, и я вернусь...» — замечательное. Конец «Ожидание своим...» и т.д. — почти гениален. Но, кроме начала и конца в стихотворении есть ещё и середина. Люди, те, кто за образец любви и человечности этот «шедевр» ставит, вы середину вообще читали?

«Жди, когда из дальних мест писем не придет» или, ещё круче, «Пусть поверят сын и мать в то, что нет меня»... Это о чём? О том, что когда от мужчины годами нет вестей, когда приходит похоронка и даже родители отпускают душу погибшего сына — женщина должна ждать. И не сметь не ждать. Год. Десть лет. Всю жизнь. И не сметь жить дальше. И не сметь быть счастливой. Но одной, ни — боже упаси! — с другим. А всю долгую оставшуюся жизнь положить на ожидание у окошка того, кто уже никогда не вернётся.

Я не знаю, каким эгоистом надо быть, чтобы требовать это от женщины, уходя на смертную битву. И это не просто легкомыслие, когда солдат не задумывается о том, что он может не вернуться. Нет, он прекрасно отдаёт себе в этом отчёт, и именно поэтому отказывает покидаемой женщине в жизни после себя, без себя-любимого.

Конечно, любящая женщина будет ждать любимого мужчину. Но она будет это делать по воле сердца, а не по требованию. А тот, кто, уходя, будет требовать похоронить себя заживо, если что, будет ли он достоин такого ожидания?

Когда мой прадед уходил из Вятской глубинки на фронт в 41-м, он, конечно, как и любой мужчина, хотел, чтобы его жена его ждала. И, конечно, она ждала. До разумного срока. И когда разумный срок вышел, мой прадед, лёжа в братской могиле под Ленинградом мог только порадоваться тому, что двое осиротевших без него детей не умирают с голоду, что чужой дядя стал им родным и вырастил, что жизнь любимой женщины продолжалась, даже когда не стало его. Ведь разве не за этим он уходил на войну?

P.S. Я даже рада, что согласных со со мной не так много, как согласных с коллегой Black ermine. Значит, искренних романтиков среди наших людей всё-таки больше, нежели прямолинейных циников, вроде меня. И, пожалуй, уйдя в крайность, я была не права с оценкой, я оценивала произведение только с одной стороны, с той, которой оно предстало мне. Но литература — не физика, где формула не может иметь несколько трактовок, в литературе одно и то же произведение для каждого человека открывается по-разному. Я полностью согласна, что для солдата на передовой «Жди меня» — заклинание-оберег. Но для вдовы, которая даже своим ожиданием не смогла оградить любимого от беды, «Жди меня» — приговор.

Интересно привести авторский текст Симонова 1943 года, который в таком виде в последующие 70 с лишним лет «не страдал» многотиражность — благо, что он не сильно-то и объёмный. По требованию цензуры Симонов сделал существенную правку этого достаточно трагического (по своей сути) текста для публикации стихотворения — именно измененный текст и стал весёло-залихватской песней.

У Симонова стихотворение озаглавлено «Корреспондентская застольная». Первоначально друзья Симонова в своём кругу исполняли песню на мотив знаменитой жиганской песни «Мурка» (пока Матвей Блантер в том же 1943 году не написал для симоновской песни оригинальную мелодию) — в кругу близких друзей слова были такие:

«От Москвы до Бреста / Нет такого места, / Где бы не скитались мы в пыли,

С «лейкой» и с блокнотом, / А то и с пулеметом / Сквозь огонь и стужу мы прошли.

Жив ты или помер — / Главное, чтоб в номер / Материал успел ты передать.

И чтоб, между прочим, / Был фитиль всем прочим, / А на остальное — наплевать!

Без глотка, товарищ, / Песню не заваришь, / Так давай по маленькой хлебнем!

Выпьем за писавших, / Выпьем за снимавших, / Выпьем за шагавших под огнем.

Есть, чтоб выпить, повод — / За военный провод, / За У-2, за «эмку», за успех...

Как пешком шагали, / Как плечом толкали, / Как мы поспевали раньше всех.

От ветров и водки / Хрипли наши глотки, / Но мы скажем тем, кто упрекнет:

— С наше покочуйте, / С наше поночуйте, / С наше повоюйте хоть бы год.

Там, где мы бывали, / Нам танков не давали, / Репортер погибнет — не беда.

Но на «эмке» драной / И с одним наганом / Мы первыми въезжали в города.

Помянуть нам впору / Мертвых репортеров. / Стал могилой Киев им и Крым.

Хоть они порою / Были и герои, / Не поставят памятника им.

Так выпьем за победу, / За свою газету, / А не доживем, мой дорогой,

Кто-нибудь услышит, / Снимет и напишет, / Кто-нибудь помянет нас с тобой.»

Вместо эпиграфа: «Севастополь – самый европейский из всех европейских городов. Именно здесь находятся английское, немецкое, французское, турецкое и даже итальянское кладбища, на которых покоятся те, кто когда-то усомнился в том, что Крым – наш» (с)

Вот о таком кладбище и идёт речь в этом стихотворении. Симонов написал его в 1939 году, так что перед нами одно из последних свидетельств очевидца о том, каким он был – английский военный некрополь, располагавшийся на Каткартовом холме. Четыреста пятьдесят одиночных и братских могил, за которыми следили и поддерживали порядок (в стихотворении об этом упомянуто особо).

Через два года город стал местом ожесточённых боёв между советскими и немецкими солдатами, после чего от кладбища мало что осталось. В послевоенное время ни сил, ни, скажем прямо, желания восстанавливать мемориалы вражеским солдатам у городских властей не было. Да и самим англичанам стала неинтересна судьба своих предков, так что остатки кладбища пришли в запустение. Ну, а потом большая часть территории кладбища была отдана под дачи и огороды.

В 1993 году украинские власти недалеко от дачных участков открыли новый мемориальный комплекс, однако из-за некачественных работ (деньги выделенные англичанами на постройку оказались разворованы) он практически сразу начал разваливаться. Дело довершили мародёры, которые вырезали металл, после чего британцы предпочли открыть новый мемориал в другом месте.

Грустная история. Конечно, может случиться и так, что на месте разрушенного украинского мемориала построят новый, но и он будет иметь весьма косвенное отношение к тому кладбищу, которое описал в своём стихотворении Симонов.

Итог: судьбы кладбищ похожи на судьбы людей. Сначала бурная «жизнь», которая продолжается до тех пор, пока на них хоронят покойников. Затем, после закрытия, существование по инерции пока за ним ухаживают и следят, а потом – постепенная смерть. Английское кладбище в Севастополе погибло в бою и это, скажем прямо, не самый худший конец для военного некрополя, ведь французкому, которое в советские времена было снесено бульдозерами, повезло гораздо меньше.

Зачитывался эпопеей «Живые и мертвые» К. Симонова. Поэтому решил прочитать предшествующий роман- «Товарищи по оружию». Нельзя сказать, что я разочарован, но эта книга не идёт ни в какое сравнение с «Живыми и мертвыми». И стиль написания другой, и главные герои прописаны по-проще, менее яркие характеры.

Не самое сильное произведение Симонова.

«Симонов украл стихотворение у Гумилёва!»

Да-да-да, верим, верим. А ещё Лебедев-Кумач сплагиатил «Священную войну», Шолохов – присвоил «Тихий Дон», а уж что сотворила Мухина с задумкой неизвестного дореволюционного скульптора – так и сказать стыдно. Таких «разоблачений» было уже вагон и маленькая тележка, а лаборанты, судя по обилию плюсов на отзыв jamuxa, всё ещё не наелись подобных фейков.

Для начала: кроме довольно распространенного словосочетания «жди меня» стихотворения разные как по форме, так и по сути. Герой Симонова призывает любимую женщину ждать и верить, что он вернётся, герой «Гумилёва» наоборот убеждает, что они больше не увидятся. Что здесь может быть общего – лично мне не понятно. Это если по содержанию. Если же смотреть на форму, то мне опять не понятно, что может быть общего между тремя строфами по двенадцать строчек у Симонова и двумя строфами по восемь и десять строчек у «Гумилёва».

И, разумеется, самое главное: даже если история не выдумана (то есть если Гумилёв действительно написал это стихотворение, которое, кстати, не слишком похоже на его остальное творчество как стилистически, так и настроем), то её адептам необходимо доказать о том, что Симонов был знаком с данным неопубликованным произведением. А вот с этим у «разоблачителей» как-то туго.

История с «плагиатом» откровенно тухлая и за версту смердит ложью.

Это всё была преамбула. Что же касается самого стихотворения, то буду краток: «Жди меня» – одна из жемчужин, как творчества Симонова, так и всей поэзии, посвящённой Великой Отечественной Войне. Очень простыми словами сказано о чувствах бессчётного количества людей: уходящих на войну мужчин, и женщин ждущих их возвращения. Ну а поскольку стихотворение не содержит в себе каких-либо примет времени, то оно останется актуальным навсегда, ибо в то, что люди когда-нибудь прекратят воевать, я просто не верю.

«Но, назвав все вещи своими именами, издадим при этом избранные стихи Гумилева, потому что он написал много хороших и нисколько не враждебных нам стихов и сделал... много замечательных переводов, и потому что нельзя писать историю русской поэзии XX века, не упоминая о Гумилеве, о его стихах, о его критической работе как автора книги о русской поэзии, о его взаимоотношениях с Блоком, с Брюсовым, с другими выдающимися поэтами.»

http://smena-online.ru/stories/rossiya-etot-zvuk-svirel

Нехорошо передергивать.

Стихотворение написано в дни бесконечных отступлений. В нём вся боль солдата вынужденного отдавать врагу родные города и деревни, весь стыд человека, который спиной чувствует взгляды тех людей, которых он оставляет на захваченной территории. И нельзя вывести всех мирных жителей, и нельзя умереть в сражении за этот клочок земли. И не хочется жить, и уже с трудом вериться, что отступление когда-нибудь смениться наступлением.

В чём-то это стихотворение будет посильнее не менее шедеврального «Если дорог тебе твой дом...». Призывать к борьбе с врагом, который вторгся в твою страну и убивает твоих близких гораздо легче, чем тактично (что бы не вызывать пораженческих настроений), но максимально искренне и доходчиво описать чувства солдат в самые страшные дни Войны, когда казалось, что судьба СССР уже решена.

Очень зримо представляется дождливый осенний день, колонна солдат понуро бредущая мимо деревянных домов, старики, женщины и дети, обречённо глядящие им вслед. У меня всегда на глазах наворачиваются слёзы, когда я читаю это стихотворение.

К аннотации к моему изданию, роман «Живые и мертвые» сравнивается с эпопеей Льва Толстого «Война и мир». Не знаю, насколько верно подобное сравнение, ибо «Войну и мир» пока не читал (отрывки, с коими нас познакомили в школе не в счёт), но «Живые и мертвые», однозначно, стоящая весчь. Прочитать её стоит обязательно. Признанная классика ж...

К тому же, читается она довольно легко — текст не перегружен всякими описаниями природы, которые порой сильно затрудняют чтение. Константин Симонов пишет кратко, чётко и ясно.

А уж какие персонажи в книге: Синцов, Серпилин, Малинин ... Настоящие люди... Богатыри!! Какие трудности и лишения им только не пришлось пережить. И мы после этого,ещё говорим, что сейчас мы живём плохо!! Блин, по сравнению с тем великим и трудным временем, мы живём очень даже хорошо.

Считается, что это одно из лучших стихотворений Симонова, посвященное актрисе Валентине Серовой – будущей жене поэта (потом уже, после войны, после развода с Серовой, это посвящение будет Симоновым снято…). Написано стихотворение в августе 1941 года в Переделкино, когда Симонов возвращается с фронта в редакцию (с самого начала войны он находился на фронте в качестве корреспондента «Красной звезды»). Перед этим, в июле 1941, года Симонов на Буйничским полем под Могилёвом. стал свидетелем массированной танковой атаки противника, о чём написал в романе «Живые и мёртвые» и дневнике «Разные дни войны».

Замечательное стихотворение, но вот какая штука, ровно за двадцать лет до написания этого стихотворения, в августе 1921 года, где-то под Питером был расстрелян поэт Николай Гумилев…. В архиве Анны Ахматовой сохранился автограф стихотворения, приписываемого Николаю Гумилеву, который позволю себе привести полностью:

Жди меня. Я не вернусь —

это выше сил.

Если ранее не смог —

значит — не любил.

Но скажи, зачем тогда,

уж который год,

я Всевышнего прошу,

чтоб тебя берег.

Ждешь меня? Я не вернусь,

- не смогу. Прости,

что стояла только грусть

на моем пути.

Может быть

средь белых скал

и святых могил

я найду

кого искал, кто меня любил?

Жди меня. Я — не вернусь!

Такая вот история. Гумилевская строка «Жди меня. Я не вернусь…» на порядок сильнее симоновской, который её, исказив, и позаимствовал (вместе со стихотворным размером)…

Интересно, как классификатор отнес эту эпопею (право слово, непривычно воспринимать в таком качестве эти три относительно тоненьких книжицы) к историческим романам. В момент написания они воспринимались как откровение, как рассказ о пережитом старшими современниками. Элемент подлинности в них присуствовал, это точно. Элемент приукрашивания действительности тож. Действительно Симонов многое видел собственными глазами, и лично воспринимался с большой симпатией. Пожалуй, его любили. Во всяком случае в нашей семье. И что же выходит? Это Война и Мир двадцатого века? И никто не превзошел? Действительно, лейтенанты-артиллеристы, Бондарев, Быков, Бакланов, не написали ничего более фундаментального. Более яркое им удавалось, а фундаментальное — нет. Странно. Видно и современники и участники видели нечто недосказанное в этой войне. Но как очерк нравов, очерк русского общества того времени эпопея — опять это слово — остается непревзойденной. И тем не менее всего 8. И Симонов не Толстой, и будучи очевидцем, знал он далеко не все, что известно теперь о войне нам.

Кстати: я поставил галочки в пунктах «темный властелин» и «спасение мира». Разве не так?

На мой взгляд — самая прекрасно написанная эпопея о людях и войне. Как война влияет на сознание людей, перестраивает их судьбы. Писал ее — очевидец и непосредственный участник ВОВ, который вложил в строчки свои мысли и ощущения.