Все отзывы на произведения Дмитрия Быкова

ii00429935, 08 декабря 2012 г. в 14:06

Станция Можарово из рассказа Дмитрия Быкова — вполне себе русский Сайлент Хилл. Отправить в страшную российскую глубинку поезд с «хозяевами жизни» — идея замечательная, отработанная автором на сто десять процентов.

В жанре хоррор недосказанность всегда на пользу, и Быков это прекрасно понимает. В случае с «Можаровом» любые объяснения происходящего (научные или мистические — не важно), только все испортили бы. Финал рассказа по-настоящему жуткий, но страх этот — из нашей с вами реальности. Огромная пропасть между властью и народом. Между богатыми и бедными. Между столицей и провинцией. Между средствами массовой информации и реальной жизнью. Видимо, эти вопросы и волновали автора рассказа.

P.S Только что отложил книгу с рассказами Дмитрия Быкова — а на радио в своем роде продолжение «Можарова». Удивительную фразу я услышал: «По нынешним временам 100 000 рублей — не такая уж большая зарплата». Сказано не олигархом вроде Прохорова, а ведущим выпуска новостей. Да, господа, похоже для вас действительно загадка, есть ли жизнь за МКАДом...

Кар Карыч, 06 июня 2016 г. в 08:50

Автор (или издатели с его ведома) с неприятным упорством ставят эту рыхлую, эклектичную книгу вровень с «Мёртвыми душами». Что и грустно, и смешно. Господин Быков пишет: «Нормальный человек всё поймёт и так. К нему-то и обращена книга, название которой можно расшифровать как «Железная дорога», «Ждущие дня», «Живой дневник», «Жаркие денёчки», «Жуткая дрянь»... Но я предпочитаю вариант — «Живые души».

Во как! Нормальный читатель сходу поймёт, что перед ним — новый Гоголь. А чтобы исключить сомнения, роману даден и гоголевский подзаголовок — «Поэма». В малых дозах, особенно у детей, нарциссизм забавен, а вот в больших дозах у больших дяденек — противен. Господин Быков знает это: «Истинный воин обязан быть нарциссом, любить себя до дрожи, до сладкого возбуждения. Плоскорылов был истинный нарцисс, не упускающий случая полюбоваться собою в зеркале, он даже вёл тайную тетрадь своих успехов — кто и что ему сказал, как и когда похвалил; плохого Плоскорылов не фиксировал — для чего запоминать ерунду?»

Быков знает, что быть нарциссом — стыдно, но удержаться от сравнения себя с классиком не может.

В рекламных целях на обложке автор соорудил ещё одну нескромную фишку: «Самая неполиткорректная книга нового тысячелетия». Оно только началось — третье тысячелетие, роман закончен в 2006 году, до конца жить и жить — 994 года, но Дмитрий Быков уже объявил на весь свет: он создал эпохальную книгу, самую скандальную на целую тысячу лет вперёд. Может быть, автор хотел сказать : «НАЧАЛА нового тысячелетия»? Нет — он сказал то, что хотел сказать: целого тысячелетия.

Если сравнивать эту вещь с классикой, то на ум приходит не Гоголь, а «Что делать?» Чернышевского. Там с такой же воинственной антихудожественностью скатан липкий ком модных в то время идей, которые впоследствии «перепахали» одного маниакального гимназиста. А он «перепахал» страну. И в книге Быкова достаточно непереваренных, сваленных в кучу модных мыслей. Этот роман напоминает чемодан, куда автор в спешке напихал чистое и грязное бельё, нужные и случайные вещи, придавил коленом крышку, защёлкнул — нате, читатели, ройтесь в этом хламе, если не стошнит. Мат-перемат стоит на страницах, как в дешёвом борделе.

Есть ли удачные места в «ЖД»? Есть, но гораздо больше неряшливости, длиннот, повторов, несуразностей, канцеляризмов. Сюжет ходит по кругу столь же бессмысленно, сколь ходят по кольцу дорог его васьки; у них цель — помереть скорее, а у сюжета «ЖД» — кончиться поскорее, хоть бы где, хоть бы как, однако нагромождение сцен и сценок продолжается до тех пор, пока текст не издыхает, не испускает дух сам собой, без воли автора.

Лекции Быкова интереснее, чем его проза. А Гоголь, кстати, не состоялся как лектор. Каждому своё. Разумеется, это моё личное мнение.

esaul, 04 января 2017 г. в 20:28

Дешевка! Как, впрочем, и все творчество Быкова на злобу дня.

Вспоминается его «критика» Шолохова — Шолохов не мог написать «Тихий Дон», уже потому что после этого не создал равнозначного произведения...

«Лев Толстой не мог написать «Войну и мир», так как после не мог создать ни одного равнозначного...

Селенджер не мог..

Булгаков не мог..

Солженицин не мог..

_Y_, 21 июня 2014 г. в 23:54

Это не совсем отзыв о книге, а, скорее, объяснение моей оценки. Согласен ли я с написанным в книге? С чем-то да, с чем-то нет. Хорошо ли она написана? Не берусь сказать. Так почему же такая плохая оценка? Потому что я не люблю стёб ради стёба.

Скорее даже не так. Что такое стёб? Это шутки, понятные только «знающим тему». Иногда даже не всем присутствующим, а только «посвященным». При этом шутки не должны быть свежими; даже наоборот – свежие шутки «знающие» могут и не понять. Хорошо работает для заполнения пауз в старой дружеской компании. И именно потому, что повышает самооценку, находит внутренний отклик «ну я-то это понимаю».

Но вот стёб по поводу проблем общества, абсолютно всем известных и многократно перемытых... Не могу я внутренне почувствовать себя «избранным-посвященным» в то, что все и так давно знают. И нового из текста ничего почерпнуть не могу.

Думаю, разные люди должны воспринимать эту книгу по-разному. Кому-то должна очень понравится, кто-то плеваться будет. И каждый сможет выставить свои веские аргументы. Я не плевался – мне просто не понравилось.

ДИР, 15 ноября 2010 г. в 21:05

У меня лет двадцать назад был такой оселок, на котором я проверял и правил интеллигентность, пусть дадже и кажущуюся. Я просил почитать горьковского «Клима Самгина», а потом интересовался мнением. И как-то так было, что большинство из моего окружения понимало и принимало этот многотомник примерно близко (не одинаково, нет, но — близко).

Теперь, пожалуй, я буду всем совать «ЖД». Чтобы понять, у кого юмор и стеб, а у кого ксенофобия и расизм, у кого внимание к языку и стилю, а у кого трудные слова и выводы пролетают мимо мозга со скоростью пули, для кого — фантастика и альтернативная история, а для кого — пародия на существующий строй и политическая агитка.

Хороша агитка, в два тома...

«Автор не хотел возбуждать национальную рознь, а также оскорблять кого-либо в грубой или извращенной форме, как, впрочем, и в любой другой форме. Но это, конечно, никого не колышет.»

Это он написал в предисловии, но никого, действительно, это не колышет.

Итак, попробуем решить, что это просто очередная «альтернативка». Если так, то вот такой расклад. Есть страна, в которой коренное население не умеет ничего, кроме как жить на своей земле. Но земли своей у него нет, потому что последнюю тысячу или более лет население это завоёвывают по очереди южные «хазары» или северные «варяги», которые смертнымбоем бьются друг с другом на просторах этой страны, потому что своей страны у них просто нет. Варяги строют империю, цель которой всегда — уничтожение собственного коренного населения. Хазары занимаются разрушением этой империи и созданием корпорации и корпоративных отношений. А кто в корпорацию не включен или не нужен — вымирай себе дальше. Одни — вояки, растреливающие своих больше, чем врагов, другие — торгаши, ссылающиеся на историческое свое право руководить всеми и везде. А народ? А что народ. Народ — безмолвствует... И ходит история по кругу, сменяется власть в России и в Москве. Идут революции, все более и более уменьшающие население страны, все менее и менее дающие в итоге... И по кругу ходит народ, чтобы не пришел конец, вернее, чтобы не началось начало. Нет истории. И не надо ее.

«То, что могло неармейскому человеку показаться бессмыслицей, на самом деле бессмыслицей и было, но это великая тайна не для всех. Могучую системообразующую силу бессмыслицы — ибо все смыслы могут когда-нибудь оказаться неверны, бессмыслица же никогда, — понимали по-настоящему только военные люди...»

Посмеяться над узнаваемой армией и поплакать от смеха и не только от него не желается? Кто любит Платонова — найдет в этой книжке язык. Кто любит Войновича — найдет едчайшую и злющую сатиру. Но это не Платонов и не Войнович — это Дмитрий Быков. И он сегодня — лучше.

«Пауков был блестящ... Пауков говорил резко, отрывисто, команды подавал с такой яростью, словно от рождения ненавидел всех своих офицеров и солдат, — в этом смысле он был истинный варяг, природный северянин, чья генеральная цель не столько захват земель или обращение в бегство противника, сколько максимально эффективное истребление собственных войск.»

И пошло-поехало об армии. О СМЕРШе. О политработниках и о командирах. Да каким сочным языком, да с какими поговорками, приметами времени, с какими рожами этих офицеров и генералов... Но если подумал читатель, что вот так и пойдет дальше, успокоился, стал зачитывать отдельные хохмы вслух, чтобы получить одобрительный хохот со стороны отслуживших свое коллег, то он глубоко ошибался. Вдруг меняется стиль, меняется язык. И уже интеллигенция обсуждает устройство России.

«Все говорили, будто постоянно перемигиваясь: строчки, фамилии и филологические термины служили для этой же цели. Для непосвященного разговор был темен: непосвященному деликатно указывали на место.» Ох, как знакомо, не правда ли? Попадешь этак вот в группу единомышленников и единочитателей, да вдруг и не читал, не смотрел, не слышал что-то. И оказываешься в стороне, а там и вообще — не с ними, снисходительно поглядывающими на неразумного с высоты своего тайного знания. Как? Вы не читали этого-то? Не смотрели такой фильм? Нет мнения о таком режиссере? А вот такая фамилия и новое направление в философии вам тоже неизвестна? Вы — не наш!

«Возможно, дело было в том, что с ним не спорили; он произносил реплику, возникало ироническое, перемигивающееся молчание, кто-то весело говорил: «Да ладно», и разговор менял русло. ... Никто не говорил ему грубого слова. Его просто не принимали всерьез...»

Поубивал бы, ей-богу!

А потом опять поворот сюжета, и уже Москва глазами девочки-школьницы.

А потом еще поворот — и губернская жизнь, прямо по Салтыкову-Щедрину... Но не буду, не буду цитировать. Это надо читать подряд, а не выхватывать по кусочку, тем более, что «вкусностей» много, а вырывая по клочку, в крошках теряется весь смак...

Да, кстати, о вере там тоже есть. И монастыри описываются, и служение монастырское — без всякой пародии, без оскорбления чувств верующих. Поэтому верующим книжка тоже рекомендуется мной для прочтения и раздумий.

...И про любовь. А как же жизнь — без любви? А книжка — о жизни все-таки.

«...Мы будем с тобой тосковать друг по другу долго и счастливо. Ты всегда будешь обо мне мечтать и никогда не будешь со мной жить. А я всегда буду тебя любить, петь и плакать, шить и распускать. Ты всегда будешь уезжать за день до того, как тебе станет скучно со мной.»

Да, а кончится все хорошо. Любовь — она же сильнее всего, в том числе и войны и хождения по кругу и вообще...

prouste, 19 ноября 2012 г. в 18:19

Плохой роман, возможно, худший у Быкова. Мне невесело констатировать этот факт, потому что в моем пантеоне Дмитрий Быков — при всех его публицистических издержках, неряшливости, идеологических натяжках — совершенно точно в десятку лучших русских писателей входит .

«Икс» — книга в отличие от трилогии однолинейная. В ней есть переиначенная внешняя фабула жизни Шолохова и авторская идея о воздействии Гражданской войны и смены эпох на раздвоение психики. Версию об авторстве Крюкова по отношению к Тихому Дону Быков разрешил оригинально. Это, собственно, все. Книжка компактна и невелика по объему, при этом процент публицистики в ней очень велик. Все авторские размышления о «Тихом Доне» и Шолохове, ранее собранные в известном очерке Быкова, вошли в роман практически в неизменном виде. Вкрапления анекдотов с участием Бернарда Шоу и визитом к старому Шолохову молодого репортера за интервью является неорганичным по отношению к общему тону романа. Аналогичным образом без глав с Логиновым, кажется, можно и обойтись.

Мне по душе пришлись разве что сцены с участием членов комиссии проверки авторства — собственно заседания и на поминках по Маяковскому, однако сцены эти почти из трилогии. Доводилось встречать мнения, что роман конспективен, его нужно было развить, но у автора и без того много полифоничных романов с самоповторами, так что не убежден, что «Икс» давал огромный потенциал для разбухания.

Я читал Быкова после Рубиной и, конечно, мускулистый слог, насыщенность текста определенно позволяет развести этих авторов по разным планетам: хоть роман и неудачный, писать Быков умеет. Но он достиг уже того уровня, когда за навыки и умения самих по себе хвалить неловко.

baroni, 13 июня 2008 г. в 02:06

Новый роман Дм. Быкова «Списанные» о нулевых. Нулевые — это наше с вами время, первое десятилетие 21 века, главным брэндом которого стало магическое слово «стабильность». Нулевые — это миддл-класс и гламур, вертикаль власти и торжество философии потребления, суверенная демократия и аполитичность, Дима Билан как предмет национальной гордости и движение Наши... Про все про это и «Списанные» (кроме, разве что Димы Билана, который случится позже — время действия быковского романа — 2006-2007 гг.).

...Преуспеващего сценариста Свиридова перед поездкой в Артек, на детский кинофестиваль, задерживают в аэропорту. Задерживают ненадолго, зато Свиридов узнает, что стал фигурантом некоего загадочного списка. Что за список, зачем — сказать Свиридову никто чисто по-кафкиански не хочет, да и не может. В кратчайшие сроки жизнь Свиридова круто меняется: на него начинают сыпаться разнообразные неприятности. Что это за список, в который он попал? Кто и для чего его создал? По какому принципу включили в него других фигурантов? Над всеми этими вопросами главный герой будет биться на протяжении всего романа, пытаясь одновременно осмыслить как свою жизнь, так и в запутанную историю Отечества.

Свиридов у Быкова — не просто номинальный главный герой, он настоящий смысловой центр романа, своеобразная ось, вокруг которой вращаются все остальные персонажи — целый калейдоскоп лиц, масок, представляющих все социальные типажи современной путинской России. Фээсбэшники, политики, артисты, журналисты, ветераны спецслужб, социологи, милиционеры, стукачи, простые обыватели — голоса, надежды, страхи десятков различных персонажей материализуются на страницах романа.

У Д. Быкова получился странный и ядреный коктейль из «городской прозы» (не случайно на страницах романа всплывают фамилия писателя Ю. Трифонова и его повесть «Обмен»), сатирического памфлета (за многими персонажами отчетливо проглядывают прототипы: клипмейкер и режиссер Федор Бондарчук, неудавшийся оппозиционер Касьянов, молодой издатель и создатель «падонкаффского» языка Рыков...), социального гротеска, интимной лирики... Диагноз, поставленный писателем Быковым путинской России выглядит неутешительно: «Все существовали в промежутке...время прощать тех, кто привлек внимание уже прошло, но время сажать без причины...еще не настало». Или вот еще одно остроумное замечание: «Инвентаризация страны при ЧКГБ — это капитализация курятника лисой». Вообще, Быков как всегда остроумен и язвителен. Многие реплики, остроты из романа хочется немедленно растащить на цитаты. По глубине анализа «нулевых» «Списанных» можно сравнивать с пелевинским «Ампиром» и «ивановской «Блудой». Но и Пелевину, и А. Иванову Быков безоговорочно проигрывает именно поле художественности.

Иногда мне кажется, что Быков-журналист, публицист буквально придушивает Быкова-писателя.

Именно перекосом в журналистско-публицистическую сторону можно объяснить неожиданные провисания сюжета, и, главное, одномерность подавляющего большинства персонажей. Герои романа Быкова отличаются друг от друга лишь внешними признаками и по сути являются функциями, транслирующими различные вариации авторского альтер-эго.

Тем не менее, роман Быкова — событие в бедной на достижения литературе «нулевых». И очевидный (для меня) шаг вперед по сравнению с предыдущим романом «ЖД».

prouste, 06 декабря 2017 г. в 20:21

Д.Л. по счастью после откровенно неудачных книг, из которых ценимый им Квартал является совершенным ужасом, вновь вернулся к свойственной манере идейного романа на историческом материале. Трехчастный Июнь и написан хорошо, и скомпонован по уму, так что три различных истории объединены водителем ну и темой предстоящей катастрофы. Быков в общем показывает скверну накануне войны и тот срам, которого мертвые не имут, так что Война как гекатомба в том числе явлена и грядущим некоторым очищением. Первая часть мне показалась написанной под сильным влиянием Достоевского, бо транслирована процедура падения интеллигентного подростка, его сползание к сладострастию и растлению вкупе с частичным упоением процессом. Д.Л. может сколь угодно признаваться в нелюбви к Ф.М., но карамазовская линия в первой части мне видится очевидной. В отличие от иных вещей, в этом романе Д.Л. много и хорошо расписанных плотских, натуральных постельных сцен, которые, понятно, сложны, но определенно удались. Вообще, первая часть, наиболее весомая, задает больше половины достоинств произведения, лучший сплав эмоционального и рациума. Справедливости скажу, что ангел второго плана — рассудочная девушка -друг сильно «из другой оперы» по манере исполнения сравнительно с иным окружением подростка Миши. Вторая часть — по существу плач об утратах — более рассудочная, но не проникнуться сценами расчеловечивания Али и мытарств Гуревича прямо невозможно. Финальная зарисовка как раз совершенно интеллектуальная полупародия на всякого рода конспирологические теории, милый пустячок, в котором центральный персонаж ну наименее похож на прототипа.

В общем, понравилось почти все. Мне содержательная часть, персонажи, сцены, мини-находки поинтересней авторского «идейного блуда» о судьбах Родины, но, как ни крути, базис под частные истории автор подвел, истории рассказал разные. Слог энергичный и бодрый, изобретательность на персонажей второго плана — какой славный получился начальник Вали — на высоком уровне. Высший балл мешает поставить то соображение, что Быков очень ярко стартовал и многое написал, так что некоторым образом его прекрасные романы будут являться клонами дебютного Оправдания, в котором содержательность еще и удивительным образом сочетается с недостижимым далее лаконизмом. Большой мастер, который когда в форме, понятно, претендент № один на всякие там литературные и национальные премии ( чего уж вспоминать славнейшего милягу Петра там Алешковского). Из того, что попадалось — лучшая русская художественная книга за год, превосходящая все-таки жанровые достойные криминальные романы Яковлевой.

Ёла Пална, 30 мая 2017 г. в 10:35

Это был месяц тщетных попыток выпутать сюжет из красноречия. Я сделала три подхода и всё-таки осилила, хотя мне так не стало интересно. Сочный образный язык, нетривиальный взгляд на вещи, описываемая эпоха, ракурс и, черт возьми, моё представление об авторе сулили мне нечто потрясающее. Я приступила к чтению с каким-то мистическим трепетом. И, надо сказать, я получила всё чего ожидала, поэтому первый раз продержалась почти пол книги. А потом мне надоело. Прекрасно описанные персонажи, ситуации, чувства и впечатления никак не складывались в единое целое. Более того, я поняла, что местами тот самый «сочный образный» отвлекает меня от сюжета, не дает сосредоточится. Знаете как трудно выбрать из нескольких великолепных вариантов? Вот что-то в этом роде. Тогда я решила сделать перерыв. По прошествии времени, вернувшись к чтению я с удивлением поняла, что не могу найти место, на котором остановилась. Нехоженый, на первый взгляд, кусок текста сменялся чем-то смутно знакомым. Я начала с начала, но кроме атмосферы и персонажей почти ничего и не узнала из ранее прочитанного. К концу книги меня стал раздражать так очаровавший в начале язык. Я крайне удивлена тем, что такой ёмкий и точный в поэзии Быков, оказался таким словоблудным прозаиком.

Я не жалею, что прочитала. В глубине души мне понравилось. Сильно расширило эрудицию и дало некоторое эстетическое удовлетворение. Но удовольствия от чтения я не получила совершенно. Вот ни капельки.

Dentyst, 04 января 2014 г. в 01:56

Где-то Дмитрий Львович сказал, что по его мнению, реализм в наше время себя изжил.

Ну вот автор и воспользовался реальным историческим скандалом, как вешалкой для своего вполне фантастического романа. Пусть читателей не смущают реалии недавнего прошлого, — «Икс» настоящая психологическая фантастика с примесью психологического же детектива.

Да еще и написано так густо и достаточно туманно. И вдобавок к реальным историческим персонажам скрытым под псевдонимами и выведенным под собственными именами добавляются даже литературные герои.

Короче — фантасмагория чистой воды, но не весело-маскарадная, а серьезно-задумчивая.

О чем роман? Ответ прост, — о творчестве. О творении. О том, что помогает писать и что мешает. О том без чего невозможно оботись настоящему писателю, настощему творцу.

Но роман построен так, что на протяжении первых трех четвертей (а может и четырех пятых) текста совершенно не поймешь, что же ты в конце концов читаешь. И только на последних страницах (как в классическом детективе) проявляется вся суть произведения. Становится ясно, для чего наворочено столько лишних, на первый взгляд, слов.

И когда роман прочитан, оказывается, что лишнего-то и нету ничего. Все на своем месте.

Ну и повторюсь : это не очередная версия известного скандала. Это размышление.

И это действительно хорошая фантастическая литература.

nalekhina, 16 ноября 2013 г. в 03:28

«Остромов» — роман-цемент. Он связывает собою два более ранних произведения, не имеющих никакого отношения друг к другу, в идейно и сюжетно единую трилогию. Стиль – та же «Орфография». Идея – возогнанное куда-то в четвертое измерение «Оправдание». Произведения более мрачного я за последние годы не читала, поскольку быковская безысходность очень убедительна и подкрепляется тем, что можно назвать «высокая литература».

Все те жалкие сорняки надежды, которые автор не выполол в «Орфографии», поскольку должен был оставаться верен эпохе и среде, здесь удалось вытравить практически полностью. Жизнь в «Остромове» – бессмысленная металлическая конструкция из шестеренок, а весь гуманизм, сострадание, эмоции, поиски смысла, то есть то, что принято называть человеческим, – это просто плесень, случайно выросшая на стройном механизме бытия (практически цитата). Я бы сказала, что антитеза вселенной романа — Гипертекст из «Вита ностра», в котором есть и некий, хотя и не совсем ясный, смысл, и, всё-таки, свобода творчества.

Конечно, существует в «Остромове» и альтернатива — Надя с ее настоящестью и с ее Христом. Но мы полромана видим, как Надю эта машина пережевывает, а затем, выпитую досуха и полупереваренную, выплевывает в Пензу, где её «Слава Богу за всё» выглядит рефлекторной, лишенной смысла повторялочкой. То есть и тут у Быкова тупик.

Есть, конечно, путешествия героя в тонкие миры. Но кто же знает, что такое эти миры? Может, просто химические реакции в правой височной доле. А настоящий горний мир нам показали на Защемиловской. Зачем корове седло? Зачем Дане Галицкому такой рай? Конечно незачем, вот он и делает очень логичный и, в общем, несложный выбор. В отличии от Ятъ-я из «Орфографии» он возвращается к мальчику, доживать. Что было потом – кто знает. Известно только, что мальчик размышлял о сверхчеловеке, прожил жизнь, довольно долгую, тяжело умер в одиночестве и из тюрьмы не улетал. И многие так живут.

Хорошее:

Это, без сомнения, серьезная литература по всем формальным признакам и по личному восприятию. Прекрасный стиль, полный нюансов, многоплановость, многослойность, сложность замечательно прописанных характеров и событийных связей, эпичность. Поскольку сюжет в такого рода литературе – не цель сама по себе, то претензий к нему никаких, тем более, что он, хотя и по пунктирной линии, но развивается.

Что не понравилось.

Первое – упоминание главного героя «Орфографии» и очерченность его судьбы, которая в предыдущем романе была по-хорошему размытой. Второе – немного назойливое, хотя и элегантное, педалирование темы «Нет правды на земле. Но правды нет и выше». В деревне староверов в «Оправдании» любой выбор из двух взаимоисключающих возможностей мог иметь совершенно одинаковые последствия. Так и во всей трилогии. Мечтать об идеале – умереть в болоте, отказаться от идеала – уйти в небытие. Остаться в России – погибнуть. Уехать – погибнуть... В общем, жизнь — это недоразумение, которому бы лучше не случаться, но раз уж она случилась, приходится ее влачить.

Читать книги об этом можно, жить с таким мироощущением нельзя. Во всяком случае, долго.

suhan_ilich, 15 января 2008 г. в 20:49

Быков обречен на сравнение с Алексеем Ивановым, чья та вина, Вадима Нестерова, интернет-тусовки, не понимаю, но для меня эти два автора идут в прочной связке, что просто вынуждает сравнивать их последние книги. Сравнение оправданно тем, что книги по своему замыслу ответить на вопрос о том, что происходит в России, и впрямь похожи. Есть сходство и в хорошо заметном обращении к русской классике, причем иногда к одним и тем же произведениям. Так гоголевские «Мертвые души» явно звучат как в ивановских странствиях Моржова по своим знакомым, так и в быковской поэме «живые души». Похожи они и тем, что авторы в обеих книгах попытались выйти за рамки ведомых им, привычных для читателей полей. Поэкспериментировать. Прорваться на какую-то новую территорию. Вышли очень по-разному. Хотя читать стоит хотя бы ради того, чтобы сравнить и то и то.

Основополагающей идеей поэмы Быкова стала идея о том, что Россия издревле является ареной ожесточенного столкновения двух сил, двух племен, «викингов» — «патриотов», правых и «ЖД» — торговцев, либералов, «демократов». В кавычки «демократы» и «патриоты» поставил специально, было у меня ощущение, что, вырисовывая противоборствующие стороны, Дмитрий Быков активно пользовался живым журналом. Уж очень гротескной выглядит их идеология, перенесенная в реальную жизнь. Среди этих сил пытаются выжить нативные жители, попеременно угнетаемые то одной, то другой стороной. А история России по сути всего лишь хроника постоянной борьбы за право их угнетать. Эта борьба мешает начаться настоящей истории России, подменяет ее, не дает развернуться местным жителям, которые никак не могу созреть, и предпочитают поклоняться колесу, не меняясь веками, отдавая право распоряжаться будущим захватчикам. Однако наступает момент когда, должно либо что-то измениться или окончательно рухнуть. В ближайшем будущем открытие нового универсального топлива – газа истории – флогистона, снимает мир с нефтяной иглы и полностью обрушивает политическую жизнь России. Этим моментом попытались воспользоваться «ЖД», чтобы в очередной раз попытаться свергнуть «викингов», находящихся у власти. Начинается гражданская война, которая должна, наконец-то, ответить на вопрос по чьему сценарию пойдет развитие. Правда, не в одном сценарии нет места населению оккупированных территорий. Однако и у самой территории на это счесть есть свое мнение…

Для меня сравнение с Ивановым не в пользу Быкова. «Ж/Д» написан крайне неряшливо. Оборванные сюжетные линии. Не всегда оправданное многословие. Избыточная злободневность. Мне нравятся игры со словами, но времена Быков заигрывается, когда речь идет о языке коренных жителей (интересно, не кажется ли мне и не было ли чего то похожего в «Оправдание»), на мой вкус это эстетично и к месту, но когда неожиданно возникают рок-фолк команды «Мельница», «Мыльница» и «Хлебница», это почему то вызывает жалостливую улыбку. Вообще слово «избыточность» лучше всего описывает эту поэму. Слишком много всего пытается автор впихнуть в одну книгу. Страдает от этого и стилистика текста. Так, например, в предпоследней главе возникает предположение, что неожиданно в руки Быкову попал сборник сказок, и о подумал, а почему бы не вставить и что-нибудь в этом духе. Ну, вставил. Ну, читается неплохо. Но зачем? Вообщем, ждал я новой «Орфографии», буду ждать дальше и надеяться.

Поставил 7/10. Все равно советую почитать, поинтересоваться.

Shean, 13 июня 2011 г. в 15:52

В художественных работах такого уровня оцениваются не сюжет или правдоподобность персонажей (не МТА, чай, писал), а изменения, приносимые в контекст самим фактом существования текста.

И в таком ракурсе видно, что «Оправдание» — текст не революционный, но корреляционный. В нем нет ни единого нового персонажа, ни свежего сюжетного хода, ни новой идеи, ни новой морали. Это плохо? Вовсе нет. Задачи не было такой.

А вот что есть — перекрестки, созданные «Оправданием» между дотоле как бы самостоятельными текстами, согласование и сопряжение. Даже, возможно, уяснение и четкость парадигмы, в которой сыгран текст. И значит, странные «похожести», гулкое эхо в, казалось бы, только еще становящуюся литературную традицию — не случайны.

Строго говоря, роман не фантастический. В «Казусе Кукоцкого» и то фантастики больше — как минимум на целого ясновидящего врача. Похоже? Похоже; вот спокойные в чистой совести советские люди, доверяющие своей правоте не меньше, чем христианин на римской арене — Благой Вести. Вот хрупкие прекрасные женщины, с которых буран событий безжалостно обдирает душу, оставляя их в нашем времени — заживо разлагающихся дементивных старух. Вот ограбленные чуть ли не «в час зачатья» дети, так и не уясняющие, по чему(кому?) же они всю жизнь тоскуют. Глухое недоумение репрессий, изматывающая работа войны, опустошенность вернувшихся. Эпоха, чоуш.

Однако, эпоха — не главный герой текста. И вот тут начинается самое интересное. Главный нерв — парадокс постсоветского умника, в чем-то рифмованный с парадоксом блатняка. Остановлюсь на последнем поподробнее. Парадокс блатняка — это постоянное противоречие между глухой, какой-то пренатальной тоской по чистой самоотверженной любви и циничным отвержением самого ее существования. Отсюда и вечный образ матери (как разрешенной аберрации); и многочисленные истории о женской подлости; и жуткое стремление всякого носителя этой культуры, столкнувшись со случаем реально-самоотверженной любви, пытаться ее уничтожить хоть и убившись об нее самому — либо докажу себе, что это опять обман, либо умру счастливым, всё в выигрыше…

Постсоветский умник со своими эмоциями справляется. Но в абсолютно аналогичный капкан попадает на телеологическом уровне. Вся, начиная с Венички и не кончая Тимом Скоренко, наша умная литература — это коллизия отчаянного поиска смысла одновременно с холодным анализом и развенчанием любых уже существующих осмысленных моделей мира. Интеллигентское «он врёт, он не знает, как надо!» звучит с той же интонацией, что и профанное «все бабы бляди!».

Текст Быкова шляется по смыслам, как шансонет — по лебедям; безнадежно, но не умея остановиться. Великий вопрос телеологии — «ЗАЧЕМ?» задан целой эпохе, и автор отбрасывает вероятные ответы один за другим. А потом так же отбрасывает и невероятные. Не встанет в дверях Гумилев с пробитым лбом, не выйдут из темноты чекисты Дзержинского, замученные принявшими их облик марсианами — но не выдавшие тайны Мавзолея. Ни Фоменко, ни Радзинский; ни бог, ни царь и ни герой — любой версии «Оправдание» равнодушно кидает в лицо «шлюха»… И попытка понять — остается немолчной, гормональной, нутряной жаждой. Неинтересно как, за что и почему, утомило кто виноват и что делать — но зачем, зачем?...

И вот эта борьба потребности и убеждения в ее неисполнимости — структурирует императивы текста; постсоветика принципиально не может иметь хэппи-энда (как фэнтези не может его НЕ иметь) — Из Малой Глуши, на самом-то деле, никто не выходит, какие бы слухи не ходили, и что бы вы не видели собственными глазами. Лично мне было интересно, как обыграет автор третье Чистое (кстати, решение показалось несколько натужным), но версии о том, что Рогов найдет какой-то вменяемый ответ — не было. Сам жанр утверждает, что вменяемых ответов — не бывает.

Что никак не мешает ему их мучительно искать.

Ну, какая эпоха, такой и Грааль.

Езжай же, Дмитрий Львович, и да хранит тебя Пречистая Дева

vsvld, 07 апреля 2011 г. в 19:20

Очень странный роман...

Если бы его было правильно оценивать только как литературу, я бы дал... допустим, 7 из 10. Проблема, однако, в том, что после «Остромова» у читателя остается не послевкусие, как после обычной (пусть даже и гениальной) литературы, а ощущение того, что автор нашел то измерение, в котором читатель пребывает, сам не зная этого, и до, и во время, и после чтения романа — говоря иначе, «Остромов» интересен не как роман, а как откровение, совпадающее не с мыслями читателя, а с его чувственным, внелогическим опытом. В этом плане роман сравним с «Учебником рисования» М.Кантора, но Быков гораздо искуснее, и там, где у Кантора ругань и философия (как все мизантропы, он любит смешивать эти две вещи), Быков создает мощную волну — у него уже не только мысль, а сверх-мыслие, потому что не доказывается логически (логика в романе вообще сводится к полифонии зачастую ошибочных или неполных мнений разных персонажей), а овладевает психологически — от романа так просто не отвяжешься. Быков, как известно, хвалил Кантора — теперь он его еще и превзошел. Отличный религиозный роман. На тему? Есть такой опыт из школьной физики — потереть стеклянную палочку о шелк. Здесь: потереться сложному о простое, как в последней сцене, и разойтись, ибо мир этот так устроен, что не разойтись нельзя. Наблюдаемый при трении эффект называется христианством. Толку от него (в масштабе того школьного опыта, который можно назвать жизнью) — ноль. Что и доказывается, если после «Остромова» обратиться к «Оправданию». Все остальное — ад и пожирание. После быковского романа занавес мира делается прозрачнее, а cкрежет, хруст и чавканье — громче. Но это не страшилка. 10 из 10.

С.Соболев, 14 мая 2008 г. в 12:20

Главный герой романа «Оправдание», парень по фамилии Рогов, ищет оправдание бессмысленным репрессиям тридцатых годов, в ходе которых бесследно сгинул его дед Иван Скалдин, доцент сельскохозяйственной академии, выращивавший где-то там тихой сапой пшеницу слегка повышенной урожайности и редкостной морозоустойчивости в условиях забытого Севера. Судьба забросила Рогова на исторический факультет, где он несколько учился. Да как-то все из рук вон плохо, если даже в девяностых годах лелеет думку о частичном оправдании красной жатвы репрессивного аппарата НКВД. «Я всегда догадывался, что нельзя просто так перемолотить столько народу. Был какой-то смысл, и мне кажется, я нашел его» (с.140).

Сначала автор продвигает метафизическое объяснение в духе государственного вампиризма: имперскую праздничность тридцатых годов «только и могли подпитывать непрерывным отбором веселых и сильных людей, исчезавших неизвестно куда» (с.26). (Подробнее см. об этом в «Мумии» А.Лазарчука и «Зомбификации» В.Пелевина).

Но это все сентиментальщина, найдено и более рациональное объяснение террору. Мол, не всех сынов Отечество похерило, некоторых, особо выносливых, не оговаривавших в ходе следствия себя и знакомых, отнюдь не расстреливали, а ссылали в Сибирь, в спецлагеря, где ковался человек нового типа, человек морально устойчивый и титанически выдержанный. Гвозди делали из этих людей, как сказал бы Маяковский. Вот их и делали где-то в сибирской тайге, муштровали в военном искусстве, учили всем видам единоборств и прочая.

Таким образом, в стране параллельно существовало две армии. Мирная и тупая, где служат идиоты — основная, парадная и нарядная. Вторая армия была резервная, на случай войны — сплошь из смертников, из нерасстрелянных.

Одно из таких секретных поселений готовило диверсантов и супербойцов для латания дыр в зияющей обороне Советской Армии. Двадцать восемь панфиловцев? Из тех, из сибиряков. Александр Матросов? Опять же, перекованный в бойца человек. Оказывается, вовсе не Жуков руководил обороной Москвы, а переделанный человек Грохотов.

Такая вот невеселая криптоистория получилась. Собственно, из-за этой самой крохи роман и отнесен к «фантастическому». И сюжетной линии в романе особо не наблюдается, и монологическая речь не способствует усвояемости текста, что прямо противопоказано для динамичного жанра.

Но одно видно четко — нет никакого оправдания репрессиям. Ни инфернального, ни рационального.

adradek, 27 сентября 2020 г. в 00:40

Дмитрий Быков — человек яркий, но поверхностный. Литературным же плодам его почему-то достается только одно из этих качеств и совсем не то, которое предпочел бы я. ЖД — чрезвычайно длинное и утомительное произведение. Кто-то в восторге от языка книги? Не знаю, ребят, откройте Чехова или Гоголя, вот там действительно язык. Но даже книги классиков ради одного только стиля я читать бы не стал. Красноречие — вещь вспомогательная. Если меня не заинтригует сюжет или судьба персонажей, мне становится скучно. Но даже если литературный слог Дмитрия Львовича, все-таки, можно ценить, то нагромождение наскоро сляпанных философских конструкций, которыми просто напичкана книга, производит впечатление отвратительной халтуры. Персонажи все время несут какую-то пафосную чушь, в которую не верит ни читатель, ни автор, ни они сами. Но для Быкова тень от башни важнее чертежа, он склонен увлекаться собственными завиральными обобщениями, которые, как правило, начинаются со слов «В России всегда...», но при критическом изучении сжимаются до «полтора раза было». В общем, в очередной раз убеждаюсь, что великий русский читатель Быков может написать большую книгу, но наполнить жизнью придуманный мир ему не под силу. Так себе результат для творца

arcanum, 06 января 2017 г. в 11:32

Отличная, едкая, сатирическая вещь. Прекрасное отображение положения дел в современной ЭрЭфии с ее несменяемой «суверенной демократией» (хе-хе). Быков как обычно меток в своем сарказме. Он превосходен всегда, как в оторванном от прямой полемики творчестве, так и в прямом обстебывании рвущейся к лаврам Псаки Маши Захаровой, депутатов, чиновников разного пошиба и вплоть до Самого.

Где-то примерно в то же время Шевчук написал свое гениальное: «Путин едет по стране, а мы по прежнему в ....».

И ничего не меняется...

еремей, 27 сентября 2012 г. в 19:49

Вышел в свет очередной опус Дмитрия Быкова – нечто с таинственным названием «ИКС». Сразу скажу, что книжечка довольно тощая, но вот что поражает – в книге 51 (пятьдесят одна!!!) фамилия. Пятьдесят одна фамилия выдуманных автором персонажей¸ не считая полутора десятков достаточно известных личностей! Пятьдесят одна фамилия – от Бутыкина с Муразовой до Трубина и Турина, и даже Голубков впридачу! Пятьдесят одна фамилия… и ни одного лица!!!!!

Есть, впрочем, лицо Кирилла Шелестова. Но было бы уж и вовсе неприлично, если бы и главного героя до полного обезличивания обкорнали. Есть «пожилые груди». Вот поболтаются чуток, да и засохнут очень скоро – долго ли им суждено жить в отрыве от родного туловища? Есть ещё посошок, втыкаемый в «черносливную мякоть» неизвестной женщины. Кстати, тут-то непременно следовало упомянуть и фамилию, и даже адресок… на всякий случай. Но самое главное – есть магическое слово «код» (припомним «Код да Винчи»). Магическое слово, внушающее надежды на тиражи и премии.

Чуть не забыл – зачем «залупа» (см. с.277)? Видимо, это и есть тот самый «икс»…

kerigma, 12 января 2012 г. в 00:41

Несмотря на то, что роман необычен, интересен и очарователен в своей идее, не могу назвать его безупречным и разделить всеобщих восторгов. На протяжении трех четвертей текста у меня было стойкое впечатление, что мы с автором ходим кругами по одним и тем же забавным, но уже изрядно опостылевшим лабиринтам истории, мистики и словесности. Бывают такие тексты (очень редко), в которых вроде бы ничего судьбоносного не происходит, но от них не оторваться и в плавном потоке интересного повествования хочется плыть бесконечно, пусть не будет у них никакого логического финала, никакого сведения в одно сюжетных нитей. Пример из классики — скажем, «Трое в лодке», где конец как таковой не имеет особого значения, и текст доставил бы всем еще больше удовольствия, если бы продлился еще немного. Пример из современной русскоязычной литературы — «Дом, в котором».

Увы, «Орфография» в данном случае ни рыба, ни мясо. Ей слегка не хватает не то чтобы действия, но логичности и неотвратимости этого действия для того, чтобы стать романом, построенным на сюжете. Герои не сидят на месте, да, с ними все время что-то происходит, они куда-то бегут и едут, но это такое броуновское движение, которое ни в коей мере не предопределяет финальной точки, в которую они попадут. С другой же стороны, для чисто «настроенческого» текста, в котором сюжет не главное, не хватает как раз *правильного* настроения. Текст оставляет ощущение слегка болезненной тревоги и предвкушения, какое бывает ранней весной, когда еще снег, грязь и вообще мерзко, но что-то такое уже в воздухе чувствуется... Именно на таких эмоциях он написан, во всяком случае, мне так читается — и нет в нем ни Питера, ни Крыма (основные места действия), а есть некое подвешенное состояние, неопределенное место и время.

Вероятно, в том числе потому, что в романе нет одной темы или проблемы. Действие происходит в 18-19 годах в Петербурге, главный герой работает журналистом в одном из местных изданий. Разумеется, Внимание-Орфография — точнее, произведенная большевиками реформа русской орфографии — не тема романа, а только повод. Тем по большому счету две: любовь и революция. Но ни одну из них нельзя назвать главной, напротив, они обе происходят как-то на фоне всей остальной окружающей белиберды — писательской коммуны и ее склок, жизни петербургской интеллигенции в то время, мистических событий в жизни героев, шатаний, размышлений, откровенно странных вещей. Именно все эти «внетемные», не главные вещи и занимают основное пространство романа. В этом мне видится даже какой-то специальный шаг автора, сближение своего текста по архитектонике с личностью своего персонажа. Главный герой подписывается псевдонимом «Ять» и утверждает, что больше всего любит ненужные, необязательные вещи, без которых можно обойтись — как без буквы «ъ» в алфавите, к примеру. С точки зрения любовной истории героя и революции — основных тем — большая часть текста романа (описание дурацкой первомайской демонстрации, случайно встреченного героем ребенка, трагической любви пожилого писателя и юной роковой красавицы) — являются совершенно ненужными и необязательными. Мне искренне интересно, специально Быков так сделал или у него это вышло по наитию.

Другое дело, что все эти милые, ненужные и необязательные вещи, эпизоды, люди в целом создают настроение, атмосферу, но совершенно не создают сюжета. А любовь и революция прописаны не как основные темы, но даже слабее ненужных и необязательных, и сами по себе они на сюжет никак не потянут. Вот и получается, что оболочка прекрасна, но что-то неладно во внутренней конструкции, и неизбежное «что нам хотел сказать автор этим произведением» (давайте не будем вспоминать про «когда автор был жив...» и прочие неприличные подробности) не находит никакого ответа. Ощущение напряжения, ожидания, предвкушения, создаваемое текстом, так ни во что внятное и не вылилось, и революция таки состоялась без помех, и он уехал, а она осталась (а перед этим она уехала, а он остался), и вообще все пошло своим чередом. Невольно наводит на мысли: и раньше, и раньше шло своим чередом, а дело просто в своеобразном взгляде автора, через очки с цветными стеклами и искажающими линзами, и не было ничего, а даже если бы было, все было проще и страшнее, чем вам показалось.

неомут, 11 ноября 2017 г. в 20:48

Я люблю книги Быкова. Но главный минус, который я нахожу даже в тех из них, которые мне безусловно понравились, это излишняя многословность. В «Июне» это особенно заметно. Не буду приводить примеры, их можно найти на любой странице. Там, где можно написать три слова, Быков пишет пять, там, где требуется пять-он выдает десять, а там, где достаточно обойтись десятью, он пишет двадцать, при этом еще иногда пытается объяснить, почему именно двадцать, и получается тридцать. Второй большой минус касается первой части. Ну не верю я, что восемнадцатилетние юноши и девушки могут говорить таким языком: сложным, вычурным, заумным. Так могут говорить люди, за плечами которых долгие годы жизни и горы прочитанных книг, например, сам Быков и его друзья-коллеги.

Про третью, финальную часть, даже и говорить не хочется. А вот что действительно понравилось и как-то вытянуло всю книгу, это условная вторая половина второй части. Настолько сильно психологически написано, что огрехи текста, которых не лишена и она, просто не замечаешь. Не знаю, вправе ли я давать такой совет, но я бы рекомендовал для прочтения только эту часть, как не связанную с двумя другими повесть.

george1109, 04 октября 2017 г. в 12:27

«Июнь» состоит из трех независимых частей. Романа взросления, пытающегося напугать войной; любовной повести, пугающей эпохой; и постмодерновой магреалистической новеллы, ругающей власть эту, через власть ту.

Ругание выглядит так. «Хоть ты обвоюйся в Крыму, хоть подогни все окраины – это за войну не считается». (О неизбежности большой войны с участием России).

«Понятно, что вопрос о войне будет решать один человек. Понятно, что этому человеку война необходима, потому что в конце концов любой Вавилон упирается в войну. Сплочение нации, и все такое».

«Последняя война в человеческой истории могла быть начата только нынешним хозяином России…».

Впрочем, сколько не говори «халва», во рту слаще не становится. Так и у Быкова: сколько бы ни кликушествовали герои второго плана, сколько раз не повторяет автор слово «война» (зачастую – даже не к месту), никакого предчувствия у читателя не возникает. Не висит ничего грозового в воздухе. Как и в тексте. Да и дыхание эпохи не чувствуется, как бы ни старался Быков даже лексически.

Хотя саму войну он оценивает и характеризует, пожалуй, максимально точно. «Война отмывала, переводила в разряд подвига все, что угодно – и глупость, и подлость, и кровожадность; на войне нужно было то, что в мирной жизни не имеет смысла. И потому все они, ничего не умеющие, страстно мечтали о войне – истинной катастрофе для тех, кто знал и любил свое дело. Но у этих-то, у не умеющих, никакого дела не было, они делали чужое, и потому в них копилась злоба, а единственным выходом для злобы была война. На войне не надо искать виноватых – виноватые были назначены; на войне желание жить было изменой, и те, кому было чем дорожить, объявлялись предателями».

Крепкое, профессионально сбитое чтиво. Не бесспорное, как и положено профессиональной литературе. Лирика здесь пародийна, производственный роман – сатиричен, социалка – с издевкой. И только психологическая составляющая хороша без вопросов.

Книга о страшном и сложном времени. Но вышла ли она сложной, или страшной? Возможно, насколько хотелось Быкову, да. Для меня – нет.

Изенгрим, 30 июля 2015 г. в 20:57

Над свинцовым Ленинградом страшно багровеет знамя,

Где-то рядом реет автор — кучерявый толстый мальчик.

Он поплевывает сверху и, кичась своим умищем,

Наслаждается собою, изливая яд свой желчный.

В этом яде — гениальность! Гениальность слога, стиля,

Глубину познанья жизни чуят люди в этом яде.

Яд читателя отравит, поразит его всецело,

И заставит видеть чудо там, где только гуано.

Хитрый автор уж не прячет тело жирное в утесах,

Гордо реет над Невою и проспектом Красных зорь;

Черный демон он мейстрима, гуру от литературы,

Он безжалостен к героям и безжалостен к стране.

Словно ловкий пуппенмейстер автор дергает за нитки

И разыгрывает смачно гениальный данс макабр —

Полон он аллюзий чудных и цитат из книг забытых:

Показать ведь нужно миру, кто здесь истинный герой.

Ярким росчерком масоны пролетают над Россией,

Время и страна совместно топят их в своем болоте.

Словно молния по книге авторская мысль скачет,

Озаряя на мгновенье отраженья наших лиц.

Быков! Ох уж этот Быков...

StasKr, 14 апреля 2009 г. в 05:21

Постмодернизм? Возможно. Но я не терплю постмодернизм ради него самого. Постмодернизм – это литературный приём, с помощью которого автор пытается донести до читателя ту или иную идею. Но когда форма начинает довлеть над содержанием получается нечто насквозь непонятное, рваное, производящее впечатление неокночености и невычитанности. Чего хотел автор сказать читателю, зачем он написал эту книжку (ну кроме желания заработать, конечно) – решительно не ясно. А раз так, то и оценка будет соответствующей.

Итог: категорически не моё.

vsvld, 12 ноября 2008 г. в 16:39

Cтандарт культуры конца ХХ века — произведения, где масса сюжетных линий увязана не только друг с другом, но и с идеями, к-рые озвучиваются действующими лицами в романах, фильмах и проч., и, т.обр., симулируется верификация этих идей практикой, а практика, как известно — критерий истины. Большая часть героев, т.обр., существует не только для жизни (как во времена Тургенева), но для озвучивания определенных идей — в противном случае идеи эти придется озвучивать автору, и получится скучно. Поэтому эти герои не имеют индивидуальных черт, а отличаются друг от друга лишь концептуально. Прием дешев (уже давно дешев), но эффектен. Дешев — потому что под этим зонтиком ныне сосуществуют и Умберто Эко, и Лукьяненко (хотя кому-то в этом клубе ведь не место...). Значит, что-то не то.

Быков написал нечто помятое и нелепое, но зато именно то, что хотел, как сам и признает — поск. явно чувствует, что добавлять еще одну дешевку у 1001 уже существующей — это уже дефолт. Нелепость — это именно писать дешевку и считать, что ты писатель (а в России это слово с большой буквы). Писать надо великое. Не бить, а убивать (ну, не до смерти). Быков нарушил законы литературной физики — в ЖД роман переходит в трактат и обратно с поистине инопланетянской легкостью, но этот текст читателю так же сложно полюбить, как землянке — вышеупомянутого инопланетянина (ай, ай, эвакуатор!!). Литературная физика имеет свои законы! Яблоко падает вниз не потому, что Ньютон сказал, а еще почему-то. А Быков говорит: нет слова ОТГРОМ, но я захотел, и стало. Бывает... Возвращение евреев, колбаса из нефти — хорошо, но... Все время какое-нибудь НО. Все не совпадает с идеалом, к-рый есть где-то в душе у читателя, а писатель все топчется-топчется — и никак туда не попадает.

Зато только из таких претензий и рождается что-то новое. Вот только максимум, что светит книге ЖД — это место в списке предтеч некоего еще не написанного свободного романа, к-рый пока едва виден сквозь магический кристалл Пушкина. А ЖД — это покамест по отношению к Пушкину как Батюшков, т.е. место в списке есть, но чего-то пока не хватает. Вот стихи у автора отличные, в т.ч. и те, что в романе.

majj-s, 12 мая 2021 г. в 13:31

Вперед и выше. Все вперед и выше

Зачем такие, как он, умерши, смущают душу своей любовью к полетам в небо? Что им там ясно?

Горький «Песнь о Соколе»

Их называли Сталинскими Соколами. Они были цветом нации, ее новой аристократией, которая заслужила, в противоположность прежней, родовой, свой статус трудом и героизмом. Ими восхищались, в них влюблялись, их боготворили. Апостолы нового культа — человек ведь не может жить, вовсе ни во что не веря — стали в массовом сознании символом веры, своего рода святыми предстоятелями верховного божества.

До Бога высоко, но между ним и простыми людьми всегда были святые, чье место теперь заняли они, герои-первопроходцы и буквально покорители неба. Промежуточное звено с более высоким местом в иерархии, чем даже герои труда. Те свои подвиги совершали в привычной обстановке повседневности, в то время, как они вырывались за пределы.

А теперь скажите. кого из них мы нынче знаем и помним? Ну Чкалов. Я еще Коккинаки, потому что подружка жила на улице, имени его (в девичестве хихикали и перевирали всеми возможными способами), и Гастелло, потому что девиз нашего отряда был «Служить народу смело, как капитан Гастелло», хотя он не из числа сталинских соколов. И? И все. Дальше — тишина.

Дмитрий Быков продолжает этим романом возвращение памяти и завершает (по крайней мере, сам он говорит, что окончательно объяснил себе) советский проект, включающий шестикнижие О-трилогии: «Оправдание», «Орфография», «Остромов» , И-трилогии: «Икс», «Июнь» с нынешним заключительным.

Вот с выбором начальных литер мне интересно, это осознанная или бессознательная отсылка к замятинскому «Мы», где речь тоже шла о строительстве дивного нового мира, между делом расчеловечившего человека? Двух женщин героя, помните, звали И-330 и О-90. Однако к «Истребителю» . Это рассказ о летчиках асах, в тридцатые годах прошлого века на далеких от нынешнего технического совершенства машинах, ставивших рекорды скорости, высоты, дальности, грузоподъемности.

Как-то так получилось, что очень немногие из них пережили первый взлет своей немыслимой славы, буквально оказавшись теми, кто живет по законам другим, и кому умирать молодым. Даже до Великой Отечественной мало кто из них дожил. Новому культу без надобности оказались святые предстоятели.

Структурно «Истребитель» представляет собой семь достаточно автономных глав (девять с прологом и эпилогом), объединенных фигурой журналиста Бровмана, реальным прообразом которого стал известный в то время репортер Лазарь Бронтман. Талантливый и фантастически работоспособный, он оказывался на острие самых ярких событий: спускался в шахты, летал с пилотами, освещал папанинскую и челюскинскую экспедиции, зимовал на полюсе в затертом льдами «Седове».

В остальном, отдельные главы посвящены нескольким фигурам с рассказом о наиболее значительных, связанных с ними, событиях. С финальной интермедией каждой из глав, напрямую никак не соотносящейся ни с личностями героев ни содержанием. В большинстве которых появляется загадочная женщина в повторяющемся сюжете взаимодействия с разными (не героями) мужчинами.

На этом имеет смысл остановиться подробнее, хотя, если разного рода метафизику считаете чушью собачьей, пропускайте этот абзац. Образ магнетически притягательной, с легкой (а чаще выраженной), сумасшедшинкой, красавицы — он сквозной в быковском творчестве и искать героине соответствий в реальности скорее всего бесполезно. Она метафорическое выражение России, которая не может существовать без тех, кто ее убивает. Даже не так. Которой для продолжения «не-жизни», в какой она пребывает, необходимы периодические взаимные инвольтации с Истребителем.

Коротко расскажу о главах. В прологе «Красный стакан» тех, кто помнит советское детство, ждет ностальгическая встреча с «Синей чашкой» Гайдара. «Прыжок», первая глава о роковом затяжном парном прыжке Тамары Ивановой и Любови Берлин (Лондон в романе). «Сеть» создание КБ Антонова, шарашки, к работе в которой необходимо привлечь лучшие умы, о том, что некоторые, даже и тогда, выбирали возможность строить другую сеть по иным принципам.

«Двое» параллельный рассказ о герое Испании Анатолии Серове, в романе Петрове (в реальности женатом на актрисе Валентине Серовой, которую любил Константин Симонов, «Жди меня» — это ей, вот так все было туго переплетено: не мир тесен, а прослойка тонка). Вторая линия главы — женский экипаж Гризодубовой, Осипенко, Расковой.

Эта часть книги так трогательна, романтична, до предела насыщена литературными и киноаллюзиями с отсылками к реальным событиям — и одновременно едва ли не ернически сатирична в части дальневосточной тайги, где шагу не ступишь, не наткнувшись на очередного культурного героя и культового персонажа. Кто любит быковское творчество, без труда опознает пародию на «Доктора Живаго», нежность к которому не мешает Дмитрию Львовичу бесконечно повторять, что там все со всеми совершенно ненатуральным образом встречаются.

«Вылет», четвертая глава, исполнена героической романтики и наиболее конспирологична. Ее герой аристократ Гриневицкий (в реальности прототипом послужил Сигизмунд Леваневский). Центральной фигурой пятой и шестой глав соответственно «Вождь» и «Дождь», будет Волчак (достаточно узнаваемый Чкалов, хотя он не тождественен прототипу, являя собой скорее собирательный образ тогдашних героев, как Стаханов, Мамлякат Нахангова).

Седьмая «Сжатие» — единственная не о летчиках, посвящена двухлетнему полярному дрейфу сжатого льдами ледокола «Седов», и будет по достоинству оценена поклонниками симмонсовского «Террора». А еще, в ней невыносимо трогательная и прекрасная история венгерского физика Карла Сцилларда, которая для меня жемчужина книги. Автор говорит, что это было на самом деле, с чего бы мне ему не верить?

Ну вот, пора бы и честь знать, как-то очень много понаписала, но это потому что люблю обе трилогии Дмитрия Быкова и очень ждала этой книги.

Летчики, пилоты, бомбы, самолеты,

Вот и улетели в дальний путь.

Вы когда вернетесь? Я не знаю, скоро ли,

Только возвращайтесь, хоть когда-нибудь

tinker89x, 03 октября 2018 г. в 09:20

Не скажу, что я в восторге и предыдущий прочитанный мной роман автора «Оправдание» понравился мне гораздо больше. Но книга безусловно достойная. Хоть я не поклонник «литературы размышлений», когда в тексте гораздо больше самого автора, чем его героев. Я не разглядел на страницах Мишу Гвирцмана или Борю Гордона, их заслонил сам Дмитрий Быков со своими мыслями и взглядами на жизнь. По сути три представленные в «Июне» истории отлично смотрелись бы в формате рассказов. Но их растянули формой эссе до каких-то уж совсем нескромных размеров. Ещё есть у меня претензии к эротическим сценам. Нет, я не ханжа и очень люблю этот ваш секс, но такие эпизоды должны быть уместны, что как по мне, что здесь есть не всегда. Да и в их описании Быков далеко не Прилепин и уж тем более не Шолохов. Но всё равно самые нелепые эротические сцены на моей памяти — это к Аксенову.

Но чем Быков хорош — текстом и владением словом. И сцена свидания в лагере очень хороша.

Что понравилось безоговорочно, так это атмосфера надвигающейся войны и того самого июня. Войну ждут, войну обсуждают, войну зовут и боятся. Война всё спишет и всех простит. И ещё десять поколений будут жить её памятью. Это роднит книгу с повестью «Завтра была война» Бориса Васильева. Сороковой год был трудным, значит следующий должен быть очень хорошим.

Сейчас тоже много говорят о войне. Этого я не понимаю и очень боюсь.

martinthegod9, 10 января 2017 г. в 13:47

Хороший сатирический стих. Быков держит улыбку на устах читателя на протяжении всего текста, всё идет плавно, с небольшой интригой. В общем, выдержано чрезвычайно ровно.

А мне вот при прочтении вспомнилось, может и несколько не в тему политики, как раньше мои ровесники, оставшиеся жить в маленьком городке, проводили свои вечера, да и продолжают проводить сейчас: они берут папины машины, или уже свои «пятняшки»-«четырки», и паркуются где-нибудь возле парка или торгового центра. Стоят там полчаса-час, болтают возле машин, затем меняют место дислокации и едут в другое похожее, чтоб тоже поболтать, обсосать местные сплетни и так же постоять возле машин. На мой вопрос «А чего вы делаете? Неужели нет ничего поинтересней, чем заняться?» — отвечают: «Ну, а хрена ли еще делать?» Вот так-то. Ни фантазии, ни желания. Порой так горько от этого. Мне бы столько времени, чтоб стоять и тупить таким образом.

Стих Быкова здесь к тому, что он транслирует личную ассоциацию на высшие уровни власти, где всё точно так же, надо полагать.

Путин скушал эту дерзость

И ответил не по лжи:

«А чего ещё тут делать?

Ну не править же, скажи?»

gamarus, 06 января 2017 г. в 13:51

Если пару, в принципе, безобидных анекдотов про Путина облачить в рифму и дать прочитать Михаилу Ефремову, то, конечно, получится забавно. Если убрать рифму, оставить Ефремова, то всё равно улыбнёт, потому как актёр он классный. А если убрать талантливого артиста, то даже рифма не спасёт от шуток уровня КВН начала 90-х. Хотя, что это я? В 90-х КВН ещё был смешной, ну или я смешливей.

Zic, 29 ноября 2013 г. в 15:57

«Орфография» — оригинальный роман, что называется, из ряда вон. Выдающийся. Первое, самое недалёкое, впечатление примерно такое: это что ж? Их душили-душили, а они — вот они где, русская интеллигенция образца начала двадцать первого века от Р.Х. Во глубине столичных руд добывают изумрудные зёрна и прочий радий, как ни в чём ни бывало. Постепенно, по мере чтения, приходит понимание — автор не один, пишет не для себя, есть в России некая ненулевая прослойка эстетов с врождённой грамотностью и витиеватостью слога. Судя по тиражу книги, их несколько меньше, чем россиян в целом, но то, что они есть — вне всякого сомнения. Условием создания «Орфографии» могло быть только полное погружение в мир российской словесности, не с аквалангом личного образования, но с потомственными жабрами от пращуров-литераторов. Мне и даже ближайшим родственникам в книге мало что понятно, половина контекста прошла мимо, поэтому говорить придётся о внешних достоинствах. Книга гипнотизирует. Плавностью языка, плетением смыслов, сложносочинённостью предложений, многословностью, наконец, просто эрудицией, умом и осведомлённостью автора. Впадаешь в сладкий транс не без примеси интеллектуального мазохизма. Таков Быков: пишет, как говорит. Легко, непринуждённо льётся стилистически безупречная речь, при этом сам он, казалось бы, нимало не затрудняется словотворчеством, наоборот, выглядит хорошо и думает одновременно о чём-то другом. Было бы ошибкой считать, будто бы у нас нет писателей класса Л.Толстого. Они есть и пишут не хуже, да и всегда были; художественная орфография бысть пошла от Рюриковичей ещё, и не исключено совсем, что и на завтра останется. К сожалению или нет, но подобный уровень изящной словесности предполагает некоторую пресыщенность смысловым наполнением, человек, достигший определённого совершенства в построении фраз, перестаёт интересоваться их содержанием. Герои «Орфографии» как раз такие. Звучание — наше всё, либретто пусть остаётся на втором плане; вероятно, поэтому Быков назвал роман «оперой», а может, не поэтому. Монологи многочисленных действующих лиц и самого автора произносятся по любому поводу, а зачастую просто так. На прямой вопрос, подразумевающий в ответ либо «да», либо «нет», русский словесник предпочитает говорить куда более пространно; характерный пример из текста — допрос Ятя в плену у Свиницкого, он очень длинный и цитату приводить не хочу. Музыка слова доминирует по всему пространству романа, так ли уж важно, о чём идёт речь? Русский итальянец Маринелли очаровывает татар пением сур Корана по фонетической шпаргалке, нимало не вникая в понимание содержания. Луначарский делает то же самое на пролетарском митинге, не делая скидок на уровень подготовленности слушателей. Музыка слова! И что плохого в том, что автор кажется нам Луначарским, а мы себе — пролетариатом? От сумы да от тюрьмы отказываться не следует, тем более — от «Орфографии». То, чем мы так восхищены сегодня, а именно уровнем западной литературы, у нас уже было, было давно. Русский интеллигент начала века (двадцатого) писал, читал и говорил задолго до Уоттса и Роулинг так же, нисколько не хуже. Он и сейчас умеет, о чём Быков свидетельствует. Конечно, не один Быков. Мы судим об упадке по одному жанру фиф, ругая больше отечественных фантастов, кои, будем справедливы, погоду в российской словесности не делают. Главный герой, Ять, писатель-фантаст в первоисточнике, уехал, эмигрировал. Не любят у нас фантастов.

Фикс, 09 ноября 2013 г. в 14:23

Вопреки названию эта книга скорее сборник эссе, объединенных общей темой и задачей. Примерно три десятка статей о писателях и поэтах с творчеством которых читатели впервые могли ознакомиться во время существования СССР. И хотя ограничение в достаточной мере условно — литературная карьера многих упомянутых в книге людей выходит за временные рамки 1917-1991гг., но именно на этот период приходятся, наверное, их самые важные по влиянию и существенные для рассмотрения вещи.

Эссе различаются по объему и стилистике: где-то рассматривается практически весь творческий путь, где-то одна единственная книга, в некоторых явственно звучит живой язык публичных выступлений, другие же первоначально появились в виде журнальных статей. Но всех их объединяет одно — во главу угла поставлена личность каждого автора, его судьба и влияние окружающих обстоятельств на творчество.

Конечно, данная книга вряд ли сможет послужить заменой официальному курсу литературы. И не только по указанной выше причине. Несмотря на широту и многогранность выборки некоторые важные знаковые для российской словесности фигуры в данной работе отдельного эссе не получили. Но, пожалуй, почти все более-менее титулованные отечественные литераторы в качестве фона для других или для иллюстрации какого-либо факта мелькают. Здесь нет и монументальной последовательной систематики, свойственной любому учебному курсу, и той довлеющий над всем идеологии, под которую в конечном итоге подстраивают все неудобные, случайно выползающие факты. Да и Быков явно таких задач перед собой не ставил.

Это настоящая публицистика, в самом хорошем смысле. Яркая, живая, актуальная. «Краткий курс» выступает своеобразным контрапунктом курсу официальному, предполагая если уж не доскональное знание рассматриваемого предмета, то хотя бы беглое знакомство в рамках школьной программы. Тебя как будто бы приводят обратно в полузабытый детский двор, где пропадал целыми днями, где ты, казалось, должен помнить каждую былинку, и вдруг буквально открывают глаза на массу всегда окружавших тебя диковин и чудес.

Автор книги очень бережно относится к чужому тексту, слову, идее, даже в том случае, когда не принимает по каким-либо причинам стоящую за творчеством личность (что самое настоящее исключение на фоне буквально пронизывающего все статьи уважения, совершенно не зависящего ни от масштаба таланта рассматриваемого автора, ни от вкусовых пристрастий наблюдателя). В этом плане Быкова можно, наверное, сравнить с археологом для которого не так уж велика разница между золотой монетой и глиняным черепком — оба предмета он бережно извлечет, очистит от лишнего и сохранит для потомков.

Безусловно взгляды Быкова в сочетании с активной гражданской позицией накладывают свой отпечаток, но ничего похожего на демонизацию СССР или хотя бы упрощенного мифологизированного взгляда не наблюдается. Наоборот, автор книги систематически подчеркивает лучшие по его мнению стороны ушедшей в прошлое эпохи, благотворно влиявшие на культурное развитие не только самих литераторов, но и самого широкого круга читателей. Темные стороны тогдашней действительности также не обойдены вниманием.

По мере приближения к настоящему времени описание фактов неизбежно окрашивается личным жизненным опытом писателя, и, как мне кажется, это еще большее смещение литературоведческой составляющей на задний план ухудшает информативную функцию некоторых более поздних эссе как источника знаний о творчестве, хотя и больше косвенно рассказывает о самом Быкове как писателе.

Особый личностный взгляд в сочетании с глубочайшей эрудицией как бы расставляет по тексту множество виртуальных перекрестных гиперссылок, намечая многочисленные связи между творчеством литераторов той эпохи, парадоксальные пересечения судеб, связывая наше литературное наследие прошлого века в запутанный клубок взаимного друг на друга влияния — в виде ли ученичества, или, наоборот, заочного спора, но ни в коем случае этим не ограничиваясь, в конечном счете встраивая в контекст мировой культуры.

И хотя не со всеми трактовками я безоговорочно согласен, слишком многие отсылки требует банального знакомство с первоосновой, чтобы сформировать свое собственное мнение, и в некоторых моментах возникает ощущение типичной вкусовщины (яркий пример — практически алогичное, в моем понимании, по изложенным доводам преклонения перед творчеством Варлама Шаламова, точно так же ставящая меня в тупик как и преклонение части определенного поколения советской интеллигенции перед тогдашними блатными песнями), но буквально пронизывающая всю книгу любовь к художественному слову и отчаянный энтузиазм пытливого читателя невольно заражают с первых же страниц. Иной взгляд на привычные, часто бездумно вбитые в детскую голову вещи дает дополнительную систему координат, а ведь только благодаря смещению относительно первоначальной точки зрения можно получить объемное изображение окружающей действительности, без этой дополнительной опоры неизбежно будет выходить одна и та же плоская картинка.

Наверное, именно из этого гармоничного сочетания побудительного и просветительского моментов в целом и складывается основное достоинство данной книги — заинтриговав читателя, она намечает маршруты для удовлетворения этого любопытства.

ps. Из более-менее подпадающих под основную тематику сайта можно выделить эссе о Грине, Олеше, Эренбурге, Булгакове, Аксенове и Борисе Стругацком, а также подводящее своеобразный итог «МАССОЛИТ». Но количество упоминаемых хотя бы раз писателей нереалистической прозы (от Лавкрафта, Кафки, Ефремова до Пелвина, Успенского, Фрая) приятно удивляет.

ismagil, 17 сентября 2010 г. в 15:38

Дмитрий Быков войдет в историю как самый плодовитый публицист страны, работающий в темпе счетверенного пулемета. При этом хорошо пристрелянного пулемета. И даже не пулемета, а многоствольного гибрида, в который семья и школа связали пулемет, огнемет, гранатомет и специальную штуку, выкидывающую фарфоровые банки с ипритом. Быков еженедельно пишет десяток колонок в разных журналах, ведет передачу на ТВ, выступает на радио, пишет стихи и издает две-три прозаических книги в год – причем во всех ипостасях он прославлен и повсесердно утвержден. Правда, лично мне преставляется, что заточен многопрофильный автор, прославившийся в свое время как главный обозреватель первого в СССР цветного еженедельника, именно под газетную публицистику. Во всяком случае, ее я всегда читал легко и с удовольствием. В то время как иные грани автора предпочитал не воспринимать – возможно, потому, что не люблю ТВ и поэзию. Стыдно, но я так и не сумел дочитать исполненное Быковым стихотворное приложение к горячо любимому мною роману Лазачука и Успенского.

Да и вообще с книгами вышел почему-то похожий раскардаш – я активно пролистывал каждую новый новый роман Быкова и через пару минут понуро ставил его на полку. Какими-то мимоходящими представлялись мне эти книги. Это относится не только к романам (каковых в творчестве Быкова меньшинство), но и к гибридным формам вроде опер, биографий, киноновеллизаций или политсказок.

«ЖД», официально именуемая поэмой, оказалась первой книгой, которую я смело купил и первую сотню страниц которой (из семи) промахнул с удовольствием, близким к наслаждению. Потому что писал их вырвавшийся на волю газетчик, которому уже не запрещалось отрывать нос от фактов, но при этом газетчика еще не уносила в горние выси мелодия фразы и высшая, поэтическая правда.

Сюжет «ЖД» всем известен: в России идет очередная бессмысленная и беспощадная гражданская война между либералами и консерваторами. На самом деле война не гражданская, потому что сошлось в ней не коренное население, а оккупанты, правда, давно окопавшиеся и уверовавшие, что эта земля была нашей. Официальная власть принадлежит варягам (военным и чиновникам), которых можно узнать по иезуитской беспощадности и стремлению истребить подчиненных. Против них выступают хазары, они же ЖД, они же евреи, убедившие себя, что именно они, а никакие не русские исторически населяли Русь. Отягощает ситуацию необъясненный распад Каганата (Израиля), а главное – смерть нефтяных рынков в связи с открытием универсального топлива, находимого везде, кроме России. Коренное население представлено васьками – безобидными спившимися бомжами, которые бормочут на своем языке «Некось на голубу дорого возбить оболок», ходят по кругу и легко отдаются под самую жестокую руку, — хотя могут одним словом из трех букв поднимать ураганы.

Лихо стартовав, сюжет быстро выдыхается и начинает, подобно васькам, ходить по кругу: Быков добросовестно, а местами и искрометно излагает паралельные истории аж четырех разноплеменных пар, само существование которых представляет угрозу мирозданию – и потому должно быть пресечено случайными асассинами. Беда в том, что Быков перебирает с дискретностью повествования, которое пытается компенсировать фабульными рифмами. Получается натуральная поэма, в которой звонкая фраза совершенно гасит действие и героев, вышедших, увы, довольно плоскими носителями генеральной функции (военный – жесткий, слетевший губернатор – потерянный, девочка – честная, туземка – решительная).

Воздух литературной свободы сыграл с колумнистом, привыкшим втискиваться в 60 строк, дурную шутку. Быкова подвело трудолюбие: он слишком долго и много работал над «ЖД» и ему, видимо, слишком жалко было резать по наболевшему – и даже исправлять явные блохи, выскочившие из-за того, что книга писалась приступами (например, один из героев вскакивает в случайный поезд под понукание автора «выйдешь из повествованья – и вернешься в эпилоге» — однако ж возвращается задолго до эпилога).

Мог выйти жесткий, многоуровневый и прозрачный роман страниц так на 450 – а вышел рыхлый сноп, который скучновато доковыривать и благожелательному читателю, который таки устает восторгаться ясностью слога и твердостью мысли. Рекламные обещания «книги века, которая делит читателей на яростных поклонников и оголтелых противников», некорректны. Хорошая книга – но недотянутая. А ведь могла бы. Что и обидно.

Это, так сказать, на общечеловеческом уровне. Теперь о том, что показалось забавным лично мне.

Во-первых, Быков не смог выстроить полноценную систему полюсов зла. Варягов он описал с праведной ненавистью, честно и узнаваемо. А хазары получились лукавыми зайчиками, все претензии к коим легко объясняются латентным антисемитизмом героев, сквозь которых сочится повествование. В результате смысл борьбы с хазарами остается непонятным – веселые же, кормят же и не убивают же, а высокомерность уж как-нибудь пережуем. Хотя достаточно было бы любой фразы о богоизбранности и примате хазарской крови над прочими, вложенной в уста хазара, а не его оппонента. Быков, регулярно клянущий свою полукровь, не мог этого не понимать.

Во-вторых, неправильным вышло коренное население. Русская литературная традиция кормить с ладошки несчастных мужичков столь же стара, сколь и оторвана от жизни. Но системообразующая ошибка в другом: в системе Быкова язык коренного населения не может быть славянским. Коренное население России говорило на финно-угорских и тюркских языках, которые, по уму, и должны были впитываться васьками с молоком матери и противостоять славянским, греческим, семитским и прочим пришлым.

В-третьих, я читал «ЖД» с растущим возмущением. То есть сперва, конечно, порадовался за Быкова, который, оказывается, не только для Лазарчука стихи пишет, но и книги самого Лазарчука старательно читает и заимствует из них сюжетные ходы – вот вам «Мост Ватерлоо», а вот и «Колдун». Потом выяснилось, что Быков вообще знает и любит отечественную фантастику – и тут число реминисценций перевалило порог приличия: навскидку отмечу только людей в роли домашних питомцев из «Чуши собачьей» Лукина, заменитель нефти из «Моста Верразано» Мирера (а что, где Ватерлоо, там и Верразано) и закольцованные рельсы из «Голубятни на желтой поляне» Крапивина. И тут возмущение мое лопнуло с хихиканьем. Потому что возник в тексте эпизодический персонаж по фамилии Бахарь – а именно так Быков назвал в свое время статью о Михаиле Успенском. И тут же другой герой не к месту, но с толстым намеком, сказал, что были такие всадники со станции Роса. А это, если кто не помнит, название первой части крапивинского «Мальчика со шпагой». А «ЖД», стало быть, не только поэма и лучшая книга столетия по версии бахаря Успенского, но и тайное импринтинг-пособие, с помощью которого мейнстримовский автор внедряет в подкорку читателей базовые элементы неБолЛитры.

Что является еще одним микроповодом для включения Дмитрия Быкова в учебники литературной истории.

chupasov, 08 апреля 2010 г. в 17:03

Странный получился роман. Как это сделано, вроде, совершенно понятно: берется скелетик кафкианского «Процесса» – в качестве затравки – и погружается в насыщенный раствор быковской публицистики. Постепенно скелетик обрастает интеллектуальными кристалликами, которые, если не приглядываться, могут сойти за сочное мясо реальности. Но реальность в романе отсутствует – есть только механически опредмеченные в ситуациях и персонажах мысли автора (порой очень любопытные) по поводу этой реальности.

Автор, как та лисица, знает много вещей и щедро делится своими познаниями с персонажами-марионетками. Получается этакая пластмассовая полифония, начисто лишенная диалогичности. Одновременно те же марионетки кто бочком, кто ползком пробираются на закрепленные за ними места в галерее типов современной России. А куда им болезным деваться? 186 персонажей в поисках автора… Хорош главный герой (Быкову вообще удаются параноики), но – здесь это уже отмечали – зачем было делать его двадцативосьмилетним? Сергей Свиридов представляет поколение, к которому принадлежит сам Дмитрий Львович (р. 1967); у людей 1980 года выпуска уже совершенно другое отношение к спискам, кровавой гэбне, поискам смысла… да и к тому, кто список санкционировал, наверное, тоже.

Однако прочитать роман, несомненно, стоит: не ради монотонно горестных замет сердца, но ради холодных наблюдений ума. В романе читатель найдет и хорошо сделанные эпизоды, и точные формулировки, и неглупый пафос. Авторов, способных к интересному анализу социальной действительности, в нынешней русской литературе слишком мало, чтобы пройти мимо нового цикла Дмитрия Быкова.

Barros, 02 октября 2008 г. в 22:31

Ломаем стереотипы — вот вам смешной роман о Ленине и русской революции, который не является политической сатирой. Ну, разве что чуть-чуть, по тому лишь признаку, что герои и предмет таковы, как они есть. Меня это тоже поначалу поставило в тупик, но очень быстро мгла непонимания рассеялась и солнце осознания воссияло: передо мной был классический плутовской роман. Ибо Ленин (именно Ленин, а никакой не Ульянов) в этой книге предстает тем обаятельнейшим литературным типом, которого вот уже много десятилетий обожает наш читатель: он благородный жулик, обаятельный, хитрый и забавный. Женщины, опять же, от него без ума совершенно. А революция, стало быть, это самая крупная в его жизни афера, имеющая целью не только благо для самого афериста (Ильич метит, ни много ни мало, на престол Российской Империи), но и для всей страны, ибо сколько ж можно России и народам ея прозябать в такой скучности, заорганизованности, коррумпированности и затюканности!

Авторы предложили совершенно новый для читателя образ Ленина — вовсе не вождя, а если и вождя, то лишь по случаю, так как по характеру он никак не лидер. Он увлекается, бросается в крайности, хочет попробовать все — одни только его перебежки во время гражданской войны от красных к Махно и затем к Деникину чего стоят! — и именно таким он лучше всего годится в Настоящие Народные Герои...

roypchel, 31 июля 2017 г. в 18:42

Первым произведением для знакомства с Быковым я выбрал его второй по счёту роман. До этого я был знаком с Быковым-журналистом, Быковым-публицистом, лектором, радиоведущим. Но как оказалось, Быкова интереснее слушать, а не читать. Я не отчаиваюсь, прочитаю полностью как минимум о-трилогию и биографию Маяковского, недавно вышедшую, но осадочек от знакомства остался неприятный.

Действие происходит в Петрограде, вскоре после Октябрьской революции. Главный герой по кличке Ять озадачен своим будущим и России в целом. Он газетчик интеллигент, в нём угадывается сам автор конечно же. И всё бы шло постепенно по одному месту, пока герой не решил непроизвольно ускорить расправу над всем «думающим классом». Озаботившись судьбами питерской профессуры, творческой интеллигенции и обычными работниками словесности, он идёт к наркому и размышляет с ним о создании некоего пансиона, в котором эти благородные люди смогли бы спокойно жить и трудиться на благо Великой Революции. Разумеется за еду дрова и какую-нибудь плату — ведь университеты и газеты закрыты. Ять не большевик и не коммунист, да и сочувствующим подобным идеям его назвать трудно — он просто обеспокоен здоровьем и благополучием стариков и друзей — интеллигентов. Нарком же понимает это по-своему и создает творческую коммуну​ и переселяет этих несчастных, не спросив согласны они или нет.

События эти происходят на фоне реформы орфографии упраздняющей правила правописания как средство угнетение рабочего класса. Вся книга — это переживание Ятя и его приключения в голодном и безумном Петрограде и сытом, но не предсказуемом Крыму. Книга, в целом, неплохая если смотреть с одной стороны, с другой же видишь высокомерие и пренебрежение автора к победившему классу. Я имею представление о взглядах Быкова, но такой топорныой «правды» и я не ожидал. Бедные интеллигенты, неспособность себя обогреть и прокормить — это, конечно, жалко и смешно. Особенно смешна сцена, когда им в этом помогают Матросики, которых они так неистово ненавидят. Но автор их больше жалеет. А все эти прописные истины о предпосылках революции, намёки на будущий сталинский террор поистине смущают. Все эти промахи я списываю на молодость Быкова — ему тогда было чуть за 30, но популярность этой книги искренне не понимаю

Artgu, 04 января 2017 г. в 20:35

Литературная ценность нулевая. Вирши школьного уровня. Сюжет присутствует с огромной натяжкой.

tarasovich09, 31 октября 2012 г. в 22:18

Новый роман Дмитрия Быкова посвящен самой загадочной и скандальной тайне ХХ века: тайне авторства знаменитого «Тихого Дона». В книге рассказано не напрямую о Михаиле Шолохове, а о некоем придуманном романисте Шелестове.

Несмотря на выдуманные коллизии и имена, отдельные главы романа действительно совпадают с реальной биографией Шолохова, а в написанных с сарказмом сценах обсуждения романа Шелестова «Пороги» можно распознать тех или иных действительно существовавших литературных личностей. Например, писатель Воронов, со спадающей на лоб густой прядью волос — безусловно уже мастистый, несмотря на молодость, Леонид Леонов, прославившийся ранними фантастическими рассказами и романом «Барсуки», а в старом лысом Пырялове можно увидеть предшественника Шолохова А.Серафимовича, тоже родом с Дона, автора «Железного потока».

Дмитрию Быкову удается создать интересную завязку сюжета. К молодому писателю Шелестову приходит посылка с рукописью и запиской «мне кажется, что вы сможете лучше других закончить эту повесть». Повесть о Доне, о казаках, о революции и гражданской войне. Шелестов честно поступил — обратился к главному редактору ЗиФа Славскому за советом. Тот ему рекомендует попросту переработать чужую повесть, а затем выпустить под своим именем. В романе есть намек на то, что Шелестов- бывший белый офицер сам ранее писал этот роман, о котором, из-за ранения, забыл и ему просто вернули его рукопись. Ну что же, еще одна версия.

Новый роман прославил Шелестова, о нем стали говорить, как о надежде советской литературы. Но завистники не дремлют... Начинаются обвинения в плагиате.

Нужно сказать, что писатель Шелестов показался мне по роману достаточно неуверенным в себе и несколько грубоватым. Реальный Михаил Шолохов был куда посмелее: писал письма Сталину с обвинениями в перегибах коллективизации, защищал родных вешенцев во время голодомора 30-х годов, напрямую вмешиваясь в работу партийных органов... За что и получал, соответственно — Сталин замалчивал роман «Кровь и пот», который насильственно перекрестили в «Поднятую целину», Шолохова обвиняли в уклоне и т.п. Шолохов не лишен был галантности, что можно увидеть по переписке с актрисой Эммой Цесарской, исполнительницей роли Аксиньи.

Впрочем, вернемся к роману Д.Быкова. Роман интересный, но, на мой взгляд, написан несколько небрежно, как бы на скорую руку. Нет, в нем есть, конечно, блистательные сцены, как, например, поездка пролетарского писателя Бутыкина в Париж, для «разборок» с белоэмигрантом, казаком Манахиным, или визит Б.Шоу в СССР. Но таковых немного.

В романе мне не хватает чисто литературного наполнения, воздуха произведения, его «мяса». У Быкова люди живут, сидят в комнатах, о чем-то скучно говорят и такое впечатление, что больше ничего и никого вокруг нет: ни природы, ни страны, ни родных. Ну, достанем мы с полки, например, 3 том Алексея Толстого, перелестнем его «Аэлиту», и с первых страниц нас захлестнет жизнь во всех ее «вкусных» подробностях: Скайльс, читающий объявление Лося, женщина в ситцевом платье и с корзинкой, солдат в рубахе без пояса и в обмотках, и дует ветер по пустынной улице Красных Зорь, и шумят старые липы в сквере...

У Д.Быкова в этом отношении как-то все сухо, скупо, бедно, язык какой-то суконный, тяжелый.

Хотя тема затронута интересная!

Barros, 26 апреля 2009 г. в 12:22

Книгу читал в первой печатке (2005 года). Надеюсь, ряд досадных ляпов в переизданиях почистили. Скорость написания и издания этой огромной книги породила несколько “периферийных” конфузов (надеюсь, только периферийных — всё, что касается самого Пастернака, Быков выпахивал, вроде бы, очень тщательно). Трудно представить себе, как это Быков, при его неимоверной памяти, не удержал в голове фамилию инженера Щукина из “Двенадцати стульев” и спутал его с Авессаломом Изнуренковым. Из той же оперы упоминание “Улитки на склоне” Стругацких в связи с названием альманаха футуристов “Руконог” — у Стругацких в романе все-таки были не руконоги, а рукоеды. Впрочем, эти ляпы осознаются и правятся совершенно без последствий для текста книги.

Книга же в целом производит впечатление не биографии, а самой жизни. И это при том, что во всем, что касается событий биографии Пастернака, Быков не пытается что-то дополнительно “охудожественнить”, он строжайше запрещает себе и читателю отступать от документов, писем, опубликованных воспоминаний современников. Этого оказывается вполне достаточно, чтобы оценить Б.Л. как личность, получить представление о мотивах его поступков и его творчества, поразиться на одной странице его эгоистической влюбленности в свой талант, на другой — его немыслимой для эгоиста яростной, самоубийственной смелости. Быков демонстративно отказывается домысливать версии и толкования; он перечисляет разночтения в уже опубликованных мемуарах и исследованиях и аккуратно дает там, где считает нужным, свою оценку, но пока дело касается фактов — он в стороне.

Ситуация меняется, как только речь заходит о поэзии. Помимо проработанного для книги внушительного объема литературоведческих текстов (достойные того, по мнению автора, работы обширно цитируются), Быков в дополнение к нему создает к поэзии и прозе Пастернака свой собственный сквозной комментарий, в котором уже не считает нужным “прятаться”. Не знаю, как на вас, а на меня именно этот литературоведческий анализ произвел очень сильное впечатление. Я недостаточно квалифицирован, чтобы уверенно говорить о качестве этого анализа во всех его деталях (скоропись могла и здесь сыграть с Быковым пару-тройку шуток, но заметить проколы на таком уровне я просто не в состоянии, знаний не хватает), но его цельность и убедительность авторского подхода меня лично восхитили. Быков прослеживает творческий диалог Пастернака со множеством классиков российской и мировой поэзии, учитывая, кажется, всё — от подсознательного сюжетного мотива и структуры образов до стопы и схемы рифмовки; творчество Пастернака врастает в события эпохи и становится своеобразным диалогом с ней — диалогом, к которому автор уже не считает зазорным явно присоединиться. Легкость, с которой Быков переходит от специальной литературоведческой лексики к теплой и очень личной эссеистике, меня почти пугала. Все время казалось — вот сейчас книга сорвется в эклектику, но каким-то чудом этого не произошло. Жизнь срослась с поэзией, газетная брань — с музыкой, убогость совписовских подтанцовок — с величием общей картины. Оглядываясь на книгу, видишь не массивную рыхлость, а четко продуманную и великолепно выстроенную структуру.

Подчиняя всю книгу Пастернаку, Быков в то же время не отдаляет её от себя как автора. Он постоянно там, в тексте, медиатор между Пастернаком и мной, читателем. Он не скрывает своего отношения ни к взлетам поэта, ни к его неудачам, он не приседает перед гением, согбенный пиететом. И привычный к подобострастию биографов читатель может это даже воспринять как неуважение к главному герою книги. На самом деле, мне представляется, Быков настолько любит Пастернака как человека и поэта, что именно подобострастием и боится оскорбить его память. Поколение сорокалетних, хочется думать, по мере взросления получило надежнейшую прививку от литературного (и всякого иного) официоза. Быков в него просто не верит.

Зато он верит в человеческую любовь, в гениальность Пастернака и в собственное право говорить о них так, как считает нужным. И лично я с ним в этом отношении полностью солидарен.

Конечно, ура, могут быть и иные мнения. Однако любой, кто не согласен с его подходом, волен написать свою книгу — хотя бы потому, что, слава богу, запретить, отменить или уничтожить “Пастернака”, написанного Быковым, власти нет ни у кого.

библиотекарь, 10 июля 2019 г. в 15:21

Сложный роман. Избыточный. Литература ради литературы.

Знакомая спрашивает: «расскажи о чём книга». А я и не знаю что рассказывать. Сюжета как такового нет: ну Мишу Гвирцмана исключили из института по надуманному обвинению, Миша устроился медбратом, Миша ходит в театральную студию, в ней студенчество и работающая молодежь ставят любительские спектакли. Ну мама и папа есть у Мишы, бывшие сокурсники, Валя и Лия — одну он уже трахает, другую только хочет (придумал себе платонические отношения, да и сама эта Лия интересничает и какая — то вся прям эльф неземной, а Валя вся такая наоборот земляная, мирская, с волосатым лобком, тяжелыми грудями, менструирующая, практикующая оральный секс с мужчинами). Вот в этих декорациях и проходит действие первой (самой большой) части романа. Всё очень стилистически выверено, всё очень «вкусно», написано мастерски, но читать тяжело. Громоздкий текст. В процессе чтения я ловил себя на мысли, что «Июнь» Быкова напоминает прозу Набокова. Но всё же Набоков он органичен, он пишет «как дышит», а у Быкова чувствуется искусственность и текста и самой «конструкции» романа. Быков «интересничает» и вышедший из под его «пера» продукт всё же искусственный (но безусловно высочайшего качества!).

Роман состоит из трёх частей. Все истории автономны. Все судьбы у главнх героев разные. Объеденяет их одно — все они «люди слова». Опять же возраст: Миша Гвирцман из первой повести — самый юный, Гордон (у него шесть имён, но пусть будет Гордон) — среднего возраста, ему 37 лет, рассказчик из третьей части самый старший — ему около пятидесяти. В некоторых отзывах пишут что третья часть самая сильная, мне же она понравилась меньше всего — какая то глупая шуточка, очень похожая фабульно на «Зенитные комплексы Аль — Фсби» Пелевина. Зачем было снижать градус накала, который был в первой и второй части и добавлять в роман непонятную и невнятную третью часть — я не знаю... Быкову, конечно, виднее. Но от первых двух частей я получил удовольстве от чтения, третью же часть я заставлял себя читать.

Роман страшный. О том, как проглаживет чугуным утягом российская действительность. Что в конечном итоге остаётся только разорванный от нескончаемого ужаса и бесконечного крика рот. Что счастье, любовь, жизнь — всё мимолётно. Что рано или поздно за тобой придут.

Быков приподнимает завесу и рассказывает жуткую, страшную правду нам о нас самих. Спасибо ему за это.

Yazewa, 04 марта 2015 г. в 13:49

Очень сильная картинка. Собственно, как всегда у Быкова. Реализм полнейший. Очень люблю такую необъяснимость и открытые финала. Когда они сделаны так мастерски — это производит очень сильное впечатление.

Не надо ни в чём разбираться: кто, как, зачем, почему. Что это за солярис такой, выдающий каждому своё. Ещё раз переживайте то, что пережили, читая этот рассказ. Эмоции запомните. Вот это — и требуется.

Zangezi, 13 апреля 2014 г. в 14:25

Дмитрий Быков — без сомнения, выдающийся культуртрегер нашего времени. Если его проза местами тяжеловата и однообразна, то эссеистика почти всегда точна, ярка и умна. Бездонная эрудиция, безупречное знание предмета, парадоксальные и глубокие мысли делают чтение его публицистики путешествием в неизвестное — открытие новых граней гарантировано даже в хорошо знакомых темах. Вот что, казалось бы, может заинтересовать современного читателя в советской литературе, причём не в диссидентском её изводе — с этим как раз всё понятно, — а в самом что ни на есть кондовом, «совковом»? Кто сегодня в здравом уме будет читать «Бруски» Панферова, «Поджигатели» Шпанова, «Города и годы» Федина? Быков прямо отвечает: никто. Да и незачем, если ты не филолог, специализирующийся на означенном периоде. А поди ж ты, и тут есть о чём поговорить. Да так, что рука вдруг сама тянется к полке, точнее в интернет-библиотеку…

Задача у Быкова проста и духоподъёмна: увидеть в «советской литературе» литературу прежде всего, а если это почти немыслимо — то хотя бы незаурядную личность советского писателя, который мог бы сочинить что-то стоящее, да время не позволило. Так, с позиции личности, оценивается проза Макаренко, Луначарского, Ю. Семёнова. Другой мотив: очистить классика от шелухи стереотипов и канонических толкований, распознав, к примеру, в Горьком не «великого пролетарского писателя», а ницшеанца, который яростно воюет с мещанством за сверхчеловека. Или выписать неутешительный диагноз самим читателям, превозносящим алкогольную деградацию позднего Есенина в ущерб пронзительной лирике раннего. И тут же воспеть советскому массовому читателю настоящую оду: ведь кого зачитывали до дыр тогда? Талантливого популяризатора истории Пикуля, доброго, нравственного поэта-гуманиста Асадова, фантастов-философов Стругацких — а кто сейчас в топах? Пустопорожние Маринина, Корецкий, Макс Фрай. Впору сочувствовать не советским читателям, «задавленным» цензурой и пропагандой, а нынешним, как будто свободным, но так бездарно ограниченным в своей свободе.

Впрочем, кажется, напиши Быков книгу о современной российской литературе, он и там говорил бы почти исключительно хорошее; ну, любит наш автор всех писателей и поэтов, уже за то любит, что «гармонизируют они мир». Поэтому критик из Быкова неважный, словно бы по необходимости появляющийся — оттого и неубедительный. Ему, например, есенинская фраза «мял цветы» кажется почему-то кокетливой, он пеняет Булгакову за пошлость в «Мастере и Маргарите», но тут же оговаривается — велик, всё равно велик. Особенно любима Быковым эпоха двадцатых, когда революционные мощь и новизна слились с «ещё неизжитым» наследием Серебряного века, — о писателях этого периода Быков говорит особенно страстно и восторженно. Главы о Бабеле, Катаеве, Грине, Олеше легко переигрывают суховатые очерки о «шестидесятниках»: Аксёнове, Домбровском, Слуцком. Тем не менее для любого писателя автор находит доброе и точное слово. В журналистском формате «шесть-десять страниц» Быков не растекается мыслию по древу, а успевает сказать главное: что у этого писателя ценно, чем ценно и почему. И уже ловишь себя на мысли, что обязательно, непременно нужно прочесть «Конармию», «Зависть», «Алмазный мой венец» — стыд, что до сих пор не читал! И с некоторой опаской думаешь: ну как Быков напишет «Полный курс» — с Чуковским, Платоновым, Нагибиным, Пильняком, Фадеевым, Тихоновым, Серафимовичем и многими-многими другими, — какие ещё залежи там откроются и насколько вырастет список must-read?

Dentyst, 04 ноября 2013 г. в 21:50

Прочитал «на разу». Благо язык автора ясен и прозрачен, — не надо вчитываться в текст.

Поэтому достаточно серьезные вещи воспринимаются очень легко и буквально с первого прочтения. Некоторые особо въедливые снобы упрекают Быкова в поверхностности. Ну а что же — монографии про каждого прописывать? Кто заинтересуется, тот покопается и в сети и в библиотеках. Ну и расширит знания о заинтересовавшем авторе.

А уж заинтересовать Дмитрий Львович может. Закинет крючок с умелой наживкой в виде намека-упоминания про тот или иной факт биографии своих героев — и пожалуйста — заинтересовавшийся читатель теряет покой и лопатит тонны «словесной руды» в поисках дополнительной информации.

Подкупает так же благожелательность автора. Про всех своих героев он не говорит практически ни одного худого слова. Признает, что не нравится творчество, по доброму усмехнётся над явными творческими неудачами. Но не ругает, не издевается.

Он любит всех про кого пишет. И любит наше недавнее прошлое, находя его не сплошным черным пятном в истории России.

Adiga-man, 10 октября 2013 г. в 21:01

Это мое знакомство с Быковым и скажу прямо, вполне удачное знакомство. Вполне читабельные и интересные рассказы, короткие, захватывающие и с неожиданным финалом. Сборник делится на две части. Первая часть состоит из 12 рассказов, которые так или иначе связаны с железной дорогой и поездом в частности, а вторая часть это просто рассказы.

Обе части понравились. Радует, что Быков не просто пишет в разных жанрах, будь то реализм, мистика, фантастика, постапокалипсис, триллер, юмор или ирония, так он еще умудряется все это писать и в разных стилях и тонах. Одни рассказы протекают тихо, спокойно, благонравно, другие искрятся сарказмом, иронией и язвительностью, третьи окунают в мир грез и романтики, откуда возвращаться не хочется. А есть совершенно неописуемо прелестные рассказы, такие как Экзорцист-2006, Другая опера, Убийство в восточном экспрессе, на которые нужно обязательно обратить свое внимание.

P.s Немного моих попыток по расшифровке аббревиатуры ЖД

Железная Дорога

Жаркий День

Жуткое Действие

Жеманная Девушка

Желчный Дурак

Жизнь Других

Жалкий Дегенерат

Podebrad, 22 декабря 2012 г. в 18:07

  Дмитрий Быков определяет «Орфографию» как вариации на темы «Потерянного дома» Александра Житинского. При всей моей любви к прозе Житинского должен признать, что «Орфография» даже сильнее «Потерянного дома». Великолепный точный ясный язык без искусственных конструкций. Книга поразительно изящная, умная, добрая и жуткая, спокойно-ироничная и пронзительная. Если «Потерянный дом» — театр абсурда первых лет перестройки, то «Орфография» — театр абсурда (по Быкову опера) времен Великой российской революции. Время страшнее, и книга страшнее, хотя крови на ее страницах льется не так уж много. Хотя, опять же, истолковать можно по-разному.

Псевдонимы действующих лиц легко расшифровываются. С ходу можно назвать десятка два, а при достаточном знании литературы и истории можно, вероятно, опознать почти всех. Биографии, конечно, подкорректированы, и представляешь реальных лиц иначе, но тем интереснее посмотреть на них другим взглядом. Быков не хочет судить своих героев. Законченных негодяев, по сути, среди них нет. Разве что Зиновьев, в книге Апфельбаум, но для него не могли найти добрых слов даже сподвижники.

  Расплывчатее всех главный герой. С одной стороны, он отчасти выражает позицию автора, как Демилле в «Потерянном доме» то сливается со своим автором, то отделяется от него. С другой стороны, Ять — как бы усредненный тип интеллигента. Ни в чем не участвует, ни к кому не примыкает, почти ни во что не вмешивается, только фиксирует события. Кажется, никто, даже любимая женщина, ни разу не называет его по имени. Просто Ять. Не столько человек, сколько символ.

  «Орфография» может нравиться или не очень, можно с ней соглашаться или нет. Сразу после прочтения «Остромова» я настроился более скептически по отношению к творчеству Быкова и решил ещё раз перечитать «Орфографию». И снова был покорён этой книгой. Безусловно, это редкий теперь пример настоящей качественной русской прозы.

Tiro, 12 июня 2012 г. в 13:16

Первый роман, прочитанный мною у Быкова. Очень важная вещь для меня.

Понятно, что любой приличный роман — что-то вроде слоеного пирога... И кто-то пытается съесть все вместе, а кто-то слижет сверху сахарную пудру или там выковыряет изюм из начинки. А кому-то понравится нижняя корка, горелая... Для кого-то это роман о любви, для кого-то — о гибели, для кого-то — про инопланетянина Игорька и его летающую лейку...

Для меня это роман о своих и чужих. Или даже так: о своем и чужом. «Нам так редко и неохотно подбрасывают своих, чтобы мы не понимали, какой ужас — чужие. После одного дня со своим невозможно сидеть с чужими в классе или на работе, входить в метро, полное чужих тел, ложиться в одну постель с непонятным полузнакомым человеком. В своем все устроено, как надо. Нет ничего, что резало бы глаз или заставляло в смущении отворачиваться. Нет ничего, что надо преодолевать.» Я читал и думал — да, действительно, почему мы, выйдя из детского зависимого возраста, продолжаем растрачивать свое единственное и бесценное существование на чужих? Вспомните, что после встречи с Игорем вспоминает Катька о своем браке. Было понятно, что все не так и придется притираться, сживаться — ну так что же, так у всех!

Ну и зачем? Почему мы такие трусы, что боимся оказаться одни и предпочитаем жаться к кому попало? Да, своих найти трудно и искать иногда бесполезно...

И хочешь-не-хочешь — а тащишь с собою каких-то чужих даже на другую планету! Спасаешь, ага. А они будто спасибо скажут? Даже если и скажут — не порадует, потому что ты не знаешь, о чем с ними еще можно говорить, они же чужие... У Быкова блестяще разрешен этот вопрос со спасением — Катька прихватывает с собой, кроме мужа и дочери, фактически первых встречных — мальчика-дауна, чеченку, водилу... А какая разница-то, в конце концов. И потом, они же здесь пропадут — и дауненок, и чеченка... Ну, понятно, любой бы спас, потому что если не спасешь человека в такой беде — сам себя загрызешь потом...

Почему мы боимся сказать себе раз и навсегда, что чужие нам не нужны? Почему мы от них зависим?!

Есть в «Эвакуаторе» образ — апофеоз чуждости не только Катьке, но и вообще природе человеческой, на что-то претендующей. Это Таня Колпашева, этакий сгусток энтропии, с которым даже этот мир может не выдержать столкновенья. Со своим кредо: «Будете, бляди, говно жрать.»

Так вот заметьте, что Катька, для которой эта Колпашева — что-то действительно НЕчеловеческое, отвратительное до судорог — все равно зависима от нее! От бывшей одноклассницы, застрявшей в Брянске и в аду! Ведь Катька не в состоянии никак, ну никак противостоять ей, дать достойный ответ — она просто убегает, пусть не от страха, а от отвращения — но это все равно бегство... А кошмарнее всего то, что у такой, как Колпашева, тоже есть свои — это не единичное уродство, а целая толпа отморозков, ведь что она говорит? «Всех наших соберу, все тебе вспомним.» И еще — «Я за своих кому хошь глотку перерву, а на тебя, Денисова, и не плюну, как тебе глотку перервать...»

Вот так оно. У Колпашевой есть «свои», потому что тварь последняя, а трудно ли быть тварью, а не человеком? Легко и даже приятно, судя по тому, как Колпашева балдеет от собственной истерики.

А вот человеку своих найти — трудно.

А самое-то страшное, что свой, совсем свой, вообще твой человек может взять и оказаться не твоим, едва лишь ты посмеешь проявить свободную волю. Что и произошло у Игоря и Катьки. И «вечный юноша» Игорь с обидой думает: «Рано или поздно должна была найтись та, которая сгодится для долгой и счастливой жизни на Альфе Козерога. Пока даже лучшая из земных женщин сгодилась только для того, чтобы все там испортить.»

Игорь похож на ребенка, который обижен на взрослого, испортившего игру. А это была игра. В своих.

В своих играть нельзя, потому что это бесполезно, и остаются от этого лишь «выжженные планеты»...

evgeniy_n, 20 сентября 2011 г. в 13:36

Попробую и я поделиться впечатлениями об этом романе.

За его чтение взялся спонтанно — никогда не обращал внимание на творчество Быкова и считал его в основном, как сейчас принято говорить, «медийным персонажем» и в лучшем случае фельетонистом. Приступить к такому большому для меня произведению побудили, конечно же, фантлабовские отзывы.

Начало двадцатого века и период русских революций всегда меня интересовали, так что с ходу могу выделить первый плюс — реалистичность всех описаний. Дело даже не в том, что фантастическое допущение такого, что его и «фантастическим»-то сложно назвать. Скорее, подкупает «атмосферность» романа — масса точных и правдоподобных описаний, переданных соответствующим той эпохе языком. О, язык — это ещё более явное достоинство романа! Читая это произведение, буквально наслаждаешься каждым абзацем. Даже не верится, что это написано в двадцать первом веке, больше похоже на неторопливый и вдумчивый язык наших великих романистов девятнадцатого столетия. Выскажу крамольную мысль — наверное, на протяжении половины романа я не обращал особого внимания на основную сюжетную линию, с удовольствием погружаясь в калейдоскоп «маленьких», но таких показательных эпизодов и интересных размышлений о жизни и родине.

К сожалению, не считаю себя большим знатоком русской литературы начала двадцатого века и наверняка большая часть аллюзий, которыми пронизан роман, прошла мимо моего понимания, но и распознавание замеченной части увлекло.

В романе нашлось место и комичным и трагическим эпизодам, очень живо переданы характеры персонажей.

Несмотря на занимательность повествования, это точно не развлекательный (в плане приключений) роман, приступая к его чтению, лучше настроиться на серьёзные мысли.

Сначала хотел снизить свою оценку за многословность (томик получился увесистым, около семисот страниц), но потом передумал и поставил максимальную оценку за возможность прикоснуться к действительно «большой» литературе.

nostradamvs, 09 ноября 2009 г. в 20:45

Странный роман. Как все у Быкова — другой. Не такой, как остальные. Он и в самом деле похож на русскую орфографию. Тут есть сильные и чёткие моменты, как согласные «б», «р», «к» — когда Ять успокаивает мальчика Петечку, когда старик Борисоглебский разговаривает с матроснёй в кинотеатре, когда арестант избивает зарвавшегося доносчика и говорит: это я сделал, берите меня. И против этих страшных моментов выступают безумно красивые, но потерявшие смысл буквы ер, ять, фита – сложные и многословные, отвлечённые разговоры и размышления ни о чём, пустота нового искусства и поэзии конструктивизма. Самое интересное Быков выделяет полужирным шрифтом, то, что можно пропускать, и то, что слишком скучно, — курсивом, и самое смешное, что он совершенно прав в блестящей, сознательной оценке своего текста. Это страшный роман. Ни один другой роман Быкова так не скорбит о судьбах русской интеллигенции времён революции (в этом он несколько перекликается с «Чапаевым и Пустотой» Пелевина), ни один – не страшен и безнадёжен настолько. Потому что с русской орфографией умерло всё. Всё, чем жила русская интеллигенция, нищая, жалкая, но бессмертная.

Siroga, 16 сентября 2009 г. в 18:18

Настоящий роман. Сейчас они измельчали, на прежние мерки теперешний роман — не больше, чем повесть. А вот Дима Быков (пусть он меня простит, но иначе его назвать язык не поворачивается) написал настоящий роман. С множеством действующих лиц и мест. Начинается действо в Петрограде перед Октябрьской революцией, но основная часть событий происходит в 1918 году. Как и теперь, тогда было время великих перемен, поэтому не удивительно, что в романе много параллелей с современностью. Свобода слова, судьба новых поколений, СМИ и власть...

У большинства лиц, фигурирующих в «Орфографии» есть прототипы. Я это знал, когда начинал читать и всё стремился их идентифицировать. Чуковского и Луначарского определить несложно по фамилии, Хлебникова тоже можно, Маяковский узнается на раз. Горжусь тем, что по каким-то мелким чертам угадал Блока. А вот Горького в Хламиде не узнал.

Но главное в романе — не знакомые лица в придуманных обстоятельствах, а мысли. Сколько читал, столько удивлялся, как и почему роман не разобрали на цитаты. Меткое афористичное высказывание можно найти на каждой странице. А язык! Я люблю хороший русский язык, поэтому, читая «Орфографию» просто пищал от восторга. Атмосферно. Девятнадцативеково. Революционно. Орфографично. Жалею, что не выписывал цитаты пока читал, но это хороший повод перечитать еще раз (а я очень редко перечитываю книги — за всю жизнь по пальцам можно пересчитать).

Что еще? Ах, да — главного героя зовут Ять, а, как известно, большевики ять отменили. Такая беда. А моя оценка, известное дело, 10 баллов. К прочтению настоятельно рекомендую.

O.K., 04 ноября 2021 г. в 20:24

Поэт в России больше, чем поэт. Писатель, соответственно, тоже. Он обязан быть ещё и общественным деятелем, и если он хотя бы дважды в неделю не будет светить лицом в политических шоу – его книги упадут в цене. Замечено: книги писателей, «которые просто писатели», не политики, а мастера слова, стоят 300-400 рублей, а книги того же объёма писателей, «которые больше чем писатели», – в два раза дороже при худшем качестве полиграфии. Оно и понятно: помимо текста в стоимость входят политические взгляды автора. Оговорюсь: моя язвительность в равной степени относится и к тем писателям, чьи взгляды я разделяю, и к тем, кому оппонирую.

Быкову я оппонирую. Поэтому браться за книгу было страшно. Но я рада, что взялась. Во-первых потому, что теперь могу оценивать Быкова не только как общественного деятеля, но и, так сказать, по прямой профессии. И во-вторых, книга подтолкнула кое-что самостоятельно «погуглить» и восполнить некоторые пробелы. Было интересно.

Итак. Роман не совсем художественный, потому что автор лишь перетасовал и переозвучил реальные очень известные истории из жизни реальных очень известных людей (отдельный респект за анаграмму Волчак). Где-то получилось вполне канонично, где-то фантазия разыгралась через край. Штука в том, что при таком прямом отсыле к реальным людям малейшее отклонение уже уводит роман из жанра «история» в жанр «альтернативная история».

Сама атмосфера именно авиации той эпохи передана отлично. Стремление к рекордам, зависимость от славы, высокомерие людей, которым позволено много больше, чем всем остальным. Да, там, где автор просто пересказывает, как было и как могло быть, – там читать интересно, но, к сожалению, автор не отказывает себе в удовольствии язвить, ехидничать и обличать. Эпизодичный персонаж Маргарита Степанян – комичен и колоритен, и я с удовольствием посмеялась бы, если бы не понимала, что это всего лишь аллюзия.

Но нет, дело даже не в политическом подтексте, который продавался вместе с текстом — разочаровал и сам текст. Например, просторечные, едва ли не жаргонные выражения используются не только в прямой речи, что оправдано, но и в речи от автора – что (ИМХО) допустимо для сочинения десятиклассника, но не для «большого романа» «большого писателя». Но что больше всего повергло в уныние, это неопрятность логического построения мысли. Это касается как отдельных предложений, так и целых абзацев. Сама люблю длинные и сложные конструкции, но у Быкова они НЕНУЖНО длинные и сложные, и каждый следующий оборот далеко не обязательно связан с предыдущим. Мысль хаотично мечется, получается каша, за которой очень сложно следить. Да и само построение сюжета, разбивка по главам и их содержание не сложились для меня в единое целое. Центральные линии не связаны друг с другом, временные сдвиги между этими линиями вносят путаницу, множество ненужных линий, упирающихся в тупики, какая-то потусторонщина, а линия с маньяком и его жертвой – вообще полный сюр.

Осталось два вопроса к автору: «почему» и «зачем». Почему выбран именно такой недодокументальный-недохудожественный формат? Почему автор предпочёл играться с реальными историческими характерами, а не придумал своих героев? Не хотелось тратить душу на то, что так презираешь? Так зачем вообще было писать этот роман? Явно не для популяризации истории советской авиации. А для того, чтобы подвести всё под вывод жирными буквами: «Ненавижу всё советское, чего и вам советую». Но автор манипулирует фактами, подгоняя их под нужный себе вывод: если в своей альтернативной истории Быков перебил всех «своих» героев, даже Раскову превратил в Осипенко, лишь бы поскорее стукнуть её о землю, то в реальности на горстку погибших знаковых имён мы имеем армию других, не менее знаковых, прекрасно переживших столь ненавидимые автором тридцатые. Я в принципе не понимаю, зачем писать о времени, которое ненавидишь, о людях, которых не понимаешь и презираешь. Человек должен заниматься тем, от чего получает удовольствие, а писатель – счастливый человек, он сам задаёт себе рамки и может работать с темой, соприкосновение с которой будет доставлять ему удовольствие. А не раздражение. Или автор только от того и получает удовольствие, что имеет неограниченную свободу транслировать свою язвительную ненависть в общество?

Dentyst, 28 декабря 2013 г. в 21:32

Почему-то рафинированно грамотные тексты, с длинными предложениями, обилием эпитетов у меня идут гораздо легче, чем тексты с «легким слогом», над которыми не задумываешься, потому что не над чем. Вот и этот новый роман имеющий в соавторах Дмитрия Быкова прочитался легко, быстро и с удовольствием за всего два с половиной дня. Захватило. Наверное потому что про нашу страну, наше государство, нашу жизнь.

Нового-то конечно немного. Даже сюжет, имея в основе квест, традиционен. Но, как известно, — повторенье, мать ученья... ,«значит стоит повторить»(с).

Вот Быков с Жаровой и повторяют и напоминают нам о бескрайних просторах нашей необъятной Родины, на которых возможно все, даже невозможное.

Авторы снова тычут нас в абсурдизм творящегося в стране. И глядя на него становится не только смешно, но горько и тошно. Политизация всей жизни, за которую проклинали большевиков, продолжается и в наши демократические дни. Но к ней добавляется еще и самодурство и глупость и жадность и жажда власти и.... Много чего еще добавляется.

Но все же не все так беспросветно. Остается еще и вера в человека. В его природную доброту, в его способность любить. Да в конце концов в желание простого человека помочь попавшим в беду.

Но, к сожалению, это все на личностном уровне. На уровне властном простого понятного человечного уже не остается.

Приятная книжка. Неглупая.

Если бы не некоторые самоповторы, — поставил бы десятку.

Yazewa, 10 января 2010 г. в 21:21

  Не устаю восторгаться Быковым — публицистом. Но Быков — писатель для меня пока не однозначен.

  Этот роман, по-моему, слишком идеологизирован и политичен, слишком плотно заполнен мыслями и рассуждениями, логическими построениями и теориями автора, которые они щедро раздал многочисленным героям повествования. Здесь нет места для художественных описаний, лирики и прочих красивостей. Только события, факты и теории. Хороши описания/характеристики многих действующих лиц, спору нет, сделаны они мастерски, но сухости изложения это не меняет.

   Ассоциативно: вспоминались «Жиды города Питера» АБС...

   К концу романа плотность теоретических умозаключений возросла, и читать стало утомительнее. Ну, вот как-то не настраивается восприятие на такой стиль, требует большей описательности, индивидуальной психологичности, и все тут.

А может, просто читать надо медленно, раздумчиво... но вот не получается, автор сам задает высокий «темпоритм» своего произведения. А в итоге — в памяти остаются разрозненные моменты: яркие элементы сюжета, выразительные образы. Но — и только.