Корней Чуковский «Лидия Чарская»

Статья – огонь! По своему стилю она напоминает эпическое эссе Марка Твена «Литературные грехи Фенимора Купера» в котором автор «Зверобоя» выведен перед читателями законченным графоманом. Чувствуется, что Чуковский обстоятельно подошёл к написанию разгромной статьи: внимательно, с карандашом в рукам прочитал (или очень хорошо законспектировал тех, кто прочитал) немалое количество повестей и романов Чарской, вычленил основные сюжетные ходы, которые двигают её произведения, а также надёргал из них цитаты, изобличающие глупость и дурной тон своего литературного оппонента. И хотя при чтении заметки понимаешь, как пишутся подобные статьи (благо за спиной есть практика интернет-баталий) впечатления от эссе Чуковского хуже не становится, ведь Корней Иванович был отличным полемистом, и как выясняется, мог выступить в роли первостатейного тролля.

В своей статье Чуковский максимально язвителен. Вот как он высмеивает любовь Чарской к обморокам своих героинь: «Три обморока на каждую книгу – такова обычная норма. К этому так привыкаешь, что как-то даже обидно, когда в повести «Люда Влассовская» героиня теряет сознание всего лишь однажды. Ее и душат и режут, а она хоть бы что. Право, это даже невежливо. Такая толстая книга, и только один обморок! То ли дело другая великолепная повесть о девочке Нине Воронской: повесть еще не закончена, а уж Нина впадала в бесчувствие ровно одиннадцать раз!» (с) А уж его ехидное предположение, что никакой Чарской не существует, а под её псевдонимом выступает «заводной аппаратик с дюжиной маленьких кнопочек» (с), который и генерирует тексты с истериками, обмороками, страшными болезнями, а также непременными лобызаниями рук и ног – звучит максимально злободневно и для нашего времени. Ну да, сейчас герои сегодняшних популярных авторов как правило не кричат «Бей меня, топчи, унижай: я – злодейка, а ты — святая!» или «О, прогоните же меня, прогоните! Я не стою вашей ласки!» или «Избей меня, искусай, исцарапай!» или даже «Исхлещи меня кнутом до полусмерти!», однако подозрения о том, что их произведения составляются путём использования генераторов случайного текста никуда не деваются.

Другое дело, что не смотря на то, что я поставил статье высший балл, я не могу не отметить очевидную вещь: в эссе неразрывно переплетаются объективность фактов и крайняя субъективность взглядов автора. Факты говорят нам о том, что в творчестве Чарской полно штампов и сентиментальщины и Корней Чуковский с блеском это подтверждает многочисленными цитатами. Однако говоря про невиданную популярность Лидии Алексеевны у маленьких девочек Чуковский избегает размышлений о причинах этого явления. Ладно, «унтеры Пришибеевы приветствуют ее радостным ржанием» (с) потому что «недосягаема Чарская в пошлости патриото-казарменной: «Мощный Двуглавый Орел», «Обожаемый Россией монарх» – это у нее на каждом шагу» (с). Однако почему же тогда эта патриото-казарменная пошлость нравится маленьким девочкам и юным девушкам? Если верить автору, то это связанно с тем, что у них не было другого выбора. А ведь это, мягко говоря, не совсем правда. Тот же Фенимор Купер, литературные грехи которого столь язвительно высмеивал Марк Твен, творил когда американская литература ещё толком не сложилась. Он сам был классиком и отцом-основателем и отсюда могла проистекать его популярность. Однако Чарская начала писать в начале XX века! Мало того, что к этому моменту сформировался корпус классических произведений (в том числе – детских) из Золотого века русской литературы, так ведь одновременно с ней творило огромное количество талантливых писателей века Серебренного, часть из которых впоследствии сами стали классиками. Незатеряться на их фоне – уже само по себе серьёзное достижение, а получить в таких условиях популярность у читателя – это серьёзная заявка на признание за собой литературного таланта.

Всё это Чуковский оставляет за рамками своей статьи. И его можно понять. Кем была Чарская в его время? В лучшем случае – автором-графоманом волею судьбы вознесённой на гребень кратковременной славы. Положа руку на сердце: чем это мнение отличается от наших оценок творчества Дарьи Донцовой или Елены Звёздной, аналогом которой и является Лидия Алексеевна? Ведь это именно её читательская аудитория став постарше станет читать романтической фентези про попаданок в магические академии, а потом – о похождениях дважды разведённой сыщицы-любительницы. Именно это, наверное, и злило Чуковского больше всего. Ведь помимо идеологических заморочек, он хотел чтобы дети (в том числе и девочки) воспитывались и привыкали читать хорошую литературу, а Чарская и её аналоги в более взрослых аудиториях в его представления о хорошей литературе категорически не вписывались. Возможно отсюда и проистекает тот задор, с которым Корней Иванович высмеивает свою коллегу по писательскому ремеслу. Однако кроме чисто литературных причин нелюбви Чуковского к Чарской имел место и политический антагонизм, ибо Чарская родилась в дворянской семье и прекрасно чувствовала себя в Российской Империи, а Чуковский, бывший незаконнорожденным сыном служанки, монархическую Россию с её национальными и сословными ограничениями терпеть не мог. И если первая описывала жизнь в Империи с идеалистической и верноподданной точки зрения, то второй мечтал о Революции и с презрением относился к сторонникам самодержавия.

Разумеется, после Октября 1917 года роли поменялись и на коне оказался Чуковский, а Чарская оказалась вычеркнутой из советской литературы. И если хлопоты Корнея Ивановича в 1924 году о пенсии для Лидии Алексеевны можно только одобрить, то его фраза про литературный сифилис, сказанная Чуковским на съезде писателей в 1934 году не вызывает ничего кроме омерзения. Статья Чуковского-писателя – прекрасный образец литературной полемики. Слова Чуковского-чиновника от литературы – отвратительны. Да, очень легко лить помои на голову своего оппонента, когда ни она сама, ни её поклонники не имеют ни малейшей возможности тебе возразить, но такое поведение не делает чести ни писателю, ни мужчине.

История, как оно часто и бывает, не дала ответа на вопрос кто прав в этом заочном споре. Большая часть творчества Чуковского ныне забыта, а лучшая – вошла в фонд детской литературы, превратив пламенного революционера в «дедушку Корнея». Книги Чарской после краха СССР снова стали печататься и находить своего читателя, хотя, конечно, по популярности с Корнеем Ивановичем ей теперь не сравниться*.

Итог: явно субъективно и предвзято, но очень хлёстко и смешно. В своё время пытался в рамках расширения кругозора почитать что-нибудь из Чарской, но быстро сломался, ибо концентрация сентиментальности и слащавости оказалась слишком для меня велика. Будучи взрослым мужчиной не могу объективно судить о творчестве Лидии Алексеевной, однако статья её идейного антипода (который сам далеко не безупречен) меня очень позабавила.

* – при написании отзыва с удивлением узнал, что Чуковский до сих пор издаётся в гигантских объёмах. Так, в 2014 году общий тираж его произведений составил 1 953 200, в 2015 – 2 410 500, а в 2016 – 2 350 000 экземляров. Разумеется большинство из этих книг – тоненькие брошюрки по 5 – 10 страниц, однако их число означает, что подрастающее поколение будет прекрасно знать кто такие Мойдодыр, Айболит и Муха-Цокотуха.