Павел Басинский «Лев Толстой: Бегство из рая»

Синдром Беглеца

Давно, усталый раб, замыслил я побег.

Пушкин

Лев Толстой среди скреп, не потерявших прочности. Как-то так вышло. К нему можно относиться в диапазоне от благоговения до ненависти, можно не числить его среди любимых писателей, можно вовсе не читать, но он существует как некая данность. Как солнце, вокруг которого все вращается, как кантова «вещь для нас». Время, когда русскость больше клеймо, чем знак доблести, не отменяет базовых понятий национальной идентичности, среди которых не Владимир-красное солнышко, Иван Грозный или Сталин, не к ночи будь помянут. И не русская культура в целом, а он — Глыба, Человечище.

Павел Басинский если и не главный в современном литературоведении исследователь толстовского творчества, то уж совершенно точно первый его популяризатор. Вы можете спросить, есть ли смысл продвигать торговую марку, и без того всем известную? Я отвечу, что любое золото тускнеет, если не полировать, а днище океанского лайнера обрастает водорослями и ракушками, которые надобно счищать. В случае Толстого таких обрастаний поразительно много. И вот он последовательно работает с апокрифами толстовской мифологии, высвобождая истину из-под напластований домыслов.

«Лев Толстой. Бегство из рая», удостоенный в 2010 году премии Большая книга, была второй, после биографии ЖЗЛ, в цикле книг Басинского о семье Толстых. И первым в череде романов-расследований, которые больше, чем беллетризованная биография, которые придают чтению о реальных исторических фигурах остроту почти детектива, а глубиной проникновения в душевные движения и мотивации поступков — совершенный психологический роман. Особо ценный достоверностью, подтвержденной архивными документами, письмами и дневниковыми записями.

Эта книга работает с глубоко укорененным мифом о старичке с посохом и котомкой, который уходит умирать, отчего-то на железнодорожную станцию Астапово, которая вообще-то почти в шестистах километров от Ясной поляны (ничего себе, прогулка). «Бегство из рая» выстроено в форме романа-расследования в десяти главах, каждая из которых открывается эпизодом ухода Льва Николаевича из Ясной в хронологическом порядке с момента отъезда в сопровождении врача Маковицкого и до смерти. Далее реминисценция, переносящая нас в ранние периоды жизни писателя, по сути разворачивая картины от раннего детства до «как мы дошли до жизни такой» финала.

Вот мальчик-подросток-юноша, мужчина, не выносящий принуждения и ограничения свободы, стремящийся уйти из обстоятельств, которые их предполагают. При этом ограничения как таковые не отвращают его и не становятся проблемой, больше того, добровольно налагаемые на себя жесточайшие обязательства ведут к спартанскому образу жизни, граничному с аскезой. Однако на давление извне, заставляющее подчиняться нормам и правилам, которые считал отжившими и неверными, он всю жизнь отвечал бунтом бегства, в дилемме Fight ore Flight выбирая второе.

Если вам довелось бывать в Ясной поляне, вы видели этот добротный помещичий дом, ни коей мерой не дворец, где графская семья с кучей детей, челядью и постоянными гостями жила достаточно тесно — будем называть вещи их именами. А детский стульчик. на котором ЛН писал бессмертные романы, так и вовсе образец трогательного и одновременно убогого быта. Говорить о роскоши, от которой Толстой декларативно бежал — по меньшей мере странно. Но строй яснополянской жизни, не разделяющая его взглядов жена и дети, отсутствие взаимопонимания, невозможность исповедовать то, что проповедуешь — все это явилось той давящей силой, какой свободолюбец Толстой никогда не терпел.

На самом деле все гораздо сложнее, у любой проблемы множество аспектов, и семисотстраничная книга всесторонне разбирает ситуацию, чего не под силу сетевой рецензии. Да ведь я и не ставлю целью охватить всю ее своим отзывом, довольно рассказать, что есть такая книга. А уж вы решите, стоит ли читать (шепотом: стоит).

Помните «Бойцовский клуб»? В начале фильма у персонажа Нортона пистолет во рту — а затем ретроспекция, как он до этого докатился. Аналогичным образом в книжке Басинского поминутно воссозданы предсмертные дни Толстого( с ухода из дома), а в ретроспекции дается история его взаимоотношений с женой. Обилие мемуарной и околомемуарной литературы разного уровня достоинства именно сделала необходимым работу Басинского — прекрасный компендиум и практически роман — по всевластности автора, его безусловно авторскому выстраиванию концепции и организации вокруг нее материала. Роман Толстого с женой описан без вкрапления обстоятельств написания книг, рецензий на них и проч. — все важнейшие события ( отлучение от церкви, составление завещания) препарируются сквозь влияние их на семейную жизнь. Басинский своим уважительным отношением к персонажам фактически описал драму и фатум — трех в целом хороших и совестливых людей( собственно, сам Лев Николаевич, Софья Андреевна и Чертков), каждый из которых был прав, и глубоко несчастных, закончившуюся уходом из дома Толстого и его смертью. Живо написанная беллетристика высшего качества подкупает организацией материала и счастливо найденной дистанцией автора к персонажам — с уважением, но без замалчиваний.

Вообще-то я не очень люблю читать биографии. Помню и ценю меткость высказывания кого-то из великих о том, что вся история – суть набор человеческих биографий. И, все же, люблю читать их не очень. Даже самые замечательные. Например, автобиографию Агаты Кристи начал читать с таким энтузиазмом прошлым летом (прекраснейший слог у автора!), но отложил недочитанной на две трети. Дело в том, что память у меня – не идеальная, отнюдь. И когда автор биографии пишет что-то вроде: «… и тут вошла Мэри – свояченица троюродного брата моего мужа от третьего брака…» скулы мои сводит в тоске, и я, с чувством неловкости перед автором и героем биографии ставлю книжку на дальнюю полку да в темный угол.

Совсем по-другому случилось с этой книгой. Ее я, напротив, начинал читать с некоторым чувством неловкости, а заканчивал – с полнейшим восторгом. Дело в том, что Басинский, на мой вкус, с первых страниц избрал очень доверительный, очень интимный тон. У меня создалось впечатление, будто я сам, пусть и незримо, присутствую рядом с Толстым и его доктором Маковицким той ненастной октябрьской ночью в сарае, в котором спешно, в полутьме, закладывают экипаж. Ноев Ковчег для Льва и его спутника. При этом извращается сама идея Ковчега. Библейский Ковчег – это спасение. Но – спасение пары. И Лев Николаевич в эту ночь тоже – бежит, спасается. Но спасается – от пары.

Нет, это только первое впечатление, что именно от пары, от супруги бежит Л.Н. Он бежит от прошлой жизни, свято веря, что там (в ему самому непонятном и неведомом «там»), жизнь будет лучше, честнее, правильнее.

Вот от этой интимности, от такой близости к великому Толстому, у меня и возникло чувство неловкости. Всю жизнь я думал, что Толстой – это гений, это недосягаемый небожитель. А выяснилось – это просто дедушка преклонных лет, слегка больной на голову, который «чудит». И мне его жалко, и неловко за него, и жалко его родственников и близких, которых он своим чудачеством ставит в крайне неловкое и безвыходное положение перед всем миром. И выражение «всем миром» в данном контексте не столько образное, сколько географическое.

Вообще, книга удивительная. Документальная на 100%, в конце – внушительный список источников, и, в то же время, композиционно напоминающая хороший детектив. Детектив, в котором автор одну за другой выдвигает версии, отвечающие на вопрос «почему». Почему Толстой решился на такой шаг? Что ему предшествовало? И на каждую версию автор находил свою контрверсию, или версию уточняющую, или версию опровергающую.

А конечный вывод читатель должен был сделать сам. Я, например, пришел к выводу что в трагическом уходе Льва Толстого из Ясной Поляны виноваты все, названные автором данной книги причины, и еще какие-то, которые автор либо не заметил, либо не нашел, либо не счел нужным осветить.

Прекрасная книга, что там говорить. Заставляет задуматься о многих вещах. Например, о том, как важно беречь друг друга в браке, как важно в браке беречь свою любовь. О том, что ни в коем случае нельзя давать никому читать своих дневников, четко охраняя себя, свое самое сокровенное и дорогое, от посторонних глаз.

Книга Павла Басинского – добросовестное документальное исследование, которое стремится не столько ответить на затронутые в нём вопросы, сколько показать, насколько эти вопросы сложны. Для читателей «советской» школы, которым об уходе Толстого из Ясной Поляны обычно сообщалось в тезисах лапидарных, классово верных и подкреплённых образом «зеркала русской революции», сама эта сложность может стать открытием. И действительно, Басинский показал финальные годы жизни Толстого почти во все мыслимых ракурсах. Духовная философия здесь бьётся бортом о прагматичный быт, неоплаченные счета неуловимо превращаются в хронический психоз, литература перетекает в сапог, в котором Л.Н. прячет от С.А. свой самый-самый дневник, а несомненно добрыми намерениями всех без исключения действующих лиц вымощена железная дорога к Астапово.

Возможно, это самый сильный и важный урок книги, наглядный куда более, чем это прилично для произведения небанального: и Лев Николаевич, и Софья Андреевна, и их многочисленные дети, и ангельски-демонический Чертков, и отдалённый Победоносцев, и прочие персонажи, эпизодические и не вполне, у Басинского внятно и вполне осознанно описаны как исповедующие самые благие пути и этими путями настойчиво преобразующие мир в нечто лучшее, чем он был, есть и будет. (Единственным исключением в этом ряду «святых» выглядит лишь святой Иоанн Кронштадтский, отношение которого к Толстому очерчено выразительной, но малоприличной для памяти старца цитатой). Однако у каждого действующего лица понимание Пути строго своё, как и представление о жертвах, потребных для всеобщего счастья, и своя же степень готовности эти жертвы принести. Лев Николаевич, например, вполне осознанно готов обездолить жену и потомков, сделав права на публикацию своих произведений общественным достоянием, в то время как иных доходов у его многочисленной семьи фактически нет. Софья Андреевна, которая самозабвенно печётся о столь обременительном для идеалов Л.Н. семейном благополучии, вынуждена в этом мужу противодействовать. Чертков же, которого, кажется, ничто не может остановить в его крестовом походе за торжество их с Л.Н. общих идеалов, её противодействие всячески компенсирует, доводя ситуацию до полной неразрешимости. Остальные добавляют в это оливье свои ингредиенты – по мере способностей.

Басинский душевно понимает их всех, и этим пониманием делает исследуемый сюжет очень личным и для себя, и для читателя. Его книга – практически роман в цитатах. «Романность» спасает «Бегство из рая» от академического занудства, но временами начинет и раздражать – например, когда автор, приведя множество доводов чисто медицинского характера, внезапно отказывается ставить уже почти ясный читателю диагноз (ставить персонажам диагноз – это самое важное умение читателя) и с криком «да можно ли с такой меркой подходить к гению?!» условно-спасается падением занавеса и сменой декораций. Довлеющий над Басинским пиетет перед классиком, к счастью, сочетается с предельной добросовестностью – вроде бы, ни о чем важном не умолчено, ничто существенное не забыто. Пусть не все продазумевающиеся заключения сделаны явно, зато сложность и многомерность толстовской ситуации выявлена вполне. И прочитавший книгу специалист-психиатр вполне может досказать то, от чего Басинский так упорно уклоняется – если сочтёт, что история и автор дают ему для этого достаточный материал.

Лев Николаевич опытом всей жизни пришёл к пониманию , что духовные идеалы абсолютны, а земное существование компромиссно, оно требует снижения высоты идеалов хотя бы до уровня потолка. Потолок этот для него воплощала, что вполне закономерно, Софья Андреевна. Осознание сего обстоятельства ввергало Льва Николаевича в неимоверную скорбь. Софья Андреевна почти буквально мешала мужу взлететь не только духовно, но и физически. Сама она тоже вполне свою «потолочную» функцию осознавала, талантом супруга к полётам восхищалась и гордилась, но позволить ему улететь окончательно была категорически не готова. Чертков, тоже духовный аэронавт и практически эфирное тело, потолков не признавал в принципе, звал в небо абсолютно всех, особенно же мечтал увидеть свободно парящим своего собрата и учителя, без которого космос был для него пуст и уныл. Ради чего и помогал Толстому, в меру понимания ситуации, избавиться от сдержек и противовесов. Если вам даны крылья, наставник, зачем вам ноги? Вот пила, долой их.

Это, конечно, непростительное упрощенчество. Но именно так материальное воплощение снижает духовный запрос: близкими жертвовать ради своей духовной свободы немыслимо, жертвовать можно только собой; но и этим вы причиняете вред любимым людям, что делает вашу жертву по большому счёту неприемлемой.

Евангельская история универсальна, её эпизоды есть и в сюжете ухода Толстого: находится и противодействие фарисеев, и бестолковые апостолы, и тридцать серебреников, и поцелуй Иуды, и пилатово омовение рук, и отречение Петра… Но снижение высокой легенды к реальности немыслимо, и Лев Николаевич не мог этого не чувстововать и не понимать. А это означало, что его идеальные устремления в реальности не могут воплотиться. Никак.

И его бегство из Ясной Поляны ни в коей мере не было крестным путём. Его выгнала из дома растерянность старого человека, трагически потерявшегося в расколе его духовной и материальной сущности. Боль мудреца, который этот раскол осознаёт, но не может и не хочет с ним смириться.

Отличная книга. У Басинского получился объемный образ не только самого Толстого, но и его противоречивого окружения. Один Г-н Чертков чего стоит. о нем в школе естественно не упоминали, а уровень влияния «серого» кардинала был чрезвычайно высок, особенно для потомком. Очень интересно про жену (тоже, между прочим писала, и не плохо. Поговаривают, что ее участие в «Войне и мере» не только в работе личным помошником-стенографистом...), взаимоотношения с детьми и знаменитостями того времени. Много ссылок на интересные документы и воспоминания.

Книга подвигла прочесть у Басинского про Горького. Не пожалел. Но про толстого у него вышло чуть лучше. Возможно, образ поярче, менее политизирован (хотя и этого хватает).

Рекомендую всем, кто интересуется как творчеством Гения (Толстого), так и его жизнью, эпохой.