Завтрак на краю света
Говорят, что Край Света находится где-то далеко–далеко. За морями, за лесами, за горами, за пустынями.
И это в корне неправильно. Край Света – явление, нормальной природе, вообще-то, несвойственное. А потому он может попасться где угодно — везде, где реальность трескается, как старая штукатурка. Везде, где из-под нее проступают другие миры, древние и неправильные.
Такой Край Света затерялся в лесах между землями ильменских славян и Белым морем. Он спрятался среди северных болот, затаился, как сонная гадюка. Его обходили стороной и людские дороги, и звериные тропы. До человеческого жилья от него и вовсе не было пути – ни пешему, ни конному.
И все же, здесь кто-то жил.
На холме, со всех сторон окруженном лесом, стоял высокий терем. С башней, с крыльцом, со слюдяными оконцами, с резьбой в виде диковинных зверей и птиц.
Дело шло к утру. Над травой змеился сизый туман, приползший с болот. Небо медленно светлело, облака расцветились бледно–медовым.
Хлопнули ставни. В башне открылось окно. Неразличимый в полумраке силуэт поставил на подоконник зажженную свечу. Следом забрался сам, свесив ноги наружу. В тусклом утреннем свете стало видно его лицо. Оно было хищным и резким, с черными бровями вразлет и соломенно–серыми глазами. Глазами как степь, над которой повис туман.
Вскоре послышался размеренный цокот. Из леса выехал всадник. Он был одет во все белое – разукрашенные белой финифтью доспехи, белый плащ, белые сапоги. Конь его казался светлее снега.
Белый витязь поднял руку, приветствуя человека в окне.
— Здрав буди, Виелон. Знаешь, ты сильно изменился, тебя и не узнать теперь.
Тот, кого назвали Виелоном, ответил почему-то очень едко:
— Как и тебя, Первый.
Белый витязь смиренно прикрыл глаза.
— Нам с тобой не на что жаловаться, Виелон. Другие ведь… многие погибли, многие лишились своей силы.
Виелон вдруг расхохотался. Смех его гулко прокатился по опушке, спугивая птиц.
— До чего глупо! Тебя даже слушать тошно. Нас ждет та же участь. Нас не пощадили, нам просто дали отсрочку!
Белый витязь потер подбородок.
— Мы можем подкопить сил и дать бой…
С лица Виелона тут же исчез всякий намек на веселость.
— Ты ничего не понял, как я вижу. Мы не можем дать бой. Все, что нам осталось – это в тоске и мучениях ждать конца.
Виелон прикрыл ладонью огонек свечи. Бушевал ветер. В воздухе, словно огромные рыжие мотыльки, носились сухие листья.
Солнце не встало, но небо уже совсем посветлело.
— Скучаешь, Виелон?
К терему подъехал всадник на красном коне. Он был весь в алом, на щите его красовалось полнощекое солнце. В глазах всадника бушевало пламя.
— Я тебя заждался, Второй, почему ты так долго?
Красный витязь отвесил издевательски витиеватый поклон.
— Прости, о Владыка, больше такого не повторится. Кстати, каково это – быть разжалованным в мелкие сошки? Каково это – из бога превратиться в хранителя дорог, а?
Виелон сдержанно поджал губы.
— Скучно. Сижу здесь, как прикованный – ни уйти, ни повидаться ни с кем, ни мир посмотреть…
Красный витязь фыркнул.
— Знаешь, Виелон, тебе бы нынешний мир не понравился. Видел бы ты, как распоясались твои людишки – сто раз бы пожалел, что защищал их. А впрочем… и так, наверное, жалеешь?
Не дождавшись ответа, он пустил коня вскачь.
А над лесом все ширилась бруснично–алая полоса. Вскоре показалось и солнце.
Солнце нырнуло за холмы. Раньше Виелон знал, что с ним происходит ночью – как его везет по неведомой реке Гусь–Лебедь, как Змей, владыка подземный, пытается его проглотить, как Мать–Медведица его спасает.
Теперь он ни в чем не был уверен. Мир жил по новым правилам. Вполне возможно, что солнце и правда превратилось просто в комок раскаленного газа.
Виелон зажег свечу, поставил ее на подоконник.
Мир притих в ожидании ночи. В блеклом небе мельтешили комары, неподвижный воздух сладковато–приторно пах травой и слежавшимися листьями.
В вечерней тишине вдруг гулко стукнул запор. Под чьими-то тяжелыми шагами заскрипели половицы. Вслед за тем в горницу вошел высокий витязь, закованный в вороненные доспехи. Его лицо скрывала железная маска в виде клыкастой морды какого-то чудовища.
Виелон кое-как улыбнулся гостю.
— Непривычно, правда? Кто бы мог подумать, что мы однажды встретимся как…
Черный витязь махнул закованной в вороненную сталь рукой. Окружающее пространство задергалось, словно отражение во взбаламученной воде. Черный витязь сделался выше, упершись шлемом в потолок. Все свечи, находившиеся в горнице, потухли. Мрак, густой, как чернила, хлынул сквозь окна внутрь.
Черный витязь отшвырнул Виелона к стене, сам подскочил следом. Вытащил широкий изогнутый кинжал, приставил к его горлу – так, что Виелону пришлось задрать подбородок и приподняться на цыпочках. Выглядел он при этом донельзя жалко.
— Скажи, куда исчезла твоя прежняя сила? – осведомился Черный витязь. В голосе его завывал ветер и перестукивались кости.
— Я же…не бог…больше, – выдавил Виелон.
Черный витязь склонился совсем близко к его лицу. В темных прорезях маски стали видны его глаза – бледно–лунные, от края до края, без зрачка и радужки.
— Удивительно. Оказывается, бога подземных вод и мудрости, создателя людей, ведовства и сказительства, можно так легко уничтожить?
— Ты же все знаешь, Третий, — прошептал Виелон с отчаянием. – Не издевайся, ты же все знаешь. Все Древние уничтожены. Мы больше не хозяева, мы не имеем никакой власти. Мы создали разумных существ, и их разум подчинил себе весь мир.
Черный витязь убрал кинжал, потом медленно провел тыльной стороной перчатки по щеке Виелона. Сказал насмешливо:
— Не мы — ты.
Виелон скривился в бессильной ярости.
— А ты и рад нашим бедам! Почему с твоей-то силой ничего не случилось?!
Черный витязь подошел к окну, позвякивая шпорами.
— Моя сила зависит от того, без чего ни род людской, ни наш мир просто не могут обойтись. Страх. Безумие. Ночь. Смерть. Они так сильно впитались в ткань мироздания, что и сам Зодчий над ними не властен. Он может лишь учесть их в своей новой Вселенной – и смириться с ними. Как видишь, я с самого начала выбрал верное ремесло.
Виелон горько усмехнулся, растирая шею.
— Белый витязь говорит, что и нам не на что жаловаться. Так уж вышло, что люди верят в волшебную силу рассвета, в божественную природу солнца… и пока Зодчий не переделал Вселенную, мы нужны ему.
Где-то в чаще завыли волки. Из-за туч выбралась обгрызенная, пятнистая луна. Интересно, из-за чего теперь, в новом мире, появились эти пятна? Уж точно не потому, что ночное светило дало приют Каину. Зодчий придумает что-нибудь по–разумнее.
Для Виелона что сотня лет, что один день текли одинаково мучительно. Он не мог надолго отлучиться из терема. Каждую ночь, каждое утро, каждый рассвет, каждый закат он должен быть на своем месте.
В мире оставалось слишком много вещей, которые не работали сами по себе. Такие, как восход солнца. Остатки предыдущей, волшебной, запутанной, неправильной, битком–набитой чудесами вселенной.
Виелон сидел на полу у печки, выложенной сине–зелеными изразцами. За окном шел мелкий холодный дождь. Печка приятно грела.
Виелон вглядывался в поверхность небольшого блюда, лежавшего у него на коленях. Поверхность мерцала и переливалась, словно ртуть, в ней показывались то людная площадь, то темная светлица, где плакала девушка, то гавань с кораблями.
Распахнулись ставни. Сквозняк взметнул занавески, сдул со стола бумажные свитки.
Внутрь заглянул Красный витязь.
— Свеча потухла, я чуть не заблудился, — доложил он сварливо. – Ты бы меньше пялился на мир, а больше бы занимался своими прямыми обязанностями.
Виелон подошел к окну.
Сейчас Красный витязь был в алом кафтане, подпоясанном огненных расцветок кушаком. На боку его болталась сабля, а к седлу была приторочена зачехленная пищаль.
— Ты знаешь, с людьми творится что-то странное, — сказал Виелон, словно рассуждая сам с собой. – Я не такими их задумывал, они очень меняются.
Красный витязь коротко усмехнулся, тряхнул медными кудрями.
— Ну ты и дурак, ей–богу! Чего, по–твоему, хочет Зодчий? Изменить не только вселенную, но и самих людей. Тогда отпадет необходимость в чудесах, волшебстве, счастливых случайностях, в вере, в воображении и прочем. Ну и мы тотчас же исчезнем. Все идет как раз по его смете.
Виелон горестно поморщился.
— Если так, то мы исчезнем очень скоро.
Виелон уже не раз обнаруживал, что не может найти кое–кого из оставшихся Древних. По всей видимости, они исчезали – вместе с тем, как вещи, прежде подвластные им, начинали работать сами по себе.
Виелон знал — на свете нет ничего более логичного, чем обращение дня и ночи. Это означало, что его конец близок. Чтобы хоть как-то скрасить тоскливое ожидание, он стал выбираться к людям. Ненадолго – просто взглянуть, понаблюдать. Поразмыслить.
Жизнь людей, как и раньше, полнилась горем и страданиями. Они по–прежнему верили в богов, которые помогают им. Хотя богов уже давным–давно не осталось.
Иногда Виелон не мог себя сдержать и вмешивался — осторожно, чтобы никто не заметил.
Сами люди считали, что им помогают святые.
Однажды Виелон оказался в городе, захваченном вражеским войском.
Он торопливо шел по пустой улице, спрятав руки в длинных рукавах кафтана. Сапоги вязли в осенней грязи, сабля позвякивала в плохоньких ножнах. Воздух, пропитавшийся дымом и гарью, пощипывал глаза. Отовсюду доносились крики, выстрелы, грохот пушек.
Проходя мимо обгоревшей бревенчатой часовенки, Виелон вдруг почувствовал, что его позвали. Так, как зовут бога – как его звали давным–давно. Сейчас молились, само собой, не ему, а Тому, другому.
Виелон заглянул в часовню. Ее, очевидно, уже успели разграбить – не осталось ни лампад, ни окладов. Стены обуглились, иконы почернели.
У самого алтаря, частью на полу, частью на ступенях, лежал человек. Он молился из последних сил, отчаянно что-то выпрашивая.
Виелон вошел внутрь.
— Ты зря тратишь силы. Зодчий отрицает чудеса, его бессмысленно просить о чем-либо.
Человек его не слышал. Он дышал тяжело, хрипя и присвистывая. Виелон без труда ощутил, что человек при смерти, что человеку очень больно, что он страшно боится.
Виелон подошел к нему, присел рядом. Светлый кафтан человека весь пропитался кровью, липкой и теплой. Человек лежал, скорчившись, зажмурив глаза. Он был в сознании.
Виелон немного подумал, провел рукой над раной, останавливая кровь. Потом встал и попробовал взять человека на руки. Он боялся, что не хватит сил. Но человек оказался легким, как соломенная кукла. Виелон вдруг вспомнил, каково это – быть богом. Он взглянул на свое творение почти с нежностью. Оно по–прежнему было таким, каким и задумывалось – хрупким и теплым.
Переместившись в свой терем, Виелон принялся за лечение. Чудеса следовало применять осмотрительно – Зодчий заметил бы любое возмущение в ткани реальности.
Виелон так увлекся, что забыл поставить на окно свечу.
Но солнце, несмотря на это, село — своим чередом.
Белый витязь стряхнул с ослепительно–снежного кафтана еловые иголки. Скользнул равнодушным взглядом по человеку, лежавшему на лавке под слоем одеял. С тем же отсутствующим выражением он оглядел печку в красновато–зеленых изразцах, заморский гобелен с василиском, полки с книгами в тяжелых окладах.
— Ну, человек, тоже мне зрелище. По–моему, ты слишком много о них думаешь.
Виелон вдруг улыбнулся.
— Кому как не мне. Я их создатель.
Белый витязь удрученно покачал головой.
— Ты забыл выставить свечу, Виелон. Однако вечер все равно наступил, солнце зашло. Тебе бы не улыбаться, а плакать. Наши дни сочтены, мы больше не нужны.
— Ну, ну. Не дни, я думаю. Столетия, — Виелон хлопнул его по плечу. – Зодчий всегда все делает наверняка. Он не станет спешить.
Красный витязь остановился у терема. Виелон сидел на крыльце и листал какую-то книгу. Рядом с ним стояла свеча.
— Ну надо же, он удосужился зажечь маяк!
На сей раз красный витязь был облачен в алый камзол, расшитый ярко–желтыми цветами. На голове у него красовался пышный рыжий парик, а из-за пояса торчали рукояти пистолей.
— Как там поживает твой человек, Виелон? — осведомился он, улыбаясь слегка брезгливо.
Виелон хмыкнул.
— Ты бы спросил еще на пару столетий позже. Люди столько не живут.
Красный витязь вздернул бровь.
— Было бы из-за чего рисковать, в таком случае. Подумаешь, протянул он лишние тридцать лет.
— Я ничем не рисковал.
— Ну разумеется! И теперь ты тоже ничем не рискуешь, когда пренебрегаешь своими обязанностями и вмешиваешься в жизнь людей?
Виелон отмахнулся.
— Тебе-то какое дело? Каждый развлекается, как может.
Виелон слишком давно не навещал Неведомую страну, потому заблудился и не сразу нашел нужное место. Благо, он вовремя услышал скрип мельничного колеса.
Идя на звук, Виелон миновал рощу из деревьев со стеклянными стволами и тонкими железными листьями, тихо позвякивающими на ветру. Он выбрался к реке, в которой текла матово–молочная вода. Здесь все окутывал густой туман, тяжелый и вязкий, как мокрая вата.
Очертания мельницы угадывались едва–едва. Виелон пробрался к ней сквозь высокую, давно некошеную траву. Трижды постучался, вошел.
Внутри царило запустение, какое бывает только в давным–давно заброшенных жилых домах. Сквозь окна лился серый свет. Паутина клочьями свисала с грязных стен. Пол и обломки мебели покрывал толстый слой пыли.
Раздался щелчок. В дальнем углу, самом темном, появилась вдруг маленькая чугунная печка. Затем возникли множество столов самых разных размеров и форм. Затем – подушка с растянувшимся на ней огромным дымчатым котом. Затем кто-то прокашлялся.
— Здравствуй, Виелон, давненько тебя не было видно. Мы уж думали, кхе–кхе, тебя того…
У печки материализовалось кресло, в котором сидел невысокий старичок с пышными усами. Он кутался в клетчатый плед, а на носу его красовалось пенсне.
Виелон учтиво поклонился. Старичок пристально оглядел его, неодобрительно прицокивая. Виелон был одет в синий редингот, белые кюлоты и чулки, подпоясан шарфом в цвет французского триколора.
— Модничаешь, — припечатал старичок. – Зачем пожаловал?
— Скажи, ведь молитвы людей попадают к тебе?
— Как и раньше, — буркнул старичок. – У меня их тонны, не знаю, что с ними делать, хоть печку вон топи… Архитектор все обещает, что вот–вот де все доисправляет, и не будет молитв. Уж скорей бы, кхе–кхе.
Виелон быстро нахмурился.
— Этого не случится. Люди всегда будут верить в чудеса, в волшебное, в нелогичное. Я знаю наверняка.
-… потому что ты их создатель, ты с ними носился, как с писанной торбой, и все такое, — старичку отлично удалось передразнить его голос. – Но ты их не знаешь, иначе не случилось бы ничего этого. Не появился бы Архитектор, мы не стали бы заложниками их веры, их страхов, их надежд. Тем более, процесс-то идет. Раньше люди знали, что чудеса есть – потому что вселенная состояла из чудес. Теперь они всего лишь верят в них. Скоро совсем разочаруются.
Виелон открыл было рот, чтобы возразить. Но тут дымчатый кот зевнул и сказал хрипло:
— Давай скорее, я спать собираюсь.
Виелон помялся.
— Можно, я буду забирать что-нибудь из нового?
Старичок уставился на него поверх пенсне. Уставился со смесью жалости и презрения.
— Кто о чем, называется. Ты слишком их жалеешь, Виелон.
Тот развел руками.
— Кому, как не мне.
Однажды Виелон обнаружил, что кончился его запас свечей. По давнему уговору с Архитектором это означало, что новая вселенная больше в нем не нуждается.
Механизмы налажены, законы запущены. Никакого хаоса, никаких случайностей, никакой путаницы и чудес.
Время Виелона, одного из создателей предыдущей вселенной, вышло.
Виелон взглянул на чайник, который кипел и плевался паром. Из покатого железного бока на него уставилось худое лицо с соломенно–серыми глазами и бровями вразлет. Виелон так успел привыкнуть к этому облику, что уже не смог вспомнить прежнего, настоящего себя – хотя очень старался.
Не удосужившись погасить огонь в буржуйке, он вышел на крыльцо. Вовсю лил холодный дождь. Лес скрылся за серой завесой, небо было мутным и скучным. Виелон сел на мокрые ступеньки и обхватил колени руками.
Жалобно завыл ветер. Деревья вторили ему протяжными, тоскливыми стонами.
Природа плакала, прощаясь с добрым богом, создателем поэзии, наук и самого разума.
— И ты прощай, — пробормотал Виелон.
Его вдруг стало очень холодно. Он вспомнил, что тот же холод чувствовал в минуту своего рождения, когда вселенная была совсем юной.
В последний миг Виелон увидел, как перед ним на сырую траву прыгнул огромный дымчатый кот, державший в зубах бумажку с крупными детскими каракулями. Цветные буквы намокли и потекли, но были еще вполне различимы. Кот положил письмо на колени Виелону, следом забрался сам.
И сказал хриплым голосом:
— Чем ты тут заниматься вздумал, дурень? Люди не могут без твоих чудес.
Теплой осенней ночью, когда луна отливала оранжевым, а воздух был влажным и свежим, Черный витязь остановил свой «харлей» у терема Виелона.
Черный мотоцикл, украшенный замысловатым готическим рисунком, распугал кузнечиков и пропахал перед ступеньками глубокую борозду.
Терем выглядел необитаемым. Окна щерились наружу черно и недружелюбно. Приоткрытая дверь поскрипывала, качаясь на ржавых петлях.
Черный витязь спешился. На его голове красовался мотоциклетный шлем. Само собой, вороненный. Сквозь прозрачное стекло не было видно лица – лишь сияли во мраке бледно–лунные глаза. Черный витязь носил длиннополый кожаный плащ и прекрасно сшитый шерстяной костюм. Внешне он смахивал на суперзлодея, не успевшего переодеться с какого-нибудь общемирового конгресса по уничтожению человечества.
Черный витязь тростью толкнул дверь, вошел в сени. Здесь едко пахло каким-то моющим средством. Черный витязь поднялся по лестнице в светлицу, где и застал премилую картину.
Виелон спал, свернувшись калачиком на выцветшем диване.
Черный витязь бесцеремонно подергал его за плечо. Виелон открыл глаза, увидел гостя, испуганно отдернулся.
— Тише, тише, — проворковал Черный витязь таким тоном, каким успокаивают детей. – Я зашел проведать, как ты тут. Признаюсь, я очень рад видеть тебя живым.
Виелон потер глаза. Сейчас он походил на рок–музыканта – помятый, длинноволосый, в кожаных брюках и высоких шнурованных ботинках.
— Никогда не думал, что я это скажу…но и я рад.
Он пошарил под диваном, достал маленький термос, протянул его Черному витязю. Тот опасливо покрутил его в руках и пить не рискнул.
— А что Заря и День? Они…отошли?
Виелон мрачно кивнул.
— Как и многие. Как почти все. Я выжил только потому, что люди не могут без веры в кого-то доброго и могущественного. Святые заступники, милостивые духи, счастливые случайности – это все я.
Черный витязь погладил пальцем, унизанным перстнями, набалдашник трости.
— Это справедливо. В конце концов, раз существует иррациональное зло, то и иррациональному добру следует быть.
— Архитектор разделяет твои взгляды?
— Архитектор недоволен, — Черный витязь снисходительно усмехнулся. – Но ведь ничего не может поделать. Люди ему до конца неподвластны, уж больно ты с ними намудрил, Виелон.
Виелон сощурил глаза цвета осенних степей, окутанных туманом.
— Ты знаешь, я никогда особенно не жаловал простоту. Для нас, для создателей, простота – много хуже воровства.