Премия Мраморный фавн 2009

<< назад к описанию премии


 Мраморный фавн / Мраморный фавн
Дата проведения:  1 июня 2010 г.

...для неведомого объекта лучше подойдет название «Роршах»...

Питер Уоттс. «Ложная слепота»

...Как раз сегодня разбирал со студентами статью Эйхенбаума «Литературный быт».

цитата
«Литературная эволюция, еще недавно так резко выступавшая в динамике форм и стилей, как бы прервалась, остановилась. Литературная борьба потеряла свой прежний специфический характер: не стало прежней, чисто литературной полемики, нет отчетливых журнальных объединений, нет резко выраженных литературных школ, нет, наконец, руководящей критики и нет устойчивого читателя. Каждый писатель пишет как-будто за себя, а литературные группировки, если они и есть, образуются по каким-то «внелитературным» признакам, – по признакам, которые можно назвать литературно-бытовыми».

О современной ситуации можно сказать то же самое (или – во многом то же самое), о современной фантастической жизни – тем более; с той, разумеется, разницей, что в 1927-м известно какие писатели жили и известно какая литература была. И еще одно: тогда, восемьдесят три года назад, по словам Эйхенбаума, «вопрос о том, «как писать», сменился или, по крайней мере, осложнился другим – «как быть писателем»». Сейчас такой вопрос, кажется, не задает себе никто, а, между тем, это признак едва ли не более зловещий, чем все прочие.

Вот уже четвертый год в своих «мраморно-фавновых» обзорах я твержу о том, что литературного-то процесса, судари вы мои, как нет, так и нет, – так что, полагаю, на этот раз можно ограничиться констатацией: и не появился. Отдельные удачи ни с чем не связаны и ничего не означают. Много работы социологу литературы, но у меня, право же, нет никакого желания продираться сквозь тексты, представляющие лишь социологический интерес. В результате – все меньше читаю новинок, все больше перечитываю, все уже круг авторов, за которыми слежу. Вполне допускаю, что мой «горизонт» (по известным словам Дэвида Гилберта) уже сузился до «точки зрения»... но, в конце концов, «Мраморный фавн» всегда был обзором моих предпочтений, а не полной картиной ушедшего литературного года. Надеюсь только, что в рамках моих субъективных вкусов я могу быть объективен – то есть оценивать книги на основе их реальных достоинств и недостатков.

Однако мы заговорились, дорогой Фагот, а публика начинает скучать.

* * *

В 2009 году, кажется, почти все любители фантастики да нашли роман, который особенно пришелся им по душе, – причем читатели весьма различных пристрастий. Я отмечу три книги, у которых есть нечто общее и меня, признаюсь, удивляющее, – и еще одну, четвертую, несколько в стороне.

В последнее время все больше появляется книг, работающих как кляксы Роршаха: они вызывают полное понимание и сочувствие... даже так: со-чувствие... у одних групп читателей и совершенное непонимание – у других. Одни видят в этих пятнах отчетливую картинку, другие, как ни вглядываются, – ничего, кроме мешанины; и все уверены, что они-то правы. Речь не идет об оценке качества, нет, – об искреннем непонимании, которое даже не сознает, что текст остался «закрыт».

Звоночком были уже споры вокруг «Vita nostra» Марины и Сергея Дяченко: на эмоциональном уровне роман работает очень сильно (понятно, что не для всех и т.п. – но оставим оговорки), однако элементарные вопросы, а что же, собственно, происходит в книге и что означает финал, в большинстве отзывов и рецензий так и не получили ответа. Явственный (для меня) и важнейший (для романа) гностический контекст полностью выпал из поля зрения читателей. Но «Vita nostra» хотя бы была прочитана; ее косвенному продолжению – «Цифровой, или Brevis est» – повезло меньше. Такой безусловной внутренней силой, заставляющей принимать книгу (даже без понимания; даже если последует отторжения), роман не обладает – потому и прочитан он был как очередная страшилка об интернете, блогах, геймерах и зловещем Разуме-Из-Сети. Однако вполне очевидно, что роман выстроен как антитеза к «Vita nostra», причем по всем основным пунктам, главный из которых – методы обучения героини/героя, дорога к выходу за пределы своих возможностей: страх и безумная сложность безумных упражнений в первом романе, соблазнение новыми возможностями и безответственностью игры – во втором. Отсюда – и столь же принципиальное различие финалов: выход в новое, бес-страшное творение в «Vita nostra», муторная безысходность – в «Цифровом» (первая у Дяченко абсолютно беспросветная и абсолютной закрытая концовка).

«Цифровой» был обречен проиграть в сравнении: и потому, что антитеза подразумевает, до определенной степени, повторение; и потому, что антагонист Сашки в «Vita nostra» – это (по словам Марины Дяченко) Сатана, а наставник Арсена в «Цифровом» — всего лишь Мефистофель (подразумевается, конечно, соотношение масштабов, а не принятые роли – хотя фаустовская тема в «Цифровом» лежит на поверхности). Тем не менее, «Brevis est» – книга умная и сильная сама по себе; потому что написана не о «уютных ЖЖшечках», но – в частности – о бинарном коде «свой-чужой», которым программируется человечество... Кто захотел увидеть это – увидел.

«Малая Глуша» Марии Галиной (премия «Портал») – роман, гораздо лучше воспринятый «общественностью», роман сильный и страшный. Но что читаем в отзывах (не всех, но многих)? Первая часть книги (состоящей из двух повестей, которые связаны скорее символически) – это-де «комически-авантюрная история», юмористическая одесская страшилка и пр., и пр. Но повесть о санэпидемстанции, которая в далеком 1979 году ограждает портовый город от вторжения прибывшей на кораблях иноземной нечисти, начиная с диббуков и кончая вендиго, – текст страшный и безнадежный. И не в том даже дело, что позднезастойный быт воссоздан в точнейших деталях, вызывающих ретроспективный ужас и отвращение. Страшнее другое. Время от времени герои думают: а вот если бы у нас были такие переносные телефоны, как у американских полицейских... а если бы снимали такие длинные-длинные сериалы, чтобы за судьбой семьи можно было следить годами... Будут и мобилки, и мыльные оперы – а в жизни этих людей и тридцать лет спустя не изменится ничего. Вендиго укротить можно, а выхода нет и не будет – никогда. И тем сильнее, на контрасте, оказывается вторая часть, собственно «Малая Глуша» (в прошлом году получившая «Мраморного фавна»): исход возможен только в метафизическое измерение, в посмертие, откуда, конечно, никакому Орфею не вывести любимых... но жизнь, по крайней мере, не замкнута в стенах хрущоб.

«Дом, в котором...» Мариам Петросян (премия «Портал – Открытие себя») – самая «роршаховая» из книг прошлого года. Одни ее читают со слезами и смехов, полностью погружаясь в текст, другие (как я) – даже перелистнув 957-ю страницу, в недоумении пожимают плечами. Кого-то отталкивает тема; но это не роман «об интернате для детей-инвалидов» – уже потому, что герои такими себя не видят, а читатель – вслед за ними. Приходится напоминать себе, что Слепой – слепой, Сфинкс – безрукий, а Курильщик ездит в кресле-каталке. Это не натуралистический роман, и не на жалость он бьет; это роман о мире, созданном детьми, – обладающем особой, не всем и не сразу внятной логикой. Невероятное и невозможное сначала кажется не более чем игрой и фантазией, но постепенно обретает пугающую реальность, которая и захлестывает обитателей Дома в финале.

Но даже самые подробные и внятные рецензии, какие мне встретились, – Марии Галиной и Дмитрия Быкова – только подтвердили мое убеждение, что роман ни о чем: все интерпретации говорят только о том, что именно видит данный читатель в данной кляксе. Я – не вижу ничего и, кажется, понимаю причину этого.

Есть читатели, для которых чрезвычайно важна «картинка», возникающая в сознании; достаточно легких штрихов (но нанесенных прицельно точно), чтобы написанный мир ожил. Понятно, что для других читателей те же штрихи будут казаться грубыми. Меня, к примеру, раздражает стиль Петросян: язык не плох, но до ужаса приблизителен; стоит писательнице выйти за пределы прямого называния, как она обращается к проверенным, автоматически выскакивающим клише. Персонажи, в большинстве своем, безлики и взаимозаменяемы (два исключения: Курильщик, не вполне свой в Доме, альтер эго читателя; и Табаки, классический трикстер).

Дальше – нет смысла говорить об объективных критериях оценки, только о мифической «энергии текста». Вот это меня и пугает: судя по тому, какие книги становятся популярными и «культовыми» – то есть очень любимыми очень малым кругом читателей, – человечество медленно делится на группы, которые в принципе не способны понять друг друга. Я вполне равнодушен к культовым... прошу прощения, уже классическим «Ста годам одиночества» – но не могу не признавать за ними такие-то и такие-то литературные достоинства. Можно сравнивать «Дом, в котором...» с «Маленьким, большим» (как это делает Галина Юзефович) или даже ставить его выше американской саги (как это делает Мария Галина) – но, вне зависимости от (не)любви к роману Джона Краули, нужно признать, что он держится на прекрасном стиле и вязи аллюзий... в романе же Петросян, кроме «картинки», нет ничего. Во всяком случае, повторюсь, никто еще не сказал об этом «чем-то» сколь-нибудь внятно.

И четвертый роман, стоящий, как я уже говорил, в стороне: он-то вполне понятен... или я опять ошибаюсь? «Глобальное потепление» Яны Дубинянской (премия «Бронзовая улитка»); достоинство его, оно же и недостаток: Дубинянская написала роман Дмитрия Быкова. Предмет романа – тягостные взаимоотношения Нашей Страны и Этой Страны – на личностном уровне (а на каком же еще?): перед нами – история киевской журналистки Юлии Чопик и московского литератора Дмитрия Ливанова, и им не сойтись никогда. Что мне представляется важным: через пять лет после Майдана украинские писатели – не важно, на каком языке они пишут, – снова и снова пытаются ответить на вопрос, почему же у нас опять ничего не получилось. Нет счастья, которое в «Глобальном потеплении» ищут на одесском шельфе. Нет как нет; а вот война вполне вероятна. Я и сам пытаюсь оформить в сюжет схожие – но не столь мрачные – ощущения (пока безуспешно), поэтому версия Дубинянской для меня – интересна и актуальна. Да и читать было интересно, чего скрывать.

Итак, «Цифровой», «Малая Глуша», «Дом, в котором...», «Глобальное потепление»... и премию «Мраморный фавн», вполне ожидаемо, получает «Малая Глуша» (а все-таки — соглашусь со Львом Данилкиным! — это очень сильная и очень важная, но недостаточно странная книга).

* * *

Средняя форма: ба, почти все те же имена. Три повести, одна страньше другой, и расположу я их по порядку возрастания странности.

«Мир наизнанку» Марины и Сергея Дяченко. Типичная дяченковская нескладёха, безответная экскурсоводша, вдруг узнает, что она – второстепенный персонаж телесериала, и пытается вырваться в «настоящую жизнь», о которой имеет довольно смутное представление. Повесть интересна не столько сюжетом (вполне захватывающим, авантюрным – а чего ждать от профессионалов?), сколько тонким ощущением непрочности быта, зыбкости повседневной жизни, в которой рядом с нечасто встречающимися подлинными людьми обитают проклятия и вещи, антропоморфный курс доллара и кот, ставший человеком... В кульминации вдохновенное – и опасное! – безумие достигает предела и оборачивается выходом в обычную жизнь, в обычный дождь, но увиденный словно впервые. Это красиво и... правильно. (Забегая вперед, скажу, что к повести примыкает рассказ «Снег» – о том самом ожившем проклятии, которое вскользь упомянуто в «Мире наизнанку». Сам по себе «Снег» не очень понятен и кажется не более чем обрывком-зарисовкой, но в контексте мини-цикла производит куда более сильное впечатление.)

«Красные волки, красные гуси» Марии Галиной. Трехступенчатая игра со стилями, жанрами, а значит, и смыслами. Неимоверно плоские записки советского натуралиста сменяются жуткой реальностью 1930-х годов, полностью вытесненная из «официальной» версии событий, которую биолог-охотник заносит на бумагу; а еще дальше – жуткий мифологический мир, куда (как и во многих произведениях Галиной) необходимо погрузиться, но еще важнее – вырваться оттуда невредимым. Любопытно: по авторскому замыслу финал повести вполне оптимистичен, но мне и в нем почудилось зловещее предвестие, которое герой гонит от себя. Что показательно.

«Адский галактический пекарь» Владимира Данихнова. А вот это – полный и беспримесный сюр о странных обитателях космического корабля. Как ни странно для подобного жанра, повесть строится на переходах от забавного к жутковатому и даже трогательному (хотя я опять-таки не уверен, что правильно понял финал). По-моему, это удача – а многих «Пекарь» раздражает до чрезвычайности. Как всегда – читаем разные книги, смотрим на разные кляксы.

Больше всего по душе мне пришелся «Мир наизнанку»: кажется, в нем баланс реальности/нереальности – оптимальный.

* * *

С рассказами – беда. Жюри «Портала» в этом году не присудило премию никому, и я, признаюсь, тоже голосовал за это решение. Сергей Некрасов в сетевом обсуждении заметил, что, по его мнению, в 2009-м, вышло по крайней мере два рассказа, которые вполне могли бы получить премию «Хьюго» – будь они написаны по-английски. Собственно, тем они мне и не нравятся: большая часть повестей и рассказов, ставших лауреатами «Хьюго» и «Небьюлы» в последние годы, какие-то совершенно одинаковые, лишенные даже намека на индивидуальность (за очевидными исключениями, такими, как Тэд Чан): фантастическое допущение есть, а что еще нужно.

В истории «Мраморного фавна» был уже прецедент, когда премию в номинации «Рассказ» получали миниатюры («Не местные» Линор Горалик), – почему бы и не в этом году? «Писатель» и «Скафандры» Дяченко – злые... точнее, недобрые, но очень точные диагнозы. Какими и должны быть правильные миниатюры.

* * *

Эссе... Ну, не вполне эссе, но все-таки: подготовленная Светланой Бондаренко публикация «Интервью длиною в годы» – систематизированные выдержки из офлайн-интервью, которое Борис Стругацкий ведет с июня 1998 года. Умные ли вопросы, глупые, почтительные или провокационные – ответы неизменно корректные, вдумчивые... и очень усталые. Старый Горбовский на Саракше.

Лучшая критическая работа 2009 года, на мой взгляд, – сборник Владимира Гопмана «Любил ли фантастику Шолом Алейхем?» (премия «Портал»): работа, которую можно охарактеризовать одним словом – профессиональная. Мне как историку фэнтези особенно интересна была глава об Уильяме Моррисе. Назову также аналитический обзор Сергея Шикарева «Перемена книг и книги перемен», культурологические статьи Леонида Фишмана «Зачем менять историю?» (премия «Портал») и «Вот вам архаика, а постмодерна не будет», а также «краткую историю советско-российских фэнзинов» – «Предтечи» Антона Первушина. Не первый уже год: критика и литературоведение зачастую интереснее фантастической беллетристики.

* * *

И, наконец, переводная книга. Здесь у меня – наибольшие пробелы: список «Не читал, а надо бы» все длиннее... но вряд ли для меня что-то станет рядом с «Дэмономанией» Джона Краули (2000), третьим томом тетралогии «Эгипет». (Могла бы поспорить «Система мира» Нила Стивенсона – но когда-то она еще выйдет.)

К прочтению рекомендую также роман Урсулы Ле Гуин «Лавиния» (2008) и сборник статей Станислава Лема «Мой взгляд на литературу» (2003). О них я писал в обзоре для «Нового мира» – к нему и отсылаю.

Удивительная книга – графический роман Алана Мура и Дэйва Гиббонса «Хранители» (1986-1987, премия «Хьюго»): умный комикс, деконструкция мифа о супергероях, альтернативная история, антиутопия, тщательно – до мельчайших деталей! – продуманный мир.. Критика китча в рамках эстетики китча, без попыток выйти за эти рамки – вот что примечательнее всего. Читал взахлеб – и лишний раз убедился, что не воспринимаю саму эстетику комиксов. За исключением тех, над которыми работал великий Дэйв Маккин, продолжатель дела Уорхола и Поллока, а не авторов «Супермэна» и «Бэтмена».

Конечно, нужно упомянуть и процитированную в эпиграфе «Ложную слепоту» Питера Уоттса (2006), раз уж ее русское издание было принято столь бурно. Упоминаю: роман плохой. Концентрация всего, что для меня неприемлемо в научной фантастике, – от деревянного стиля (в оригинал заглядывал, не беспокойтесь) до картонных специализированных героев, которых приходится делать фриками, чтобы хоть как-то индивидуализировать, от пристального внимания к «автобусам и прочей аппаратуре» (девайсам и гаджетам, которые ничем принципиально не отличаются от компьютеров на перфокартах из фантастики 50-х) до Большой и Главной Мысли, которая после нескольких сот страниц беготни преподносится в виде Объясняющей Лекции. Был «Солярис», была «Формула Лимфатера», был «Глас Господа», было даже неудачное «Фиаско» (неудача Лема дорогого стоит, но все-таки...) – и пусть хоть кто-нибудь хоть немного приблизится к их уровню. А Питеру Уоттсу это и не снилось. Безусловно, я предпочитаю фэнтези научной фантастике – но все-таки из года в год жду «новой», «настоящей» НФ. А ее нет, даже Нилу Стивенсону («Анафем») она не удалась.

Или это я брюзжу? Через год проверим!

 
 
Роман Мария Галина "Малая Глуша"
Яна Дубинянская "Глобальное потепление"
Марина и Сергей Дяченко "Цифровой, или Brevis est"
Мариам Петросян "Дом, в котором…"
Повесть Марина и Сергей Дяченко "Мир наизнанку"
Мария Галина "Красные волки, красные гуси"
Владимир Данихнов "Адский галактический пекарь"
Рассказ Марина и Сергей Дяченко "Писатель"
Марина и Сергей Дяченко "Скафандры"
Эссе Борис Стругацкий "Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью"
Критика, литературоведение Владимир Гопман "Любил ли фантастику Шолом Алейхем? Статьи о современной — и не только — фантастической литературе"
Антон Первушин "Предтечи"
Леонид Фишман "Вот вам архаика, а постмодерна не будет"
Леонид Фишман "Зачем менять историю?"
Сергей Шикарев "Перемена книг и книги перемен"
Переводная книга Джон Краули "Дэмономания"
John Crowley "Dæmonomania"
Урсула К. Ле Гуин "Лавиния"
Ursula K. Le Guin "Lavinia"
Станислав Лем "Мой взгляд на литературу. Размышления и очерки"
Stanisław Lem "Mój pogląd na literaturę: Rozprawy i szkice"
Алан Мур "Хранители" (с Дэйвом Гиббонсом)
Alan Moore and Dave Gibbons "Watchmen"
  Иконки:
— лауреаты
— номинанты
⇑ Наверх