Все отзывы на произведения Алексея Холодного

Mo3k, 19 марта 2024 г. в 14:59

Для сплаттерпанка маловато жести, как по мне. Но средний читатель будет в ужасе, конечно. Пометил на всякий. Автор справился, автор молодец. Мерзко, противно. Сцена любовных утех вызывала ироническую улыбку, она еще и длинная такая. Алешка (главный герой), к слову, за это время даже нашёл клитор. Проблема в том, что мастерства автору не хватает в принципе. Но он старается, за это плюсуем.

По названию я уже понял с кем герою придётся иметь дело (эти существа сильно мне не нравятся), но автор не дожал с мерзостью. Яйца, слизь и вороньё — это всё не то. Там было пол абзаца про кухню, где автор меня направил, а я уже сам дорисовал гадину. Это удачно, остальное — ну, такое.

Для начинающего автора — хорошо, как эксперимент, как проба пера, но построение фраз, замена «Алеша» на «юноша», какие-то там еще ученические словечки. Стойкое ощущение, что автор вымучивал из себя текст, а не шпарил от души. Но, повторюсь, неплохо для начала.

Забыл еще: автор не просто рисует монстра, он еще и рассказывает откуда она взялась. Из японской мифологии, что там ее отец, присунул там одной ээммм... богине? и понеслось. Это ж крутой такой штришок. Но как он подан? В лоб, в самом конце. Вот накой мне знать, что проститутка якобы грузинка? Лучше бы размазал историю ее появления по тексту, намеками, вещами, фотографиями на стене в конце-концов. Интригу бы накрутил по-тихоньку в паре строк фраз, диалогов по всему тексту.

Mishel78, 19 мая 2023 г. в 01:23

Эта книга — не только искусствоведческое путешествие по истории русского тёмного жанра, но ещё и погружение в психологию русского народа. Да, именно с изучения феномена тяги ко всему страшному и почему именно русским полезно бояться вымышленного ужаса в искусстве начинается книга «Русский хоррор». В самом деле, если вы вспомните, как в детстве травили друг другу страшные истории про чертей, гроб на колёсиках, ведьмах и Красной Руке — всех страшилок не перечесть — то становится ясно, что тяга к ужасному буквально у нас в крови. Авторы объясняют, что этого не нужно стесняться и считать чем-то ненормальным, а относится к подобной тяге испугать себя, как к своеобразной терапии для излечения от многих социальных болезней, свойственных русскому этносу.

Исследование делится на две больших части: «Ужас в литературе» и «Ужас в кино». Строго следуя исторической линии, авторы последовательно разбирают двухсотлетнюю историю русского хоррора — от произведений с мистическими сюжетами русских классиков Пушкина и Тургенева, до литературы позднесоветского периода. От почти одновременного с рождением кинематографа появления киноужаса в царской России, до ярких жанровых работ перестроечного кино. От работ, пронизанных народным фольклором, до работ имеющих свою индивидуальность, но всё так же пугающих до дрожи.

Читателю предоставляется уникальная возможность не только узнать, какие именно произведения в жанре ужаса писали русские писатели-классики, но и прочитать краткие рецензии на тот или иной шедевр в препарируемом жанре. Особенно интересным представляется советский период, когда создание жанрового кино или литературных произведений в жанре хоррора было почти невозможным. Как творцам приходилось вставлять отдельные элементы хоррора в свои произведения, вплоть до мультфильмов. Потрясающим открытием может стать тот факт, что именно мультфильмы могли обойти железный занавес цензуры и явить перед зрителем почти жанровое кинопроизведение.

Детализация данной научной работы столь велика, что оттенки тёмного жанра были обнаружены в работе советского кинорежиссёра, на первый взгляд, далёкого от жанра ужасов — известного сказочника Александра Роу.

Обе части книги заканчиваются перестроечным периодом до распада СССР в 1991 году. Именно в эти годы формируются две ветви русского хоррора — делающей основной упор на смысловое наполнение произведений советской школы и «новой волны», представители которой всё чаще оборачивались к западным образцам, делая попытки создать настоящее жанровое кино или литературное хорорр-произведение.

Прочитав « Русский хоррор» читатель сможет погрузиться и вместе с авторами исследовать не только большой пласт отечественной культуры, но и узнать больше о самом себе, как о носителе русского культурного кода, в котором хоррор является неотъемлемой частью.

Уникальная книга, на создание которой ушло четыре года. И если вам хочется узнать больше о кажущейся незаметной и долгие годы незаслуженно закрытой цензурой части русского культурного наследия, то книгу «Русский хоррор» читать обязательно!

ХельгиИнгварссон, 03 октября 2021 г. в 12:35

***Двойной автодраббл***

«Мойский призрак» — интересный эксперимент в творчестве Алексея Холодного. На момент написания отзыва в цикле уже четыре готовых главы-рассказа, плюс один в уме. Четыре полноценных и законченных событийных произведения с развитой системой персонажей, последовательно и логично соединённых в единое повествование. Чем дальше — тем страшнее — в хорошем смысле. Но в антологии «Зов» вышел только дуплет из двух первых. Такая вот ситуёвина!

Работаю с тем, что здесь, но названия глав со временем могут различаться. Итак, 19-й век, Санкт-Петербург, окрестности реки Мойки, — отсюда и название. История несчастной любви и сделка с чёртом: страдания, борьба и расплата. Литературные шаржи присутствуют, но в целом ощущается ближе к народной традиции, чем к литературной.

1. О мёртвом художнике замолвите слово

Если коротко, то как в анекдот-эпопее поручика Ржевского: «Гусары, молчать!» Жена умерла до срока, и муж решает красиво, по-офицерски, застрелиться у её могилы. К добру или худу, но тут его за руку поймал призрак. Весьма словоохотливый и похотливый призрак, испорченный «квартирным вопросом». Знаете, перчёненько получилось.

2. Игра

Карты, деньги, вино, офицеры и снова дама, но опять не пик. Сцена-оборотень, внезапно показавшая здоровенные клыки. Акцент снова постепенно смещается с литературной и «питерской» на собственную авторскую мифологию. Манерный эстрадный фарс а-ля Александр Малинин или, прости Господи, Николай Басков уступает место нормальной здоровой чертовщине из «Тьмы языческой» (раннего сборника Алексея Холодного). Оно и к лучшему!

ХельгиИнгварссон, 03 октября 2021 г. в 10:54

***Страшное рядом***

Тема подростковой жестокости, взятая за основу в рассказе Алексея Холодного «Слепой Лонгин», приятной и общепринятой не является. Перестанет ли существовать это явление, если его замалчивать? Нет, никуда не денется – так же, как повышенный гормональный фон, кипящие по первости страсти и отсутствие личного опыта у подростков. Исчезнет, если написать и прочитать? Тоже нет. Так для чего вообще нужно освещать подобные гадости в литературе? Хороший вопрос. Если вы берётесь за хоррор, чтобы расслабиться и получить чисто эстетическое, стыдно-щекотливое удовольствие, то тема явно не ваша. Ищите монстров, маньяков и поллитровку крови на вечер где-нибудь ещё. Здесь, у Холодного, будут просто дети.

Читатель, раскрыв произведение, окажется перед выбором. Брезгливо отскочить, виртуально получив по морде зассанными трусами от милой школьницы – или осознать, что настоящие ужасы реальны и происходят здесь и прямо сейчас, под боком. Может быть, после прочтения именно этого рассказа вы, поспешая домой с работы или магазина, присмотритесь к играющим на пустыре, газоне или спортивной площадке детям. Быть может, вон те разряженные куколками девочки и один интеллигентного вида мальчик, обступившие кружком другого мальчика, окажутся страшнее исписанных кем-то бумажных листов. Вы снова пройдёте мимо? Значит, рассказ был прочитан зря, вы взяли из него только тему.

Персонажи «Слепого Лонгина» – дети, в основном из средней школьной параллели. Немного, всего человек пять. Место действия вообще одно. И чуть более трёх с половиной тысяч слов. Мало? Да нет, кому-то даже чересчур покажется. Описаны две – нет, даже три мучительные казни. Или все четыре? Больше? Как в одноактной пьесе, действие условно, ритма почти нет, – а темп зашкаливает, грозя порвать манометр допустимого. Почему так? Всего-то и делов, что трое мальчишек зажали одного, а пятый чуть в стороне плетёт какую-то хрень из колючей проволоки. Побесятся и разойдутся. Помятыми, но довольными вернутся домой и примутся уроки делать. Какой пацан без синяков и ссадин? А ведь это только событийный план.

Культурные аллюзии и религиозные символы в рассказе не прячутся, они выставлены напоказ и доступны всем. Более того, тут они актёры разыгрываемой на наших глазах драмы. Сегодня у нас на сцене подают Распятие Христа – не желаете ли отведать в несовершеннолетней постановке? Ну да, как-то не эстетично и мелко: остов строения, грязь, запах нечистот, коммунальные рабочие на заднем плане в котловане ковыряются. Одного мальца пнули пару раз, другой ладошки поцарапал. Это взгляд снаружи – а если изнутри? Внутри кипят страсти. Один пацан думает, что верит в Бога, и до сих пор пытается понять и простить всех. Другой разуверился во всём и мстит, познав страшное от святого отца, отчима по совместительству. Третий пытается убить в себе веру в лучшее, чтобы суметь из стада травоядных жертв перейти в касту хищных повелителей жизни. У четвёртого тело выросло вперёд ума и совести, у пятого наоборот. И у каждого уже есть негативный опыт и воспоминания, которые будут мучить всю оставшуюся жизнь. Как вам такой Young Adult, седеющая инфантерия немощнокрылых вороных пегасов?

Не модно. Не красиво. Пошло как в бытовом, так и в культурном смысле. Мерзко. Насколько надо быть извращённым, чтобы писать подобную гадость! А теперь просто войдите в интернет и пробегитесь по детским сайтам-обменникам. Посмотрите видео, посты, комментарии, лайки. Особенно – снятый детьми на личные мобильники контент. Мешанина похлеще, чем можно кому-то измыслить. Ну да, вот именно ваш ребёнок не такой. Он сидит в башне из слоновой кости на райском необитаемом острове, и воспитываете вы его по древнегреческой системе: один мудрец на одно дитя. У него нет личного мультиустройства, подключенного к сети Интернет, он не ходит в школу и спортивную секцию, не посещает подготовительные курсы и совсем не бывает на улице — вы всюду возите его на личном авто. Он постоянно занят, и у него даже времени нет на всякие глупости. И да, он не может быть одним дома, другим в школе, третьим с мальчиками, четвёртым с девочками, пятым с назначенными задротами, шестым со своей собакой, седьмым с бездомной кошкой. Он не может приспосабливаться и менять маски, он же ещё ребёнок. Ваш ребёнок.

«Слепой Лонгин» сознательно смешивает приёмы драмы и эпоса, эстетику символизма и натурализма, мифическое прошлое с реальным настоящим. Если кто не помнит, Лонгином называли человека, нанёсшего удар копьём распятому Христу. Неизвестно, было ли так, но теперь он официально причислен к лику святых. Знаковые фигуры прошлого очищены и расставлены по полочкам, а дети живут здесь и сейчас. В информационной и бытовой грязи, на обочине бегущих по делам родителей, на периферии взрослой жизни. Не персонажи рассказа, а настоящие дети. И ежедневно делают выбор и совершают поступки, слишком часто руководствуясь лишь тем, чего у них в избытке – эмоциями. Но фокус в том, что А. Холодный не пишет просто чернушку. Присмотритесь: в его современной драме окружающая реальность условна и символична в той же мере, что и сцена на Голгофе. Каждый предмет реквизита получает значение символа и тянет за собой шлейф смыслов и ассоциаций. Не просто кривое отражение Библии, не только и не столько. К сожалению.

Лонгин уверовал, и его жизнь и гибель обрели смысл и значимость. Что получит, где и каким окажется очкарик Лёнька Длинный, всерьёз играя в чужие игры? А ведь не он один тут заигрался. Случилось страшное, непоправимое. Такое, что даже заводила в ужасе. И всё это время неподалёку, на заднем плане сцены, присутствует целая бригада взрослых мужиков. Конечно, прорвавшая канализация под развалинами церкви куда важнее возни школьников. Только вот по кому звонит упавший наземь колокол? Что разрушило Храм Божий? Что за нечистоты разлились на его месте? Взрослые люди работают, обеспечивают своих детей, устраняют глобальные проблемы в плане общем. Быть может, надо уметь видеть и частное у себя под носом? Вмешиваться, даже если оно чужое? Кто там когда сказал, что чужих детей не бывает?

_Y_, 06 сентября 2021 г. в 21:56

Из двенадцати страниц текста двенадцать описывают зверства, творимые детьми подросткового возраста. Больше в тексте мне ничего не встретилось. Может и есть что-то, но от меня ускользнуло, поскольку про зверства читать мне не нравится. Помножить на отнюдь не лёгкий язык и… поставить единицу и забыть.

Но.

Судя по всему, именно на такие ощущения автор и рассчитывал, то есть цели своей достиг. Да и подростки (не в рассказе, а вообще в жизни) никогда не вызывали у меня умиления. Даже трудночитаемый язык вполне может быть преднамеренным приёмом. По рассказу-то читателя ведёт один из персонажей, а персонажей, способных думать или говорить связно, в тексте встретить тоже не удалось.

Так что, оценку ставить пока не буду, поскольку какую поставить не знаю.

ХельгиИнгварссон, 13 декабря 2020 г. в 12:26

***Явленная Навь

О чём может предупредить вдумчивого читателя такое название, как «Дурная кровь»? О порочной, дурной наследственности. Родовом проклятии. Роковой, недоброй предопределённости. Всё это здесь действительно есть. Готика? Выхваченный из ночного мрака сполохом молнии мрачный особняк, древний слуга с подсвечником в руке и скелеты в шкафах? Зная пристрастие Алексея Холодного к мифологической «славянской» образности, начинаешь сомневаться в этом. Забегая вперёд, могу успокоить одних и разочаровать других: готики под хохлому не будет.

Хотя нет, постойте. Главный герой после десяти лет скитаний возвращается на родину, у порога отчего дома его встречают огонь костра и старица, да и в шкафу тоже что-то явно нечисто. Есть церковь, кладбище и загадочные убийства. Кошмарные сны, следы которых не исчезают после пробуждения. Появляются монстр и былая возлюбленная. Вездесущая ворона буквально преследует героя, насмехаясь и поблёскивая то одним, то другим глазом. Неужели Эдгар Аллан По? Шаблон «Ворона», «Лигейи» или «Убийства на улице Морг»? И снова не угадали.

Есть одно значимое авторское отличие: навязчивый мотив непроходящего алкогольного опьянения персонажей, смешанного с вечно стоящим одетым в прихожей и не прощающимся похмельем. Сюжетообразующее «третье состояние», заставляющее художественный мир Холодного двоиться на одинаково обманчиво-реальные отражения. Ни пьян, ни трезв. Ни жив, ни мёртв. Ни плох, ни хорош. Алкоголь словно заменил собой вышедшие из моды совесть и все прочие высокие духовные порывы классической литературы, а заодно и рефлексию главного героя.

Кстати, знакомьтесь: Иван Игнатич, изгой христианской семинарии тридцати лет от роду. Проклятый собратьями по сану иерей, обречённый странствовать по сельской глубинке и ловить мелких бесов во искупление грехов. Только вот мечей у него нет. Ни стального, ни серебряного. Магии тоже никакой не обучен. Есть лишь крест, водка и собственное, ужасно меняющееся с годами тело, всё больше и больше напоминающее ему родного отца. Есть жгучий груз неизбывной вины, становящийся лишь тяжелее со временем. Есть необъяснимая жажда, которую до времени подменяет грех пития.

Вернувшись в родную деревню на телеге старого – ещё отцова – знакомого, Игнатич словно на лодке Харона прокатился. Самого привезли вместе со свежей копёнкой сена, как скошенного. Реальная украинская деревушка на берегу реки Тетерев, с водопроводом, мусорными баками и электричеством, будто выпала из общих времени и пространства. Застряла где-то в царской России. Обезлюдела и стала местом, которого нет. Центром водоворота, вокруг которого десять лет носило по кругу пытающегося хоть что-то изменить в своей жизни героя.

Иван жив или мёртв? Описываемая действительность заставляет сомневаться в этом читателя. Современная реальность холодильников и смартфонов бессовестно прорастает древней хтонической жутью, как поганками после дождя. Закатанные в банки бесы. Двухметровый крылатый чёрт, убивший участкового. Существа, лишь прикидывающиеся знакомыми с детства людьми. Персонажи воспринимают это как само собой разумеющееся, а вот читателю с логическим складом ума придётся туго. Здесь всё одновременно то и совсем не то, чем кажется.

С неолита представление о мире получило троичную структуру, складывающуюся из поверхности земли, глубин и небес (петроглифы Хакасии: хребет Оглахты, гора Тепсей). Есть место для живых, для жути и защитников («упыри» и «берегини» Б. А. Рыбакова). Алексей Холодный гипотетически обращается к ещё более древним временам, когда культура не успела породить доброжелательно настроенных сверхъестественных существ. Во вселенной Холодного отсутствуют небеса: есть только явь (живые) и навий мир (умершие и чудовища). Да и они ещё окончательно не разделились.

Лишь поняв авторское мироустройство, начинаешь понемногу вживаться в кажущееся безумие происходящего. Герой не случайно именуется Игнатичем: важно то, что он сын не Игната даже, а своих родителей. Предков, пращуров. Он вернулся на землю, полнящуюся родственными костями людей и нелюдей, бывших живыми или немёртвыми. Припал к истокам. К несчастью для него, светлые берегини ещё не родились. Действия их предшественников материальны и весьма болезненны – но действенны, в отличие от методов молодого и наносного христианства.

У Ивана накопился ворох проблем, которые он твёрдо намерен решить. «Покаяние», а после «искупление» в христианской системе координат почему-то не помогли «блудному сыну». Знакомые с детства нави предложили другой путь, но он страшный, кровавый и огненный. Обретёт ли счастье «сказочный» дурак, пройдя по указанному пути до конца? Выход это – или вход в бездну без возврата назад? Концовка из «Таящегося ужаса» или «Морока над Инсмутом» Г. Ф. Лавкрафта? Что-то новое, основывающееся на православно-языческом синкретическом комплексе?

К сожалению, синтаксис Холодного остаётся перегруженным. Многое воспринималось бы легче от простой перестановки членов предложения. Регулярно встречаются лишние запятые, появляющиеся от неверного определения конструкций вводными. Не хватает нужных слов, что порождает повторы, парафразы и даже подмену понятий. Стиль, с учётом так полюбившегося автору «третьего состояния», может оставаться тяжеловесным. Но работать над русским языком придётся на академическом уровне, поскольку школьных знаний недостаточно.

Наметилась специфика произведений Холодного: в них телесно и вещно всё то, что традиционно возвышенно и духовно. Это не анекдотическое опошление из серии замены во фразеологизмах и поговорках «души» и «сердца» на «жопу», а именно облечение плотью нематериального. Страхи, воспоминания и догадки персонифицируются. Душа гниёт. Сердце буквально можно украсть. Земля сочится кровью. Подобные тропы используются со времён «Слова о полку Игореве», но здесь им поменяли полярность со светлой на тёмную. Примитивизм это или нет, утверждать пока рано.