Павел Бессалько

Павел Карпович Бессалько (Безсалько) — русский писатель: прозаик, поэт, драматург, критик. Один из зачинателей пролетарской прозы. Идеолог Пролеткульта.

Родился в 1887 году в Екатеринославе (сейчас — Днепр) в семье грузчика (по воспоминаниям Иеронима Ясинского, Бессалько происходил из мелкого духовенства). Окончил два класса церковно-приходской школы. С 15 лет работал в железнодорожных мастерских. После забастовки 1903 года сблизился с социал-демократами. Первое время принадлежал к меньшевикам. За революционную деятельность в 1907 году был дважды арестован. После второго ареста на два года отправлен в тюрьму в Екатеринославе, а затем на вечное поселение в Енисейскую губернию. В 1910 году бежал из ссылки за границу — в Вену, затем — во Флоренцию, где работал на фабрике штампов, а затем — в Париж.

В тюрьме Бессалько стал свидетелем жестокого подавления бунта, что навсегда отразилось в его жизни и творчестве. Тогда же сложилось у Бессалько отрицательное отношение к партийной интеллигенции, которая, по его мнению, пошла на уступки тюремной администрации.

Друг Бессалько известный актёр Александр Мгебров вспоминал: «Несмотря на молодые годы, ему пришлось немало испытать на своём жизненном пути. Я мало знаком с прошлым Бессалько в России. Я знаю только с его слов, что он был революционером и пережил огромную трагедию, сидя в Екатеринославской тюрьме. Бессалько рассказывал, как однажды за какие-то беспорядки в этой тюрьме надзиратели стали расстреливать камеру, в которой сидел он с другими заключёнными. Стреляли прямо в дверь, т. е. в дверное оконце. Некоторых убили тут же на месте, сам же Бессалько спасся только тем, что успел лечь на пол и покрыть себя матрацем. Никогда не забуду бледного лица Павла, когда он рассказывал мне о пережитом им моменте: одному заключённому пуля попала в лоб, но не убила его мгновенно; с вытекающим мозгом несчастный ещё несколько секунд полз к двери и только там уже лег бездыханный. Но ужасы этим не кончились. Когда прекратилась стрельба, заключённым приказали раздеться и в одних рубашках вывели их в коридор, где всех выпороли.».

В Париже Бессалько работал на аэропланных и ортопедических заводах. Сблизился с русской эмиграцией, посещал рабочие клубы, познакомился с оказавшим на него большое влияние Анатолием Луначарским. К этому времени относятся первые литературные опыты Бессалько.

Из воспоминаний А. Луначарского: «Не помню, кто передал мне первые рассказы Бессалько. Это были небольшие очерки из жизни сибирских ссыльных. Не все они были ровны по интересности сюжета и исполнению, но многие из них написаны были так свежо, что я тотчас же сказал посреднику, чтобы он привел этого молодого рабочего писателя.

Бессалько, застенчивый и угрюмый, явился ко мне. Кажется, он остался недоволен, как моим недостаточным восторгом перед первыми пробами пера его, так и тем, что я оказался бессильным помочь ему в напечатании его вещей.

В то время Бессалько изживал ещё свой период интенсивной ненависти к партийной интеллигенции. Он принадлежал к меньшевисткой организации, но по духу был скорей всего анархо-синдикалистом.

Вскоре, однако, отношения между ним, а с другой стороны мною и моей женой сделались настолько дружескими, что Бессалько все ещё немного угрюмый милостиво заявил мне что «выделяет меня из интеллигенции».

Большой работой того времени был у Бессалько роман (фактически — повесть. — прим. ВдГ) «Катастрофа». Этот роман, или вернее серия сцен из тюремной жизни, с одной стороны объясняет неприязнь Павла к интеллигенции, с другой стороны со всей резкостью её выражает. Бессалько не мог, не побледнев от негодования, вспомнить, как недостойно вели себя партийные интеллигенты в 906 году (вероятно, в 1907. — прим. ВдГ) в Екатеринославской тюрьме, когда всем заключённым грозила смертная казнь. И эту кошмарную историю он сумел местами с мучительным мастерством перелить на страницы своей мрачной и желчной эпопеи».

Во Франции Бессалько опубликовал на русском языке сборник легенд с ярко выраженным социальным звучанием «Алмазы Востока».

После февральской революции вернулся в Екатеринослав и примкнул к большевикам, в конце 1917 года переехал в Петроград. Был одним из руководителей Петроградского Пролеткульта. Вместе с актёрами Александром Мгебровым и Викторией Мгебровой-Чекан в 1918 году стал основателем первого пролеткультовского театра – Арены Пролеткульта. В том же году в театре поставлена символическая пьеса Бессалько «Каменщик».

Бессалько опубликовал ряд статей, в которых выражал свои взгляды на «пролетарскую культуру», в частности он призывал к разрыву с «буржуазным и интеллигентским» культурным наследием («не нужно преемственной связи»): «Да, мы не будем зажигать костры из буржуазной литературы, но, наверное, знаменитые теперь романы нами никогда не переиздадутся... Разве могут трудовой психике пролетариата понравиться картины различных баталий? И не противны ли его нутру все эти больные, разнеженные позы, лица, глаза всех полотен художников от декаданса». Резкой критике подвергаются футуристы, особенно — Маяковский («Грошовые» истины в этом «коммунисте» вызывают тошноту»), «крестьянские поэты» Есенин, Клюев.

Интересно, что в творчестве самого Бессалько заметно влияние многих «буржуазных» авторов — Ибсена, Ницше, Достоевского.

Также среди книг, оказавших влияние на писателя, — «Спартак» Джованьоли, «Овод» Войнич, «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу, «Через сто лет» Беллами, но прежде всего — произведения Горького.

Основная часть творческого наследия Бессалько — цикл произведений «Кузьма Даров», во многом автобиографический — о рабочем, преодолевающем путь от безграмотного бунтаря до сознательного революционера. Пятую часть цикла автор написать не успел, в архиве остались лишь планы первых глав.

В первые годы Советской власти Бессалько считался одним из ведущих авторов «новой литературы», но критика была к нему довольно сурова.

"<...> у Пролеткульта и своя художественная пролетарская проза есть, вундеркиндом которой гр. Бессалько объявлен, уже написавший целых два романа. В первом («Бессознательным путём») чрезвычайно скучно рассказано про жизнь и любовь столяра, во втором («Катастрофа») изображается тюремная жизнь, о которой мы уже давно гораздо лучшее читали; «нового» же, кроме желания очернить интеллигенцию, в этом романе тоже ничего нет. Пролеткульт, конечно, по этому поводу другого мнения, недаром в предисловии к «Катастрофе», утверждает он, что «по силе изображений и характеристик» роман едва ли уступает во многом «Запискам из мёртвого дома» Достоевского. Только гр. Бессалько вряд ли этим польщён, т.к. герой его, на стороне которого, пожалуй, и сам автор, такое мнение о Достоевском высказывает: «А я думаю, что это логика идиотов, к которым я причисляю Достоевского и всех его последователей» (Фёдор Смирнов, статья «Made in Пролеткульт», 1918).

«Предо мною целый ряд беллетрических сборников петроградского пролеткульта. Среди них два романа П. Безсалько; романы эти выдержали уже несколько изданий; автор имеет успех, его читают, но мы напрасно стали бы искать в этих романах художественной переработки опыта и наблюдений, внимание не задерживается на образах и картинах — их нет, как нет в них ни быта, ни психологии. Автор рассказывает, но не показывает; иногда рассказ ведётся занимательно, но в конечном счёте читатель испытывает утомление и скуку, в особенности в романе «Катастрофа». Вместо живых слов реальных людей автор приводит тексты, цитаты, монологи, речи и вкладывает эти речи и монологи в уста своих персонажей.» (Н. Ангарский, статья «Без образное мышление», 1919).

«Пролетарская критика всегда с особенным вниманием выделяла Бессалько, как первого и наилучшего пролетарского прозаика, рисующего эпоху революционной борьбы пролетариата. До некоторой степени это внимание заслужено. Правда, в иную эпоху Бессалько вряд ли претендовал бы на такое крупное имя, ибо даже в своих лучших местах он никогда не достигает тех высот, когда писатель становится мастером. Но значение его не в этом, не в богатстве образов, не в размахе кисти, колоритности языка; значение его в том классовом построении, которым овеяны все его произведения...» (критик-эмигрант Фёдор Иванов, «Красный Парнас», Берлин, 1922). Справедливости ради, надо сказать, что белогвардеец Ф. Иванов находит для большевика Бессалько и тёплые слова, он пишет, что писатель «преуспевал в духовном росте» и верный признак этого видит в том, что последний этап творчества Бессалько отмечен переходом от реалистических тем в сторону символизма. В качестве примера Иванов ошибочно приводит сборник «Алмазы Востока». Но этот сборник относится как раз к более раннему творчеству Бессалько, а в 1919 году вышло второе, отредактированное издание. Но в позднем творчестве писателя и в самом деле усилился интерес к символизму — были написаны «Песни садовника».

Лев Клейнборт в «Очерках народной литературы» (1924) также ставит «Алмазы Востока» выше, чем крупные произведения «Бессалько»: «Вот темы наших писателей... Прошлое, настоящее, будущее заключено у них в рамки «пролетарского момента», и лишь Бессалько расширяет их, переходя к сказкам и легендам в колоритных восточных тонах. Мы имеем в виду его «Алмазы Востока». «Алмазы Востока» — книга поэтических снов и символов Индии, Греции и т. д. Далёкая от бытового реализма, она привела в восторг А. В. Луначарского.».

В конце сентября 1919 года Бессалько мобилизован на Южный фронт, где был редактором армейской газеты «Красный воин». На фронте заразился тифом и умер в начале 1920 года в Харькове.

Посмертно издан сборник белых любовных стихов «Песни садовника», написанных под влиянием «Садовника» Рабиндраната Тагора и библейской «Песни песней Соломона».

По мотивам книг Бессалько «Катастрофа» и «Бессознательным путём» в 20-х годах писатель Виктор Савин написал две пьесы на языке коми.

Фантастическое в творчестве автора:

К фантастике имеют отношение несколько легенд из сборника «Алмазы Востока»: пересказ древнегреческого мифа «Хромоногий Гефест», «Великий Ману» (на основе индуистских легенд), «Легенда об Избавителе».

В фантазии «Грядущий» Бессалько описывает новый тип людей будущего.

Фантастические элементы присутствуют в аллегорической пьесе «Каменщик».