Чарльз Маклин. Страж. Перевод с английского В. Топорова. М., Издательство “Независимая газета”, 1999.

Издатели, описывающие роман “Страж” как бестселлер, сразу сделавший его автора знаменитым, немного кривят душой. Это действительно лучший роман шотландского прозаика Чарльза Маклина и одновременно самое популярное его беллетристическое произведение (Маклин известен также своими документальными книгами о Шотландии). Слово “культовый” куда более применимо к Маклину, чем “знаменитый”, — причем “культовый” не в расхожем смысле (тот про кого печатают глянцевые журналы во всем мире и кого читает “модная” молодежь), а в первоначальном — тот, чьи произведения любят очень мало людей. Но любят очень сильно.

“Культовость”, понимаемая в этом смысле, вероятно, проистекает из двух причин: произведение может быть плохим, но некоторые особенности (например, наивность взгляда автора) заставляют его полюбить. С другой стороны, в произведении может быть все, что нужно для того, чтобы стать по-настоящему знаменитым и попасть в те самые модные журналы, — но какой-либо “изъян” заставляет широкие массы читателей отвернуться от него. Вещи первого типа — фильмы Эда Вуда и вообще бесчисленный трэш, литературный в том числе. Второй тип — многие провалившиеся в прокате большие голливудские фильмы и некоторые толстые русские романы, которые мало кому удается дочитать до конца.

“Страж” — культовый роман второго типа, но причина его сравнительной неудачи не в объеме и не в вялости стиля. Как раз наоборот: история Мартина Грегори, неожиданно для самого себя совершившего жестокий, чудовищный и необъяснимый поступок и пытающегося с помощью психотерапевта понять его причины, не отпускает с начала до конца. Сочетая повествования от первого лица (дневник Мартина и записи сеансов, проводимых доктором Сомервилем) с воссозданием гипнотических “сновидений” Мартина, Маклин фактически неотрывно удерживает внимание читателя. Не будет преувеличением сказать, что “Страж” — одна из самых увлекательных книг, изданных в прошлом году в России. Добавим к этому постмодернистский принцип “слоеного пирога” и множественности интерпретаций (о чем — ниже) и получим образцовый рецепт интеллектуального бестселлера наподобие “Имени розы”.

Но Маклин — не Умберто Эко: в отличие от романов, возглавляющих списки продаж, его книга вызывает все возрастающее чувство тревоги, которое не покидает читателя даже после того, как закрыта последняя страница. Точнее, именно в этот момент тревога достигает своего максимума.

Читатель тревожится, ибо не знает, что он прочел. Два кода, предложенных автором, не просто меняют жанр книги, но заставляют совершенно по-разному оценить двух главных героев.

Если прочесть роман как фэнтези, то мы получим историю о герое, призванном спасти мир (не случайно ему 33 года). Он узнает о своих предыдущих существованиях, о том, что каждый раз он терпел неудачу, — и с большим трудом восстанавливает первоисторию: рассказ о мифической стране Магмель. Он должен был стать в ней Стражем — но вместо этого, поддавшись чарам злых сил, невольно предал свой народ и обрек Магмель на гибель. Теперь, в наше время, он возвращает себе утраченный “предмет силы” и снова заступает на стражу, чтобы спасти мир. Силы зла в лице врача Сомервиля пытаются помешать ему — но он побеждает их.

Можно, однако, прочесть роман как экспрессионистский рассказ об обычном гражданине, совершившем в детстве убийство. Воспоминания о нем загнаны глубоко в подсознание — но в один прекрасный день подавленные импульсы вырываются наружу. Чувство вины трансформируется в агрессию, и у Мартина случается психотический срыв. Доктор Сомервиль пытается лечить его, однако не может удержать пациента: желая скрыть от себя страшную правду о давнем преступлении, Мартин включает врача в свой бред и в конце концов окончательно сходит с ума, превращаясь в опасного для общества психопата.

Нетрудно видеть, что в первом случае Мартин — герой, а врач — злодей. Во втором герой — Сомервиль, а Мартин в лучшем случае жертва своей болезни. В худшем — маньяк наподобие персонажей американских психотриллеров. Вот только книга написана так, что читатель не может выбрать ни одного варианта, и потому, даже дочитав до конца, не знает, как ему относиться к рассказанному. За кого, грубо говоря, надо “болеть”.

Добавим к этому мрачные, жестокие и кровавые видения Мартина, которые могут порадовать разве что поклонников темной эзотерики, садистических фантазий и эсхатологических грез, — и станет ясно, что роман, вселяющий столь сильное чувство беспокойства, никак не может стать бестселлером… даже интеллектуальным.

Дочитав его до конца, мы понимаем, что так и не знаем, что есть Добро, а что — Зло; что есть Иллюзия, а что — Действительность. Без настоящего героя, с которым отождествляет себя читатель, не построишь ни хоррор в стиле Стивена Кинга, ни фэнтези в стиле Майкла Муркока — точно так же, как без ясного ответа “что там все-таки случилось”, не построишь психоаналитический роман типа “Принца приливов” Пэта Конроя.

Конечно, каждый может попытаться успокоить себя и выбрать один из двух возможных вариантов. Поклонники магии скажут, мол, Маклин учит, что в путешествии в глубь собственного “я” лучше не доверять психотерапевтам. Врачи, в свою очередь, вынесут свой приговор.

Знакомый психиатр с пятидесятилетним стажем сказал, прочитав “Стража”: “Этот роман еще раз подтверждает то, что я знал и без того: ни в коем случае нельзя работать с людьми в психозе без фармакологической поддержки и применять к параноикам гипноз”.

Сергей Кузнецов

«Иностранная литература», №9, 2000.