C полугодичным запозданием, но подвожу итоги «фантастического 2012-го».

Это был год, когда умерла русская фантастика. Смерть Бориса Стругацкого. Объявление о закрытии журналов «Если» и «Полдень, XXI век». Конвульсии «проектных» серий. Перемещение малой прозы в антологии, эти братские могилы талантов и бездарей. Окончательный переход критики в сетевой формат и, как следствие, практически полное исчезновение аналитики.

И – впервые за пятнадцать лет существования моей неофициальной премии, – не могу назвать ни одного романа, ни одной повести, ни одного рассказа, которые мог бы с чистой совестью и без оговорок назвать «лауреатами».

Причин «всего этого горького катаклизма, который я тут наблюдаю», немало, но главная из них – безответственность всех участников процесса: писателей, издателей, читателей. В том числе – перед самими собой.

(Или, если угодно: в романе Дяченко «Vita nostra» жанровая фантастика наконец-то зашла на территорию метафизики – что ей не удалось даже в «турбореалистические» девяностые, – и надорвалась, и надломилась.)

Что касается романов, здесь все просто. Почти все самые значительные фантастические романы последнего десятилетия написаны или мейнстримовцами, или выходцами в мейнстрим: Дмитрием Быковым, Алексеем Ивановым, Марией Галиной. (А внутри жанра? – Дяченко и Жарковский.) Показательно, что все названные авторы хорошо понимают природу фантастики и по крайней мере неплохо знакомы с его историей. По-своему права Галина, не раз утверждавшая, что фантастический элемент в мейнстриме успел не только распространиться, но и девальвироваться; пожалуй, так, но возможности еще не исчерпаны, как подтверждает «Лавр» Евгения Водолазкина (премия «Портал» – присужденная, между прочим, еще до «Ясной поляны» и «Большой книги»). О романе этом сказано много – включая споры о том, можно ли считать его житием (как утверждает сам автор) или нет; два слова о его фантастическом аспекте. «Нереалистическое» в «Лавре» существует в двух плоскостях – фабульной и языковой. Исцеления и предсказания будущего – элемент житийный; дикая смесь древнерусского, условно-«вневременного» и жаргона/канцелярита ХХ столетия – элемент лингвистический. Оба выводят фабулу из рамок XV века в подчеркнутое, даже нарочитое вневременье (пресловутые пластиковые бутылки в 14... году – сюда же). Потому что душа человека не привязана ко времени, а судьба страны принципиально неизменна (долго всё это еще будет твориться? – «Не знаю. Всегда, наверное», – как отвечал Рублеву Феофан Грек). Мне такая проза интересна, но вчуже: вавилонское смешение языков заметно раздражало (даже когда стала понятна его функция), а главное – слишком видно, как это сделано; книга о чуде получилась без чуда, при всем уме и мастерстве автора.

А лучший роман, написанный в рамках жанра, тоже вышел не в фантастической серии, что характерно. Речь о «Море Имен» Ольги Онойко. Нечасто в последнее время бывает, чтобы книга меня удивляла, чтобы хотелось делиться авторскими находками с теми, кто оказался рядом. И самое для меня важное достоинство романа – красота. Море Имен – это и вправду очень красиво, и вправду завораживающе. Но. Читая первые главы, я все время вспоминал «Долину Совести», а чем дальше, тем яснее вставала громада «Vita nostra». Неважно, читала Онойко эти романы или нет, – сопоставление напрашивается. (Что, кстати, касается и почти всех главных текстов «цветной волны»: «прототипы» немного слишком очевидны.) Что, в частности, удалось Дяченко в первом романе «Метаморфоз»? То, на чем спотыкаются почти все: они не низвели метафизику до физики, не утопили ее в конкретных деталях. А у Онойко она все-таки тонет. То же, о чем я говорил выше: изобилие придумок, деталей и образов, которые должны вывести героев и сюжет в высшую реальность, а на самом деле – крепко привязывают роман к «фантастике». Админы, серверы, тоннели... Фантастич., не бывает. Если использовать терминологию самого романа – книга и автор не ломают свой Предел, не выходят за рамки уже-возможного, уже-сделанного. Но подходят к Пределу вплотную, этого не отнять.

Назову еще роман Натальи Шнейдер и Дмитрия Дзыговбродского «Сорные травы» (премия «Портал» – «Открытие себя» за творческий рост). По литературным достоинствам он уступает Онойко и тем более Водолазкину, но привлекает внимание таким важным аспектом фантастической литературы, как художественное моделирование: а что будет если в один миг умрет пятая часть населения Земли? что будет с двумя врачами, мужем и женой, из провинциального российского городка? Роман заканчивается словами «Конец первой книги», и вторую, когда она выйдет, я прочитаю: интересно не только, «что это было» и «чем всё закончится», но и удержат ли авторы планку. Хотелось бы.

Не так много было и примечательных повестей. Интересней прочих мне показался «Последний мамонт» Владимира Березина (опять-таки, вышедший без маркера «фантастика») – попытка воссоздать научно-популярно-приключенческий роман для юношества в новую эпоху и иными средствами. И опять-таки – слишком видно, как работает текст; или, точнее, с какими перебоями он работает – причем перебоями намеренными и (повторюсь) нарочитыми. Живая история и живые люди в ней оказываются погребенными под ворохом цитат, чего былые популяризаторы счастливо избегали. Постмодернистский коллаж сделать – не штука; а попробуй написать «Карика и Валю», чтобы через 75 лет хорошо читалось. Вы, нынешние, ну-тка.

И рассказы. Конечно, Мария Галина: «Ганка и ее эльф», «Лианы, ягуары, женщина» (премия Фантлаба), «Ригель» (премия «Портал»... что-то я ее часто поминаю в этот раз, да?). Все эти тексты, особенно последний, подтверждают очевидное: то, что блестяще умеет писательница, больше в нашей фантастике сейчас не умеет никто (да и прежде-то...). Галиной удалось «застолбить» собственную тему и интонацию – а это дорогого стоит, – но вот и оборотная сторона: даже жутко-завораживающий «Ригель» напоминает о том, что Галина уже писала не раз. Роман в стихах «Всё о Лизе», фрагменты которого начали публиковаться как раз в 2012-м, благодаря самой своей форме (в смысле – структуре) оказался очень интересным развитием темы – но об этом, даст бог, в следующий раз.

То же могу сказать о рассказе Святослава Логинова «Где слышен колокола звон» – ну, кто же не знает, что Логинову особенно удается деревенская проза, неважно, фэнтезийная, или реалистическая, или пограничная? Все знают, вот еще одно подтверждение. Ключевые слова: еще одно.

Действительно необычным опытом стал рассказ Владимира Аренева «В ожидании К.» Повторю то, что уже говорил о нем, когда судействовал на премии «Новые горизонты»: может быть, лучший на сегодня рассказ Аренева. Человеческая история; очевидная метафора, не сползающая в аллегорию; литературная игра, которая не сводит реальность до пределов книжной страницы, а, напротив, делает странно-убедительными и даже зловещими детские стишки (для тех, кто не читал: сказки Чуковского); выход в миф, а из него – вполне естественно – опять к истории одного человека. Рассказ переусложнен – и в данном случае это скорее недостаток: некоторые отсылки к прекрасно известным мне текстам я «считал» только после прямых указаний автора. Желание упаковать слишком много выдумок, культурных и исторических отсылок нередко загромождает прозу Аренева, в ущерб сюжету и героям. Здесь и, скажем, в «Белой Госпоже» этого удалось избежать – но ведь на самой грани прошел.

Поэтому, после долгих раздумий и с тяжелым сердцем: прочерк, прочерк, прочерк.

В номинации «Эссе» немного сжульничаю и назову то, что написано не о фантастике, но фантастом: «Мои универсамы» Святослава Логинова – автобиографическое повествование о работе грузчиком в середине восьмидесятых годов.

Что касается критики, то – и «Если», и «Полдень» давно уже ничем не радовали; напротив, «Мир фантастики» стал для меня интереснее, и статьи Сергея Бережного («Киберпанк как культура отключения от сети») и Николая Караева (об экранизациях Брэдбери и Толкина) я прочитал с удовольствием. А в области литературоведения, конечно, не было равных «Льюису Кэрроллу» Нины Демуровой (премия «Портал», к чему бы это?). Слава богу, продолжилось издание «Неизвестных Стругацких» – шеститомника, подготовленного героическими Виктором Курильским и Светланой Бондаренко (АБС-премия), но о нем скажу после выхода последней части.

Переводная фантастика. Здесь мне судить труднее, потому что слишком многое из того, что издается в России, относится к двум категориям: (1) так плохо переведено, что оценить трудно; (2) может, в чем-то и талантливо, но мне совершенно не интересно. Неудивительно, что все книги, вошедшие в топ-лист 2012 года, я читал в оригинале. Вот «Танец с драконами» (премии «Локус» и... «Портал», да что ж такое!), подтвердивший, что если коготок увяз... то, я очень надеюсь, Джордж Р. Р. Мартин все-таки сумеет вытащить неповоротливое и буксующее повествование из того болота, в котором оно завязло. Вот «Благие знамения» Нила Геймана и Терри Пратчетта (премия Фантлаба) – книга настолько же смешная, насколько поверхностная. Вот невероятный, гм, комикс Шона Тана «Прибытие» (премии «Локус», «Ауреалис»), рассказывающий (без единого слова!) историю эмигранта из сюрреалистической Центральной Европы в еще более сюрреалистическую Америку. Ближайший и чуть ли не единственный аналог – мультфильмы Ивана Максимова; пролистывая «Прибытие», я мысленно как раз и превращал его в фильм, удивительный и трогательный. А «Мраморный фавн» достается русскому изданию книги Сергея Жадана «Ворошиловград» – может быть, самого важного украинского романа за последние десять лет. «Ворошиловград» – прекрасный образец «химерной прозы» (украинского аналога магического реализма), развитие традиций литературы 1920-х (Майк Йогансен) и 2000-х (Олександр Ирванец); книга настолько украинская, что ни один русский критик ее не понял – большинство увидели в ней ностальгию по СССР или бытописание «бандитских девяностых». Между тем, Жадан, рассказывая о земле, где прекрасная «муринка» угощает странника плодами граната, где кочевники идут из Азии в ЕС, где можно сыграть в футбол с давно умершими друзьями, а священник-штундист дышит огнем, – рассказывая об этой земле, имя которой Украина, Жадан говорит о необходимости осмыслить прошлое – свое, личное прошлое, – и идти дальше. «Чужих между вами нет»; наша земля едина, и ее нужно защищать, то есть работать на ней. Прошлое прошло, пора думать о будущем. Это текст очень смешной, очень лиричный и очень важный для, говоря пафосно, национального самосознания. Это – настоящее.