От знойной смеси марксистка+феминистка ожидаешь чего-то не менее взрывоопасного, но Фара на удивление сдержана — на орехи досталось только коллегам-критикам во вступительном слове. Самого РЭХ она препарирует довольно хладнокровно, а её особый фем-фокус позволяет увидеть некоторые любопытные вещи, невидимые в обычном освещении. И, по-моему, она первой озвучила кинематографический/телевизионный компонент приёмов писателя. Правда выводит и обосновывает его она из совершенно ошибочных предположений, и это одна из проблем книги — невнимательность автора к источникам и чётко определённая фильтрация альтернативных вариантов. Так, Фара не упустила ни одной возможности отметить роль и влияние женщин в том или ином вопросе, хотя многие вещи объясняются куда более простыми причинами, а вот о влиянии Вирджинии Хайнлайн на подбор фактов и не-фактов в биографии, написанной под её контролем Паттерсоном, она практически не упоминает. И всё же, эта фем-критика — просто образец взвешенности и аргументированности по сравнению с обычным уровнем глупости, невежества и фанатизма, которого полным-полно в соцсетях. Помимо аудио-визуального аспекта, Фара исследует и другие технические приёмы писателя, сентиментальный, рациональный и живописный компоненты текстов и их тематику — она не филолог по образованию, поэтому пишет очень понятным популярным языком, не забредая в дебри, за что большое ей спасибо. Естественно, одна из глав целиком посвящена гендерным манифестациям Хайнлайна — это что-то вроде попытки психоанализа текстов с т.зр. мужской, женской и гомо-составляющей. Хайнлайн был бы взбешен от таких попыток, но читать это было любопытно. Завершается всё главой о котеках — Фара полжизни провела в Тырнете, она знает, чем обеспечить позитивный отклик :). К сожалению, книга на четверть состоит из биографии, библиографии и прочих ненужных вещей, но на оставшихся страницах можно найти разные любопытные и неожиданные мысли.

Я наконец-то дочитал «Отчаяние» Игана, хотя он всячески сопротивлялся. Теперь, после двух книжек, могу точно сказать: обвинять автора в том, что он производит сухой картон, а не живое слово — никак нельзя. Да, персонажи Игана не более чем антропоморфные функции сюжета, в которых человеческого не больше, чем в шахматных фигурах, но к этому я худо-бедно привык, в конце концов, большинство ныне живущих писателей-фантастов в детстве протащились от Берроуза, Гамильтона и тому подобной пульпы, и теперь занимаются манифестациями своих детских импринтингов. Но Иган-то не сочиняет тупо беллетризированную футурологию, как многие, на слой сюжета он накладывает ажурную схему псевдопублицистики, в которой последовательно, подчиняя чёткому ритму, излагает естественнонаучные, гуманитарные и философские идеи. Эти два слоя не просто параллельны, они взаимодополняют друг друга, резонируют или диссонируют, и совместно образуют очень своеобразный рисунок бытия. Третьим слоем идёт движение мысли. Точнее, конструирование осознания (читателем? автором? надсюжетным виртуальным персонажем, который смутно подразумевается, но не явлен? — вот это последнее дъявольски интересно ощущается) некоторых особенностей Жизни, Вселенной и Вообще. Научный метод мышления и процесс развития какой-то идеи в качестве литературного приёма — это самое сильное изобретение научной фантастики. Но, к моей досаде, Иган вводит в этот механизм в качестве важнейшей детали метафизику. Меня она не то чтобы коробит, она просто неправильно, на мой вкус приготовлена. Скажем, у Савченко в «Испытании истиной (История Тобольского антиметеорита)» метафизика вполне органично легла в естественнонаучный контекст (возможно, потому, что он не был слишком глубок), у Игана же фантастика слишком твёрдая, чтобы безболезненно скрещивать её с метафизикой, отчего последняя постоянно выглядит притянутой за уши. Притом, как мне кажется, обоснование можно было бы обрядить в какие-нибудь псевдонаучные одежды, несостоятельные для вдумчивой логики, но вполне правдивые с литературной точки зрения. Но Иган этого не делает. Он апеллирует, скажем, к квантовому принципу «измеритель влияет на результат измерения» и считает это достаточной лазейкой для того, чтобы протащить волшебство в сконструированную им картину мира. Я тут вижу некоторое шулерство, которое можно было бы благопристойно прикрыть десятком-другим тщательно подогнанных слов. В общем, читая «Отчаяние» ко мне впервые пришло осознание, что писателю НФ, особенно твёрдой НФ, как никому другому, нужно владеть искусством логического подлога и литературной престидижитации — с тем, чтобы в нужный момент сделать несколько отвлекающих пассов и незаметно засунуть кролика в шляпу. Иначе беспощадная логика, взнузданная и спровоцированная у читателя научным методом мышления, которым наполнен весь предыдущий текст, тут же ухватит автора за рукав — и волшебства не произойдёт. Нет, я не хочу сказать, что всё плохо — наоборот, всё у Игана отлично — кроме пары мелочей. Осадочек некоторой неудовлетворённости, и правда, остаётся, но, по сравнению с «Карантином», в «Отчаянии» Иган вырос на целую голову. Местами это сплошной кайф и фейерверки в мозгу, как будто ребёнка запустили в магазин игрушек или кондитерскую лавку. Иган отлично овладел искусством «сделайте мне разбегающиеся глаза». В отличие от Хайнлайна, который в какой-то момент упёрся в невозможность охватить и осмыслить расширяющийся ареал современной науки, и потому забил на НФ, Иган прекрасно имитирует энциклопедические познания и формирует в тексте ударный фронт интеллектуальной волны (что-то наподобие звуковой волны в музыке, изобретенной Филом Спектром). Он может показаться литературно-кособоким, но это не так. Это не баг, это фича, нужно просто понять, как эта птичка устроена.

Увы — от этой книги ждал большего, чем она смогла предложить. Всё-таки Лео был другом и лично одобренным биографом Хайнлайна. Но вопреки (или всё же «благодаря»?) личному знакомству биографа с писателем, книга в её биографической составляющей скомпонована из официоза, ретуши и умалчиваний. В плане литературоведческом (или литературно-критическом?) Стовер, как истый приверженец академического стиля, пускается в свободное плавание по морю ассоциаций и щедро делится своими мыслями, при этом не слишком часто ссылаясь на мнение автора. Критик попытался встроить Хайнлайна в литературные традиции Америки — задача сама по себе довольно любопытная, но её реализация у Стовера выглядит как-то уж очень простенько. Во-первых, фамилий маловато. Т.е. сделана привязка только к пьедесталам — Твен, Уитмен и т.п. — а что до маленьких километровых столбиков, понатыканных вдоль дороги, то до них руки у автора «Apeman, Spaceman» как-то не дошли. Во-вторых, глубоко в текст Стовер не лезет. Из текстов Хайнлайна можно извлекать пасхалки, раскавыченные цитаты, вычленять параллели, но критик скользит по верхам, гнушаясь конспирологией, и в своей чрезмерной деликатности и академичности так и не делает необходимый шаг, превращающий вольного эссеиста в исследователя. А жаль. Мне вот досадно, что автор выполнил все очевидные действия, но не сделал каких-то открытий, каких-то интеллектуальных виражей, чего-то такого, отчего захотелось бы сказать: «Ух ты!» — и полезть в справочники и первоисточники, перечитывать и сличать. Разборы любопытные, но не более того. И даже поспорить ни с чем не хочется, вот в чём беда.

Хотя, возможно, я зря сетую, и задача книги была иной — а именно создать респектабельный академический базис для изучения Хайнлайна в ВУЗах, этакий противовес разухабистой книги Алекса Паншина или нелицеприятой брошюры Брюса Франклина. Корпус текстов о творчестве Хайнлайна к моменту написания книги был уже весьма достаточный, а вот солидных изданий в твердой обложке (и, что немаловажно, комплиментарных по содержанию) — раз-два и обчёлся. Как бы то ни было, ощущение от Стовера, пишущего о Хайнлайне, примерно как от Прашкевича, пишущего об Уэллсе.

"— Нет, конечно… — промямлил я. — Проделана большая работа… (Эдик схватился за виски.) Я, конечно, понимаю… добрые намерения… (Роман смотрел на меня с презрением.) Ну, в самом деле, — сказал я, — человек старался… нельзя же так…» (с) АБС

Хайнлайн ненавидел Паншина за его вторжение в область, которую Боб считал своим личным пространством. Хайнлайн обожал Лео Стовера, который был деликатен до полной неощутимости. И ещё Хайнлайн люто ненавидел Брюса Франклина, за то, что тот был «красным». Все трое написали по книжке о его творчестве, но из всех троих интересно было читать только Алекса. Во-первых он продемонстрировал системный подход (здесь должен быть курсив). Во-вторых он не лавировал в безопасной зоне комплиментарности. В-третьих — он просто классно пишет. Разумеется, для того, чтобы написать увлекательное чтиво требуется некоторая небрежность с фактами и некоторая доля фантазии. Было бы глупо рассматривать книгу Паншина как е д и н с т в е н н ы й текст о творчестве Роберта Хайнлайна. Но в совокупности информационного потока, из которого книгу ни в коем случае нельзя вырывать, в корпусе других подобных исследований, она сверкает, как маленькая хитрая жемчужинка, окружённая безусловно ценным... но чрезвычайно тусклым продуктом.

Мне понравилось. Хотя и буриме (и потому все недостатки, органически присущие буриме, тут присутствуют в полный рост), но буриме качественое. Авторы максимально плотно использовали фактический материал — Хайнлайн и Азимов в повести как живые, и разные мелкие детальки их службы на секретной базе ВМФ удачно пристроены в тексте, прибавляя ему документальной достоверности. Даже те вещи, что остались за кадром, например, как Боб гнобил Айзека за недостаточно восторженный патриотизм или как он доставал его по поводу Йом Кипура — присутствуют в виде намёков, и это создаёт мощный бэкграунд, на фоне которого авторы очень удачно используют идеи описываемых персонажей, ввергая их в катастрофический Мальстрем Филадельфийского Эксперимента. Нет, конечно же это все глубоко вторично — персонажи взяты из жизни, идеи позаимствованы у самих персонажей, а по форме это и вовсе откровенно реликтовая гернсбековская палп-фикшн, бульваристика начала 40-х. Но, вместе с тем, тут есть юмор, есть психологизм и есть мысли — которые стоит услышать.

Как ни странно, «Звёзды» написаны куда лучше «Слепоты», в плане драматургическом и, возможно, в плане языка. Читается на одном дыхании, но, тем не менее, в шедевры вещь не попадает. Спойлер: История рассказывает о том, как кучку козлов и придурков заперли в жестянку и утопили в океане. Конец спойлера. Зачем их там столько — непонятно, Уоттсу хватило литературных ресурсов только на троих персонажей, остальные очень сильно схематичны, и это напрягает. История взаимоотношений козлов и придурков страдает фатальной, на мой взгляд, технологической немотой — писатель постоянно топит сюжет в fade to black (прицел на экранизацию?) и отвлекает от естественно возникающих вопросов науч-поп вставочками. Вставочки, к сожалению, ничего нового и мозговыносящего не содержат, и они слишком хорошо подогнаны к происходящему, эффекта неожиданности, который хорошо играл в «Слепоте», нет. В общем, придурки как-то неожиданно (и необоснованно) к концу книги оказываются чуть ли не в полной житейской гармонии, козлы продержались шулерским джокером в рукаве до самого конца, но подсказки были слишком очевидны. Автор сделал пару неожиданных ходов, но то были выстрелы, произведённые из походного порядка, без подготовки, поэтому эффект был смазан.

Написано, подчеркиваю, вполне себе гладко, и вещь не оставила бы некоторой неудовлетворённости, если бы не атмосфера. Если бы не общая тягостность и безысходность. Мне думается, что каждый день, отнятый от наблюдений за красотой мироздания, потрачен напрасно. И этот день «Морские звёзды» у меня-таки оттяпали. Похоже, это такая авторская фишка. Как и в «Слепоте», все персонажи так или иначе ущербны: у кого лоботомия, у кого тараканы в голове, остальное человечество живёт в полном кошмаре. Единственные нормальные на вид персоны — водитель батискафа (NPC), и главный администратор проекта, на которого возложена функция босса уровня. Все прочие не вызывают сочувствия, потому что для того, чтобы вызвать со-чувствие к людям со сдвинутой крышей автору нужно стараться немного больше, чем в обычном клиническом случае. Тут для эмпатии хорошо подходят разные ми-ми-шечки, но Уоттс вытащил на обозрение уродскую морскую звезду уже в самом конце — и даже не подумал усладить нас зрелищем сюсюкающего над ней главгера. Он дал читателю безысходность, но не дожал читателя до слезы, которой можно было бы эту безысходность оросить . «Акванавтов» Павлова вытягивала любовь (ну, положим, не вытянула, но за попытку — спасибо), она как-то грела читателя в чёрных холодных глубинах океана. Уоттс сбросил её как разменную карту где-то в середине текста, потом, в конце, снова пошёл с неё, но козыри уже сменились, и получилось что-то неубедительное и ненужное. В итоге остаётся атмосфера холода и гадства, всё покрывает мрак, в котором копошатся уродливые люди и чуть более уродливые глубоководные гады. Можно ли считать себя хоть чем-то обогащённым после прочтения такой истории? Ну, если вы никогда не слышали о прокариотах и черных курильщиках, тогда, наверное, да. А так-то нет.

Ну да ладно, не мне решать, кому давать «Хьюгу», а кому что.

И, чтобы два раза не, категорически заявляю, что эпизоды и идеи, потыренные иностранным писателем Уоттсом из моей любимой повести советского писателя Беляева «Подводные колхозники», следует заклеймить как злостное нарушение авторских прав и вопиющий пример применения двойных стандартов, как результат безудержной жажды капиталистической наживы.

Начавшись, как хорошая имитация Прашкевича, рассказ внезапно обрывается и оставляет читателя задумчиво чесать репу и спрашивать «Что это было, Клава?» Похоже, ничего. В таких случаях я всегда вспоминаю диалог из Пухова:

— Значит, мы не сообщили друг другу ничего интересного?

— Нет, — сказал я.

— К сожалению, так будет всегда, — сказал он. — Прощайте.

Начавшись, как откровенно твердая традиционная НФ (разгадка инопланетного языка), в конце рассказа текст внезапно налетает на платоновскую философию, резко виляет в сторону психологизма и стремглав рушится в пропасть откровенной магии.

Сии досадные стихи

Не стоят более полушки,

Их пишут злые петухи

Когда не хвалят их кукушки

Написано скверно. Не настолько скверно, как предполагалось после предыдущего дозора, но вполне скверно, чтобы от текста коробило. В плане идей Дозоры становятся все более плоскими, и автор всерьез не пытается ничего углубить. Напротив, в этой серии он окончательно угробил возможность обитания Сумрака и тем самым лишил дальнейшие сюжеты очевидного источника развития. Жаль. Мне бы хотелось, чтобы однажды кто-то постучал в дверь с той стороны. Потому что внезапное появление из ниоткуда суперменов и супервумэнов или всплытие из небытия древних артефактов выглядят не очень убедительно. Продолжают огорчать лирические отступления. Мысли автора о жизни, вселенной и всем остальном местами диаметрально противоположны тому, что он писал чуть раньше. Похоже, они не являются плодами мучительных раздумий, а пишутся путем сплетения слов, не несут смысловой нагрузки и призваны лишь заполнить необходимый объем. Я не рискнул бы употребить слово «деградация», но «небрежность» и «поверхностность» явно напрашиваются.

Нелепая история, написанная кошмарным языком.

Автор косноязычен, активно использует языковые штампы, демонстрирует крайне упрощенное мировоззрение. Сюжет не балует интригой, достоверность характеров и описываемых ситуаций близка к нулю. У меня возникло сильное подозрение, что жизненный опыт автора Катастрофы ограничен телевизором и парочкой справочников, а литературный вкус и критическое отношение к себе отсутствуют. По некоторым косвенным признакам (описание олигархов, чиновников и прочих начальников) можно предположить, что в изнанку текста прошита психология лузера, причем лузера злорадствующего. Не способного оценить чужие достижения, лелеющего мечты о возмездии, о том, что ситуация радикальным образом переменится и вот тогда... Ей богу, большинству русскоязычных писателей апоки и постапоки можно не глядя выписывать талончики на прием к психоаналитикам или направления на курсы переквалификации. Быть может, заняв достойное место в жизни, они перестанут выкармливать церебральных тараканов.

Из этого цикла, как из зернышка, произросли «Терапия» Шекли, «Возвращение со звезд» и «Футурологический конгресс» Лема и еще бог ведает сколько вещей. Они, безусловно, лучше написаны, они остроумней, глубже и т.п. Но Найт успел первым к этой раздаче. Он жил в благословенное время, когда писателю-фантасту достаточно было протянуть руку и сорвать с ветки свеженькую идею. И никакой, даже самый незамысловатый сюжет не мог ее испортить, потому что аромат свежести с легкостью пробивался через картон и оберточную бумагу. То было время невинности и наивных восторгов. Ныне же ворота в сад запечатаны, у входя стоит громила с пылающим мечом, а вместо свеженьких яблочек мы питаемся горькой клюквой с чахлых постмодернистских кустиков. Хорошо, что есть архивы и пыльные книжки, и можно открыть их и почувствовать — как это звучало тогда, впервые.

Удивительно. Рассказ Кордвайнера «Игра с крысодраконом» помню и ценю. Казалось бы, внутренний педант должен гундеть и бубнить мне в ухо: «отстой... вторично...» — но он погундел-погундел, да и затих. Потому что рассказ получился хороший. Мария сделала из того же материала нечто качественно иное, все акценты повернула по-своему и вдобавок продолжила сюжет до полного логического исчерпания (тут она конечно перегнула насчет агрессивной ксенофобии и червоточин, но — простительно, простительно). При этом хороший язык, соразмерный психологизм и хорошая история.

Чудовищная штука эта новая «Арктания». Пробирает как «Плодово-ягодное» вино с сигареткой «Лань» на закуску. Квинтэссенция советской научной фантастики образца 50-х: паноптикум героев, у которых вместо языка плакатное перо, а в жилах тушь и марш, против них силы природы, трусливые шпионы и глупые негодяи, которым, в свою очередь, противостоят мудрые и ловкие особисты и чудеса советской науки. Весь мир, как водится, затаив дыхание, ждет, чем их на этот раз удивят Советы. Оравы импортных журналистов мечутся за полярным кругом, ища у кого бы взять инервью. Им отвечают кратко и остроумно. Посрамленные, они утихают и начинают аккуратно переписывать сообщения ТАСС. ТАСС говорит много и по любому поводу. Сенсация! В пургу пропал мальчик на персональном вертолете! Вызванная по тревоге Особая Ударная Эскадрилья кидает метеорологические бомбы и усмиряет пургу! Мальчик спасен! Правда он умер, но для советских ученых нет преград — и вот он на руках у счастливой мамаши. Она плачет. Это слезы счастья, товарищи! Нет... Она что-то говорит... Послушаем... Что? Это не ее сын? Как же так, гражданка? Мы вызвали из Москвы Самого Главного Профессора, а вы говорите... Позвольте, что значит «негр»? Вы же комсомолка! Летчики смущенно теребят кожаные шлемы и потихоньку возвращают цветы. Им предстоит новый бой с силами природы. Весь мир, как водится, затаив дыхание ждет, найдут ли маленького белого гаденыша в толще льдов. Уж лучше ему найтись, иначе весь мир так и задохнется. А это что? Законсервированные среди айсбергов Настоящие Живые Фашисты! Но мудрые особисты и примкнувшие к ним полярные водопроводчики бросают бронебойные гранаты и фашисты затихают. Ничто теперь не нарушает величественного полярного безмолвия. И также безмолвно и не менее величественно проплывает над торосами начиненная гелием, но невредимая «Арктания». Метет пурга.

Рассказ оставил сильную зарубку в памяти. Чем-то он накрепко привязался к «Разговору Моноса и Уны» Эдгара Аллана — столь же неспешный, сюрный, запредельный, но в отличие от — очень теплый. Хотя и полон печали. Эта печаль о несовершенстве. Несовершенстве Вселенной и законов, которые ей управляют. И при этом — никакого трагизма. Если долго смотреть в песочницу, где копошатся дети, через некоторое время можно поймать это чувство. Жаль, что подобные бесконфликтные вещи практически перестали печатать. Они что-то сеяли в душу, светлую печаль, радостную грусть, какую-то ерунду, от которой иногда становилось хорошо, а иногда ужасно, но все равно хорошо.

Просто поразительно, но книга не содержит а б с о л ю т н о ничего нового. Если вы читали статью про электронного Большого Брата в «Поп-механике», если вы смотрели «Сеть», «Хакеров» и т.п. IT-боевички, то эта книга будет для вас чем-то вроде поднадоевшей «Иронии судьбы» из зомбоящика или сказки про белого бычка. Сюжет (довольно простенький) никак не смог скомпенсировать мне потраченное на книгу время. Главный герой тоже вызывал некоторые подозрения — в своих лирических отступлениях он временами забывает, что ему всего 17 лет и начинает не по-детски резать правду жизни. Мне также не очень понятно, откуда у него взялась активная гражданская позиция и самоотверженная любовь к Конституции при той системе образования, в которую он был включен, плюс явно маргинальной жизненной установке. Этот мальчик один в один — главный герой Хайнлайновской «Красной планеты», но там-то все с происхождением понятно. Здесь же автор деликатно умалчивает детали и подробности, предлагая мне просто верить, что большинство подростков именно таковы по природе вещей. Мне это представляется если не полной ерундой, то слишком сильным художественным преувеличением. Взаимоотношения спецслужб и гражданской администрации, на фоне которых развивается действие романа, мне тоже не показались достоверными, а построенный на этой почве финал слишком отдает голливудской карамелью. Одним словом, автор написал красивую неправду о том, как хорошо было бы, если б все произошло вот так. Я согласен с автором — это было бы хорошо и даже просто замечательно. Но все будет совсем не так. И, по большому счету, все уже произошло. Боюсь, что роман потерял актуальность, не успев выйти из печати. Для кого эта книга будет откровением, так это для людей, только-только открывших для себя Интернет и прочие цифровые мерзости жизни. Им эта книга на многое откроет глаза. До самого затылка.

Авантюрная история, оставляющая по прочтении только одно ощущение: «я все это где-то уже читал» (а кое-что даже смотрел — в фильме «В поисках галактики» (Galaxy Quest)).

Моя любимая книжка. Регулярно ее перечитываю — чтобы очередной раз насладиться убожеством фантазии автора. Грешно после полученного удовольствия ставить низкую оценку, поэтому пусть будет 5. Или 7. А вообще — все истинные любители НФ должны прочитать Оранжевую планету. Это захватывающая история о том, как учоный Профессор построил атомный вертолет, усадил в него гарных чубатых хлопчиков и дивчин и отправил всех в космос. Прибыв на Венеру, хлопцы не нашли там ни кавунов, ни рябчиков и пригорюнились. И тут прилетела большущая стрекоза, приполз саблезубый таракан, а потом... Эй, куда вы? Постойте! Это круче чем «Гриада«! Это прикольней «Тайны Пито-Као«! Ну куда же вы?! Вот чорт...:frown:

В общем, неплохое чтиво. Постапоки такого типа я называю «гламурненькими», в них обычно нет ни крови, ни грязи — шматками в рожу, только успевай отплевываться. Вместо брутальных мародерских атрибутов — только их обозначения, а все в целом вполне благопристойно. Это не та книжка, обнаружив которую, Мама Будет Очень Недовольна. Само действо укладывается в канву вестернов, плутовских романов или «Долгих Пеших Прогулок За Каким-то Бесом к Черту На Рога». Руины мира для автора не более чем камуфляж, под которым скрывается вневременной и вненациональный боевичок. Главный герой — совсем не Иеро, он из тех, кого унесло ветром и забросило в круговорот тоталитарных сект, людоедов, бретеров, воров и проституток, в венецианскую карнавальную ночь, в которой все невсамделишное — и это помогает скоротать время, лениво следя за петляющим сюжетом. Запаситесь пивом и чипсами — поужинать вам не придется. В этом дворце в меню одни извращения...

Спровоцированная Френсисом Карсаком и Ларри Нивеном детская фантазия, незамутненная ни жизненным опытом, ни логикой. Зачем-то приправленная визгливой антисоветчиной, которая совершенно выпадает из контекста. Если добавить в эту бочку дегтя корявенький язык, то становится непонятно, зачем вообще все это было читать. Да из-за сюжета — зачем же еще! Автор фантазирует, история льется, как ручеек, уводя в детство, туда, где после отбоя в мальчиковой палате давясь шепотом рассказывают истории — нереальные, вычитанные из книжек и тут же переработанные, при- и пересочиненные, увлекательные и в то же время совершенно бездарные.

Неплохой исторический роман, к которому канцелярскими скрепками прицеплена научно-фантастическая повесть. Повесть сама по себе особой художественной ценности не представляет, но хорошо организует ритм исторической линии. Собственно, ради нее одной уже стоит кушать этот слоеный пирожок. Потому что проблемы, вскрытые или просто обозначенные автором, — это самое вкусное что есть в истории людей и истории философии. Наука до возникновения научного метода, гносеология, органически вплетенная в схоластику, мистическая средневековая ментальность — автор хорошо над этим поработал. Как трудовая пчелка, он собрал нектар и пыльцу со многих цветочков и приготовил вкусный мед. Мед оставит во рту читателя терпкую сладость, а пыльца оплодотворит собственные мысли. Роман определенно хорош. Осенние листья средневековой истории горят в нем яркими красками и нисколько не похожи на жухлый гербарий под ногами. И ради этого я примиряюсь с анахронизмами, допущенными автором, слабоватой композицией и неубедительным финалом. А равно с ляпами переводчика, потерянными в наборе абзацами, мерзкой печатью и отвратительной обложкой. Нам, истинным любителям и жертвам научной фантастики не привыкать.

В рассказе есть одна замечательная фраза: «Власть нельзя насадить сверху, власть произрастает из нас самих». Главный герой просто-напросто присваивает себе кусочек этой власти, осуществляя давнюю мечту пешеходов всего мира... Показать им всем, всем, здесь и сейчас, как бибикать, подрезать, выезжать на красный, и пусть ни одна зараза не уйдет от возмездия!:nunu2:

Автор отсылает нас к Хайнлайну, Холдеману и Сэллинджеру. Не верьте. На самом деле это довольно посредственные перепевы «Космической пехоты» Уильяма Кейта — см. http://fantlab.ru/work117587 Читайте первоисточники, господа, не тратьте время на плохую копию.

Дочитал и оценил на 8/10 — исключительно по причине полного безрыбья. Пожалуй, даже «Ложная слепота» (которая так себе написана), будет покруче «Спина» (который написан более вменяемым языком). В книжке много воды и мало изюму. Приемчики, которыми автор пытается цеплять читателя, почему-то все как на ладони. Такое ощущение, будто тебе показывают фокус, а кто-то тут же бубнит над ухом, объясняя, что там фокусник на самом деле вытворяет с вашими часами. Вещество литературы — оно там, где есть тайна и лицедейство, а у Уилсона же все нараспашку и ничего нет на втором плане. Книга имеет слабый нравственный и социальный посыл, скорее, продекларированный, чем прочувствованный — и только. В ней очень мало того, что требует дополнительной мозговой переработки — все рассортировано и разложено по полочкам. Получается безвкусная жвачка, которую схрумкал и забыл. На фоне книг-событий 70-х годов, где авторская самобытность так и выпирала со страниц, «Спин» — просто бледная тень. Ее мог написать кто угодно. В ней есть что-то от безликой рафинированности Крайтона, которую можно употреблять, но нельзя любить.

Книга, в достаточной степени серая, но не совсем уж тоска зеленая. История противостояния эльфов и гномов на Манхэттене, упакованная в смесь боевика с детективом. Если отфильтровать современный антураж и псевдонаучную базу, история классическая, впрочем, автор этого и не скрывает. Книга без каких-либо претензий. Она расслабит Вам мозги и пройдет по ним, не оставляя следов. Если Вам надоело в стотысячный раз твердить слог «Му» и затекли ноги от сидения под деревом Бодхи — используйте эту книгу. Как и все дхармы, она изначально пуста.

Произведение, исполненное пессимизмом и упадническим духом. У автора творческий кризис — и это прет из всех щелей. Попытка сменить игровое поле Мира Полудня на депрессивный Гигаполис и сбросить накопившуюся желчь очень закономерна. Напоминает «Все пули мимо» Забирко и «Людишки» Уэстлейка — не содержанием, а тем местом, которое они занимают в обычной линейке продуктов упомянутых авторов. Мне кажется, такие вещи читать не полезно, хотя и позновательно. В момент изломов авторы, бывает, показывают некоторые невидимые ранее грани своего «Я».

Жарковский возводит песочные замки в барабане бетономешалки. Зачем он это делает? Мы едим чтиво большой алюминиевой ложкой, не разбирая (а то и не имея) вкуса — бесхитросные пожиратели сюжетов — к чему нам эти изыски? Он выверяет слова, конструирует сленг, выставляет передний план, декорирует задний (это я, пожалуй, загнул: у него штук шесть плоскостей на монтажном столике), подгоняет экономику, технологию, биологию и политику — и все для того, чтобы опредметить совершенно проходную сцену. Чорт! Я люблю Айвазовского и готов часами рассматривать каждый квадратный сантиметр моря на его «Девятом вале». Одного я не могу взять в толк: нужно ли было покрывать многослойными лессировками несколько квадратных метров холста, чтобы показать... воду? Это очень затратный способ производства впечатлений. У него высокая себестоимость и только один плюс: Все части творения содержат его — целое. Его можно разбить как пластинку с голограммой — в каждом кусочке будет все та же картина. Впрочем, плюс не один. Есть еще такая вещь, как достоверность. Ткните пальцем в детали у какого-нибудь МТА. Вы очень быстро окажетесь в положении деревянного мальчика, который искал пищу, а нашел только пыль и паутину. Повторите этот фокус с «Я, хобо». Огонь обожжет вас, а железо сделает «буммм». Что касается похлебки, то там есть три отчетливых ингридиента, озвученных автором: Хайнлайн, Лем, Бестер. Впрочем, они барахтаются на самой поверхности и уловимы невооруженным глазом. Но что-то есть еще в глубине. Какая-то хищная тень, медленно наматывающая круги в ожидании любителей серфинга. Возможно, это сам Жарковский. Опасайтесь его. Он может увлечь, и тогда — беда. Ведь роман не дописан.

Книжка, в общем, отвращения не вызвала, хотя и в мой детский топ не вошла. Осталась где-то там, между немцовыми и олгоями-хорхоями. Местами — исторически-познавательно (на уровне школьной программы), местами — приключенчески-захватывающе (Млодик, Власов, Армия Трясогузки снова в бою). Но самое сильное, отчетливое впечатление, оставившее свою царапку и в памяти и на литературных вкусовых сосочках- это некая ироническая неуместность. Анахронизмы анахронизмами, у Обручева вон тоже динозавры-онкилоны пробегают, но здесь не то. Сильно напоминает историю о том, как товарищи Лось и Гусев устроили Революцию при помощи нагана и парочки гранат. Устроили в месте, совершенно для революций не приспособленном. Есть что-то общее у реликтовых литературных чегевар — а именно чуждый культурный фон, на котором отчетливо выступает фигура в тельняшке с наганом, наглой белозубой улыбкой и широко раздутыми ноздрями, наполненными классовым чутьем.

Очень нервическое, дезориентирующее чтение. Оно подарило мне несколько мыслей, больше смахивающих на никчемные софизмы. Так ли уж важно, где именно мы проживаем свою жизнь — выпиливая лобзиком или гоняя электроны на винчестере? Ведь мы ее проживаем, так или иначе. Что имеет большую ценность — эмоции, порожденные бытом или эмоции, спровоцированные печатным словом? Где то мерило качества, за которое можно уцепиться, ранжируя «настоящее» и «ненастоящее»? Коромысло, чашки весов и гирьки, как водится, остались за скобками истории, рассказанной Дяченками. Выходит, нам не сообщили ничего, что стоило бы назвать сообщением? Как всегда, как всегда. О, как же нам, имеющим дело с неощутимыми, виртуальными ценностями, должно быть сладко презирать, ненавидеть и завидовать им — тем, кто Работает с Твердыми Предметами и Производит Отверстия — у них нет ответов на эти вопросы. У них нет и самих вопросов. Быть может, стоит чем-то поступиться, сжечь книги и перерезать провода — пока еще есть небо, трава и люди, с которыми все не так просто. Их не возьмешь с полки и не поставишь обратно, как книжку Дяченок.

Ни слова в простоте. Автор то сыплет специальными терминами, то скрадывает мысли в умалчиваниях. Сплошь фуфочки и рюшечки — но не фонит (с). Вплоть до 108 страницы, где появляется слабое желание дочитать эту вещь до конца. Чуть позже манеру письма начинаешь принимать как данность (или игнорировать, как огрехи косноязычного перевода). К концу книги квёлое действие активизируется и приобретает признаки сначала НФ-повести старой закваски, затем космического боевика, а потом автор парой фраз полностью изничтожает все впечатления, какие могли у вас ненароком зародиться. Ощущения не слишком приятные: г-н Питер Уоттс как будто поимел своего читателя и теперь радостно глумится по этому поводу. Глумление это напоминает старый анекдот, в котором ГГ радостно приплясывает и кричит: «Обманул! Обманул! Купил билет, а не поехал!» Возможно, переводчик ненароком сдвинул акценты куда-то не туда. Возможно, крики тропических птиц и шепот волн не способствуют правильному восприятию романа. Но кто-то в чем-то ошибся, так или иначе. Заковыка с романом в том, что он никак не дает тебе то, что от него ожидаешь. Это или просчет, или классный рассчёт.

Я не жалею, что прочитал «Ложную слепоту», но и удовольствия особого от этого чтения не испытываю. Из этого двойственного впечатления и получилась оценка 8.

Рассказ буквально пропитан духом Уэллса, тех его вещей, что балансируют на грани между очерком и собственно беллетристикой. Этот рассказ Днепрова — грубоватая психологическая зарисовка с неким назойливым пафосом на заднем плане. К сожалению, здесь больше до-мысливается и до-чувствуется, чем в действительности смог сказать автор (и это отнюдь не похвала). Мне иногда жаль, что прошло время таких неспешных, простоватых вещей, в которых так много говорится, и так мало сказано.

Произведение, полное юношеской романтики, совместило в себе все возможные жанры и темы. Тут есть язвительный детектив в духе Уэстлейка, приключенческий роман с загадками Южной Америки (сельва, зеленый ад, она проникает в душу и больше не отпускает...), вопросы религии, искусства и науки вплелись в авантюрную канву и даже оставили место для лирики.

На самом деле это история о наркотиках, отсюда и детективная составляющая. Но в еще большей степени это — история о том, что наркотики дают или могут дать людям, это история о «расширенном сознании». Повесть написана по свежим следам Лета Любви и повального увлечения ЛСД. Просто удивительно — но там не слишком много слов порицания или сомнения. По нынешним временам, конечно же, крамола. Наверное, просто Авторы полны жизненного восторга и оголтелого оптимизма. Ну, еще бы — море, лайнер, яркое солнце и вся жизнь впереди. Любовь, Наркотики и Рок-н-Ролл, товарищи! Впрочем, Рок-н-Ролл в СССР запрещен, секса у нас, разумеется, тоже нет, а Белое снадобье еще не хлынуло на улицы наших городов. Котенок еще не вырос в тигра — с ним еще можно поиграть и подурачиться, без особого ущерба для себя. Повесть, словно фотография, зафиксировала тот краткий промежуток, когда слеза Большого Водопада летит, сверкая на солнце — перед тем, как превратиться в мокрое пятнышко у наших ног.

Вещь, которая надолго заразила меня сельвой. Собственно фантастическое обрамление вокруг фигуры полковника отлично сработало как наживка — впоследствии я с жадностью прочитал книгу о Фоссете — была такая славная серия в суперобложках, где печатали всякие путевые заметки РА, Кон-Тики и т.п. — и потом еще долгие годы я «делал стойку» на имя Фоссет. Сам рассказ (или маленькая повесть) понравился мне абсолютной недосказанностью — почему?, где?, как? — все осталось за кадром. Никаких объяснений, или точек над i, как было принято в советской фантастике (она была настолько твердой, что мало чем отличалась от гранита науки) не было поставлено. Осталось чувство Тайны, которую — вот крамола какая! — возможно, никогда никем не будет раскрыта.

Римейк рассказа «Новейший ускоритель» Герберта Дж Уэллса. Что привнес в эту тему автор? Только сюжет ограбления. Д.Биленкин в «Сберкассе времени» тоже приходит к ограблению, как неизбежному злу баловства со временем. А. и С. Абрамовы («Все дозволено») не пошли дальше скучного описания чудес заторможенных физических процессов. И только многочисленные авторы боевиков нашли впечатляющее, хотя и подзатаскавшееся применение «новейшему ускорителю» — драки.

И все же, рука не подымается записать рассказ в отстой. Наверное, это детское ощущение чуда. Гансовский в своих рассказах снова и снова пытается вернуть в мир чудо. Жаль, что для этого ему пришлось замаскироваться научным фантастом.

Конечно, рисовать при дневном свете и рисовать при искусственном освещении — две большие разницы. Искусственный свет (на бумажных цветах — это так смешно) рождает искусственные картины, нарисованные искусственными красками. У дневного же света есть всего один, но очень крупный недостаток — он уходит. И если вы внезапно обнаружили, что в студии царит полумрак, а вы все еще тычете кисточкой в палитру — значит, вы заработались. Возможно, запороли все. Возможно — только часть. Назавтра, в безжалостно-ярком дневном свете, плоды творческого угара предстанут во всем своем унылом безобразии. Самое лучшее, что вы можете сделать — сунуть кисти в масло, прикрыть мольберт тряпкой и бухнуться спать. Упаси вас бог включить лампы и продолжить работу — лучше сразу возьмите мастихин и прикончите свой труд. О чем это я? О том, что надо уметь вовремя остановиться. Две трети романа Кинг написал при ярком дневном свете. Но затем солнце ушло и он продолжил работу, подсвечивая себе синей кварцевой лампой. Ей хорошо прогревать горлышко маленьким деткам, когда они простужены. Но для взрослого серьезного романа нужно что-то иное. Ветхие от времени истории про заброшенные дома, мрачные подвалы, и оживших мертвецов выглядят в этом романе неуместно — как случайно подцепленная на кисточку краска, растекшаяся по холсту и испортившая отличную вещь.

Кто мог подумать, что рутинные эксперименты по облучению кроликов электромагнитными импульсами могут завести так далеко? Никто. А потому, доктор Кайстон, и вы, доктор Леддрел, берите-ка ноги в руки — пока господин полковник не сообразил, что к чему.

Возможно, с точки зрения биологии идея рассказа слишком фантастична, а готовность ученых к активному противостоянию Системе — просто невероятна, но ведь Днепров и не скрывал, что пишет фантастические рассказы...

Очень тягостная книга. И очень тяжело читается. Автора мало заботят такие вещи как композиция, центральная идея или «неработающие моменты». По сути, вся книга — набор таких «неработающих моментов». Редкое ружье стреляет в этой книге. Автор постоянно отвлекается на подробности, без которых свободно можно обойтись, поскольку они не вносят практически ничего в общую картину и если и придают ей краски, то весьма тусклые, по причине общей депрессивности текста. Английский сплин — это нечто фирменное, навроде тмина или карри, но есть это ложкой, право, не стоит.

Особое недоумение вызвала концовка. Финальная драматическая развязка вовсе не следует из предыдущего текста, и конфликты, которые она разрешает, не имеют отношения ни к чему, ранее сказанному. Возникает ощущение пирожка, из которого наглым образом удалили начинку.

Невольно сравниваю книгу с фильмом — он был быстрым, шумным и впечатляющим (хотя и более уплощенным), все конфликты были должным образом драматизированы и разрешены. В некотором отношении, он на голову выше книги. Возможно потому, что сюжет подвергся радикальной Перестройке и, разумеется, Ускорению...

Справедливости ради, следует сказать — автор не отнюдь Дарья Донцова, хотя и детективщик. У ней есть мысли. А кое-что даже ласкает слух, например:

«Народ устал от орд, вторгавшихся из стран, где было ничуть не меньше природных богатств. Но люди там в течение десятилетий позволяли дурно управлять собой, ибо были трусливы, ленивы, глупы, а теперь вознамерились воспользоваться благами, завоеванными на протяжении веков чужими интеллектом, трудолюбием и смелостью. Извратив, между прочим, и уничтожив цивилизацию, частью которой им так хотелось стать.»

Жаль, что эти мысли совершенно оторваны от контекста. Чередование таких кусочков навевает ощущение от поездки в электричке, когда за окном мелькают какие-то бытовые сценки, фрагменты пейзажа, а в ушах зудит прекличка диалогов. Но сценки происходят в одном месте, пейзаж находится совершенно в ином, а диалоги никак не привязаны к действу, отчего постепенно погружаешься в бессмысленный тревожный сон, в конце которого ждет больная голова и чувство бездарно потраченного времени.

«Пространство пожирает звездолет...» корма с туалетами отправляется в самостоятельное путешествие, а герой задумывается о съедобных ракетах. Юмористически-сатирическая феерия «Дневников» завершается логически и эстетически обоснованным падением в абсурд. Смех поглощает сам себя, подвергая автора самоосмеянию, а реальность, за ненадобностью, исчезает. Остается только Космос, Космонавт и Ракета. И затухающий хор голосов, говорящих ерунду. И лихорадочный шепот Космонавта: «Интересно, мы куда-то летим, или нам кажется, что мы куда-то летим?..»

Я обожаю этот финал. Это очень тонкая работа — на наитии, кончиками пальцев, плести шизофреническое кружево, паутину, в которую незаметно проваливаешься все глубже и глубже...

Совершенно не понимаю причин популярности этого сериала. В отличие от многих детских книг того времени, «Электроник» был написан из рук вон плохо, никаким языком и, вдобавок, фамилия главного героя уже была занята Колькой Сыроежкиным — великим победителем короедов. Электроник — первая книга, которую я читал «по диагонали» — из-за невозможно скучных и длинных авторских периодов. Но главная идея, конечно, была не плоха — послушный персональный робот — мечта каждого ребенка. Ну, в крайнем случае, собачка. Когда ты мал, и все тобою помыкают, должен же быть кто-то, кем ты можешь помыкать сам? Вторая книга, анонсированная в «Пионере»... так и не была прочитана в босоногом детстве — в памяти осталась лишь главка, заброшенная как крючок, и надолго засевшая занозой. Только один раз я увидел эту книгу — и то, издали. Первый телефильм про Электроника я воспринял даже позитивно — хотя он был чересчур сюрным, да и Никулин (Валентин) там был не особенно приятен. Второй фильм — нечто брежневско-пошло-сюсюкающее (все детские сериалы тех лет были пошлым слащавым отстоем с низкобюджетными спецэффектами), да и возраст уже был, мягко говоря, не тот. Много позже, движимый ностальгией, я купил весь электронный сериал в одной книжке. Наверное лучше было поискать электронного Электроника. Детское чутье меня не подвело — книга написана откровенно плохо. Приключения Рэсси оказались маловразумительными, мотивация героев — лишенной логики, а сюжет — сборной солянкой разрозненных событий. Вдобавок, на волне популярности «крылатых ракет/качелей», которые «летят летят летят» автор настрочил продолжений, суть которых сводится к одному — кто-то убегает, его догоняют, и все потому, что дети-дураки, не способные логически (да и вообще) мыслить, а взрослые — тоже дураки, но, тем не менее, не способны понимать детей, и, вместо того чтобы задать простые вопросы и получить на них простые ответы, все чего-то не понимают, убегают, догоняют, носятся как угорелые, а как только останавливаются — автор объявляет: «Конец». И ты с облегчением закрываешь книгу.

Я не слишком расстроюсь, если мои дети не прочитают эту книгу. Не потому что она пуста, а сюжетные коллизии притянуты друг к другу за уши — а просто потому, что такие книги могут испортить вкус.

Редкостная гадость написанная со вкусом и чувством меры — разумеется, специфическими для написания подобных гадостей. Появление «Подвала» послужило для меня сигналом — что-то очень сильно изменилось в нашей книжной промышленности, если э т о печатают и продают. Впрочем, книга послужила отличной прививкой — после неё тошнотворные подробности в сюжетах Муркока, Фармера и Кинга я воспринимал более снисходительно.

Рекомендую всем, кто любит кровь, секс, насилие и ужасы — здесь они есть в чистом, незамутнённом никакими посторонними примесями виде. И будьте уверены: если Вам вдруг покажется, что дела идут плохо — это только иллюзия. Через пару страниц всё станет гораздо хуже.:insane:

Очень милый и очень семейный рассказ — первый из цикла о Морин. История о том, как Морин встретила Клиффа, о ревности, о фигурном катании, и о том, как эти маленькие миленькие чудовища вьют из мужчин веревки. Рассказик полон легкого искрометного юмора и остается только сожалеть, что Хайнлайн так быстро бросил этот сериал.

Спайдер Робинсон был прав — это не роман, это не Хайнлайн, это — ДНК, из которого возник Р.Э.Х. Хотя параллели с Уэллсом мне кажутся чисто формальными. Перри — не Грэхем, он офицер Флота и американец, а не малохольный английский художник. И хайнлайновский облик грядущего — действительно чуждый мир, а не проекция настоящего, как в «Спящем». С другой стороны, было несколько обидно — в о т э т о Хайнлайн считал важной и достойной целью творчества, с нее он начал, и к ней пришел много лет спустя. А всякие «Кукловоды» или «Тоннель в небе» — это Боб просто наступил на горло собственной песне во время обходных маневров и фланговых наступлений. Поистине, автор не знает, что и зачем он пишет. (впрочем, читатель тоже иногда плохо понимает, что же он такое прочитал. Что это было — квинтэссенция Хайнлайна, или всего лишь закваска, на которой вырос настоящий Хайнлайн, тот, которого я люблю? Не знаю. Не уверен.)

История, написанная для Boy's Life — и этим почти все сказано. Советский журнал «Пионер» примерно в те же времена печатал примерно то же самое — вот только пионеры пробирались в трюмы космических ракет тайком — из героического энтузиазма, а героям Хайнлайна приходится принимать реально тяжелые решения — эмиграция на Венеру стоит немалых денег, а семейный бюджет не резиновый, покупки билета для любимого Шарика он не выдержит... Ну а дальше — все конгруэнтно: отважные пионеры/бойскауты прокладывают тропы в джунглях Венеры и храбро сражаются с местными насекомыми... В финале — Равнение на знамя! Всем смирно стоять, рапорт отрядам сдать! Есть смирно стоять, рапорт отрядам сдать! Товарищ старший пионервожатый! Отряд! На торжественную линейку постро... Бррр! Патока какая...

Конечно, Вирджиния навела в корреспонденции мужа суровую цензуру. И все же живой образ Хайнлайна-человека здесь наличествует. Многие вещи и темы, которые вызывали недоумение, нашли здесь свое объяснение. Почему Хайнлайн в конечном итоге разругался с Кэмпбеллом-младшим, в каких жутких условиях он ваял свой подростковый сериал для «Скрибнера», и почему-таки он стал одним из немногих фантастов, живущих на гонорары — все это можно понять из его писем и сравнительно скромных комментариев самой Вирджинии. Мне даже кажется, я понял на какой почве возрос его сексуальный бунт и какую роль в нем сыграла некая Алиса Далглиш.

К сожалению, наиболее смутный для меня период творчества после 72 года Вирджиния решительно скрыла от посторонних глаз. Столь же тщательно она убрала все, что касалось предыдущего брака Роберта, а также многие подробности их частной жизни. Она оставила довольно много своих ремарок по фактическому материалу и весьма мало намеков на то, каким человеком была сама Вирджиния Хайнлайн, та, которой Роберт Хайнлайн посвятил многие свои романы. (чтобы восполнить этот пробел, рекомендую почитать ее биографию, написанную Р.Джеймсом — мое уважение к «Джинни» после ее прочтения взлетело, как ракета).

«Ворчание из могилы» помимо чисто эпистолярного наполнения содержит три весьма ценные вещи: краткую биографию писателя, на которой так или иначе базируются все опубликованные биографии, наиболее полную библиографию (с парочкой упущений) и литературные приложения — пафосное эссе «В это я верю», зарезанные «Скрибнером» куски «Красной планеты» и трагический финал «Марсианки Подкейн», который Хайнлайн, скрепя сердце и кляня тупых дураков, переделал в хэппи-энд.

Вообще-то, если как следует подумать — страшненькая история получается. Не знаю, видел ли Хайнлайн в своем Добром Докторе положительный персонаж, или это была абстрактная игра ума, а вот для меня эта зарисовка поворота в сторону технократии наполнена жуткими красками. Это существо полностью аморально — взять хотя бы его план по установлению мира («понуждения к миру»:wink:). На какое-то время возникает иллюзия, что это просто очередной MS — Безумный Профессор, слишком далекий от мира, но вполне человечный — где-то в глубине души. Но циничная финальная фраза все ставит с головы на ноги — Doctor Groot почитает людей не выше букашек, он действительно не видит разницы между фельдмаршалом и полёвкой.

У меня от этого рассказика возникло больше вопросов, чем ответов. Был ли гуманным Дудочник, который вслед за крысами увел из города детей? А если поменять события местами? А если заменить один из компонентов взрослыми?.. А может, стоило как-то жить со своими крысами, а всех Дудочников без лишних разговоров отправлять куда подальше?

Впрочем, вся эта история, должно быть, просто абстрактная игра ума Роберта Хайнлайна, который просто задался вопросом: как сделать так, чтобы не было войны.

Вторая книга трилогии написана гораздо проще первой, а весь сюжет можно вместить в один очень короткий абзац. На это накладывается весьма скверный перевод и бесконечные самоповторы в сюжетных коллизиях. Пожалуй, на второй трилогии уже можно поставить крест. Вряд ли третья книга сильно выправит впечатление после первых двух.

Одна из историй, входящих в мини-цикл реалистических рассказиков, над которыми Хайнлайн работал в 1949-1951 гг. Возможно, все они (в той или иной степени) навеяны О'Генри. И они так же милы и сентиментальны. Жаль, что после «Доски объявлений» Хайнлайн бросил работу над циклом. Частично он «восстановил» образ главной героини в «Угрозе с Земли», а затем все свои наработки сложил в копилку «Марсианки Подкейн». Но все равно жаль девушки Морин. Возможно, из нее вышел бы какой-нибудь американский эквивалент Алисы Селезневой. Впрочем, в отличие от Алисы, Морин слишком занята собой, своими отношениями с Клиффом, и иными проблемами личного характера. Например, проблемой лишних калорий. Разумеется, Хайнлайн решает эту проблему именно так, как и должен решать ее настоящий американский мужчина, живущий в стране несбалансированного питания и вредных контрацептивов.

Очень мило и очень сентиментально — истории об учебных годах обладают неизменной притягательностью. Ну а тем более рассказ о том, как добрые люди, просто, по велению души, решили превратить замарашку в королеву бала... В общем, хороший рассказ, чем-то неуловимо напомнивший О'Генри. (Хотя лично я предпочитаю «Кэрри»:wink:)

Начинается роман как парафраз (довольно ироничный) библейских сюжетов, затем события навевают что-то очень вольтеровское. Потом на смену Кандиду приходит Капитан Стормфилд-от-Марка-Твена, а венчает все горькая как лекарство сардоническая усмешка — и дальний привет от «Неприятной профессии Джонатана Хога». Роман в достаточной мере странен, чтобы быть однозначным, но, пожалуй, Хайнлайн задает слишком простые вопросы. Хотя, кто знает — будет ли м е н я в 77 лет волновать что-либо достаточно сложное по нынешним меркам? Как бы то ни было, автор фантастических боевиков примерил для себя вольтеровское кресло — и оно ему оказалось почти в пору.

В общем, как и ожидалось — третий роман слабее предыдущего. Между тем, имеется некоторая тенденция, согласуясь с которой, «Последняя колония» должна была стать наиболее интересным романом из трех. Конечно, все три романа — это боевик, космоопера и т.п. Но одновременно — это и произведения научной фантастики. И если рассматривать их познавательную составляющую, то становится заметной узкая специализация всех трех романов:

1. Технология

2. Философия

3. Политика

Из всех игрищ ума политика — наиболее сложное человеческое изобретение. К сожалению, Скальци, несмотря на отсылки к Хайнлайну (а они все продолжаются и способны развлечь любителей искать «пасхальные яйца»), не смог подняться хотя бы до Хайнлайновского уровня осмысления этого явления, и остался на где-то на бытовом уровне интриг. Его подача темы становится весьма скупой — так может писать человек, черпающий вдохновение в газетных статьях, а не в собственном опыте, — психологизм персонажей не исправляет общей картины (он на троечку), а сюжет выглядит как то уж очень примитивно просто. Его украсили разными мелкими подробностями, но кондовая незатейливость описываемых событий просвечивает, как голый зад полинезийца сквозь юбочку из ярких тропических цветов.