Каждый месяц Алекс Громов рассказывает о 9 книгах
«Если вы ездите в школу на велосипеде (именно об этом писали таблоиды, когда королева была маленькой), хейтеры скажут, что это все пиар, которому верят лишь самые наивные. Зато даже самый свирепый антироялист не сможет отрицать, что король (или королева) благополучно посадил самолет, не угробив ни себя, ни пассажиров. Такое не разыграешь — и обезьяну такому не научишь. Ни один король не получит лицензию пилота, не освоив математику, физику, механику и метеорологию. В далеком прошлом, чтобы доказать, что он не фальшивка, король с мечом в руках сам вел в бой свои войска. Сидеть за штурвалом самолета и направлять его на посадочную полосу — в современном мире, пожалуй, ближе всего к той давней кровавой проверке на прочность.
Королева взяла на себя главное; о деталях заботилась ее команда. Услышав, что в Уэйко не так жарко, как в Хьюстоне, естественно предположить, что там царит благословенная прохлада. Мысль, увы, ошибочная. Едва коснувшись земли, самолет превратится в духовку. И когда пассажиры выйдут на воздух, легче не станет: внутри или снаружи их поджидает неотвратимый тепловой удар. Так что стоило заранее продумать, как через несколько минут после посадки спрятать самолет и его пассажиров где-нибудь в тени, лучше всего — в помещении с кондиционерами. Разумеется, в багажном отсеке лежали полностью заряженные геокостюмы: надевай и иди. Однако судорожно распаковывать их сразу после посадки отдавало дилетантством»
Нил Стивенсон. Синдром отката
Эта книга принадлежит к направлению так называемой климатической фантастики и обыгрывает тему глобального потепления. По версии автора, в середине XXI века оно уже идет полным ходом. Льды тают вовсю, города и целые страны, которые находятся недостаточно высоко над уровнем моря, уже на грани затопления. Прежде всего, Нидерланды, где и раньше приходилось строить дамбы для защиты поселений и сельскохозяйственных угодий от воды. Во многих местах Земли невозможно перемещаться при солнечном свете без специальных «геокостюмов», охлаждающих организм.
Многие рецензенты отмечают, что автору равно не симпатичны и сторонники «зеленой энергетики» (а также прочих модных способов затормозить потепление), и их противники, считающие глобальное потепление пиар-выдумкой. По сюжету Стивенсона о выдумке говорить уже не приходится. Тем не менее, дискуссии продолжаются. Но богатый техасец по фамилии Шмидт решает взять ситуацию в свои руки. С представления им некой установки, «Шестиствольника», которая должна выбросить в атмосферу большой объем диоксида серы и начинается книга. Метод охлаждения планеты, который он предлагает, конечно не идеален. Выбросить в атмосферу много-много вещества, которое отнюдь не безопасно для людей… Причем, нет никакой гарантии, что эффект будет именно запланированным. Так и выходит, некоторые части мира спасли от затопления, зато в других дело пошло еще хуже.
В книге множество побочных ответвлений сюжета и колоритных подробностей о жизни людей на фоне климатической катастрофы.
«Перед ними, довольно далеко, приземлился одномоторный частный самолетик и быстро убрался с дороги. Тут и там на земле что-то бессистемно поблескивало. Привычная для нидерландцев картина: местное затопление. Воды не так много, чтобы устроить потоп, но достаточно, чтобы в тех местах, где почва уже насыщена влагой и впитывает медленно, надолго задерживались, словно блестки на плоской груди земли, стоячие озерца или просто большие лужи. Одна из таких луж на миг ослепила королеву, блеснув в солнечных лучах. Однако за аэродромом, по всей видимости, следили хорошо и такого не допускали: диспетчер предупредил бы, ожидай их лужи или грязь на посадочной полосе. Полоса, кстати, уже ясно просматривалась внизу, прямо по курсу, именно там, где должна быть, — влажная от недавнего дождя, но без луж. Еще один маневр — и самолет прямо над ней. Большая часть аэропорта теперь осталась слева. Справа, между гудроном и проволочным сетчатым забором, показалась узкая полоска травы. Сразу за сеткой, параллельно ей — двухполосная дорога. Окаймленная темным лесом, через пару километров она выходила на изогнутый берег озера.
Сквозь зелень деревьев то тут, то там мелькали бурые пятна голой земли, а кое-где — синие прямоугольники брезентовых тентов, натянутых над лагерями беженцев».
«Впоследствии я мог вспомнить лишь одно: мой черный кот, характер которого мне был хорошо известен, стал выказывать явные признаки тревоги и беспокойства, никак не вяжущиеся с его натурой. Он беспрестанно рыскал по комнатам, будто сам не свой, и постоянно принюхивался к стенам, формирующим части древнего готического сооружения. Я понимаю, как банально это звучит – словно пес, который неизбежно появляется в любой истории о призраках, чтобы рыком предвосхитить появление перед вором хозяина укрытой саваном фигуры, — однако я не могу продолжать отрицать очевидное»
Говард Филлипс Лавкрафт. Крысы в стенах
Второй том нового иллюстрированного собрания сочинений «отца хоррора» составлен из произведений, посвященных не столько эффектным древним могущественным существам, обитающим где-то далеко, а тому, что происходит в почти обыденной повседневности — американской глубинке. В этой, не слишком совпадающей с нашей в житейских деталях и суевериях, деревенской глуши творится много всякого, тут даже сама атмосфера навевает хандру и тоску.
А кроме этого тут есть проклятия, опасные артефакты, местные жители с их тайными устрашающими причудами и просто странные люди. Или нелюди. И, конечно, столь любимые Лавкрафтом зловещие культы и секты.
Рассказ «Крысы в стенах», в честь которого названа книга, был впервые опубликован весной 1924 года, то есть, почти сто лет назад. Он начинается с того, как последний отпрыск древнего британского рода возвращается на родину предков, в заброшенный фамильный замок. Три века назад там была убита вся семья, единственный выживший бежал в Новый свет. Его потомком и является главный герой, который обнаруживает в замке невероятно чудовищные тайны…
Помимо художественных произведений (большинство из которых давно стало признанной классикой), в издание включены статьи и эссе. В том числе и знаменитый текст «Кошки и собаки». В нём Лавкрафт подробно и даже эмоционально провозглашает несомненное преимущество мурлыкающих перед гавкающими. Он усматривает в котиках изящество манер и благородную сдержанность, а песиков считает невоспитанными.
Книга снабжена подробной вступительной статьей Александра Речкина и украшена иллюстрациями Андрея Ильиных. Обложка выполнена им же в соавторстве с Еленой Нестеровой.
«Кошки не для бойких и заносчивых простых работяг с «миссией», а для просвещенных поэтов-мечтателей, понимающих, что в мире нет ничего действительно стоящего усилий. Для дилетанта, ценителя – для декадента, если хотите, хотя в более здоровые эпохи, нежели век нынешний, для таких людей находились занятия, ибо в те славные языческие времена они были стратегами и вождями.
Кошки для тех, кто совершает поступки не из простой обязанности, но ради силы, удовольствия, величия, романтики и очарования: для арфиста, поющего в одиночестве в ночи во времена древних сражений, или для воина, участвующего в тех сражениях во имя красоты, триумфа, славы и величия королевского дворца, на который не падает ни тени слабости или демократий… Кошачья звезда, кажется мне, еще только восходит по мере того, как мы мало-помалу отдаляемся от мечтаний об этике и демократии, затуманивших девятнадцатый век…»
«Мир держится на ненависти. Уверяю вас, именно на ненависти и ни на чём другом. Любовь – это сказки для детишек. Ради любви совершают подвиги, не спорю, но как только предмет любви исчезает, пропадает и само чувство.
А ненависть будет всегда. Даже если тот, кого вы ненавидите, уже двадцать лет как в могиле, вы всё равно будете его ненавидеть.
Ненависть – это топливо для сердец. Лигроин для душ.
Вот человек в очереди перед вами. Вас раздражает, когда он долго решает, что купить. Когда он считает деньги. Когда он флиртует с продавщицей. Ваши деньги уже наготове, вы отсчитали точную сумму, без сдачи, чтобы не задерживать очередь. А теперь вы вынуждены стоять и ждать из-за какого-то кретина. Это ненависть, будем знакомы…»
Тим Скоренко. Законы прикладной эвтаназии
Что может быть сильнее человеческой боли и чувства своей неизбежной обреченности и даже вскоре предстоящей беспомощности перед грызущим тебя недугом? В каждой из трех эпох, по которым скитается героиня, она видит, как, оказывается, можно жертвовать человеческой жизнью во имя какого-нибудь блага. Что такое благо, определяет тот, кому роль жертвы не грозит... В 1945 году в Маньчжурии пунктуальные японские военврачи из печально знаменитого отряда 731 проводят жестокие опыты над заключенными — «бревнами»: заражают чумой и тифом, замораживают, высушивают, травят ядами.
В 2011 году московский нейрохирург днем спасает пациентов, которых можно вылечить, а поздним вечером он же прокрадывается мимо дремлющих дежурных медсестер, чтобы сделать смертельную инъекцию безнадежно больным, поскольку именно так он понимает милосердие.
В далеком будущем, в 2618 году, где побеждены почти все болезни, природа подготовила новый зловещий сюрприз – болезнь под названием вринкл. Человек покрывался глубокими морщинами, сходил с ума и умирал. Никаких изменений в организме при посмертных исследованиях найти не удается, как будто гибель наступала на фоне полного здоровья. Неужели без опытов на живых людях никак нельзя обойтись? Почему за исцеления нужно платить? Исчезнет вринкл – найдется что-то иное, и снова начнутся опыты, люди превратятся в «бревна»…
Так как же связать между собой эпохи, чтобы вернуться в то время, из которого отправился в нецивилизованное прошлое? Вот — общество хранителей времени, одни из членов которого, тот самый московский нейрохирург и нашел девушку из Грядущего, которая из эпохи вринкла попала прямиком в «отряд 731», а потом в наше время. В итоге она вернулась домой, но потеряла любовь. Неужели даже изобретенная в XXVII веке машина времени не способна сделать людей счастливыми?
«Китай, провинция Биньцзян, июнь – август 1945 года
Суббота, около трёх часов дня.
Спальное место Накамуры в идеальном порядке. Кровать, полка для личных вещей: аскетическая обстановка. На полке – подставка для карандашей, стопка бумаги, ежедневник в кожаном переплёте. Накамура сидит на кровати, уставившись в стену. Обои – серые, грубые, на стене висит репродукция «Большой волны в Канагаве» Кацусики Хокусая. Накамура не позволяет себе большего, хотя любит Кацусику и готов повесить на стену все тридцать шесть видов Фудзи. Но есть такое понятие: дисциплина. Значит, он оставит только «Волну», но никогда не украсит остальные стены казармы другими репродукциями.
На всех напала полуденная дрёма: Осами, Мицудзи, Санава – все спят. Кто-то читает книгу, кто-то в тысячный раз мусолит письмо от матери. Накамура тоже иногда получает письма от матери. Она гордится, что её сын служит в непобедимой японской армии, она верит в его будущее и в будущее своей страны. Накамура высылает ей деньги, около сотни иен в месяц. Это больше, чем её собственная зарплата. Остальные деньги Накамура кладёт на военную сберегательную книжку. Тратить деньги здесь негде. По Пинфаню особенно не поездишь...»
«Благодаря влиянию британской следственной комиссии, ее непоколебимой уверенности в собственной правоте и проистекающим отсюда менторским интонациям сформулированный в отчете за 30 июля 1912 года взгляд на разлом «Титаника» приобрел всемирную огласку и доминирующее значение на долгие десятилетия, укрепившись в сознании как обывателей, так и специалистов.
Недоверчивое и даже резко негативное отношение к разлому преобладало и в среде энтузиастов – исследователей «Титаника». К 1960-170-м годам в США уже оформилась своя «титаникологическая» школа, у истоков ее стояли два человека: балтиморский писатель-историк и юрист, выпускник Принстонского университета и ветеран Второй мировой войны Дж. Уолтер Лорд (917-2002) и сппрингфилдский любитель «Титаника» Эдвард С. Камуда (1939-2014)…»
Евгений Несмеянов. Разлом «Титаника». Главная тайна великой катастрофы
Как изложено в введении, на последних из медленного, занявшего более двух часов погружения, вошел в историю своим разломом, случившимся на последних минутах. Его очевидцами были около ста человек. Но в материалах американских и британских слушаний весны-лета 1912 года эти свидетельские показания игнорировались и поэтому в течение десятилетий возник ложный взгляд на разлом судна. Гибель «Титаника» стали считать символической трагедией, возник многолетний миф о этом корабле и его трагедии. Помимо этого, появилась история изучения разлома, многочисленные ложные следы, личные амбиции сторонников различных теорий и столкновения могущественных коммерческих интересов.
В течение десятилетий проводились интенсивные подводно-археологические обследования секций корпуса судна, находившихся на глубине 3800 метров и полей обломков.
В прологе рассказывается о гибели в 1875 году «Пасифика» и спустя четыре года – «Томаса М. Рида» и проводимом американской Службой инспекции пароходов расследовании, а также – сходства катастрофы с «Титаником».
Первая глава посвящена анализу разлома «Титаника» в американском исследовании, проводившимся следственным комитетом сената с 19 апреля по 28 мая 1912 года, в ходе которого были опрошены 82 свидетеля. Следующая глава посвящена материалам британского расследования, в том числе – своеобразным обмене вопросами и ответами. Третья глава – это информация, которая появилась после завершения этих официальных расследований и стала главенствующей в мире на долгие десятилетия. Далее идут сведения об экспедициях к «Титанику», роли Дж. Кэмерона и вариантах разлома судна.
«На страницах этой работы мы проследили жизненны путь одного из самых одиозных и вопиющих мифов истории «Титаника» — мифа о «цельнокорпусном» уходе судна под воду без каких-либо серьезных структурных повреждений (если не считать серии пробоин в носовой части, полученных в результате столкновения с айсбергом).
Путем чрезвычайных мистификационных усилий и манипуляций, поражающих воображение своей топорностью и беспардонностью, главам двух официальных расследований, американского и британского, удалось убедить себя и большую часть общественности в том, что корпус парохода при затоплении не переломился – на славу ирландскими судостроителям.
Заявления очевидцев об обратном – а таковых было большинство – были грубейшим образом проигнорированы, словно эти люди рассказывали какие-то небылицы или описывали свои галлюцинации.
Подобное пренебрежительно-скептическое отношение к сообщениям о разломе господствовало на протяжении долгих семи десятилетий. Ценные свидетели, которые при иных обстоятельствах могли бы поведать много интересных и важных подробностей, предпочитали отделываться короткими общими фразами и один за другим отходили в мир иной».
«Современность поставила перед «этикой взгляда» другую проблему – проблему «техновзгляда». Под ним я буду подразумевать феномен приписывания технике (например, гуманоидным роботам) функции Другого, наблюдающего за человеком… Камера, следящая за человеком, определенным образом выстраивает его поведение, может тормозить и, наоборот, провоцировать определенные эмоциональные реакции; программное обеспечение, подсказывающее субъекту, каким образом он должен осуществлять свой выбор товаров и услуг, предлагающие новинки, запоминающие его предпочтения, — это все примеры работы «техновзгляда», действие которого зачастую оказывается не менее сильно, чем действие живого взгляда, брошенного человеком….
Роботфилию можно расценивать как новый вид (псевдо)гуманизма в условиях, когда человек тяготиться присутствием другого человеческого существа, когда Другой оказывается слишком сложен и обременителен для общения»
Ольга Попова. Человек как артефакт биотехнологий
В монографии описано, как воздействуют современные биотехнологии на понимание человеком самого себя, при этом необходимо учитывать, что современную технику учат не только мыслить, но и чувствовать. При этом благодаря биомедицине открывается поразительный масштаб контроля над человеческим телом, которое таким образом превращается в артефакт, продукт технологического развития. А в виртуальной реальности мы занимается тем, что конструируем другого, при этом конструируя и себя.
Одна из тем книги – «умные лекарства», причем их особая область применения связана со сферой деятельности, где часто возникают сложности адаптации человека к производственным условиям, в том числе связанными длительным физическим и психическим напряжением. Распространяются технологии улучшения человека, направленные на повышение его дееспособности. Уделено внимание и модификациям собственной внешности, а также человеку – как ремонтнопригодной системе и биополитическому производству людей-машин.
«Человек может помыслить себя принципиально иначе, чем он мыслит о себе сейчас. Почему бы ему не жить лет 150, иметь всегда подтянутую кожу, мышцы или какие-либо другие атрибуты совершенства, без которых сложно будет представить «норму» будущего человека?
Утопический формат подобных представлений постепенно становится демократическим: такого рода идеалы предлагается сделать доступными вследствие активного развития технологий усовершенствования человека…»
«Вавилонские греки, видимо, также дали великие имена греческой литературе и науке. Диоген из Селевкии, прозванный «вавилонским» (около 243—155 до н. э.), слушал Хрисиппа и со временем стал главой школы стоиков835. Аполлодор из Артемиты в эпоху Страбона был великим авторитетом по парфянской истории. Но прежде всего интересно видеть, как древняя вавилонская мысль была захвачена движением новых идей и выражала себя в области эллинской культуры. Бероз, жрец Бела, хотел стать греческим историком и записал мифы и историю своего племени для западных людей, которые хотели о них прочесть, — ободряемый милостью царя Антиоха I. В конечном счете именно из работы Бероза проистекало все, что мы знали об истории Вавилонии до тех пор, пока не были найдены и расшифрованы надписи.
Есть и другая очень интересная в этом отношении фигура. Уроженец нижней Вавилонии, области близ моря, он явился в великий город Селевкию, взял македонское имя Селевк и глубоко погрузился в математическую науку греков. Мир узнал о его трудах примерно в середине II в. до н. э.; они все еще были известны Страбону и Плутарху. Труды Селевка, судя по всему, были высокого научного порядка. Он не только высказывал правильные идеи по поводу приливов, но решил доказать, что Земля и планеты на самом деле вращаются вокруг Солнца. Вавилонянин, оживленный знакомством с эллинизмом, предвосхитил Коперника»
Эдвин Бивен. Царство Селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского
После распада империи Александра Македонского его полководцы стали во главе нескольких держав. Селевк I Никатор создал на Востоке одно из могущественных государств. В тексте рассказывается об ожесточенной борьбе за власть, распространении в Азии эллинизма, которое поддерживали цари-деспоты, основатели династий. Отдельные главы посвящены Сирии и Палестине, Вавилонии, Ирану, Индии.
Соратникам покойного Александра Македонского нуждались в привлечении в свои армии умевших владеть оружием искателей приключений. Поэтому враждующие между собой правители нуждались в доброй славе успешных правителей и военачальников.
Помимо этого, эллинским царям нужна была слава. Причем для них славой было, что о них с почтением говорили в Афинах. Ведь именно в древнегреческой литературе было написано о великих мужьях прошлого, приведены ставшими классическими примеры человеческой славы, пережившие поколения. Новые цари хотели быть не только богатыми и могущественными, но и великими.
Сам Александр Македонский уделял немаловажное внимание к историческим или легендарным ассоциациям, интересовался местами, освященными великим прошлым. Та он собирался сделать описанный Гомером Илион вновь великим.
На кургане, расположенном вблизи побережья (современный Гиссарлык) находился небольшой старый храм Афина и небольшая деревня, жители которой уверяли, что их строения расположены на месте той самой Трои из эпоса. В этом храме, двигаясь с армией к побережью, торжественно принес свою жертву и персидский царь Ксеркс.
В храме находился алтарь Зевса Отрадного Геркея (у подножия которого, как уверяли, был оттащен от жертвенника и убит последний троянский царь Приам) и даже щиты, которые якобы были побиты в сражениях Троянской войны. После своего вступления на земли Азии Александр Македонский посетил этот храм и принес жертвы. После битвы при Гранике он снова приехал сюда и сказал, что отныне Илион будет эллинским городом и повелел начать строительство зданий. Когда Александр Македонский умер, среди документов был найден проект построения в Илионе величественного храма, который должен был превзойти аналогичные строения Египта и Вавилона. Но это осталось в бумагах.
Илион перед вторжением в Грецию посетил царь Антиох, принесший жертву древней Афине, и после его возвращения в Эфес флот вторжения отправился к греческим берегам.
Немаловажную роль в державе Селевкидов играло золото. Золотые монеты н.э. выпускались в первую очередь для торговли с индийскими территориями и награждений. Так на золотых статерах Антиоха III, выпущенных в конце III в. до н.э., изображен слон. Видимо, многие из этих монет были подарками для воинов и приближенных царя, которые он давал после возвращения из своего знаменитого восточного похода, продолжавшегося долгих семь лет.
Золотые монеты хранились в царской казне и при необходимости раздавались тем, в ком правители нуждались. Так Антиох IV повелел раздавать золото на улицах Антиохии, а в 169 г. до н.э. выдал Навкратису (древнегреческой колонией, до расцвета Александрии – крупнейшей гавани Египта) по одной золотой монете на каждого жителя. В 166 г. до н. э. тот же царь распорядился изготовить золотые стартеры по случаю великих празднеств в Дафне, пригороде Антиохии, названном в честь нифмы Дафны, по легенде превратившей в этом месте в лавр.
Деметрий I выпускал золотые монеты с изображением Аполлона (весом 28, 3 грамма) и Фортуны. Лже-царь Александр Зибина II, попытавшийся овладеть Сирией и осажденный в Антиохии, изъял золотые сокровища из храмов, в ом числе – из храма Зевса, и выпустив из них золотые монеты, заплатил жалованье своим оставшимся наемникам. По приказу Александра была расплавлена золотая статуэтка победы Ники, которая находилась в руках статуи Зевса. После этого Александр заявил возмущенным ограблением храмов жителям, что «эту победу Зевс мне дал взаймы». Но жители его изгнали из города, и разгромленный и схваченный, он был казнен по приказу Антиоха VIII.
«Селевкиды (по крайней мере, так Трифон оценивал ситуацию) потеряли поддержку среди народа — то есть македонского населения Сирии, — и теперь он сам может занять место, которое упустили выродившиеся наследники Селевка. Он предложил себя на место народного царя. Нужно было решение народа или армии1708, чтобы сделать действенным его царское господство. Он добился его теми способами, которыми обычно действуют народные вожди, и собрание в Антиохии или Апамее, которое якобы состояло из македонского народа — воинов, — избрало Трифона царем. Это было начало нового порядка. В титуле новой монархии слово «автократор» заменили на «василевс». Старая эра, которая датировалась с восшествия на престол дома Селевкидов, естественно, была отменена, и начали новую. Эмблемой царя Трифона стал национальный шлем македонцев. Однако, чтобы придать новой династии респектабельности в глазах мира, было очень желательно, чтобы ее признал Рим. Трифон решил, что открыл остроумное средство получить благоприятное для него решение сената. Он послал в Рим в качестве подарка золотую статую Победы. Суеверные сенаторы должны воздержаться от зловещего шага — отвергнуть Победу! — даже если их и не убедит стоимость этой взятки (цена золота, пошедшего на эту статую, составляла 10 000 золотых монет). Однако сенат оказался умнее этого авантюриста. Он, конечно, принял подарок, но начертал на нем в качестве имени дарителя имя не Трифона, а убитого мальчика-царя Антиоха».
«Нас будет интересовать не столько структура, сколько природа и функции смешного в сталинизме (поскольку именно они обусловливают структуру). В сущности, понять ментальный профиль человека, который смеется над дедом Щукарем, который захвачен весельем «Свинарки и пастуха», который наполняется «советской национальной гордостью», разглядывая карикатуры Кукрыниксов, и тает от «теплого юмора» картин Решетникова, — это и значит понять сталинский субъект.
Лишь отчасти он был продуктом социальной инженерии. В куда большей степени он являлся результатом подгонки утопического марксистского проекта к наличному «человеческому материалу». Причем определяющим был последний. Хотя большевики, руководствуясь идеологией марксизма, не страдали тем, что иронично называли «рабочелюбием» и «народопоклонством», Ленин точно знал границы, которые переходить не следовало, четко обозначив связь между популизмом и властью: «Мы можем управлять только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает. Без этого коммунистическая партия не будет вести пролетариата, а пролетариат не будет вести за собою масс, и вся машина развалится». Иначе говоря, если власть не выражает сознания масс, «машина» перестает работать, поэтому эта власть функционирует как «машина кодирования потоков желаний массы». В этой проекции сталинская культура должна быть понята как точка пересечения возвышенного и массового, сакрального и профанного, верха и низа»
Евгений Добренко, Наталья Джонссон-Скрадоль. Госсмех. Сталинизм и комическое
Большое документальное исследование разнообразной советской сатиры сталинских времен, феномене отечественного смеха, его многоликих жанрах, метаморфозах и традициях.
В издании авторы уделяют внимание огромному количество текстов разноплановых жанров, от популярных водевилей и ставших культовыми комедий до фильмов и мюзиклов, а также — распространённых пословиц и поговорок до сталинских речей, так или иначе изучавшихся (хотя бы бывших в курсе) миллионами граждан в почти всеохватной системе политобразования.
В сталинскую эпоху юмор был не только разрешённым народным, свободно, без опасности попасть за эти слова под репрессии, передававшееся из уст в уста (те же самые фразы из кинофильмов, фольклор а-ля дед Щукарь), но сатирически-пропагандистским, обличающим — как недостатки и вождей буржуазного строя и их стран, так и полностью нелояльные к советской власти отдельные социальные группы или граждан, обитавших в СССР.
В сталинское время множество так называемых народных пословиц и поговорок были сочинены, придуманы специально профессионалами-пропагандистами. Так в издаваемых в сталинское время сборниках народных пословиц и поговорок "Народные мудрости" большинство текстов было специально придумано к различным проводимым в СССР реформам и компаниям. Так во время внедрения в 1930-х годах трудодней в колхозах получили массовое распространение следующие пословицы: «Губит лень, а спасает трудодень», «У кого много трудодней, тому и жить веселей», «Сам не скажет, — трудодни покажут», «За лень не получишь трудодень». В тот период времени, когда ещё в СССР не было телевидения, а радио было распространено в основном в крупных городах, в сёлах и деревнях (куда приезжали с выступлениями лекторы и артисты) частушки, пословицы и поговорки были одними из действенных методов воспитания, в первую очередь — подрастающего поколения, мечтавшего зажить по-новому.
В советских фельетонах и сатирических публикациях использовался простой и доходчивый, но эмоционально выдержанный стиль, чётко обличающий как зарубежных недоброжелателей СССР (поэтому руководители буржуазных стран и владельцы крупных корпораций в советских газетах и журналах изображались в виде карикатур), так и своих нелояльных граждан.
«С годами, однако, Луначарский не просто склонялся к сатире, отходя от своей эгалитарной утопии «народного смеха». Судя по статье «Что такое юмор?» (1930), он едва разграничивал юмор и сатиру. Смех в его интерпретации был слишком социален, чтобы в нем было место юмору. Он постоянно апеллировал к Гоголю и Щедрину, у которых комическое связано с сатирой, а не с юмором. В написанной в том же 1930 году статье «О сатире» Луначарский выступал ярым защитником сатиры, утверждая, что она есть форма самокритики (8, 186). В сущности, Луначарский выступал за сатиру в дозволенных рамках, и в этом он был гибче тех, кто в то время требовал ее полного запрета.
«В последние годы жизни Луначарский писал книгу «Социальная роль смеха». В конце 1930 года по его предложению при группе языков и литератур Отделения общественных наук Академии наук СССР была создана под его председательством Комиссия по изучению сатирических жанров, преобразованная 10 января 1932 года в Кабинет по собиранию материалов сатирического жанра… Смех Луначарский понимал почти исключительно как насмешку. В этом смысле его можно признать теоретиком того вторичного, неаутентичного смеха, к которому с такой неприязнью относился Бахтин. Луначарский мыслил смех классово и исключительно в категориях социального доминирования. Тема эта казалась Луначарскому настолько важной, что он пытался вписать это «обличительное направление» в нарождавшуюся теорию соцреализма. Тогда как Горький требовал «революционного романтизма» и выступал против попыток «очернения советской действительности», относя критический пафос литературы всецело к ее прошлому («критический реализм»), Луначарский незадолго до смерти в докладе «Социалистический реализм» на 2-м пленуме Оргкомитета СП СССР в феврале 1933 года говорил о важности «форм отрицательного реализма», который прямо увязывал с сатирой…»
«К началу XIX столетия иранская армия заметно отстала от вооружённых сил нового типа, оставшись в рамках традиционного восточного войска, основу которого составляли иррегулярные родоплеменные ополчения. Такая армия могла вести относительно равную борьбу с одинаковым и по уровню противниками (главным образом курдами, туркменами и афганцами), но противостоять войскам нового типа в классическом сражении она была не в состоянии. При этом страна оказалась в близком соседстве с модернизированными вооружёнными силами России и Британской Индии, а позднее и Турции. Несмотря на это, Первая русско-иранская война (1804–1813) показала, что при всей несостоятельности иранская армия могла долго сопротивляться, используя асимметричную тактику партизанской борьбы с её стремительными кавалеристскими налётами на небольшие подразделения и отсечением коммуникаций противника. Тем не менее Аббас-мирза, в значительной степени движимый реваншистскими настроениями, решил предпринять действенные меры для её реорганизации по европейскому образцу. Шах же нуждался в современных вооружённых силах, способных не только к оборонительным, но и к наступательным действиям, для реализации гораздо более амбициозных планов, которые несли на себе отпечаток имперской идеи – идеи восстановления границ Ирана до пределов сафавидской державы»
Борис Норик. Очерки истории Англо-иранской войны 1856–1857 гг.
Монография современного российского исследователя посвящена военному конфликту между Каджарским Ираном и Великобританией, поводом для которого стала осада персидскими войсками афганского города Герат. Однако настоящей причиной стало протяженное во времени противостояние Англии и России, их борьба за влияние в Центральной Азии.
Особое беспокойство у англичан вызывали предположения, что Российская империя через территорию Персии, при поддержке шахских войск и местного населения, способна организовать вторжение в Индию. Возможность потери индийских владений рассматривалась в Англии как катастрофа. В качестве обоснования версии об интересе Российской империи к индийским территориям английские политики чаще всего приводили так называемое «завещание Петра I», которое должно было служить свидетельством подготовки такой экспансии, начиная с петровских времен.
Британские дипломаты неоднократно пытались воздействовать на иранскую элиту, придворных вельмож и самого шаха с целью склонить их на свою сторону. В том числе и обещаниями щедрой денежной помощи. Но, как отмечает Борис Норик, за все боевые действия во время русско-персидской войны 1826-28 гг. Иран получил лишь одну выплату, а британские военные советники и инструкторы так и не смогли довести подготовку шахской армии до такого уровня, чтобы она смогла нанести поражение русским войскам.
«Интересно, что «англо-индийское» военное сообщество, судя по всему, было склонно заметно принижать стратегические способности иранских военачальников. Так, по сообщению собственного корреспондента The Times в Бомбее, позиция, занятая иранцами на южном направлении, была выбрана настолько разумно, что, по мнению упомянутого сообщества, «она была спланирована не только персидским интеллектом, но и русским умением». По убеждению Дж. Аутрэма, бой при Хушабе, где англичане победили численно превосходящие силы Шоджа аль-Молька, имел серьёзное моральное значение, поскольку теперь иранская армия, даже получив подкрепление, едва ли могла отважиться пойти на Бушер во время его похода на Мохаммеру. При этом Аутрэм высказывает уверенность в необходимости скорейшего усиления бушерского гарнизона как минимум одним европейским и двумя туземными полками, а также подразделением конной артиллерии, двумя 24-фунтовыми пушками и двумя 8-дюймовыми гаубицами, поскольку племена Даштестана, Дашти и Тангестана были более лояльны иранскому правительству, нежели племена в районе Мохаммеры, взятие которой открыло бы английскому войску свободный доступ к снабжению, особенно тягловым скотом. Наличие последнего позволило бы Аутрэму ещё до наступления жаркого сезона выдавить иранскую армию за перевалы и закрепиться в Боразджане, за которым находилась равнина Гисекан, расположенная на высоте примерно 1000 м над уровнем моря».
«Жил-был на высоком берегу журчащего ручья красивый Желтый Дракончик. Он жил счастливой жизнью, никому не принося вреда. Сам он не умел говорить, но очень любил слушать веселый шум леса, а больше всего ему нравилось журчание воды.
Иногда он поднимался верх по течению, где вода бурлила и пенилась, иногда спускался вниз, где она текла тихо и спокойно, и нежился в мелких заводях.
Там-то и повстречался со своим первым врагом – бородавчатой Жабой с завидущими глазами. Эта Жаба считала, что все заводи принадлежат ей, так как она купалась в них каждую весну, и, хотя Дракончик был добрым, Жаба возненавидела его и начала строить козни против него…»
Эрнест Сетон-Томпсон. Индейские сказки
Знаменитый канадский писатель Эрнест Сетон-Томпсон всю свою жизнь посвятил изучению дикой природы. Ещё он интересовался жизнью индейцев, их умением понимать природу. Коренные жители Америки в свою очередь доверяли писателю, дали ему почетное имя Чёрный Волк. Сетон-Томпсон собрал целую книгу удивительных историй, которые индейцы из поколения в поколение рассказывали друг другу и своим детям.
Часть историй включена в новое издание, проиллюстрированное рисунками Елены Гончаровой. В этих историях рассказывается, как мышиная птица посмеялась над Лесовичком, откуда взялись каштаны, почему появилось бабье лето, которое в Северной Америке называют индейским летом. Легенда гласит, что Правитель Мира, Великий Дух Ваконда, трудился всё лето, создавая горы, леса и озёра. А осенью решил отдохнуть. Но тут подул сильный северный ветер и стал мешать Ваконде. Тогда тот повелел, чтобы все ветра угомонились – и они немедленно послушались. Десять дней стояла тихая солнечная погода. С тех так и повелось, чтобы каждую осень наступало время безветрия и последнего тепла.
Книга была предназначена для учеников школы, созданной писателем в его усадьбе в Нью-Мексико. Слушателями школы могли быть дети и взрослые, главное, чтобы они искренне хотели стать ближе к природе и проникнуться древней мудростью. Индейские сказки и предания были примером стремления к такой гармоничной жизни.
«Жил-был однажды в лесу Дикобраз, очень недовольный жизнью. Все ему не нравилось, и он постоянно жаловался, что все не так, пока не надоел всем до такой степени, что создатель мира и люде Велики Дух Ваконда, устав от его ворчания, не произнес:
— Похоже мир, устроенный мной, и ты не подходите друг к другу; нужно что-то изменить. Проще изменить тебя. Тебе не нравятся деревья, ты чувствуешь себя неуютно на земле, ты считаешь, что здесь все шиворот-навыворот, а потому я тебя самого выверну наизнанку и отправлю в воду.
Сказано – сделано. Дикобраз превратился в новое существо – рыбу под названием Селедка. Потому-то она такая костлявая.
Но когда старого Дикобраза превратили в рыбу, его дети стали очень беспокоиться из-за его исчезновения и бросились всюду его искать».