В творчестве любого писателя ...


  В творчестве любого писателя есть приемы фантастики

© Сергей Федоров


Беседа с корреспондентом газеты «От севера до запада» Сергеем Федоровым. В сокращенном виде беседа была опубликована 22 июля 2004 года в 7-м номере газеты.

-Алексей, о том, как вы стали писателем мы поговорим немного позже, сначала, скажите, пожалуйста, почему вы пишете именно фантастику.

— Фантастика представляется мне наиболее живым жанром, используя который можно говорить с читателем о многих серьезных вещах. Хорошая фантастика строится по принципу слоеного пирога. Можно сделать один блин, к примеру, чисто фантастический боевик – кто-то куда-то полетел, сразился, спас принцессу и больше ничего. Но на него можно наложить массу других слоев: социальные вопросы, философия, история, космогония — и все это будет читаться достаточно легко, поскольку изначально есть фантастическая подложка. Этот жанр подразумевает некий приключенческий, авантюрный элемент, в нем непременно должно присутствовать чудо. В фантастике есть определенный набор приемов, системных блоков, встречая которые, читатель сразу понимает, да — это фантастика. А раз так — я это буду читать. Дальше все зависит от самого читателя, как глубоко он вгрызется в предложенный ему пирог. Можно съесть только один приключенческий слой и остановиться. Ради бога! Другой пойдет дальше. И, в конце концов, можно докопаться до таких глубин, о которых и сам автор не подозревал.

— Как говорил Шрек – огры как луковицы, состоят из слоев. Также и фантастика?

-Да, примерно так. Хорошее фантастическое произведение – это такая же луковица. Толстый философский трактат прочтут немногие. Из-за тяжеловесности текста, из-за того, что далеко не каждый станет читать серьезный научный труд. Но то же самое, может быть, без доказательной базы, а в виде тезисов, можно донести до читателя, используя жанр фантастики. Вернее, не жанр. Я неправильно сказал. Нет такого жанра – фантастика. Фантастика – это прием. Наверное, невозможно найти писателя, который не использовал бы в своем творчестве приемов фантастики. «Библия» — самое известное фантастическое произведение, изданное фантастическим тиражом и успешно переиздающееся по сей день.

-Известный писатель-фантаст Владимир Михайлов привел пример такого автора – Тургенев.

-Любая вымышленная история – это фантастическая история. На самом-то деле ее не было. Любой исторический роман – это по большому счету историческая фантазия, не более того. Потому что как происходили события реально, никто не знает. Автор использует свои умозаключения. То есть фантастику используют все, но не все хотят признаваться в этом. Набоков, например, совершенно четко, по пунктам разъясняет, почему «Госпожу Бовари» Флобера нельзя считать реалистическим произведением.

Но мы ушли немного в сторону. Если все же определять фантастику, как жанр, то в нем есть определенный набор приемов, набор блоков, увидев которые, читатель сразу понимает, — да, это фантастика. И используя эти приемы, можно говорить с читателем очень о многих очень серьезных вещах. Наверное, для решения той же задачи можно использовать и другие приемы – детектив, например. Но, по-моему, это сложнее. В детективе интрига стоит на первом месте. Когда читатель открывает книгу, ему, в первую очередь, интересует кто убийца, и как это произошло. К этому можно привязать социальный роман, но тогда получиться социальный роман с элементами детектива. А фантастика всегда на первом месте – фантастика с элементами социального романа, с элементами философии, с элементами альтернативной истории, с чем угодно. Но все равно фантастика остается главенствующей. Читатель либо принимает правила игры, которые предлагает ему автор, либо нет. А значит, он либо верит ему во всем, либо не верит ничему.

— В наш коммерческий век вы остались верны фантастике?

— Пожалуй, сейчас коммерчески более выгодные жанры – это детективы и любовные романы. Любовные романы я писать не могу — это не мое. А детектив... По-моему, все то, что сейчас издается под маркой детектива – таковым не является. Это скорее криминальный роман. В большинстве так называемых детективов убийца становится известен на 10 — 20-й странице. Да и весь интерес к роману привлекает не ход расследования, а куча событий, происходящих вокруг него. Нормальный классический детектив – это Конан Дойль, Агата Кристи, Сименон. Когда изначально читателю известно о преступлении только то, что известно герою. И он должен вместе с героем провести расследование. Читатель строит свои версии, взвешивает все «за» и «против», пытается вычислить убийцу. И в самый последний момент преступником оказывается совсем не тот, кого он подозревал. Сейчас в таком ключе детективных романов практически не пишут. И не потому, что не могут, а потому, что такой роман не пойдет с точки зрения продаж. А криминальный роман, на мой взгляд, не так интересен.

— Однако кое кто из писателей-фантастов ушли в криминальный роман.

-Люди зарабатывают деньги, это вполне нормальная ситуация.

— А для вас в писательстве главное не деньги?

-Деньги всегда играют свою роль. Если у меня нет денег на то, чтобы жить и кормить семью, естественно, голова болит не о том, что и как написать, а о том, где бы их достать. Блестящая фраза была в воспоминаниях Капицы-старшего. Он рассказывал, что когда беседовал с Резенфордом, тот сказал ему: «Ученому всегда должно хватать на бутерброд с маслом, но без джема». Если находишься в такой ситуации, когда хватает на кусок хлеба с маслом – это нормально. Можно постараться и на джем заработать. Но поступаться принципами ради этого не стоит.

— Поэтому и на поток не пишите?

-Наверное, сейчас я уже чисто физически не смогу этого сделать. Если даже я поставлю перед собой задачу сесть и написать проходной боевик, который пойдет «на ура», меня все равно будет заносить не в ту сторону. У меня сложился определенный стиль мышления, стиль письма, желание не просто так писать, а что-то вкладывать в текст. И потом, начать писать чисто коммерческие романы – это значит, затеряться среди огромного количества авторов, занимающихся тем же самым. Ты напишешь 5-10-15 романов за три года. Да, они прекрасно продадутся. Да, ты получишь с этого большую выручку, а потом, в какой-то момент ситуация измениться. Появиться еще 2-3 человека, которые пишут примерно то же самое, и вдруг они станут лидерами продаж, а ты провалишься. Ты станешь никому не нужен. Лучше я буду делать то, что я считаю нужным, то, что мне интересно, то, что, как мне кажется, интересно определенному кругу читателей. Пусть это издаваться небольшими тиражами, но мне приятно, то что люди меня читают, то, что им это нравиться.

— Вы довольны собой?

— Если бы я был доволен собой, то все мои книги были бы похожи одна на другую. Я никогда не доволен своей работой. Когда садишься писать книгу – выставляешь перед собой некую планку. Так вот мне пока еще ни разу не удалось до нее допрыгнуть. Есть у меня два-три романа, в которых, я почти дотянулся до этой планке. А перескочить через нее в принципе невозможно. Потому что по ходу работы она поднимается все выше. Но, не видя перед собой такой планки, садиться за работу просто не имеет смысла.

— И какие это романы?

-«Снежная слепота», «Не так страшен черт», «Полет мотылька», «На исходе ночи». В этих романах мне почти удалось добиться органичного сочетания литературного качества и той идеи, которую хотелось донести до читателя.

— То есть счастье не в обладании синей птицей, а в погоне за ней.

-Абсолютно согласен. Написать на 100 процентов то, что хотел, я пока не смог ни разу. Может быть, только в рассказах. Но это проще. Придумал идею, построил в голове схему, и если на бумаге получилось так, как ты хотел, все здорово. А роман… Когда начинаешь его перечитывать… Страшно не люблю перечитывать свои тексты в печатном виде, сразу бросается в глаза – здесь можно было сделать по-другому, интереснее, там не дотянул, тут откровенно схалтурил. В конечном итоге удовлетворения не возникает никогда.

— Но дети никогда не бывают именно такими, какими их хотят видеть родители.

— Кстати, интересно, что читатели воспринимают некоторые вещи не так, как ты их задумывал, как представлял себе. Наверное, в этом есть свой интерес. Одно дело — все разжевать, объяснить, и другое — дать читателю подумать самому.

— Наверное, если бы Лев Толстой ожил и прочитал все, что о нем пишут в учебнике литературы, он бы тут же умер.

— Когда я начал писать, то стал вспоминать, как нам в школе и институте преподавали литературу. Это было страшно интересно. Романы разбирали буквально по косточкам. Вот здесь автор хотел сказать то-то, здесь намекал на то-то. На самом деле никто кроме самого автора не знал, что он имел в виду и на что намекал.

— Вы нашли себя именно как писатель? Это ваше призвание?

— На сто процентов. Я начал писать достаточно давно. Еще в школе этим развлекался. В 7-8 классе я даже выпускал рукописный журнал, который распространялся среди одноклассников и пользовался определенной популярностью. Но был прикрыт сразу же, как только один из экземпляров попал в руки учителям. Нет, там не было никакой крамолы, — стихи, рассказики, далеко не всегда мои . Но, тем не менее, рукописный журнал, который бесцензурно распространялся по школе – это надо было срочно закрыть. Кстати, фантастику я начал писать с самого начала. Но все, что было написано в доармейский период, похоронено. Это было не больше чем детское баловство. А после армии, году в 1985, я начал писать серьезно. Посылал рассказы в журналы «Вокруг света», «Химия и жизнь», «Юный техник». Но ответов не получал. Единственная рецензия на официальном бланке мне пришла еще в школьные годы из редакции журнала «Юный техник». Там было написано: «Прочитали ваш рассказ. Вам бы, однако, лучше не рассказы писать, а русским языком заниматься». Было, правда, еще одно письмо, которое очень много для меня значит. В ответ на несколько рассказов, отправленных в Екатеринбургский журнал «Уральский следопыт», я получил ответ от Игоря Георгиевича Халымбаджи. Рассказы мои ему понравились, и он даже готов был один из них опубликовать. К сожалению, публикации так и не случилось.

— И как же вы опубликовались первый раз?

— При том, что у меня была написана толстая папка рассказов, первым был опубликован роман в издательстве «Армада». И произошло это, практически, случайно. Как-то на последних страницах книг серии «Фантастический боевик» появилось объявление, что издательство проводит конкурс на лучший боевик года. Тогда я и принес им свой единственный в то время роман. Его завернули, сказав, что он не ложится в серию. Четыре года спустя этот роман — «Темные отражения» был опубликован в издательстве «Эксмо» практически без каких-либо доработок. Но самое удивительное, что где-то через неделю, мне позвонили из «Армады» и сказали, что если у меня есть желание написать другой роман, они готовы рассмотреть мою заявку. Тогда у меня была написана маленькая повесть, которая стала первой частью романа «Лабиринт». Я отнес ее, они прочитали. Им понравилось. Я написал роман. Достаточно простой, ученический. Но тем не менее он был опубликован. Рассказы, кстати, потом еще долго лежали. Не было потребности, никто не хотел печатать рассказы. А потом прорвалось — я выпустил в «Эксмо» авторский сборник рассказов «Не сотвори себе врага».

— Что главенствует в труде писателя – желание или трудолюбие. Есть ленивые таланты и трудолюбивые бездарности.

— Все должно сочетаться. Идея, конечно, главенствующая. Я не понимаю, как можно писать роман от сюжета. Практически всегда у меня есть идея, выразить которую можно одним-двумя предложениями.

— Но вы сказали, что писали заявку.

— По требованию издательства. Было жесткое требование – писать заявку. Я опубликовал в «Армаде» шесть романов, и каждый раз писал заявку, расписывая весь роман. Но в результате роман, как минимум, на три четверти отличался от того, что я изначально заявлял. Когда я начинаю писать, помимо идеи у меня есть только три четыре начальных героя и есть представление о мире, — антураж, в котором все будет происходить. Кстати, придумать интересный и достоверный мир – это очень важно, сложно и интересно. А сюжет рождается по ходу работы.

— А как технически работаете? Есть у Вас какой-то график работы?

— Я жуткий лентяй по жизни. Но когда втягиваешься в работу, самому становится интересно, что же будет дальше. Когда я сажусь за новую книгу, я знаю только некоторых героев и завязку, ну и примерно представляю себе, чем все это должно закончиться. А вот что будет между началом и концом – понятия не имею, мне самому интересно. Например, я загоняю героя в угол и смотрю, как он будет выкручиваться. Когда роман написан где-то на две трети – остается последняя, самая тяжелая часть. Дело в том, что к этому моменту, практически представляешь, чем все закончится, концовка в голове уже выстраивается, и остается тупо записать текст. Это дико скучно, неинтересно. Приходится делать над собой страшные усилия, чтобы довести работу до конца. Поначалу я пытался работать по схеме, ставя перед собой задачу написать столько-то страниц в день. Потом, достаточно скоро, понял, что особого смысла в этом нет. Сажусь писать, когда есть возможность. Тем более дома у меня дети, с ними надо заниматься, и выкроить время для работы не всегда удается. Чаще всего получается писать ночью, — самое спокойное время. Вижу, текст хорошо идет, знаю, как написать, но тут понимаю, что если не лягу спать – весь завтрашний день пойдет насмарку. И приходится рубить, буквально, по-живому. Хватит, все. На следующий день садишься и думаешь: «Боже мой, вчера было столько мыслей, столько находок, а сейчас приходится все начинать заново». То есть никакой четкой системы, никакого графика у меня нет. Стараюсь, конечно, работать каждый день. Но задачи написать роман к такому-то числу у меня нет.

— А жена понимает, когда вы садитесь работать?

— С трудом. Если ты человек творческий – сначала сделай все по дому, а потом твори. Я это могу понять. Она подходит, смотрит – муж сидит за компьютером. А что он делает? Какого-нибудь «Диггера» гоняет. И она не может понять, что даже в этот момент мысль продолжает работать, мне просто нужно отвлечься от строчек на экране. Ага, сидит, играет, почисти-ка картошки вместо этого. То есть, с одной стороны понимает, а с другой – работает бытовая логика, мол, посидеть, ничего не делая, можно и через десять минут. К тому же, во время работы, когда полностью срастаешься с придуманной ситуацией, входишь в некий транс, состояние подобное медитативному. Слова рождаются сами собой и нужно только успевать их записывать, и если в этот момент кто-то входит и говорит тебе два-три слова, создается ощущение, близкое, наверное, к наркотической ломке. Тебя мгновенно выдергивают из одного состояния и перебрасывают в другое. Жена на меня обижается, — я в этот момент на нее буквально кричу. Я объясняю, что обижаться на это не надо, это не я ору. И она это понимает, но все равно обижается.

— В детективном жанре пальму первенства сейчас крепко удерживают женщины. Как вы относитесь к женской экспансии в фантастику?

— Сегодня книжный рынок ориентирован в первую очередь на легкое чтение. Такие вещи женщины писать умеют. У слабого пола есть большие успехи в фэнтэзи, юмористической фантастике. Твердая научная фантастика, написанная женщинами, не производит большого впечатления. Писательницы-фантастки как бы пытаются продавливать мускулизм, писать более грубо, брутально, а получается, чаще всего, смешно. Я сейчас не могу назвать ни одной фамилии женщины, которая хорошо работает в жанре традиционной фантастики. У истиной фантастики, — поверьте, это говорит отнюдь не мой мужской шовинизм, — мужской характер. Это подразумевает не стрельбу и мордобой, а сам подход к той или иной проблеме. У мужчин и женщин разные половинки мозга принимают ответственные решения. Да и читают фантастику по большей части мужчины.

— Раз уж мы упомянули юмористическую фантастику. Практически во всех ваших произведениях присутствует юмор – где-то больше, где-то меньше. По вашему, литература и юмор неразделимы?

— Полагаю, что так. Какой бы грустной, трагической вещь ни была, в ней всегда найдется место для смешного. Литература должна вбирать в себя все, что есть в жизни. А в ней трагические моменты всегда соседствуют с чем-то смешным. Для нашего народа находить смешное там, где плакать хочется – неотъемлемая черта. Это вполне естественно. И выкинуть из литературы юмор – это ненормально, нереально, она многое потеряет от этого. Чисто юмористических вещей я до недавних пор не писал, хотя что-то издавалось в серии «Юмористическая фантастика». Книги был сделаны в пародийном ключе, но чистым юмором я бы это не назвал. Как-то раз меня попросили написать юмористический роман, я сделал это, но чисто юмористическим он не получился, хотя и весь фон смешной, и ситуации глупые, но в конечном итоге там оказалось и много чего другого. Чисто юмористическая фантастика – это нонсенс. Все равно, что Винокур на сцене. В фантастике юмор может и должен присутствовать, как элемент, как составная часть произведения. Когда я начинал писать роман «Не так страшен черт…», то собирался сделать пародию на крутой детектив, а в результате получилась смесь фантастики, фэнтэзи, антиутопии, крутого детектива, юмора, киберпанка. В фантастике юмор не является самоцелью. Даже гуслярские рассказы Булычева, которые на первый взгляд кажутся смешными и только, несут в себе умное, рациональное зерно. Также и у Станислава Лема.

— Кстати о Леме. В романе «Специалист по выживанию» чувствуется его сильное влияние. А есть у вас в фантастике свои гуру?

— Ну, уж нет. Мне всегда хочется не повторить, а сделать что-то совершенно не похожее на других. Тем не менее есть авторы, которых я считаю образцами. Один из моих любимых авторов – это Филипп Дик. Страшно люблю его за завернутость, за неожиданные концовки, за парадоксальный подход к ситуации. По той же причине нравится мне и Роджера Желязны. Наверное, у фантастики должно быть две обязательные составляющие: парадокс и лиризм. Удивительный лиризм был присущ Киру Булычеву. Если бы мне кто-то заказал составлять сборник лучших рассказов тысячелетия, первым номером я бы поставил его гениальный рассказ «Снегурочка». Был такой, ныне почти забытый автор Виктор Колупаев. Писал пронзительное лирические вещи. Совершенно блестяще работает со своими героями Олег Дивов. У него персонажи невероятно живые. Автор непременно должен любить своих героев: даже если все они отпетые негодяи. Возьмем современную литературу – мэйнстрим, которая позиционирует себя как новейшее течение в литературе. Один из самых провальных ее моментов это то, что авторы не любят своих героев. Героем может быть кто угодно – и бомж, и пьяница, и развратник, но они описывают героев, к которым сами испытывают отвращение. Поэтому вещи и проваливаются. Кому интересно читать про героя, которого сам автор не любит презирает? Возьмите «Москву-Петушки» с героем алкоголиком. Но Ерофеев любил его. И читатель понимает, что если автор героя любит, то в этом что-то есть. И он читает и старается понять, что же именно? И другая тенденция. Если мейнстримовские писатели пишут с нелюбовью или ненавистью к своим героям, то ряд писателей-фантастов, которые выдают книжки «на-гора», абсолютно равнодушны к своим героям. Есть персонаж и все, а отношение автора к герою никак не позиционируется. В таких книгах сюжет – самоцель. Если такую вещь и прочитаешь, то второй раз в руки уже не возьмешь. Автор должен вкладывать в героя частицу самого себя. Пусть даже это не самая лучшая его часть. Вспомните все того же Флобера, сказавшего «Мадам Бовари – это я». И это вовсе не красивые слова, а констатация факта. А написать сюжет без отношения к герою – это работа ремесленника.

— Теперь давайте поговорим о кинофантастике. Какие из фантастических фильмов произвели наибольшее впечатление?

— Мне очень понравилась первая часть «Властелина колец». Режиссеру удалось передать ощущение сказки, что полностью пропало в последующих частях. На Западе активно экранизируют Филиппа Дика и ни одного провального фильма по его произведениям не было. «Вспомнить все», «Крикуны», «Особое мнение» и, конечно, «Бегущий по лезвию бритвы». Огромное удовольствие получил от последнего фильма Линча «Малхоланд-драйв». Неплохой фильм «Радиоволна. А из более старых — «Экзестенция» Кроненберга, его же «Автокатастрофа», «Видеодром», «Муха». Вообще страшно люблю этого режиссера. Люблю фильмы Клайва Баркера, снятые им самим – «Восставший из Ада», «Ночной народ», «Повелитель иллюзий». Гнетущее впечатление произвела на меня «Матрица». Об этом фильме много говорили, я специально купил кассету, а вот посмотреть ее до конца смог только с третьего раза. Мешанина какая-то, комикс для умственно отсталых. Регулярно пересматриваю «Бегущего по лезвию бритвы». Часто возвращаюсь к фильму «Чужие». Всегда с удовольствием смотрю «Дюну» Дэвида Линча. Роскошный фильм.

— Сегодня одним из самых популярных литературных героев стал мальчик-волшебник Гарри Поттер. Правда до России поттеромания дошла как грипп, в облегченной форме. Как Вы относитесь в этому явлению?

— У меня не сложилось четкого отношения. Сначала я посмотрел фильм, потом прочитал первую книгу. Фильм — полная ерунда, книга — неплохая детская литература. Но Гарри Поттер не смог переиграть таких ветеранов как Винни Пух, Алиса, Мумми Троля и многие другие. Просто на Западе этим книгам был дан мощный толчек, и дальше шла раскрутка. Без этого романы наверное были бы известны, но бешеной популярностью не пользовались. Ничего феноменального я в Гарри Поттере не вижу. Это добротный продукт, полученный в результате четкой и слаженной работы сильной команды профессионалов. И, скорее всего, это временное явление. О Гарри благополучно забудут, как только будут сняты все запланированные книги и прекратится мощная мультимедийная подпитка. Потому что к тому времени будут написаны новые книги, которые нужно будет раскручивать.

— А пишете Вы от руки или на компьютере?

— Первые рассказы и даже первый роман я писал от руки. Потом приобрел пишущую машинку. Это помогло лишь в незначительно степени, потому что я очень много правлю, — минимум три-четыре правки всего текста, а отдельные фрагменты – и того больше. Тогда я еще работал в институте, готовил диссертацию. В лаборатории имелся компьютер, но время работы на нем было строго распределено между всеми желающими. И вот я садился, брал текст своей диссертации, под нее клал листки с текстом романа и когда близко никого не было, переворачивал страницу и занимался другим делом. С первого авторского гонорара, я приобрел свой первый компьютер — 386-й.

— Сами учились работать на компьютере или какие-то курсы закончили?

— Поначалу я использовал компьютер просто как продвинутую печатную машинку, с помощи которой удобно вносить правку. Долго не влезал в остальные функции компьютера. Потом понемногу втянулся. Так же долго не ставил себе электронную почту, потому что не понимал, зачем она нужна. А когда начал пользоваться, уже не мог понять, как я без нее жил. Сейчас компьютер использую по многим направлениям.

— У вас есть свой сайт в Интернете. Вы делаете его сами?

— Нет. В городе Оренбурге живет замечательный человек Павел Губарев, который ведает всей технической стороной вопроса. Я еще долго упирался, когда он предложил мне сделать сайт, не мог понять, зачем мне это нужно. Павел так же настойчиво объяснял мне, уговаривал и, наконец, додавил. Теперь я и сам понимаю – вещь нужная.

— А играете на компьютере? Какая любимая игра?

— Сам я игры редко покупаю, в основном пользуюсь тем, что другие предлагают посмотреть. Большим любителем компьютерных игр я бы себя не назвал. Чаще всего натыкаешься на одни и те же стереотипные ходы, которые нужно просто один раз освоить и тупо повторять. Мне интересно, как игра сделаны в плане графики, насколько интересен сюжет, насколько продуман мир, в котором действуют герои игры. Неплохая игра «Ghost recon», сделанная по роману Тома Кленси. Очень забавные игрушки «Падал прошлогодний снег» и «Полная труба». «Сибирь» понравилась, — одна из немногих игр, которые я прошел до конца. Сильное впечатление произвела «Алиса Америкэна Макги». Милая детская сказка превращена в дикий глючный бред в стиле Клайва Баркера. А всем хорошо известные герои обратились в монстров. Одним словом, что-то совершенно невообразимое.

— А перевод не подкачал? Или Вы играли в английскую версию?

— Сначала в английскую, которую взял у знакомого. Но ближе к концу игра начала «виснуть». Пришлось купить локализацию. Игра оказалась не просто переведена на русский язык, а полностью продублирована. И сделано это было на удивление хорошо, что, надо сказать, не часто встречается. Обычно перевод ограничиваются только самыми общими фразами или обрубленными титрами, из которых ничего невозможно понять. Или это только мне так не везет?

— А не предлагали Вам сделать игру или игры по Вашим произведениям?

— Не предлагали. И, четно говоря, не видел игр, сделанных по произведениям отечественных авторов. Зато недавно предложили написать роман по мотивам игры «S.T.A.L.K.E.R». Сначала я к этому предложению отнесся скептически, — ну, что можно написать о компьютерной игрушке, да еще с таким названием? Но, когда я посмотрел игру, мнение мое резко изменилось. Игра не имеет никакого отношения к «Пикнику на обочине». Оригинальный сюжет построен по нелинейной схеме. К тому же, авторам удалось не просто сделать интересный фон для стрельбы по движущимся мишеням, а создать целый мир, живущим по своим законом, в котором события не повторяются, а происходят с такой же закономерной случайностью, как и в жизни.

— Спасибо, Алексей.

 

источник: www.alekseykalugin.ru


⇑ Наверх