Корней Чуковский «Живой как жизнь»

Корней Чуковский — он намного шире и многограннее, чем о нем принято думать. Помимо стишков для самых маленьких, ему принадлежат литературоведческие труды про Горького и Уитмэна, биография Короленко, пара книг по теории перевода, а также замечательный очерк про динамику русского языка «Живой как жизнь».

Книга на примерах рассказывает, как в разные века в русский язык входили новые слова, старые отмирали, менялся смысл выражений, и т.д. Все это вполне занимательно — например, я раньше не знал, что такие обычные слова, как «научный», «результат», «человечность» ещё в середине 19 века считались вульгарным новоязом, неприемлемым в культурном обществе.

Дается много интересной информации по постепенному изменению смысла разных слов под давлением социальных изменений — например, «шофер» в начале 19 века являлся довольно распространенной профессией, несмотря на отсутствие автомобилей; оказывается, шофер — это была такая разновидность истопника.

Но самое интересное начинается, когда уже сам Чуковский начинает возмущаться корявыми словообразованиями, засоряющими современный язык. Например, его сильно коробит новомодное «пока» вместо «до свидания», или кажется безумным «я пошёл» вместо «я собираюсь уходить». Удивительное рядом — нам сейчас эти выражения кажутся чем-то исконно русским, а ведь ещё в 1960 году они резали слух культурным людям.

Чуть дальше Чуковский упоминает уже в положительном тоне, что буквально на его глазах в последние годы слово «ребята» получило широкое распространение в смысле «дети», хотя ещё в военные годы «ребята» означало строго крестьянских детей, равно как «парни» — крестьянскую молодежь. Вот оно как, оказывается...

Или вот ещё — рассматривая тенденцию превращения «тополи-тополя», «учители-учителя», Чуковский приводит совершенно дикие примеры типа «матери-матеря» или «скорости-скоростя». Неужели в 50ые ТАК говорили? Очевидно, говорили, раз Чуковский такие примеры даёт... но слышать такое весьма удивительно.

Временами встречаются совершенно ядерные цитаты из современников Чуковского, учащих людей говорить правильно. Вот, например:

«Мне физически больно слышать изуродованные русские слова: учёба вместо “учение” ... Люди, которые так говорят, — это убийцы великого, могучего, правдивого и свободного русского языка, на котором так чисто, с такой любовью к его живому звучанию говорил и писал Ленин”

Борис Лавренев, 1959

Но буквально за 10 лет ненавистная «учеба» не просто входит в язык, а полностью вытесняет предыдущую форму слова. Почему так? Необъяснимо.

А когда Чуковский с гневом обрушивается на молодежный слэнг, тут вообще только руками можно развести... Кадришка, хахатура, хилок — кто эти люди?? Вшендяпиться — это что сделать? Иностранный язык. А ведь буквально 40 лет назад его понимала вся страна.

В общем, крайне любопытная книга, хотя совсем не в том смысле, на какой рассчитывал автор. Интереснейший музейный сборник «так говорили в пятидесятые». Крайне рекомендуется к прочтению для осознания, как молниеносно меняется живой язык и насколько это гибкая штука. Если не будете читать сами — хотя бы покажите старшему поколению, деды наверняка оценят забытые словечки.

Книга о многогранности и динамичности русского языка. О заимствованных словах и словообразованиях. О штампах и канцеляризме. О лексиконе видных деятелей и спорах о чистоте русского языка.

«Одни его слова отмирают, другие рождаются, третьи из областных и жаргонных становятся литературными, четвертые из литературных уходят назад — в просторечие, пятые произносятся совсем по-другому, чем произносились лет сорок назад, шестые требуют других падежей, чем это было, скажем, при Жуковском и Пушкине. Нет ни на миг остановки, и не может быть остановки. Здесь все движется, все течет, все меняется.»

Это было… познавательно. Хотела привести примеры, но пришлось бы много копировать. А книга и так содержит большое количество цитат и ссылок. Читайте сами!

Эта теперь уже относительно старая книга известного советского писателя и поэта о русской бытовой и служебной, а также всех видах письменной речи совершенно не устарела в своём основном призыве. Конечно, какие-то частности, детали и примеры, приводимые Корнеем Ивановичем для подтверждения тех или иных своих идей и взглядов, возможно устарели, какие-то его предположения и прогнозы относительно отдельных слов и выражений попросту не оправдались или пришли в негодность, однако сути это не меняет. Потому что книга о главном — о вдумчивом, бережном и ответственном отношении к русскому языку, о соблюдении чувства меры, о формировании чувства вкуса, о самоконтроле, самоограничении и самонаблюдении, в особенности для тех, кто является не просто носителем и пользователем русского языка (каковыми являются все русско думающие и русско говорящие люди), но кто более активно пользуется языком как инструментарием в своей профессиональной деятельности. Это литераторы, журналисты, поэты, литературные критики, лингвисты и филологи, этнографы и культурные работники, конечно же учителя — список этих профессий широк и не конечен.

Книга не только интересна по форме и содержанию, но ещё и полезна для всех нас, тем более, что во времена интернета множество людей стало активно творить слово письменное. Да и современные скорости в словотворчестве и динамики бытового языка, как мне кажется, стали гораздо выше... И потому всегда есть возможность и даже необходимость прикинуть на себя все те критические одёжки, о которых пишет Корней Чуковский. Ибо и канцелярит, и слепое употребление практически уже мёртвых закостенелых словесных формул, и неоправданное никакими вкусами коверкание слов, и неуместные вбрасывания в родной язык иностранных слов (наравне с злоупотреблением архаичными формами родного великого и могучего), и прочие лингвистические и фонетические хулиганства в крайних их проявлениях как минимум бросаются в глаза и ложатся пятном на сердце... А всё, что можно сделать — начать с себя :-)

Эх /вздыхает/, пошёл начинать!

Живой и хлесткий, как жизнь, товарищ Чуковский Корней.

Спасибо.

Честно говоря, я даже не знаю, как начать рецензию. В последней главе этой книге Корней едко рассуждал о канцелярите и его вхождении в нашу жизнь. Примером служит уже известный нам случай, когда к хныкающей девочке подходит взрослый и нежным участливым голосом спрашивает: «по какому вопросу плачете?». Вот и у меня сейчас мнительный страх, что мои пальцы и глаза впитали весь образчик канцелярита, и вот сейчас я буду четко отщелкивать слова, каждое существительное ставя в творительный падеж.

Мне нравится. В Книге история и России, и языка. Объектом всех холиваров является тема иностранных заимствований, сокращений, внедрение сленга, просторечия и макаронической речи.

В пору своей молодости я выспренно стенала, хватаясь за стены: ооо, сколько же слов в тебе, русский язык, и сколько же грязи впитываешь в себя, о, мой живой и великодивный.

Корней донес до меня когда-то выстраданную мысль: не бойтесь того,что происходит в языке. Он умный, и сам разберется -что оставить, а что временно «поносить» до следующего века.

Смешно было читать о нововедениях языка в его время. Слышал бы товарищ Чуковских о новых словах сейчас. Мне действительно было бы любопытна его реакция.

спасибо!