Классическая фантастическая история Корнея Ивановича Чуковского, которая фактически представляет собой вариацию архетипического куртуазного романа, изложенную в доступном для детей виде, в стихах, и базируется на оригинальной социально-энтомологической концепции. История одинокой мухи, находящейся в стадии имаго, вероятно представительнице вида Musca domestica, поражает своим драматизмом и глубиной раскрытия характеров персонажей. В данном произведении явно проявляются либертарианские воззрения автора, вступившего в пору кризиса среднего возраста на момент написания книги. Произведение начинается с того, как во время прогулки по полям (примечательно, что автор ничего не говорит об их хозяйственном возделывании), муха обнаруживает свободно лежащие денежные средства, которые немедленно присваивает, проявив повышенные умственные способности. (Здесь, по моему мнению, явно прослеживается аллюзия с романом М.Шолохова «Поднятая целина»). По случаю своего внезапного обогащения, чудесным образом совпавшим с именинами, муха приобретает исконно-традиционный символ семейного уюта (скорее всего изготовленный на тульском патронном заводе) и организовывает светский приём. Исповедуя священные паневропейские принципы инклюзивного мышления и биологического разнообразия, Tzokotucha приглашает представителей различных видов, таких, как Blattella germanica, Apis mellifera, Babochka krasavitza и Kozyavki bukashechkii. Несмотря на физиологическую несовместимость и сложные взаимоотношения в пищевой цепочке, указанные персонажи в полном согласии обильно поглощают различные яства и щедро одаривают хозяйку различными гифтами. Однако, в самый апогей торжества появляется местный анфан террибль – пожилой арахноморф со сложной судьбой, и совершает ужасающий акт киднеппинга, впоследствии подвергая несчастную Цокотуху жутким издевательствам. Поскольку книга детская, автор опускает некоторые откровенные подробности, которые очевидно имели место быть, за что ему отдельный респект от признательных родителей юных читателей. Не буду раскрывать все перипетии сюжета, дабы не спойлерить, но финальный поединок поражает своей эпичностью, олицетворяю вселенскую битву со злом, восходящую к библейской традиции. Концовка немного мелодраматична, но приятно-умиротворяющая в своей вакхической однозначности. Особое внимание в финале повествования автор уделяет танцу, как культурологическому феномену, известному с античности. Крещендо нарастает синкретический ритм ударных, и герои, выплясывая неистовый гопак, сплетают паттерны бытия и разрывают оковы дарвинизма, готовясь к гибридизации, которая становится их личным способом революционного скачка в сияющую будущность трансгуманизма. Однозначно рекомендую всем!

Очень интересно ознакомиться с мнением корифея советской литературы о самом популярном персонаже другого известнейшего писателя. В детстве я с всегда с интересом читал и перечитывал это предисловие, что обычно случалось нечасто, так как обычно подобные вещи в книгах я пробрасывал. Чуковский представляет читателю Шерлока Холмса с позиции человечности, минуя расхожее мнение о сыщике как о холодном, крайне логическом уме, лишенным теплоты человеческих чувств. Корней Иванович приводит доказательные цитаты из книги и мы воочию видим правоту такого взгляда. Очень помогает в этом созвучный, визуализированный в кинематографе образ Холмса из знаменитого советского цикла фильмов Игоря Масленникова. Недаром англичане признали Василия Ливанова с Виталием Соломиным лучшими типажами знаменитой парочки с Бейкер-стрит.

Чуковский верно подметил главную ценность цикла рассказов о английском сыщике как наглядный урок о могуществе человеческого разума, видящему в данном случае свою цель в противодействии злу и несправедливости. Обычное бескорыстие Холмса на мой взгляд есть способ успешной борьбы с соблазном алчности и медных труб славы и в предисловии я нахожу подтверждение своему мнению. Чуковский помогает понять читателю, что талант Шерлока есть не только несомненный врожденный дар, но и результат упорного самосовершенствования своих способностей. Ведь не дать погибнуть своим способностям может только упорный труд. И это очень важно для тех, кто стремится использовать лучшие образцы литературы для улучшения своих собственных интеллектуальных и моральных качеств, способности внимательно и адекватно воспринимать реалии окружающего мира.

Корней Чуковский — он намного шире и многограннее, чем о нем принято думать. Помимо стишков для самых маленьких, ему принадлежат литературоведческие труды про Горького и Уитмэна, биография Короленко, пара книг по теории перевода, а также замечательный очерк про динамику русского языка «Живой как жизнь».

Книга на примерах рассказывает, как в разные века в русский язык входили новые слова, старые отмирали, менялся смысл выражений, и т.д. Все это вполне занимательно — например, я раньше не знал, что такие обычные слова, как «научный», «результат», «человечность» ещё в середине 19 века считались вульгарным новоязом, неприемлемым в культурном обществе.

Дается много интересной информации по постепенному изменению смысла разных слов под давлением социальных изменений — например, «шофер» в начале 19 века являлся довольно распространенной профессией, несмотря на отсутствие автомобилей; оказывается, шофер — это была такая разновидность истопника.

Но самое интересное начинается, когда уже сам Чуковский начинает возмущаться корявыми словообразованиями, засоряющими современный язык. Например, его сильно коробит новомодное «пока» вместо «до свидания», или кажется безумным «я пошёл» вместо «я собираюсь уходить». Удивительное рядом — нам сейчас эти выражения кажутся чем-то исконно русским, а ведь ещё в 1960 году они резали слух культурным людям.

Чуть дальше Чуковский упоминает уже в положительном тоне, что буквально на его глазах в последние годы слово «ребята» получило широкое распространение в смысле «дети», хотя ещё в военные годы «ребята» означало строго крестьянских детей, равно как «парни» — крестьянскую молодежь. Вот оно как, оказывается...

Или вот ещё — рассматривая тенденцию превращения «тополи-тополя», «учители-учителя», Чуковский приводит совершенно дикие примеры типа «матери-матеря» или «скорости-скоростя». Неужели в 50ые ТАК говорили? Очевидно, говорили, раз Чуковский такие примеры даёт... но слышать такое весьма удивительно.

Временами встречаются совершенно ядерные цитаты из современников Чуковского, учащих людей говорить правильно. Вот, например:

«Мне физически больно слышать изуродованные русские слова: учёба вместо “учение” ... Люди, которые так говорят, — это убийцы великого, могучего, правдивого и свободного русского языка, на котором так чисто, с такой любовью к его живому звучанию говорил и писал Ленин”

Борис Лавренев, 1959

Но буквально за 10 лет ненавистная «учеба» не просто входит в язык, а полностью вытесняет предыдущую форму слова. Почему так? Необъяснимо.

А когда Чуковский с гневом обрушивается на молодежный слэнг, тут вообще только руками можно развести... Кадришка, хахатура, хилок — кто эти люди?? Вшендяпиться — это что сделать? Иностранный язык. А ведь буквально 40 лет назад его понимала вся страна.

В общем, крайне любопытная книга, хотя совсем не в том смысле, на какой рассчитывал автор. Интереснейший музейный сборник «так говорили в пятидесятые». Крайне рекомендуется к прочтению для осознания, как молниеносно меняется живой язык и насколько это гибкая штука. Если не будете читать сами — хотя бы покажите старшему поколению, деды наверняка оценят забытые словечки.

С книгами Чуковского мы знакомимся ещё в раннем детстве, казалось бы, — в творчестве столь знаменитого писателя не должно быть «белых пятен», но есть в наследии Чуковского несколько произведений почти незнакомых широкому кругу читателей. Одно из них — повесть «Хуже собаки». Строго говоря, книга написана не Чуковским, а Михаилом Вороновым, писателем середины 19 века, секретарём Чернышевского — так и написано на обложке. Но в библиографии Воронова повести «Хуже собаки» нет. Есть повесть «Моё детство» (потом переделанная в повесть «Детство и юность»), есть повесть «Тяжёлые годы». Вот из этих двух повестей Чуковский и составил произведение для детей «Хуже собаки», взял за основу «Моё детство», очень сильно сократил, дополнил внушительными вставками из другой повести и некоторыми фразами «от себя», скомпоновал, разбил на главы, став таким образом полноправным соавтором. Мне довелось прочесть «Детство и юность», автобиографическую книгу о тяжёлой жизни автора-подростка, сына сурового тюремного смотрителя, в провинциальном российском городе (подразумевался Саратов) среди невежества, самодурства и жестокости. В гимназии сомнительные знания вбивают руганью и поркой, а отца-деспота домочадцы боятся как огня. Тяжёлая книга. Но в версии Чуковского она стала ещё более мрачной, глава семейства превратился совсем уж в зверя, тогда как в оригинальной повести он иногда проявлял даже доброжелательное отношение к родным. Корней Иванович также убрал все эпизоды связанные с религией и моменты, показавшиеся ему затянутыми или малозначимыми. Так пропали учитель греческого, ретроград, любитель античности, ненавидевший Пушкина и Лермонтова, самовлюблённый молодой учитель истории, многие другие колоритные персонажи.

Эта загадка не устарела до сегодняшнего дня. Но вот, что интересно: в современных изданиях перевёрнутым шрифтом дана отгадка: «Расчёска», а в 1930 году было: «Гребешок». Отчасти сменился язык, но куда сильней сменился образ жизни. Расчёской расчёсывают волосы, а гребешком? — тем самым, что упомянут в «Мойдодыре»:

Да здравствует мыло душистое,

И полотенце пушистое,

И зубной порошок,

И густой гребешок!»

Главное предназначение ГУСТОГО гребешка — вычёсывать вшей. Так что и загадка — не просто загадка, а ненавязчивая реклама здорового образа жизни.

Даже в середине 50-х годов прошлого века мне было дико читать такое про автомобиль. Устарела эта загадка, как и многие другие, бесповоротно.

Всю жизнь считал, что это народная песенка-потешка. И надо же — Корней Чуковский!

Ох, нелёгкая это работа — из болота тащить бегемота!

Кто ж не знает Корнея Чуковского! Только имя прозвучит, как сразу же выскакивают сами по себе всякие мухи-цокотухи, тараканища, айболиты и мойдодыры, и прочие детско-лепетные строки, навсегда въевшиеся в память с молоком… нет, наверное всё-таки уже не матери, но от бурёнки. Гораздо менее нам знаком Чуковский серьёзный и взрослый — Чуковский-критик и Чуковский-литературовед и филолог. А где-то между этими двумя Чуковскими — совсем ребёнковским автором стишат для ребят детсадовского возраста и Чуковским взрослым — притаился Чуковский-подросток. Притаился, но не спрятался. А просто скрылся за обложкой совсем небольшой автобиографической повести «Серебряный герб». Вот этой, только что прочитанной.

Вот, казалось бы, конец XIX столетия, гимназические воспоминания пятиклассника — закон божий, латынь, ещё какие-то для современного читателя незнакомые и почти что дикие предметы. И нравы соответствующие — полудикие, и не только от поведения и быта соучеников будущего писателя, но и от учительского произвола и самодурства. Т.е. всё настолько замшелое уже, что и читать должно бы быть неинтересно. Но в том-то и величие настоящей русской литературной прозы из-под пера маститого литературоведа и практика слова, что казалось написанные совсем простым невычурным языком слова и предложения читаются просто как поэма в прозе. И такова литературная мощь чуковского слова, что 240-страничная повесть читалась почти 3 дня, хотя обычно на такие объёмы тратились буквально часы. Потому что когда родниковая вода вкусна, то даже в самую сильную жару всё равно пьёшь её мелкими глотками. Так и проза Чуковского — неспешно и мелкими порциями, чтобы пропитаться насквозь этой литературной живительной силой.

Я не великий знаток литературы. Много читающий — да, но совсем не знаток. Однако спроси меня, кто из русских писателей для вас (для меня, т. е.) является примером великолепного русского литературного языка, и я без промедления назову две фамилия — Константин Паустовский и Корней Чуковский. А вы?

«Одеяло убежало, улетела простыня,

И подушка, как лягушка,

Ускакала от меня»...

Что здесь можно добавить? Нет человека в этой стране, который бы не слышал этих стихов и, даже, не знал бы их наизусть (Ваш покорный слуга, кстати, по прошествии 20 лет не забыл ни одной сказки Корнея Ивановича Чуковского, и запросто смог бы их продекламировать). Поучительная, одна из первых сказок в своем роде, с уникальным персонажем для детских сказок — живым и говорящим умывальником. Не раз ее запрещали, но она жила и продолжает жить. Вечная детская классика от основоположника детской литературы, замечательного дедушки Корнея.

Сказки Корнея Чуковского — это настольная книга. Для меня не было роднее и любимее детского сказочника, чем К.Чуковский. А «Мойдодыр» остался в памяти, как самая обожаемая стихотворная сказка, с иллюстрации А.Елисеева и В.Конашевича, лучше всех передающие атмосферу созданного Чуковским персонажей.

Бессмертные стихи, на которых вырастет еще не одно поколение детей.

«Как на пишущей машинке

Две хорошенькие свинки

И постукивают,

И похрюкивают:

Стуки-стуки-стуки-стук

Хрюки-хрюки-хрюки-хрюк»

Цитирую по памяти (лет сорок лет прошло), поэтому за дословность не ручаюсь. А вот за краткость и образность — ну гениально просто! Что навеяло поэту эти строчки?

Первый раз прочитав вслух стишок маленькой дочке, мы с женой смеялись до слез — да это же машбюро из нашего НИИ! Только «свинок» там было с десяток, и некоторые точно вели себя по-свински. Так и запомнилась эта незатейливая почти-песенка-присказка на всю жизнь.

Злодеус Злей или Северус Снегг? Дамблдор или Думбельдор? Постная рожа или pale face? China – не только «Китай», но и фарфор? Эквиритмия есть? А если найду?

Вот каким сложным вопросам посвящена эта работа. Казалось бы — непосильная задача, но вы только посмотрите на руки Корнея Ивановича: могучие руки с широкими ладонями, которым бы ласкать черенок лопаты или вил — такими руками под силу не только в огороде работать, но и орудовать на литературной ниве. И rolled up sleeves принялся Корней Иванович выдирать с корнями да на суд народный выносить всякую околесицу да непотребщину, которыми разные неграмотные переводчики в былые времена засоряли произведения уважаемых зарубежных писателей. Читать все эти казусы и ляпы, конечно, очень смешно, и когда в пух и прах разносятся какой-нибудь, скажем, Бальмонт — в большинстве случаев нельзя не согласиться с приводимыми доводами. Весьма быстро, впрочем, откуда-то начинает тянуть душком предвзятости и вскоре начинаешь замечать, что те вольности (или определённый уровень отсебятины), за которые автор порицает одного переводчика, у другого преподносятся как замечательный ход и открытие — ну тут уж каждому своё. В остальном же из главы в главу печальный юмор вновь и вновь перемежается постулатами:

1) родиться переводчиком — слишком мало, им нужно быть, и т.д.

2) буквалистом быть нельзя

3) придерживаться принципа эквилинеарности следует не всегда

4) советским гражданином являться — обязательно

Сиречь до сути доходишь быстро и сердцем пламенеешь от правильных слов (а порою — от негодования). А Корней Иванович взялся за дело основательно и до последней страницы ворошит вилами слежавшуюся компостную кучу дурных переводов, оживляя их целительным кислородом и докапываясь до самой сути этой проблемы. И не раз, и не два потом будет приходить на память эта книжка, когда откроете вы томик Хайнлайна или Нортон и вместо захватывающего межзвёздного пути найдете узкую, точно проторенную рыжебородым лопарем с тупым топором за спиной, тропку.

Ни убавить, ни прибавить — Высокое искусство!

Корней Чуковский далеко не сразу стал детским писателем. В молодости лавры Белинского и Писарева не давали ему покоя, поэтому свою первую славу он получил как литературный критик. На дворе тогда стоял Серебряный век и материала для работы было более чем достаточно, так что Чуковский с большим энтузиазмом взялся за публицистику. Сейчас чтение его статей вызывает противоречивое впечатление. С одной стороны на них лежит печать сиюминутности, ибо автор слишком часто погружается в обсуждение частных моментов или слишком много уделяет внимание литературным ничтожествам. С другой стороны над Чуковским не слишком довлели чужие авторитеты. Для него Сологуб, Ахматова, Гумилёв, Бунин, Горький были не мёртвыми классиками, а живыми людьми со своими творческими взлётами и падениями, за которым Корней Иванович наблюдал в режиме реального времени.

Ну, а поскольку Чуковский являлся современником Серебряного века, то он прекрасно видел и осознавал проблемы тогдашней русской литературы. Более того, он не стеснялся на эти проблемы указывать. Одним из примеров такой деятельности является статья 1908 года «О хихикающих».

В данной статье Чуковский поднял вопрос о нездоровой атмосфере, сложившейся на тот момент в отечественной литературе. С одной стороны сказалась довольно жёсткая политическая реакция, вызванная неудавшейся революцией 1905-1907 годов. С другой стороны, само декадентство определившее настроение Серебряного века, подталкивало писателей бравировать своим пренебрежительным взглядом на жизнь. Одним из способов выражения этого пренебрежения являлся нарочито легкомысленный стиль письма, когда поэт или писатель рассуждал о самых важных вещах и явлениях в подчёркнуто ироничных и легкомысленных тонах.

Именно это Чуковский и называет «хи-хи», а авторов, использующих такой приём – хихикающими. В статье он очень красочно и доходчиво, с использованием многочисленных примеров, рисует картину мировоззренческого кризиса в которую оказалась погружена наша литература. Ну, и вывод этой статьи следующий:

Не стоит думать, что Чуковский выступил здесь в роли товарища Огурцова из «Карнавальной ночи» (помните чудесный эпизод, где тупой заведующий клубом цензурирует номер клоунов?). Однако признаваясь в любви к творчеству жеманствующих и кокетничающих позёров, Корней Иванович обращает внимание публики на тот факт, что на одних шутках и зубоскальстве никакой автор ничего значимого написать не сможет.

Не согласиться с Корнеем Ивановичем сложно. Да, в число классиков мировой и отечественной литературы входит некоторое количество юмористов. Однако если приглядеться, то в их творчестве помимо юмористической составляющей (которая очень часто устаревает практически мгновенно) есть ещё то, что и позволило им прославить своё имя в веках. Чехова мы помним в первую очередь за «Вишнёвый сад» и «Три сестры». У великого юмориста О’Генри есть «Дары волхвов» и «Дороги, которые мы выбираем». Ильф и Петров вспоминаются нами не как успешные фельетонисты, а как создатели неунывающего Остапа Бендера – отечественного архетипа благородного жулика. Любой из этих авторов в своих лучших произведениях вышел за границы юмора и сатиры и привнёс в литературу нечто больше, чем шутка или анекдот. А ведь именно об этом, по большому счёту, и говорит Чуковский в своей статье.

О реакции со стороны критикуемых. В примечаниях к данной статье цитируются следующие слова Блока: «Легкомысленное порхание, настоящее хамство. Привязывается к модным темам, сам ничего не понимая. Лезет своими глупыми одесскими лапами в нашу умную петербургскую боль...» (с) Оцените пассажи про «одесские лапы» и «умную петербургскую боль» в которых так и звучит праведное негодование столичного небыдла от того, что какой-то незаконнорожденный еврей-разночинец из провинции посмел указать на недостатки в творчестве культурной элитки! И это ещё один из лучших поэтов Серебряного века. Можно только догадываться как пузырились от ярости менее даровитые литераторы вроде Аверченко, Кузьмина или Дымова!

Итог: очень хорошая и очень современная статья. Ведь сейчас отечественная литература находится в ещё большем кризисе, чем сто лет назад. И «хихикающих» авторов вокруг полным-полно. Интересно, хоть один из них сможет вытащить билет в Вечность или воды забвения смоют все их потуги на творчество?

Книга о многогранности и динамичности русского языка. О заимствованных словах и словообразованиях. О штампах и канцеляризме. О лексиконе видных деятелей и спорах о чистоте русского языка.

«Одни его слова отмирают, другие рождаются, третьи из областных и жаргонных становятся литературными, четвертые из литературных уходят назад — в просторечие, пятые произносятся совсем по-другому, чем произносились лет сорок назад, шестые требуют других падежей, чем это было, скажем, при Жуковском и Пушкине. Нет ни на миг остановки, и не может быть остановки. Здесь все движется, все течет, все меняется.»

Это было… познавательно. Хотела привести примеры, но пришлось бы много копировать. А книга и так содержит большое количество цитат и ссылок. Читайте сами!

Статья – огонь! По своему стилю она напоминает эпическое эссе Марка Твена «Литературные грехи Фенимора Купера» в котором автор «Зверобоя» выведен перед читателями законченным графоманом. Чувствуется, что Чуковский обстоятельно подошёл к написанию разгромной статьи: внимательно, с карандашом в рукам прочитал (или очень хорошо законспектировал тех, кто прочитал) немалое количество повестей и романов Чарской, вычленил основные сюжетные ходы, которые двигают её произведения, а также надёргал из них цитаты, изобличающие глупость и дурной тон своего литературного оппонента. И хотя при чтении заметки понимаешь, как пишутся подобные статьи (благо за спиной есть практика интернет-баталий) впечатления от эссе Чуковского хуже не становится, ведь Корней Иванович был отличным полемистом, и как выясняется, мог выступить в роли первостатейного тролля.

В своей статье Чуковский максимально язвителен. Вот как он высмеивает любовь Чарской к обморокам своих героинь: «Три обморока на каждую книгу – такова обычная норма. К этому так привыкаешь, что как-то даже обидно, когда в повести «Люда Влассовская» героиня теряет сознание всего лишь однажды. Ее и душат и режут, а она хоть бы что. Право, это даже невежливо. Такая толстая книга, и только один обморок! То ли дело другая великолепная повесть о девочке Нине Воронской: повесть еще не закончена, а уж Нина впадала в бесчувствие ровно одиннадцать раз!» (с) А уж его ехидное предположение, что никакой Чарской не существует, а под её псевдонимом выступает «заводной аппаратик с дюжиной маленьких кнопочек» (с), который и генерирует тексты с истериками, обмороками, страшными болезнями, а также непременными лобызаниями рук и ног – звучит максимально злободневно и для нашего времени. Ну да, сейчас герои сегодняшних популярных авторов как правило не кричат «Бей меня, топчи, унижай: я – злодейка, а ты — святая!» или «О, прогоните же меня, прогоните! Я не стою вашей ласки!» или «Избей меня, искусай, исцарапай!» или даже «Исхлещи меня кнутом до полусмерти!», однако подозрения о том, что их произведения составляются путём использования генераторов случайного текста никуда не деваются.

Другое дело, что не смотря на то, что я поставил статье высший балл, я не могу не отметить очевидную вещь: в эссе неразрывно переплетаются объективность фактов и крайняя субъективность взглядов автора. Факты говорят нам о том, что в творчестве Чарской полно штампов и сентиментальщины и Корней Чуковский с блеском это подтверждает многочисленными цитатами. Однако говоря про невиданную популярность Лидии Алексеевны у маленьких девочек Чуковский избегает размышлений о причинах этого явления. Ладно, «унтеры Пришибеевы приветствуют ее радостным ржанием» (с) потому что «недосягаема Чарская в пошлости патриото-казарменной: «Мощный Двуглавый Орел», «Обожаемый Россией монарх» – это у нее на каждом шагу» (с). Однако почему же тогда эта патриото-казарменная пошлость нравится маленьким девочкам и юным девушкам? Если верить автору, то это связанно с тем, что у них не было другого выбора. А ведь это, мягко говоря, не совсем правда. Тот же Фенимор Купер, литературные грехи которого столь язвительно высмеивал Марк Твен, творил когда американская литература ещё толком не сложилась. Он сам был классиком и отцом-основателем и отсюда могла проистекать его популярность. Однако Чарская начала писать в начале XX века! Мало того, что к этому моменту сформировался корпус классических произведений (в том числе – детских) из Золотого века русской литературы, так ведь одновременно с ней творило огромное количество талантливых писателей века Серебренного, часть из которых впоследствии сами стали классиками. Незатеряться на их фоне – уже само по себе серьёзное достижение, а получить в таких условиях популярность у читателя – это серьёзная заявка на признание за собой литературного таланта.

Всё это Чуковский оставляет за рамками своей статьи. И его можно понять. Кем была Чарская в его время? В лучшем случае – автором-графоманом волею судьбы вознесённой на гребень кратковременной славы. Положа руку на сердце: чем это мнение отличается от наших оценок творчества Дарьи Донцовой или Елены Звёздной, аналогом которой и является Лидия Алексеевна? Ведь это именно её читательская аудитория став постарше станет читать романтической фентези про попаданок в магические академии, а потом – о похождениях дважды разведённой сыщицы-любительницы. Именно это, наверное, и злило Чуковского больше всего. Ведь помимо идеологических заморочек, он хотел чтобы дети (в том числе и девочки) воспитывались и привыкали читать хорошую литературу, а Чарская и её аналоги в более взрослых аудиториях в его представления о хорошей литературе категорически не вписывались. Возможно отсюда и проистекает тот задор, с которым Корней Иванович высмеивает свою коллегу по писательскому ремеслу. Однако кроме чисто литературных причин нелюбви Чуковского к Чарской имел место и политический антагонизм, ибо Чарская родилась в дворянской семье и прекрасно чувствовала себя в Российской Империи, а Чуковский, бывший незаконнорожденным сыном служанки, монархическую Россию с её национальными и сословными ограничениями терпеть не мог. И если первая описывала жизнь в Империи с идеалистической и верноподданной точки зрения, то второй мечтал о Революции и с презрением относился к сторонникам самодержавия.

Разумеется, после Октября 1917 года роли поменялись и на коне оказался Чуковский, а Чарская оказалась вычеркнутой из советской литературы. И если хлопоты Корнея Ивановича в 1924 году о пенсии для Лидии Алексеевны можно только одобрить, то его фраза про литературный сифилис, сказанная Чуковским на съезде писателей в 1934 году не вызывает ничего кроме омерзения. Статья Чуковского-писателя – прекрасный образец литературной полемики. Слова Чуковского-чиновника от литературы – отвратительны. Да, очень легко лить помои на голову своего оппонента, когда ни она сама, ни её поклонники не имеют ни малейшей возможности тебе возразить, но такое поведение не делает чести ни писателю, ни мужчине.

История, как оно часто и бывает, не дала ответа на вопрос кто прав в этом заочном споре. Большая часть творчества Чуковского ныне забыта, а лучшая – вошла в фонд детской литературы, превратив пламенного революционера в «дедушку Корнея». Книги Чарской после краха СССР снова стали печататься и находить своего читателя, хотя, конечно, по популярности с Корнеем Ивановичем ей теперь не сравниться*.

Итог: явно субъективно и предвзято, но очень хлёстко и смешно. В своё время пытался в рамках расширения кругозора почитать что-нибудь из Чарской, но быстро сломался, ибо концентрация сентиментальности и слащавости оказалась слишком для меня велика. Будучи взрослым мужчиной не могу объективно судить о творчестве Лидии Алексеевной, однако статья её идейного антипода (который сам далеко не безупречен) меня очень позабавила.

* – при написании отзыва с удивлением узнал, что Чуковский до сих пор издаётся в гигантских объёмах. Так, в 2014 году общий тираж его произведений составил 1 953 200, в 2015 – 2 410 500, а в 2016 – 2 350 000 экземляров. Разумеется большинство из этих книг – тоненькие брошюрки по 5 – 10 страниц, однако их число означает, что подрастающее поколение будет прекрасно знать кто такие Мойдодыр, Айболит и Муха-Цокотуха.

В связи с резко обострившейся обстановкой после силового захвата власти в африканской стране Лимпопо марионеткой Кремля кровавым доктором Айболитом мировая общественность в едином порыве говорит «нет» милитаристским планам кровавого режима обезумевшего Пэ.

Уже были замечены вежливые бегемоты и гиппопотамы, вооруженные совы и медведи с удостоверениями спецназа ГРУ, но у наблюдателей, как назло, дружно разрядились телефоны и вышли из строя видеокамеры. К счастью, есть социальные сети, достоверные, честные и неподкупные, по сообщениям в Инстаграме и Твиттере (а это самые обьективные факты) можно уже сделать однозначный вывод — в неравной борьбе с прилетевшими на голубом вертолете захватчиками демократически выбранный неграмотными туземцами президент Бармалей и его советники вынуждены бежать из погрузившейся в тоталитарный хаос страны. Генетически модифицированные невинные животные, выведенные в жутких подземных лабораториях Северного Мордора, подчиняясь вложенной программе, творят немыслимые для современного человека вещи — лечат и раздают еду. Но мы то знаем, что на самом деле в этих гуманитарных грузах, да-да.

Весь свободный мир на стороне душевного Бармалея и его советников, отца нации и просто чудесного человека, и главы ведущих государств должны сделать все, чтобы воссоединить любящие сердца дикарей и их замечательного президента!

Сегодня мы все лимпопойцы! Прости нас, Бармалей! Же суи Лимпопо!

Всегда обожал эту сказку. Мрачная пещера, гордый и непокорный рыбак, не поддавшийся врагам... Собака Авва, к-рая дает сто очков форы Шерлоку Холмсу по умению взять след. Колоритная морская битва с Бармалеем и его пиратами; то, как разбойник сам себя перехитрил, захватив корабль Айболита. Шикарная, эффектная развязка (акулы, взявшиеся невесть откуда, как джинн из бутылки, не только не портят впечатления, а наоборот — без них бы сюжет много проиграл!)

Да и фильм хорош («гррром и молния!») Варвара, кстати, тоже отличилась в искусстве пакостить доктору и зверям. Хоть и не такая суперская злодейка, как Бармалей-Беналис.

Короче, меньше 9-ки по-любому не поставишь.

Это великолепно... Какой, к черту, Лофтинг? Фантазия Чуковского бьет ключом. Тут тебе и кроха попугай, совершивший непосильный подвиг (мало того, что ключ из-под подушки у разбойника вытащил, так еще и тюрьму сам открыл!) Тут тебе и крышесносящий «словарь ласточкиного языка» (Карафу, марафу, дук!.. Почти такой же знаменитый мем, как «дыр был щыл убещур«! :wink:) Тут тебе и буря на море, и добрые дельфины, вовремя пришедшие на помощь... И — поучительный урок Крокодилу, к-рый чуть не съел Варвару (хотя было за что). И — Айболит работает не за деньги (в отличие от Дулиттла, для которого все-таки этот момент был оч. важным). Айболит работает просто из любви к зверям, беззащитным, брошенным на произвол судьбы...

«Страну обезьян» потом неоднократно перепевали\переосмысляли — и на пластинке, и в версии Чеповецкого (у меня была книжка-вырезалка, самодельный кукольный театр. Впечатление незабываемое). И фильм с Быковым... Давно уже классикой стало, что «нормальные герои всегда идут в обход«! Что Шарманщик = Бармалей (хоть в книге этого и нет). И все, конечно, помнят живой мост из обезьян.

В детстве я больше любил вторую часть «Айболита», про битву с пиратами. Оно и немудрено — приключения, динамика, «екшен»... Но есть вещи, к-рые просто любишь, а есть — к-рые намертво врезаются в память. Не вырубить топором.

«По воскресеньям, ближе к вечеру, крокодил проглатывал солнце. Потрясённые звери собирались на берегу...

– Медведя нужно звать!

– Правильно, медведя! Где медведь?

Медведь прыгал на крокодила, боролся с ним, ломал его так и эдак... Наконец, из пасти крокодила выкатывалось солнце и все кричали: «Ура!»

В сумерках к одиноко сидящему на берегу медведю тихо подплывал крокодил.

– Все, Миша, не могу больше! Это солнце такое противное, да еще жжётся, тьфу! Ну почему, почему я должен его глотать?

– А ты посмотри, Федя, сколько мы заработали! – отвечал медведь и показывал на приношения благодарных зверей. -- Но главное даже не это... ШОУ, ФЕДЯ, ДОЛЖНО ПРОДОЛЖАТЬСЯ!» (С)

...Как-то за неоднократными просмотрами мультфильма Черкасского (в котором был АБСОЛЮТНО шикарный Крокодил — эдакий «гэнгста», и шляпа-сомбреро при нем, и забугорные джинсы, и сигара в зубах, и даже бессмысленные, но, черт возьми, пугающие боксерские перчатки на лапах — а ну ка-ак даст?..) — так вот, за многоразовыми просмотрами этого мульта уже как-то и подзабылось, что в оригинале, собственно, никакого Крокодила-то не было. Во всяк. сл., сперва: «Солнце по небу гуляло, и за тучу забежало!» Но — как обычно у Чуковского — достаточно вообразить себе страшного врага, какую-нибудь «бяку-закаляку», как он тут же (по игре) станет реальным. И — никуда не денешься: надо его побеждать... Впрочем (как и в «Тараканище«!) победить легко, достаточно просто НЕ БОЯТЬСЯ.

Художники, правда, быстро нашли правильное решение: у них на иллюстрациях чаще всего Туча и имеет образ Крокодила. В принципе, если совсем уж придираться\докапываться, то вполне себе можно считать, что Медведь дрался с Тучей — почему нет?.. :)) Ну вот такой у злодея ОБЛИК (а докапываться, почему такой облик — это уж, пардон, все равно, что возражать, почему Тараканище — великанище, а царевна у Пушкина — лебедь. :))

Все это, кстати, сто раз описано в «От двух до пяти» ( — Почему трамвай бегает туда-сюда? — Потому что трамвай живой... — Нет, там такая машина, я знаю! (А потом — сама же упоенно рассказывает: «Если б не живой — разве бы бегал туда-сюда? ;))

Короче, показывай я кому-н., как это надо иллюстрировать, может, и подсказал бы рисовать именно так: злую Тучу, с гигантской пастью... Слишком серьезно сказку воспринимать не надо — на то она и сказка =))

Костный туберкулёз – жуткая болезнь разрушающая опорно-двигательный аппарат человека. Даже сегодня в половине случаев заболевание приводит к инвалидности, а представьте, что было почти сто лет назад, когда Чуковский писал эту повесть!

…Начало тридцатых годов двадцатого века. СССР. Первая пятилетка. Крым. Место последней надежды для больных детей – костнотуберкулёзный санаторий.

Самое страшное заключается в том, что не существует разовой процедуры, с помощью которой можно было бы вылечиться от этой болезни. Единственное более-менее эффективное лечение – это хорошее питание, свежий морской воздух и много-много солнца. Поэтому детей-инвалидов со всех концов страны свозят в Крым, где они годами лежат нагишом под открытым небом, пока организм набирается сил для того чтобы побороть болезнь. Причём лежать надо не просто так. Кому-то положен корсет, кому-то постоянно накладывают гипс на поражённую конечность, а кто-то – годами лежит на животе. Некоторым пациентам вытягивают ноги, а кого-то постоянно привязывают к кровати для того, чтобы зафиксировать в определённом положении. Обязательна лечебная гимнастика и всех без исключения постоянно возят на перевязки, а ведь при гниющих костях процедура эта более чем болезненная. Кому-то скоблят коленную чашечку, кому-то назначают череду пункций. На этом фоне больные, способные кое-как передвигаться с помощью костылей считаются почти здоровыми.

К чести советской власти забота о детях не ограничивается их лечением. Что толку поставить ребёнка на ноги, если у него не будет ни образования, ни профессии, подходящей для его слабого здоровья? Поэтому кроме докторов детей посещают учителя, а выздоравливающие больные учатся азам рабочих профессий. В общем, перед нами очередное проявление бесчеловечности Кровавого Режима: страна, изо всех сил готовящаяся к войне за своё существование, тратит серьёзные деньги для того, чтобы дать шанс на спасение своим самым беспомощным гражданам.

Вообще «Солнечная» не смотря на то, что рассчитано на детскую и подростковую аудиторию является весьма брутальным произведением на фоне которого «Волшебная гора» Томаса Мана (написанная на схожую тему, но для взрослых) выглядит весьма рафинировано и аморфно.

Достоинствами повести является небанальность сюжета, серьёзность поднятой темы, неплохо прописанные характеры героев, возрастная аудитория к которой обращается автор и оптимизм произведения. Главный же недостаток произведения – это его идеологический пафос, который устарел ещё к середине XX века. Понятно, что в тридцатые годы многое воспринималось совершенно иначе, чем сейчас. Был порыв масс, была вера в близкое светлое будущее, люди тогда действительно грезили пятилетками и днепрогэсами. Опять же понятно, что повесть написана (помимо прочего) с целью поддержать этот самый энтузиазм, так что критиковать «Солнечную» за идеологический накал всё равно, что упрекать её за остроту поднятой проблемы детского туберкулёза в СССР. Однако именно идеология отсекает современную читательскую аудиторию от этого произведения. Даже делая скидку на упомянутый выше энтузиазм масс все эти бесконечные лозунги, чтения газет об успехах социалистической промышленности, мечты о том, что после выздоровления надо непременно поехать работать на какую-нибудь стройку (даже не важно на какую) откровенно утомляют. Более того, порой эта идеологическая составляющая обретала уж совсем гротескные черты вроде соцсоревнований между различными площадками санатория. Как результаты в тексте постоянно попадаются вот такие перлы:

Теперь, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю о том, что произведении с идеологией в повести вышел откровенный перебор?

Итог: сильное оптимистическое произведение на жуткую тему. Увы и ах, идеологическая обработка читателей, которую пытался вести автор сильно портит впечатление от этой повести.

«Чебурашка, Буратино, Чипполино, Карлсон – остановим наркоманию среди детских писателей!» (с)

К чему это я заговорил про наркоманию? Да потому, что в этой относительно небольшой по объёму сказки количество лютой ахинеи и откровенно сюрреалистических моментов столько, что очень легко заподозрить автора в употреблении препаратов расширяющих сознание. Тем более, что «Одолеем Бармалея» писалась в Средней Азии во время эвакуации, а в тех краях всегда знали толк в подобных веществах. В общем «Страх и ненависть в Ташкенте», soviet edition.

Шутки шутками, но содержание повести ДЕЙСТВИТЕЛЬНО заставляет подозревать всякое, ибо на страницах сказки встречаются:

- орангутанги на волках с миномётами в руках;

- сухопутная акула, командующая артиллерийской батареей;

- журавли, исполняющие роль бомбардировщиков и истребителей;

- лягушка-пулемётчица;

- орлицы-партизанки, разъезжающие на танке;

- и многое-многое другое столь же прекрасное.

Читая эту сказку я сначала хохотал от того бреда, что творится на страницах этого произведения, однако постепенно начал задаваться вопросом: «Это автор так шутит реалиями войны или он издевается над своим читателем?» Как позже выяснилось, я не одинок в этом подозрении. 1 марта 1944 года в газете «Правда» (главной газете СССР) вышла статья П. Юдина «Пошлая и вредная стряпня К. Чуковского» в которой в частности говорилось: ««Военная сказка» К. Чуковского характеризует автора, как человека, или не понимающего долга писателя в Отечественной войне, или сознательно опошляющего великие задачи воспитания детей в духе социалистического патриотизма». Обычно я далёк от поддержки советского литературного официоза (это был ещё тот гадюшник), однако некоторые моменты «Одолеем Бармалея» действительно могут вызывать подобные мысли. Например:

Этот отрывок из-за своего идиотизма (бегемот на самолёте летает над болотом, на котором растут тополя и по которому почему-то бродят дети) действительно заставляет подозревать Чуковского в стёбе над реалиями Войны, в частности – над бомбардировками, которым подвергались советские города и сёла. Сам Чуковский в своём письме в газету «Правда», которое было написано на статью Юдина, отрицал всякие намерения опошлить и высмеять борьбу СССР против Гитлера и скорее всего здесь он не лгал и был честен. Другое дело, что из-за явной и нарочитой абсурдности эпизод оставляет после себя довольно неприятный осадок.

Или вот ещё, один отрывок, который произвёл на меня немалое впечатление:

Самое смешное/не смешное, что в 1942 – 1943 годах ЭТО печатали и в журналах и отельными изданиями, то есть с точки зрения советской цензуры данное произведение было вполне допустимым. В 1943 году сказка была включена в антологию советской поэзии и вычеркнута оттуда лично Сталиным, после чего и последовали разгромные статьи в прессе.

Финал истории о войне Айболита с Бармалеем доставляет особо:

Что тут сказать, причём так, чтобы это было цензурно? Ну, разве что: «Спасибо товарищу Сталину, за то, что вычеркнул эту сказку из советской литературы для детей».

На фоне всего этого треша, угара и содомии отсутствие логики в происходящих событиях почти не замечается. Хотя мне очень порадовал момент, когда по ходу дела внезапно выяснилось, что в своё время добрый доктор Айболит (который только и делает, что лечит хороших зверей) где-то разжился крупной партией артиллерийских снарядов, а потом закопал их в пещере. Вот это поворот: Айболит у нас не только самый лучший в мире ветеринар, но ещё и оружейный барон! Интересно, что мы ещё не знаем о знакомом с детства персонаже?

Итог: Корней Чуковский – выдающийся детский писатель, но следует признать, что данное произведение – его главная литературная неудача. «Одолеем Бармалея» – лютый треш во время создания которого литературный вкус полностью и бесповоротно оставил автора. Во всяком случае, я не могу понять, как взрослый и вменяемый человек мог написать ТАКОЕ. Понятное дело, был заказ на создание патриотического произведения, но боже мой, сложно представить более чудовищный опус для маленьких детей, чем вот такая сказка.

Сочное и колоритное описание Одессы конца XIX века. Быт и нравы портового города, смешение народов и религий, резкое социальное расслоение и подспудно растущее напряжение в массах – любопытный мирок уничтоженный великими потрясениями XX века.

В повести масса интересных деталей, о которых может рассказать только современных тех событий. Тем не менее, как и со всей другой мемуарной литературой, к «Серебряному гербу» необходимо подходить с известной осторожностью, уж слишком очевидны симпатии и антипатии автора к своим героям. Особенно это заметно на примере отрицательных персонажей, которые у Чуковского не имеют ни малейших достоинств. На произведении также сказались реалии той эпохи, когда оно было написано. Хрущёвская оттепель было последним периодом, когда советская власть предприняла гонения на церковь. Так что именно в этом я вижу причину, что образ попа Мелетия, обучавшего гимназистов закону божию, вышел откровенно карикатурным. И, разумеется, в шестидесятые годы вряд ли могло выйти произведение для детей, где хоть какой-нибудь царский чиновник оказался бы хоть немного положительным персонажем. В результате полицейские Одессы в повести являются отъявленными подонками, судьи – отправляют на каторгу невиновных людей и т.д. В общем, при чтении «Серебряного герба» целиком и полностью доверять Чуковскому не стоит.

Повесть состоит из двух частей:

- отчисление автора из гимназии и его жизнь после этого события;

- история друга семьи Чуковского – вора Циндилиндера, порвавшего со своим преступным ремеслом.

Если говорить о первой части сюжета, то дело обстоит следующим образом. На дворе 1896 год, указ «о кухаркиных детях», закрывающий для большинства детей из малоимущих семей возможность получения среднего образования действует уже девять лет. Под конец учебного года директор гимназии по прозвищу Шестиглазый по надуманным основаниям отчисляет Чуковского и ещё шестерых учащихся. После этого подростку не остаётся ничего иного, как заниматься случайными заработками, чтобы помочь своей семье.

В данной истории (если автор нам рассказал правду) отразился весь драматизм тех порядков, который в итоге и привёл Российскую Империю к её краху. Ребёнка выгоняют из гимназии только по той причине, что его мать вынужденная работать прачкой. Здесь прекрасны решительно все представители власти: директор гимназии, министерство народного просвещения, да и сами императоры – уже покойный Александр III и пока ещё живой Николай II. В это время перед Россией остро стоит вопрос нехватки специалистов во всех сферах жизни. И с каждым годом эта проблема становится только острее. Необходимость развития собственной промышленности требует миллионов, а то и десятков миллионов образованных людей. И что в такой ситуации делают государи-императоры? Они ОГРАНИЧИВАЮТ доступ к получению нормального образования представителям беднейших слоёв населения, издавая указ «О кухаркиных детях». Царские министры проводят эту идиотскую политику, требуя от директоров гимназий исполнения документа имевшего в общем-то рекомендательный характер (даже сам указ не требовал обязательного отчисления детей из числа малоимущих семей). В итоге от всего этого выигрывают только нечистые на руку чиновники вроде Шестиглазого, которые получают взятки от родителей и отчисляют тех детей, чьи отцы и матери не способны занести несколько сотен рублей для того, чтобы их чадо продолжило обучение.

Ну а после этого сторонники монархии удивлённо задаются вопросом: «А чего это народ своего царя-батюшку терпеть не мог?» И они никак не могут понять, что когда тебе или твоим детям закрывают один из главных социальных лифтов, то ты вряд ли будешь любить такую власть. «Указ о кухаркиных детях» за двадцать лет своего существования изломал множество судеб и большая часть пострадавших от него людей в итоге сочувствовала революционерам, обещавшим скинуть самодержавие. Но, конечно, во всём виноваты злодеи-коммунисты, которые обманом заставили народ-богоносец отвернуться от «Хозяина земли Русской».

Что касается истории завязавшего вора Циндилиндера, то я к ней отношусь довольно скептично. Нет, я не говорю, что Чуковский целиком и полностью её выдумал (хотя это, в принципе, тоже вполне возможно), однако очевидно, что при написании заключительных глав в повести автор опустил довольно много деталей, которые посчитал излишними для подрастающего поколения.

Вкратце история такова.

Интересный момент: в какой-то момент Чуковский из-за своей многолетней дружбы с Циндилиндером оказался в числе подозреваемых. Автор не пишет, почему его самого не таскали на допросы и не выбивали признание в соучастии в краже. И мне кажется тут дело в том, что за него поручился местный околоточный (или, говоря современным языком, участковый) по фамилии Симоненко, который с малых лет знал Чуковского. Если это так, то околоточному надо было обладать изрядной отвагой, чтобы поручиться за:

А) Незаконнорожденного;

Б) Сына прачки;

В) Из семьи испытывающей серьёзные материальные трудности;

Г) Отчисленного из гимназии;

Д) Убегавшего из дому, то есть склонного к бродяжничеству;

Е) Зарабатывающего на жизнь случайными заработками;

Ё) На протяжении нескольких лет дружащего с вором;

Ж) И при всём этом – отказавшегося от предложения стать помощником полицейского писаря, то есть продемонстрировавшего своё нежелание сотрудничать с властями.

Скажите честно, вы бы рискнули своим сытым и доходным местом, которое гарантирует благополучие членам вашей семьи, ради соседского асоциального подростка? Если да, то вы – однозначно Человек с Большой Буквы. В сложившейся к концу повести ситуации одним своим словом Симоненко мог загубить судьбу автора, но не стал этого делать. И как отблагодарил его за это Чуковский? Вывел в повести в качестве законченного взяточника не сказав про него ни единого хорошего слова. Воистину, не делай другим добра, не получишь и зла. Я понимаю, что на примере этого полицейского Чуковский показал детям и подросткам всю отвратительность такого явления как бытовая коррупция, когда дача и получение взятки является чем-то совершенно обыденным и само собой разумеющимся, но этот момент довольно сильно испортил впечатление от повести.

Итог: яркое и красочное произведение о «России, которую мы потеряли». Детям и подросткам можно давать смело, ибо тема «что такое хорошо и что такое плохо» раскрыта в повести достаточно удачно. Ну а то, что у взрослого читателя могут возникнуть вопросы по поводу написанного, так ведь «Серебряный герб» адресован совсем другой возрастной аудитории.

«Вдруг откуда-то Шакал,

На Кобыле прискакал!..

Вот вам телеграммма,

От Гиппппопппотаммммма!» :glum::cool::glum:

«Что такое, неужели

Ваши дети заболели?

- Да-да-да, у них ангина,

Скарлаттттина, холеринннннна,

Дифтерит, апппппппенддддицитттттт,

Малярия и брррррронхитттт, :glum::glum::glum:

Добрый доктор, добрый доктор,

Добрый доктор Айболит!»

«На горе Фернандо-По,

Где гуляет Гиппопо!»

Цитировать можно часами. Звучно! Рррррраскатисто! Кррррруто, черррт поберри! :cool: :mafia: :super: Даже неважно, что Бармалею в сказке места не нашлось. Все равно, и без него — весело.

(Могут сказать: да как же — «весело», если зайчик попал под трамвай, и все такое прочее?.. Но вы ж понимаете... Ребенок — не ребенок, если ему некого тетешкать, не о ком заботиться... некого лечить — да хотя бы игрушечного зайчика. Или Гиппппоппппотамчика. Тем более, что все кончается счастливо: «Слава добрым докторам!»)

А недавно сам был свидетелем: идет по улице (Хайфа, Израиль) 65-летняя старушка, и внучке все это читает — наизусть.

Какие еще нужны доказательства, что «Айболит» — бессмертен? :wink2: :leb: Именно этот «Айболит», самый первый. Не мульт, не фильм, а — он.

История, как был написан «Бармалей», весьма поучительна — с одной стороны, нельзя постоянно переписывать сюжет «на корню», выкидывая важные детали (почти как Толкин со своим легендариумом!) В итоге — у сказки два финала: в одном разбойника съедает Крокодил, в другом — он «стал добрей» (как предположил Назаренко, это похищено из «Современной сказки» Гумилева). А если учитывать его появления в других текстах (пересказе «Дулитла», например), то получается, что и не два финала. Куда больше... А грозный пират Беналис — это кто? Тот же Бармалей? А шарманщик, от которого убежала Чичи — это, случаем, не он?.. С чего бы вдруг шарманщику плавать на корабле? ;)

«Взглянули гости на пейзаж, и все сказали: ералаш!» (С) Кстати, с другими сказками Чуковского — та же путаница: в «Мойдодыре» мальчик-грязнуля говорит «мой хороший, мой любимый Крокодил», хотя такие слова больше подходят самому дедушке Корнею. Один ггерой-рассказчик «наложился» на другого, и уже неважно, что мальчик-то — отрицательный (за что и страдает); читателю приходится принимать, что он отождествлен с автором (хотя этого не м.б.)

А Таракан? Кто он такой вообще — буржуй с позолоченным брюхом, который «всех съел»? Гидра революции, от которой убегали «лихие обезьяны», подхватив чемоданы?.. Маленькая и слабенькая «козявочка-букашечка», которую склевал простой воробей (по мультику — именно так). Поди разбери... А если еще вспомнить, что, например, в сериале Д. Черкасского Бармалея и Таракана озвучивает ОДИН человек (Григорий Кишко), оба — усатые, оба от природы — «страшки» (не страшилища, не «страшилы», а именно так...) Вообще получается ха_о_с.

С другой же стороны — вот оно, доказательство, что писателю никто не указ: как хочет — так и пишет. Простая истина, сразу проливающая свет на все непонятки...

З. Ы.: А Любарскому за иллюстрации — все равно зачет. :glasses:

Когда-то, давным-давно в далеком детстве, еще до мультфильма «Тараканище» с прекрасными рисунками а ля Сутеев, и еще до шедеврально-крышесносных изданий Чуковского с иллюстрациями Джаникянца, я услышал стишок:

«Таракан залез в стакан.

Вот так чудо-таракан!

Не с ума ли он сошел --

Точно по морю прошел!»

Потом, уже в конце 90-х (кажется) я добрался до стихов ОБЭРИУтов. И прочитал гениального олейниковского «Таракана», которым был безмерно впечатлен; кто знает, -- может, Чуковского тоже глубоко зацепил этот стих? (Почти наверняка — да. «Ноги» у этого неприхотливого стишка про паровоз, видимо, растут как раз оттуда. Из стихов Мятлева, капитана Лебядкина и общества «чинарей» 20-х).

А вы говорите — пароход :gigi: Какой там, к бабушке Федоре, пароход?! :wink2: :wink:

Ура! Я радуюсь,так как прочитала отзывы и поняла,что у меня с памятью все в порядке. Помню,что Цинцинелла была мышью, а в современных изданиях этого нет. Старый вариант грустней,но гораздо интересней. Надо искать его.

Прочитал, поставил низкий балл, а потом прочёл коммент уважаемого glupec и полез искать правильный вариант, потому что в моём, действительно, просто нелепый смельчак, хвастун и бесшабашный пустомеля.

Нашёл ещё три варианта, но легче не стало. Нет, не в силах я понять глубины этого произведения.

хоть и пересказ с норвежского, а прикольно. Разок рояль пролетел (мимо бочки с приговорённым к смерти шёл богач и поменялся с ним местами внезапно), а так — вполне годно.

Царь, потомок долгой линии близкородственных браков, естественно, кретин, это не новость. Потомок не менее долгой линии выживших под правлением обалдуев, естественно, умница. Напрягает только богач, вроде как не дурак, состояние сколотил, а оказался дурак.

Детям тут ловить особо нечего (убийства женщин присутствуют), но почитать можно — есть фантазия и находчивость.

Ожидал большего от рассказа с таким названием.

Да, обнажёнка есть. Намёк на секс в невероятных позах есть. Есть даже медицинские работники и всякие такое. Есть и финал с сомнительной моралью: муха не понесла никакого наказания за свои разнузданные похождения.

Но уж очень всё намёками и быстро. Не хватило мне деталей и более глубокой проработки темы. Всё-таки «МУХА В БАНЕ» — это не комар под душем, есть где автору проявить фантазию, саспенса нагнать, юмора и т.д. Богатая тема.

P.S. У одном из изданий есть пометка «Посвящается Ю. А. Васнецову». Может, что-то тут важное, какие-то общие банные впечатления...

Это не детская песенка. Там молодец пошёл и молодуху нашёл. У меня фантазия богатая, мне там всякие позы мерещатся, но в любом случае это — не детская песенка.

Круто! Безумно круто! Триллер, превращения, мистика, игра словоформами и образами. Чечере-папаха — это супер!

Самое крутое стихотворение из всего сборника «Закаляки».

Читаю Корнея Ивановича и понимаю, что мне никогда-никогда не словить таких глюков. Не знаю, зачем это детям, но обкурившимся нарикам должно нравиться.

Провидческое произведение. Мне не нужен интернет, чтобы знать, что Сталина называли Усатым. Я это от деда слышал.

Я думаю, Корней Иванович имел в виду другого усача (мало ли их было в истории? Да хоть бы и Николашка — и усач, и бородач, и брюхо золочённое, или Котовский-Джержинский-Керенский), но основной посыл сказки ясен: «Бойся Усатого». :)

Все образы из русских народных сказок. И злодей, совершающий абсолютно бессмысленное злодеяние (съел солнце — зачем? какая крокодилу польза от этого?), и богатырь-лежебока Медведь, которого всем миром надо УГОВАРИВАТЬ сразиться с разбойником, которого пока САМОГО не прижмёт — не почешется.

Очень стильная вещь.

Вот это жизненная ситуация. Всё верно написал товарищ писатель. То олени звонят, то тюлени. Будни тётки на ресепшене.

Где он брал такие грибы? Крокодил тушит море пирогами — это просто что-то невероятное.

Финал смазан. Непонятно, почему всё вдруг встало на место. Укольчик успокаивающего?

Возможно, это сатира, но я не понял до конца.

P.S.

нашёл вариант сказки, где упоминается ребёнок. Стало понятнее: это страшилка для тех детей, кто плохо себя ведёт. Разрушение привычного мира, абсурд, показывающий, что от хорошего поведения одно маленького человечка зависит благополучие и устойчивость всего окружающего. Интересная задумка.

P.P.S.

Удивительно! В половине изданий, (в частности с рисунками Конашевича) ребёнка и объяснялки нет. Мамам на заметку! Не все издания одинаково полезны. Требуйте долива Чуковского!

Психоделика от мэтра. Вот как надо писать. Казалось бы, детская лёгкая вещица, но это только на первый взгляд. На самом деле это рассказ о ребёнке в пограничном состоянии разума.

Посмотрим, как развивается ситуация.

Ребёнок просыпается под воздействием галлюциногена-газа (марихуана?) или после принятия психотропного препарата. Кругом бардак и разруха.

Из маминой спальни (!!!) выходит кривоногий и хромой Умывальник. Который (как это обычно и делается, нападение — лучшая защита) не объясняет своё присутствие в родительской спальне, а набрасывается и стыдит ребёнка, отвлекая его внимание. Ну и далее по сюжету.

Кем же работает мама мальчика (если вообще работает)? Кто этот хахаль мамин, в детском сознании представший в виде хромого умывальника? Почему в квартире бардак (загул, бордель)?

Жёсткая история про нелёгкую жизнь ребёнка в семье то ли алкоголиков, то ли гулящей мамаши, то ли нариков каких-то.

Вторая из двух «прекрасных» военных загадок. Спасибо, что не про бомбы и автоматы Калашникова.

Нет, таких загадок нам не надо.

Первая из двух «прекрасных» военных загадок. Спасибо, что не про бомбы и автоматы Калашникова.

Пожалуй, самая худшая загадка Чуковского. Бессмысленная и нереалистичная.

Эхо не бывает у каждой собаки, каждого парохода и т.д. Для возникновения эха необходимы вполне понятные физические условия. Ребёнок, который с ходу согласится с такой отгадкой, — это очень и очень странный ребёнок, житель подземелий какой-то.

Типичные проблемы обитателя психушки:

Оказывается, мы все можем там оказаться.

Проба Корнея Ивановича в жанре Хоррор. Вполне удачная. Долго боялся подойти к лавкам.

Отгадка впечатлила, никогда бы не подумал.

Я от загадок Чуковского просто в шоке.

«Бабушка дала только одну копеечку, так как Марьюшка, Марусенька, Машенька и Манечка — одна и та же девочка» — Откуда инфа? Лол, просто Лол.

Эта теперь уже относительно старая книга известного советского писателя и поэта о русской бытовой и служебной, а также всех видах письменной речи совершенно не устарела в своём основном призыве. Конечно, какие-то частности, детали и примеры, приводимые Корнеем Ивановичем для подтверждения тех или иных своих идей и взглядов, возможно устарели, какие-то его предположения и прогнозы относительно отдельных слов и выражений попросту не оправдались или пришли в негодность, однако сути это не меняет. Потому что книга о главном — о вдумчивом, бережном и ответственном отношении к русскому языку, о соблюдении чувства меры, о формировании чувства вкуса, о самоконтроле, самоограничении и самонаблюдении, в особенности для тех, кто является не просто носителем и пользователем русского языка (каковыми являются все русско думающие и русско говорящие люди), но кто более активно пользуется языком как инструментарием в своей профессиональной деятельности. Это литераторы, журналисты, поэты, литературные критики, лингвисты и филологи, этнографы и культурные работники, конечно же учителя — список этих профессий широк и не конечен.

Книга не только интересна по форме и содержанию, но ещё и полезна для всех нас, тем более, что во времена интернета множество людей стало активно творить слово письменное. Да и современные скорости в словотворчестве и динамики бытового языка, как мне кажется, стали гораздо выше... И потому всегда есть возможность и даже необходимость прикинуть на себя все те критические одёжки, о которых пишет Корней Чуковский. Ибо и канцелярит, и слепое употребление практически уже мёртвых закостенелых словесных формул, и неоправданное никакими вкусами коверкание слов, и неуместные вбрасывания в родной язык иностранных слов (наравне с злоупотреблением архаичными формами родного великого и могучего), и прочие лингвистические и фонетические хулиганства в крайних их проявлениях как минимум бросаются в глаза и ложатся пятном на сердце... А всё, что можно сделать — начать с себя :-)

Эх /вздыхает/, пошёл начинать!

У нас в семье была такая:

Корней Чуковский.

Доктор Айболит. Малыш, 1976 г. Иллюстрации Чижикова.

Большая, цветная, интересная. Не в стихах.

Одна из первых книг детства, когда я научился читать.

Приключения за приключениями, глава за главой, часть за частью.

И кроме этого — шикарные рисунки, всё не как в поэме и кинофильме, очень мне нравилась.

И далее, позднее, её читали подрастающие братья и сёстры.

И у каждого были свои любимые персонажи.

Например, Тянитолкай — чудозверь. Или пират Бармалей с усищами и в тельняшке.

Хорошо, что недавно книгу переиздали. Нынешним детишкам волшебные приключения доктора и его друзей-зверей:

Корней Чуковский.

Доктор Айболит. Путешествие в Страну Обезьян. Амфора, 2013 г.

Серия: Сказки на ночь

Если бы не вездесущий интернет — ну кто бы знал, что «Тараканище» = Сталин? Сказка писалась еще при жизни Ленина, значит, если какие-то намеки и были, то уж очень непрямые. Хотя — «лихие обезъяны подхватили чемоданы и скорее, со всех ног — наутек»... может быть, о белой эмиграции речь? (Или о чем-то другом, похожем. Все-таки не будем забывать, что это детская сказка, поэтому опасные аналогии проводить вряд ли стОит).

А Тараканище... Он ведь не был на самом деле большим и страшным, просто прикидывался — как сейчас бы сказали, «понтовался». Хулиганил:

«И не стыдно вам? не обидно вам?

вы — зубастые! вы — клыкастые!

А малявочке поклонилися,

А козявочке покорилися!»

...Ну, а потом что? Известно, что: «прыг,да прыг, да чик-чирик» — вот и нету хулигана! Все — по старой поговорке: У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ. Зло — оно на самом деле ничтожное. В отличие от Добра, которое вполне может с ним справиться. И большие усы не испугают храброго Воробьишку...

Независимо от того, речь о Сталине (который действительно ужасен, и детушек наших всех до одного «поел» ), или о смешном персонаже сутеевского мультфильма. На любого Усатого свой «чик-чирик» найдется ;))

Жаль, что этого не понимают современные художники (от слова «худо»), изображая Тараканище действительно громадным и жутким. К счастью, есть много хороших переизданий старых работ — напр., того же Конашевича (или Сутеева, который очень изящно решил вопрос, почему могучие звери боятся: они видят не таракана, а ТЕНЬ от него!..)

Советую читать ребенку эту сказку именно со старыми иллюстрациями. Ибо все прочие — гораздо ниже по качеству.

Только в наше испорченное время люди могли в эту невинную сказку вчитать «второй», обидный *кхе-кхе* смысл. И в самом деле, как же еще понимать строчки: «Вдруг какой-то старичок-Паучок нашу Муху в уголок поволок: хочет бедную...» Я уже где-то догуглился до того, что нападение Паука на Муху обозначает — ни более ни менее — зачатие самого Чуковского; а Паук, стало быть, его отец — Эммануил Левинзон. Вот и не знаешь тут, смеяться или плакать. 8-)

Давно же известно — дети не воспринимают жестокости в сказках. (По себе помню). Скажите ребенку перед прочтением — мол, «это всё не на самом деле», и он воспримет, что так и надо. Нарисуйте Паука (или — того же Тараканище) смешным и не страшным. Изобразите на картинке, как Муха в момент нападения занята тем, что подводит бровки сурьмой, а губки — помадой, и дети запомнят не жутковатый ТЕКСТ, а пародийный (чтоб не сказать — сатирический) КОНТЕКСТ! Даже будут жалеть Паука, который «связался с пустоголовой дамочкой» (почему и не уцелел. Без всяких — заметьте — сексуальных коннотаций: детям это недоступно и не шибко-то интересно). А вот глупые взрослые никак не могут взять в толк, что именно несерьезное отношение к страшилкам Чуковского — самое правильное.

Комарик — бесстрашный герой (как пошутил в своё время А. Архангельский, если Муха = Людмила, то Комарик, безусловно, Руслан!) «Бом!Бом!Бом! Бом! Пляшет Муха с Комаром». И не так уж важно, что сейчас некоторые (не сильно умные, как правило) критики видят второй, похабный смысл во фразе «Муравей, муравей не жалеет лаптей — с муравьихою подпрыгивает...» Ну, подпрыгивает, так и что? С чего бы муравью не попрыгать? ;))) А то, что думал по этому поводу сам Чуковский — его дело. Впрочем, не думаю, что он тоже относился к этому.... так уж... всерьез... ;))))

Отец и сын Чуковские изрядно похулиганили в фантастике, но узнаем мы об этом только сегодня. Лучше поздно, чем никогда. Крохотный роман Корнея Чуковского наслучайно называется «кинороманом», поскольку написан свойственным литературе 20-х «кинематографическим» стилем, где мыслям тесно, а словам просторно. Действие развивается стремительно, вмещает в себя много персонажей и неожиданных сюжетных поворотов. Чего только стоят интригующие тексты записок, над которыми ломает голову сыщик Бен Лейтес, ищущий гениального изобретателя Ивана Бородулю: «Скоро я перееду к генерал-лейтенанту Почтанникову, похороненному рядом со мною. Его могила в полном порядке. Нужно только провести электричество. Канарейка здорова. Пришлите мне валенки и шаровидную молнию. На случай припадка у меня есть отличный медведь». Вместе с героями читателю тоже придется гадать, что такое «Новые Девочки», «ГУТИВ» и «НОП». Управление погодой, заговор империалистов против молодой России, предательство и раскаяние, повышение урожайности сельхозкультур и борьба с голодом — вот лишь некоторые темы, которые раскрывает в своем маленьком НФ шедевре знаменитый автор «Мухи-Цокотухи»...

Сказка печаталась в двух вариантах. Я читал оба. Первый — где была кошка с прелестным имечком «Чертецца» (лучше этого может быть только «злая собака Клеопарда» из рассказов Бианки! :biggrin: ), и Цинцинелла, превращенная в белую мышку, чуть не стала ее жертвой (интересно, кто-нибудь сейчас помнит этот сюжет, отвергнутый и «зацензуренный» самим Чуковским?..)

И второй — тот, что бесчисленное множество раз переиздавался уже в поздние советские годы (его-то, разумеется, знают и помнят все). Как по мне, первая версия намного лучше. Там Бибигон выглядит таким себе отчаянным фантазером — можно сказать, маленький Дон-Кихот. Он сам себе придумывает невероятных врагов, всяких чудищ с непроизносимыми именами, шутя разделывается с ними (а как же иначе — ведь это все происходит только в его воображении!) А потом — когда Бибигону становится скучно, и опять охота совершать подвиги — вдруг выясняется, что

«ранен он и побежден,

Но до сих пор не сгинул он.

Он жив, жив, жив, Карракакон,

Он жив, безжалостный дракон!

Его я не убил, увы,

Его я не убил,

И кровожадной головы

Ему не отрубил!»

То есть, наш лилипут не такой уж храбрец и герой, каким хотел казаться.

Почему вдруг такие метаморфозы? А потому же, почему Дон-Кихот искренне верил, что мельницы на самом деле — великаны. Потому же, почему мальчик, у которого никогда не было сестры (но он очень хотел ее иметь) нежно заботится о подобранной под забором белой мышке. Жизнь для ребенка = бесконечная ИГРА. (И, наверное, не только для ребенка... но это уже более сложная и тонкая тема, не будем ее тут обсуждать). Благодаря этому Бибигон и победил злого колдуна Брундуляка: он просто ПОВЕРИЛ, что заклинание «Кара-бараз» ничего ему не сделает — и вуаля, остался невредим.

Во втором варианте сказки все проще... и гораздо, гораздо хуже. Фантазии Бибигона вдруг оказываются правдой; даже дракон с Луны — не такой «наигранно-придуманный». Отсутствует упоминание, что это именно он сбросил Бибигона на Землю. Отсутствует само его имя — Карракакон. Слава богам, хоть индюка оставили :glasses:

Вся история с вороной (Вы правильно угадали!) рассказывается СОВСЕМ по-другому, и более того — пропала важная подробность: Бибигон ведь после возвращения из вороньего гнезда долго болел, внучки Корнея Иваныча потом его долго и терпеливо выхаживали... Короче, вы поняли: все то, что составляло прелесть этой сказки поначалу, куда-то делось Озорник-врунишка, который, однако же, несказанно мил читателю (тем, что не может без приключений на свою «пятую точку») — пропал бесследно. Вместо него появился 100% положительный (а значит — блеклый, безликий!) «смельчак», который тупо идет и (не менее тупо) совершает массу героических подвигов... Нет, лично мне не нужен такой насквозь «стерилизованный» Бибигон!

Скажут: Чуковский не виноват, на него давила тогдашняя цензура. Пусть так; но все же — первую редакцию сказки я очень люблю... а вот та, что вошла в сборник «Чудо-дерево» и тиражировалась в миллионах экземпляров — оставляет равнодушным.

К счастью, настоящий «Бибигон» все-таки переиздавался (уже в XXI веке). Редко — но переиздавался. :glasses:

Пожалуй, лучшая статья о Николае Гумилёве. Не в последнюю очередь потому, что Чуковский был хорошо знаком с самим поэтом, так что для написания этого эссе ему не нужно было опираться на чужое мнение. Ему вполне хватало своих впечатлений о Гумилёве-человеке, о его непростом характере и его отношению к поэзии.

Вечно стремящийся к каким-то далёким берегам и великим свершениям, излишне романтичный и несовременный, но при этом наделённый крепкой житейской хваткой, бесстрашный воитель и человек редкого поэтического таланта – таким запомнил Гумилёва Корней Чуковский.

Лично мне больше всего понравилась та часть статьи, которая посвящена отношению к Гумилёву со стороны литературной тусовки. Он ведь её очень раздражал своим высокомерием и манерностью. Представители богемы отвечали ему скептицизмом и насмешками, на которые Николай Степанович просто не обращал внимание, чем бесил их ещё больше. В принципе и сам поэт писал об этом достаточно откровенно (первое, что приходит на ум – стихотворение «Я и Вы»), но здесь ценно мнение свидетеля, который всё это наблюдал со стороны. В этом смысле сцена, случившаяся в редакции литературного журнала «Аполлон» очень показательна: Аркадий Аверченко пытается вывести из себя Гумилёва, намекая окружающим, что тот выдумал свои африканские приключения, а тот просто не реагирует на его хамские высказывания.

Или вот ещё свидетельство Чуковского:

«Характерно, что тот же «Сатирикон» напечатал около этого времени свою знаменитую картину «Салон ее светлости русской литературы», где представлены даже такие пигмеи, как Будищев и Рославлев, и не нашлось места для Николая Гумилева» (с)

Читая подобные строчки, возникает чувство досады, от того, что современники довольно долго относились к Гумилёву насмешливо и недоверчиво. К счастью время расставило всё по своим местам и Николай Степанович по праву занял место среди классиков русской литературы.

Итог: для меня урок этой статьи таков – не стоит судить человека по его манерам, ведь иногда и не слишком приятный в общении светский хлыщ способен и на подвиги, и на лишения. Два ордена Святого Георгия, а так же путешествия по Африке, которые Гумилёв совершал при более чем скромных средствах, говорят о том, что принципы, которые он декларировал в своих стихах, не были для него пустым звуком.

С одной стороны — все вроде бы написано правильно. (Только вот эти постоянные нападки на Набокова — явный перегиб палки; К. Ч. потом сам это признал. Комментарии Владимира Владимировича к «Онегину» — интереснейший памятник эпохи и литературы; в том числе — именно потому, что больше связаны с его собственной личностью, чем с Пушкиным).

С другой же стороны... Ну что такого крамольного, в самом деле, написала бедная Бабетта Дейч, которая — в меру своих переводческих способностей — честно и трудолюбиво рифмовала «march» с «larch»? У Пушкина не было такой рифмы, да. Но требовать от переводчика, чтобы он был вторым Пушкиным, по меньшей мере глупо.

Большинство западных переводов русской классики (за редкими исключениями) действительно передают СЮЖЕТ, а не СТИЛЬ. (Ну... «и стиль тоже». В частности; желательно — но не обязательно). Спасибо им уже _хотя_ бы_ за это 8-) Кстати, я очень не люблю современного «английского Пушкина». Так ведь другого-то у них нет (и не будет, черт побери)...

Да, и... м ожно подумать, в СССР никогда не было посредственных переводов из того же Мопассана, или Флобера, или Лондона... Про злосчастного Диккенса вообще молчу. Мы все в этом смысле — «обое рябое» ;))