Тема «Войны грядущего», поднятая на пятом конгрессе фантастов России, получила жуткое, но не такое уж и неожиданное развитие. Рушащиеся на наших глазах небоскребы теперь мы видим не в фильмах-катастрофах, а в документальной хронике, и сотворил такое не мифический Кинг-Конг, а существа, относящиеся, по крайней мере биологически, к виду Homo Sapiens. К несчастью, писатели-фантасты, среди которых и автор необыкновенно популярного и в России сериала «Колесо Времени», ветеран вьетнамской войны Роберт Джордан, говоря о механизмах и специфике войн двадцать первого века, оказались куда ближе к истине, чем те, кто должен был подобное предвидеть и предотвратить, если такое вообще возможно предотвратить.

В любом случае, мнение мистера Джордана о прошлом, настоящем и будущем войны представляется весьма актуальным и небезынтересным.[/i]

— Мистер Джордан, вы много пишете о войнах, о психологии человека на войне. Это следствие вашего вьетнамского опыта?

— Нет, мое знание стратегии и тактики, знание причин и возможного хода войны относится скорее к истории. Это правда, что я был солдатом и мне приходилось сражаться на поле боя, и тогда (а я был молод и глуп) я многого ожидал от военной карьеры, но теперь я понял: для того, чтобы изучить человеческое восприятие войны в будущем и, может быть, изменения в военном деле вообще, сначала мы должны взглянуть, как воспринимались войны в прошлом.

— А разве война может восприниматься, по крайней мере, нормальным человеком иначе, чем страшная беда?

— Я происхожу из Южной Каролины, США, и наши воспоминания о статридцатикилометровой полосе разрушения, оставленной янки — генералом Шерманом — столь свежи, как будто это событие произошло вчера, а не сто тридцать пять лет назад. И все-таки на протяжении истории менялись и сами войны, и восприятие их участниками и гражданским населением. Начнем с того, что большинство прошлых войн были строго локализованы.

Да, люди знали, на что похожа война. Им было известно, что если война прокатится через них, то будут разрушены их дома, фермы, деревни и города, что война приводит с собой грабителей и мародеров, а смерть ждет не столько солдат, сколько мирных жителей. Но за пять километров от поля боя люди практически не ощущали на себе его воздействия. В результате сражения могли измениться торговые пути, на престол мог сесть другой король, армия могла принести с собой болезни, но по сути, пять километров оставались достаточным расстоянием для относительно безопасного существования. Исход сражения между Йорками и Ланкастерами не оказывал заметного влияния на жизнь конкретного мужчины или конкретной женщины, если те не были непосредственно вовлечены в конфликт и не оказывались непосредственно на пути армии.asd

В этом и была главная особенность восприятия войн, начиная от греков и римлян и заканчивая XVII-XVIII столетиями.

— Восемнадцатый век? Эпоха Наполеона?

— Да, при Наполеоне возникло то, что, на мой взгляд, можно рассматривать, как первое приближение «национальных войн». Когда в дело оказывается втянута чуть ли не вся нация, а то и нации, огромное количество людей призывается на военную службу и совершается попытка подчинить военным интересам промышленность и сельское хозяйство. Когда же было изобретено железнодорожное сообщение, стало возможным быстро перебросить с места на место большое количество солдат, снег и грязь из вопроса стратегического переместились в разряд тактических. То же произошло и на море. Флот больше не зависел от ветра и мог плыть, куда хотел и когда хотел его адмирал. Развитие сельского хозяйства позволило гораздо меньшему количеству фермеров накормить гораздо больше народа. Добавьте к этому все те же поезда и пароходы для перевозки грузов — и армии, находясь в походе, получают все необходимое.

Разумеется, это сопровождается переменой в восприятии людей того, что можно ожидать, и что позволено на войне. Столетиями грабеж оставался неотъемлемым правом солдат во время похода. Люди оплакивали потери, но никто не считал, что солдаты переступают границы дозволенного. Однако за столетия, последовавшие за наполеоновскими войнами, возникло убеждение, что нельзя трогать гражданских лиц и гражданскую собственность. Разумеется, ни разбой, ни мародерство никуда не исчезли, но люди, по крайней мере, гражданские, стали считать, что война — это дело военных и не должна их касаться.

— Но Первая мировая, а еще больше — Вторая мировая достаточно ясно показали, что вера в то, что война тебя обойдет, несостоятельна.

— Этот урок был забыт на следующий день. После завершения Второй Мировой случилось нечто беспрецедентное в истории человечества. Мы пятьдесят пять лет прожили без глобальной войны. Сходу мне даже не вспомнить другого прецедента, когда какая-нибудь достаточно многочисленная нация полвека обходилась без большой войны. По крайней мере, в Европе или Америке я таких наций назвать не могу.

— И это говорит участник вьетнамской войны?

— Да, Корея, Вьетнам, Афганистан для их участников были весьма и весьма значимы. Но эти войны были полностью локализованы. Их эффект был местным, если не считать, разумеется, политических изменений в странах-участниках. Если же говорить в глобальных масштабах, то выросло два поколения, и лишь малая доля из них имеют непосредственный боевой опыт. Большинство тех, кто помнят Вторую мировую, кто видел ее собственными глазами, умерли. Изменения в восприятии людей невероятны. Мы на Западе...

— Вы продолжаете делить мир на Запад и Восток?

— Да, но при сохранении терминологии я вкладываю в это другие понятия. Во времена моей молодости Западом называли США и Западную Европу, а страны Варшавского договора и Советский Союз были Востоком. Я вырос в ожидании, что день может начаться с большого танкового сражения между Востоком и Западом, или что на города обеих сторон упадут ракеты с ядерными боеголовками. Не думаю, что нужно говорить, как я был счастлив, когда опасность миновала, но должен уточнить, что сегодня, когда я думаю и говорю о «Западе», я включаю в это понятие и Россию. Мы были союзниками до того, как стали противниками, и я очень надеюсь, что в будущем мы встанем рядом с вами, а вы рядом с нами.

Как я говорил, мы на Западе подверглись радикальным изменениям в восприятии войны. В США существует весьма голосистое меньшинство, которое считает, что любой будущий конфликт ДОЛЖЕН происходить без потерь с нашей стороны. Повторяю: без потерь. Более того, любая война должна протекать с НАИМЕНЬШИМИ потерями со стороны противника! Эта вера дошла до того, что начата обширная программа исследований по разработке оружия, которое сможет уничтожить способность противника к сражению, но не повредить здоровью его самого. Таким образом, природа будущих войн происходит из гражданского понимания того, какими они должны быть.

— Судя по вашему тону, лично Вы в это не очень-то верите?

— Я уже говорил вам про Уильяма Текумсе Шермана, генерала, к которому я не питаю особой любви, но я не могу отказать ему в наблюдательности и остром языке. Во время франко-прусской войны он стал обозревателем и прямо-таки шокировал пруссаков резкостью своих репортажей. Вероятно, его бесило, что пруссаки тщательно и старательно открывали заново то, что открыли армии Севера и Юга десятилетием раньше. Так вот, во время этой войны Шерман заметил: «Война пополняет ад, — сказал он, — и нет возможности этого избежать». Забывать это опасно, так как можно столкнуться с теми, кто не забыл.

Мечты о бескровной войне должны сопровождаться выработкой правил поединка, правил, по которым должны вестись «гуманные» войны. Но мы видели и видим людей, которые не будут следовать никаким правилам и будут сражаться по своим собственным. Усама бен Ладен и иже с ним подкладывают бомбы, убивающие сотни невинных людей; дай им волю, они взорвут бомбу, которая убьет тысячи и миллионы. Они будут брать заложников и заказывать и исполнять политические убийства; взывать к ним, призывать их присоединится к «цивилизованным людям» бесполезно по определению.

К тому же правила всегда меняются. Иногда они меняются под воздействием сил, которые находятся не в нашей власти.

— Вы имеете в виду что-то типа глобального потепления?

— Изменения климата в будущем меня более чем беспокоит, даже если рассматривать только благоприятные сценарии. Если же рассматривать худшие, станет страшно. Их можно избежать, но... Народы третьего мира требуют исключительных прав в борьбе с глобальным потеплением, потому что, если следовать их логике, все происходящее — это заговор против них лично, и у них должен быть шанс уравняться с развитым миром. Если наши лидеры даруют им эти права, то в начинающемся столетии Китай окажется главным загрязнителем окружающей среды и основным вкладчиком в глобальное потепление на Земле, но кто может их остановить? Так что климат становится дикой картой в общей военной игре. Какой из народов вдруг сочтет, что у них слишком мало угодий, чтобы прокормить себя, и решит отобрать землю у соседей? Какой народ, расстроенный переменами в климате, вызванными попыткой уравняться с цивилизацией, пойдет по древней дорожке уладить внутренний конфликт — внешней войне?

Мы верим, что можем ограничить будущие войны — по протяженности, кровопролитию, месту действия — но можем ли мы? Можем ли мы хотя бы узнать, откуда придет следующая война или кем будет наш новый враг? Сегодня в сердце Африки, в Конго, семь народностей и три группы мятежников заняты тем, что многие называют «Первой Мировой войной в Африке». Объединенные Нации пытаются остановить конфликт, но без видимого результата. Можно попытаться поверить, что эта война далеко, что в ней участвуют только страны третьего мира, что нас она не коснется, но история знает случаи, как из крохотного конфликта раздувают масштабную войну. Пожар Первой мировой загорелся от одной искры, но кто мог поверить, что все начнется с попытки сербов получить независимость от Австро-Венгрии? Любой «здравомыслящий» человек того времени сказал бы, что этого явно недостаточно, чтобы раздуть огонь.

— А откуда, по-Вашему, может прилететь такая искра в наши дни?

— Мы этого не знаем, да и не можем знать. Сегодня многие нации, даже террористические организации, жаждут получить оружие массового уничтожения. Ядерная ракета, которая уничтожит Вашингтон, округ Колумбия, или Москву, может быть пущена из такого места, о котором никто никогда и не подумает как о реальной угрозе. Пневмония, сибирская язва или эбола могут опустошить наши страны, а источником окажется страна, о которой никто и никогда не подумает как о могучем враге.

Особенности войны изменились так же явно, как арбалет сменился мушкетом, а винтовка заменила мушкет. Неуклюжий, почти бесполезный летательный аппарат 1914 года превратился в реактивный истребитель и межконтинентальную баллистическую ракету 2000 года. Но есть кое-что, что не изменилось. Я обычно заканчиваю свои рассуждения на эту тему тремя цитатами. Одну я уже упоминал в нашем разговоре, но она стоит повторения.

«Война пополняет ад, и нет возможности этого избежать» — Генерал Уильям Текумсе Шерман, 1865 г.

«Война — это вам не игра. Я здесь не для того, чтобы научить вас играть честно, я здесь для того, чтобы научить вас побеждать». Мастер-сержант Максвелл Риттер, армия США, 1968 г.

«Пока умы постигают философию, а в сердцах пылает страсть, будет существовать война».

http://parkdoma.ru/besedki/preimushhestva...»>Беседка на даче — полная свобода у мангала