Расцвет и закат земной ...


  Расцвет и закат земной сверхцивилизации

© ermolaev


— Странники, Странники, — почти пропел Горбовский.
Он лежал теперь, натянув на себя плед до самого носа. —
Надо же, сколько я себя помню, с самого детства,
столько идут разговоры об этих Странниках...

<А. и Б. Стругацкие. Волны гасят ветер>


1. Истории Будущего


На чем основан интерес человека к далекому будущему? Кота, мирно дремлющего на своем любимом месте в углу мягкого дивана, не заботит не только как будут жить его потомки, но даже то, что произойдет с ним самим через год. Да, не заботит, что бы там ни говорили адепты зоопсихологии! Иначе не рвал бы он с таким упорством своими когтями этот самый мягкий диван!

Впрочем, очень многие люди живут так же — одним днем. Не о них разговор. Всегда находились те, кто брался нарисовать перспективу. И возникали под их пером то мрачные картины Апокалипсиса, то идиллические изображения «Утопии» Томаса Мора (1516 год) и «Города Солнца» Томмазо Кампанеллы (1602 год)…

С конца XIX века картины будущего стали классическим атрибутом научной фантастики. Например, знаменитый американский писатель Роберт Хайнлайн все свои произведения посвятил одной цели — написать грандиозную «Историю будущего». История эта получилась многовариантной, разные романы противоречили как друг другу, так и реальному положению вещей, но Хайнлайна это не беспокоило. В своем последнем романе «Уплыть за закат» (1987 год) он увязал все произведения в единый узел, и стало понятно, что «История будущего» по-прежнему реальна и строго логична для автора, как и в тридцатые годы, когда он ее впервые придумал. Просто Хайнлайн построил не однолинейный мир, а целую Вселенную миров, пучок взаимосвязанных параллелей времени.

В отечественной фантастике самым разработанным и знаменитым из миров будущего является мир XXII века, рожденный силой мысли братьев Аркадия и Бориса Стругацких, — мир зримый, сложный, наполненный фактами богатой истории, послуживший местом действия доброго десятка фантастических произведений. Правда, в отличие от Хайнлайна Стругацкие вовсе не собирались отдавать так много сил описанию грядущего. Уже после третьего романа они решили, что в теме Будущего поставлена точка, что «главное на Земле» — здесь и сейчас.

Но жизнь внесла свои коррективы. Оказалось, что в условиях, когда «оттепель» 60-х годов закончилась и наступил «застой» 70-х, любые социально-философские идеи сразу же делали фантастический роман абсолютно негодным к публикации. Писать «романы о настоящем» можно было только, что называется, в стол. Произведения же о далеком будущем казались цензорам не столь опасными. Можно сказать, что Стругацкие вынужденно продолжили свою серию о мире двадцать второго века. Но и эти романы, кажущиеся легковесными и вроде бы не слишком серьезными, производили на читателей грандиозное впечатление и вызывали яростные споры и дискуссии.

Дело, наверное, в том что Стругацкие органически не могут писать плохо и примитивно. Хотели они написать развеселую и забавную «мушкетерскую» повесть о приключениях молодого историка на чужой планете — а вышла из-под их пера «Трудно быть богом», где увлекательный сюжет служит лишь красивой оберткой для рассуждений о судьбе интеллигенции, о возможностях вмешательства в развитие чужой культуры, о соотношении низменного и высокого в душе человека и о многом другом… Захотели чуть позже Стругацкие написать

цитата
бездумный, безмозглый, абсолютно беззубый, без единой идеи роман о приключениях комсомольца XXII века
(это не я придумал, это они сами так считали, см.: «Комментарии к пройденному» Б.Н.Стругацкого) — а получился «Обитаемый остров», к которому тогдашние цензоры предъявили около девятисот замечаний, и большинство из них — идеологического характера…

Так что имеет смысл внимательно присмотреться к этим романам. Не так уж просты они, как может показаться на первый взгляд. И не имеет никакого значения, что «настоящий» двадцать второй век наверняка окажется совсем не похож на описанный Стругацкими. Как опущенный в воду термометр самим фактом своего появления чуть-чуть изменяет температуру системы, которую он призван измерить, так и пережитое сегодня будущее чуть-чуть изменяет ту реальность, которая наступит завтра.


2. Мир светлой мечты


Стругацкие никогда не пытались выступать в роли футурологов, однако многие их романы мы можем рассматривать как галерею картин из жизни планеты Земля в эпоху коммунизма. Надо сразу уточнить, что «коммунизм Стругацких» никогда не был похож на «комунизм» штатных идеологов КПСС или любых последователей того официоза. Более того, следует сказать, что многие вполне «коммунистические» по своему духу идеи сегодня реализованы в современном западном обществе, так что не исключено, что к XXII веку на нашей планете возникнет общество, которое классики утопического социализма согласились бы считать если не идеальным, то вполне приемлемым приближением к миру их мечты.

Первым произведением Стругацких, которое рисует «мир победившего коммунизма», является, безусловно, повесть в рассказах «Полдень, XXII век». Она была написана в 1959–1960 годах и опубликована первоначально под названием «Возвращение». Придуманное в самый последний момент название про «Полдень» удалось вставить лишь в качестве подзаголовка (это название появилось как результат полемики авторов с романом Эндрю Нортон «Рассвет — 2250 от Р.Х.»). В середине 60-х годов повесть была переделана и слово «Возвращение» исчезло с ее обложки.

Известно, что толчком к написанию этой повести послужила «Туманность Андромеды» Ивана Антоновича Ефремова, также рисующая «коммунистическую аркадию», но населенную столь «неживыми» персонажами, что мир этот выглядел крайне холодным, лишенном эмоций и человечности. Стругацкое же заселили коммунистическое будущее простыми людьми из эпохи 60-х годов XX века, умеющими и работать, и отдыхать, и любить, и лукавить, — в общем, нашими современниками, лишенными лишь (видимо, в силу воспитания) некоторых отвратительных качеств, например, хамства, зависти, предательства (да и еще немалый список прочих нелепых человеческих свойств).

Мир «Возвращения» очень добрый, светлый и радостный. Человеку нашего времени, скорее всего, хорошо жилось бы в этом мире: именно такой мысленный эксперимент и поставили писатели, заставив нас смотреть на все глазами космонавтов, вернувшихся на Землю после многолетнего отсутствия.

Можно, конечно, спорить, не являются ли приметами «коммунистической деформации сознания» попытки глобальной переделки природы (например, проект «Венера») или система образования, при которой дети — не все, но подавляющее большинство — воспитываются в интернатах, так что Учитель играет в их жизни роль не меньшую, чем родители. Все это, повторяю, предметы для спора, но не для отрицания этого «полуденного рая». Несмотря на все, что будет сказано ниже, я считаю, что из всех миров фантастического будущего, кем-либо описанных, у Стругацких — один из самых приятных.

Вот что писал в «Комментариях к пройденному» Борис Натанович*:

* Сноска: Все цитаты приводятся по изданию: Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Собрание сочинений: В 11 т. – Донецк: Сталкер; СПб.: Terra Fantastica, 2001.

цитата

…мысль написать утопию — с одной стороны вполне a la Ефремов, но в то же время как бы и в противопоставление геометрически-холодному, совершенному ефремовскому миру, — мысль эта возникла у нас самым естественным путем. […] Мы ясно понимали, что Ефремов создал, собственно, классическую утопию — Мир, каким он ДОЛЖЕН БЫТЬ. (Это — особая концепция Будущего, лежащая за пределами художественной литературы, в области философии, социологии и научной этики — не роман уже, а скорее слегка беллетризованный трактат.)

Нам же хотелось совсем другого, мы отнюдь не стремились выходить за пределы художественной литературы, наоборот, нам нравилось писать о людях и о человеческих судьбах, о приключениях человеков в Природе и Обществе. Кроме того, мы были уверены, что уже сегодня, сейчас, здесь, вокруг нас живут и трудятся люди, способные заполнить собой Светлый, Чистый, Интересный Мир, в котором не будет (или почти не будет) никаких “свинцовых мерзостей жизни”.

Это было время, когда мы искренне верили в коммунизм, как высшую и совершеннейшую стадию развития человеческого общества. Нас, правда, смущало, что в трудах классиков марксизма-ленинизма по поводу этого важнейшего этапа, по поводу, фактически, ЦЕЛИ ВСЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ сказано так мало, так скупо и так... неубедительно.

У классиков сказано было, что коммунизм это общество, в котором нет классов. ...Общество, в котором нет государства. ...Общество, в котором нет эксплуатации человека человеком... Нет войн, нет нищеты, нет социального неравенства...

А что, собственно, в этом обществе ЕСТЬ? Создавалось впечатление, что есть в том обществе только “знамя, на коем начертано: от каждого по способностям, каждому по его потребностям”.

Этого нам было явно недостаточно. Перед мысленным взором нашим громоздился, сверкая и переливаясь, хрустально чистый, тщательно обеззараженный и восхитительно безопасный мир, — мир великолепных зданий, ласковых и мирных пейзажей, роскошных пандусов и спиральных спусков, мир невероятного благополучия и благоустроенности, уютный и грандиозный одновременно, — но мир этот был пуст и неподвижен, словно роскошная декорация перед Спектаклем Века, который все никак не начинается, потому что его некому играть, да и пьеса пока еще не написана...

В конце концов мы поняли, кем надлежит заполнить этот сверкающий, но пустой мир: нашими же современниками, а точнее, лучшими из современников — нашими друзьями и близкими, чистыми, честными, добрыми людьми, превыше всего ценящими творческий труд и радость познания... Разумеется, мы несколько идеализировали и романтизировали своих друзей, но для такой идеализации у нас были два вполне реальных основания: во-первых, мы их любили, а во-вторых, их было, черт побери, за что любить!

Стругацкий вспоминает о том, как критики пытали их вопросом, откуда возьмется столько хороших людей, чтобы заполнить целый мир. Вместо его рассуждений на эту тему мне хочется привести цитату из воспоминаний Нины Берковой (редактора, чрезвычайно много сделавшего, чтобы книги братьев увидели свет) об Аркадии Натановиче Стругацком:

цитата
Он навсегда останется в моей памяти […] человеком щедрой души, принципиальным и отзывчивым, одновременно скромным и с большим чувством собственного достоинства, очень надежным. Он вполне мог бы жить и работать среди героев романа “Возвращение”, в мире Будущего, мало чем отличаясь от них, ответив тем самым на вопрос “откуда возьмутся люди, достойные жить в Сверкающем мире Будущего”.

[/q]

Герои «Возвращения» перешли в новые романы, и вместе с ними перешло туда то общество, неотъемлемой частицей которого эти герои являлись. Я склонен рассматривать нарисованный Стругацкими мир не как фон, а как полноправного совокупного героя их произведений. Мы, читатели, ощущали радость узнавания, читая повести «Далекая Радуга», «Попытка к бегству», «Трудно быть богом», будущее становилось ближе и роднее.

Надо сказать, что мне всегда хотелось собрать эти романы в одну книгу. И вот теперь наконец-то эта мечта почти осуществилась. Впервые под одной обложкой мы собрали большинство крупных произведений братьев Стругацких о мире XXII века. Хотелось собрать все, но объем получался слишком большой. Пришлось оставить «за бортом» книги «Трудно быть богом» и «Парня из преисподней». Кроме того, отсутствует несколько мелких текстов, например рассказ «Частные предположения» (героем коего является Валентин Петров из первой главы романа «Полдень, XXII век») или повесть «Беспокойство» (первый, черновой вариант «Улитки на склоне», в котором главная роль принадлежит Леониду Горбовскому), но их, пожалуй, можно считать апокрифами.


3. Барьер забвения


После 1965 года тон произведений, предлагаемых Стругацкими своему читателю, несколько изменился: на смену радостному оптимизму «Понедельника, начинающегося в субботу» пришел горький сарказм «Улитки на склоне» и «Гадких лебедей». Это в наименьшей степени затронуло романы о будущем, но и там начала проявляться какая-то неустроенность, герои стали то срываться в истерики (Майя Глумова в «Малыше»), то впадать в тоску (размышления Максима о свободном космическом поиске в «Обитаемом острове» и несчастная любовь Корнея в «Парне из преисподней»)*. Дальше — больше: в «полуденном рае» появились секретные службы, ограничивающие свободу жителей этого мира («Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер»).

* Сноска: Надо сказать, что переделывая в 1967 году повесть «Возвращение» братья Стругацкие также внесли туда (может быть и неосознанно) некую тоскливую нотку. Дело в том, что заключительные главы «Поражение» и «Свидание» поначалу никоим образом не рассказывали о будущем «четверки злоумышленников» из Аньюдинского интерната. Героем «Свидания» был некий абстрактный «Охотник», а «Поражение» вообще было совершенно отдельным рассказом (точно так же как и главы «Ночь на Марсе», «Почти такие же», «О странствующих и путешествующих»). Оно было опубликовано в журнале «Знание-Сила» под названием «Белый конус Алаида» и в сознании читателей относилось не к XXII веку, а скорее к двадцать первому. Понятно, что Стругацкие, вводя все эти главы в роман, постарались минимизировать число героев. К сожалению, приходится признать, что при этом несколько нарушилась ткань исторической реальности. Биолог Атос, конечно, мог бы участвовать в испытании первых механозародышей, но это произошло бы, когда он был еще очень молодым. А во времена пожилого Атоса стопятидесятикилограмовое яйцо с «механохромосомой Фишера» наверняка казалось допотопным артефактом — прапрадедушкой эмбриофоров Александра Флемминга.

Каковы же основания такой эволюции? Их можно назвать, как минимум, три.

Во-первых, все это можно рассматривать как эволюцию взглядов на мир самих авторов. Стругацкие менялись и все зорче вглядывались в окружающее. Как пишет сам Борис Стругацкий:

цитата
Нам понадобился добрый десяток лет, чтобы понять суть дела. Понять, что “наш” коммунизм и коммунизм товарища Суслова — не имеют между собой ничего общего. Что коммунист и член КПСС — понятия, как правило, несовместимые. Что между советским коммунистом и коммунизмом в нашем понимании общего не больше, чем между очковой змеей и интеллигенцией.

К тому же Стругацкие не становились моложе, истекал естественный оптимизм юности. На смену зовущей вдаль цитате из Агни-Йоги в «Возвращении»

цитата
Для будущего мы встаем ото сна. Для будущего обновляем покровы…

приходит ироничный пессимизм «Хромой судьбы»:

цитата
Кряхтя, мы встаем ото сна. Кряхтя, обновляем покровы…

Во-вторых, можно представить изменение «Мира Полудня» как постепенное, все более глубокое проникновение в сущность изучаемого мира — именно такой взгляд поддерживает Борис Стругацкий в интервью газете «Вестник ЛАЭС» (1989 г., 19 мая):

цитата

Вопрос: Почему события “Жука в муравейнике”, мир которого ближе к нашей действительности, чем мир “Возвращения”, отодвинуты дальше в будущее?

Ответ: [...] Вы помните, какой прием был использован в “Возвращении”? Будущее показано глазами вернувшегося космолетчика, почти нашего современника. И, разумеется, оно настолько лучше прошедшего, что кажется герою книги идеальным. Но когда он поживет в этом будущем достаточно долго, он поймет, что и здесь, в этом будущем, свои “родимые пятна социализма”. И вообще, мы ведь не предсказываем будущее, мы пытаемся нарисовать мир, в котором нам самим хотелось бы жить. Вот откуда идеальные картины “Возвращения”.

Вопрос: А в мире “Жука” вам хотелось бы жить?

Ответ: Конечно. А почему бы и нет? Замечательный мир. Главное, держаться подальше от прогрессоров.

[/p]

И наконец, третье.

Причина изменений Мира Полудня может быть результатом закономерной эволюции этого мира, то есть результатом развития его внутренних противоречий. Кстати, именно отсутствие противоречий в Мире Полудня поначалу казалось Стругацким самым серьезным их просчетом при построении этого мира.

Опять предоставим слово Борису Натановичу:

цитата
Но что будет двигать этим […] светлым обществом? […] Ведь развитие — это борьба противоположностей […] Ведь никаких фундаментальных (“антагонистических”) противоречий в […] мире не осталось. Так не превращается ли он таким образом в застойное болото, в тупик, в конец человеческой истории, в разновидность этакой социальной эвтаназии?

Это был вопрос посерьезнее. Напрашивался ответ: непрерывная потребность в знании, непрерывный и бесконечный процесс исследования бесконечной Вселенной — вот движущая сила прогресса в Мире Полудня. Но это был в лучшем случае ответ на вопрос: чем они там все будут заниматься, в этом мире. Изменение же и совершенствование СОЦИАЛЬНОЙ структуры Мира из процедуры бесконечного познания никак не следовало. […]

Между прочим, мы так и не нашли ответа на этот вопрос. Гораздо позднее мы ввели понятие Вертикального прогресса. Но во-первых, само это понятие осталось у нас достаточно неопределенным, а во-вторых, случилось это двадцатью годами позже. А тогда эту зияющую идеологическую дыру нам нечем было залатать, и это раздражало нас, но в то же время и побуждало к новым поискам и дискуссионным изыскам.

[/q][/p]

Прежде чем высказать свое мнение о закономерностях эволюции полуденного мира, я отвлекусь чуть-чуть, чтобы сказать несколько слов о Странниках.


4. О странствующих и путешествующих


В некоторых интервью Стругацких можно найти указания на то, что загадочная цивилизация Странников первоначально была задумана ими как сюжетодвигающий фактор: раз нет причин для внутренних кризисов, так пусть будет внешний. Возможно, это и так, но это лишь часть правды. Конечно, Странники понадобились авторам не только для создания ощущения тайны.

Странники — это изображение следующего шага в развитии цивилизаций. Уже земную цивилизацию XXII века по нашим понятиям можно считать сверхцивилизацией, достаточно прикинуть сумму используемой человечеством энергии… Но должна же быть перспектива! И вот Стругацкие скупым пунктиром рисуют другую сверхцивилизацию — такую, по сравнению с которой человечество XXII века смотрится группой младших школьников, пришедшей на экскурсию в заводскую лабораторию. При этом дается понять, что человечество тоже достигнет таких высот (заключительная глава «Полудня»). Вот только эволюция — процесс негладкий и мучительный, о чем можно судить по ряду эпизодов в повести «Волны гасят ветер»…

Впрочем, о Странниках лучше меня сказал Вадим Казаков, увлекательную литературную реконструкцию которого вы уже прочли. Псевдорецензия «Полет над гнездом лягушки» была написана им в 1993 году, в 1994-м опубликована в журнале «Сизиф», а в 1996 году вошла в первый том трехтомника «Время учеников». Как признается сегодня Казаков:

цитата
Этот текст задумывался вначале как нормальное сообщение на очередных Стругацких чтениях во Владимире. Но занимавшая меня тема (место тайн в Мире Полудня – “истории XXII века” по Стругацким) принять форму обычного доклада не пожелала. На финише обнаружилось нечто неопределенное по жанру, но все еще служащее, как я думаю, чисто литературоведческому замыслу: сделать ревизию скелетов в шкафах, устроить залп из нестреляющих ружей и прочертить побольше линий со стрелочками между самыми разными точками Мира Полудня. Так вышло, что удобнее всего это получалось, если все тайны как-то привязывались к одной, самой главной – загадке Странников. Для настоящего издания я сделал очень небольшие, но, как мне кажется, необходимые поправки (в частности, устранил, наконец, с опозданием замеченный хронологический ляп, противоречащий тексту “Жука в муравейнике”). А в остальном – это выглядит почти так же, как было когда-то написано.


5. Возвращение на линию истории


Теперь вернемся к эволюции «Мира Полудня». Романы о нем охватывают значительный период в жизни общества будущего, причем хронология их такова, что в каждом последующем романе герои старее, чем в предыдущем. Изменения в описании этого будущего можно рассматривать как постепенный социальный регресс, вполне естественный и ничего общего не имеющий с эволюцией политических взглядов самих авторов. Да и закончилась история «полуденного рая» на внутреннем поле этого мира: людены стали закономерным этапом в жизни человечества.

Я не хочу сказать, что Стругацкие имели в виду именно это, но совпадение изумительное. «Начала» коммунизма на Земле мы в этих романах не видим, а попадаем сразу в «полдень», то есть в высшую ступень его развития, в XXII век (Сергей Переслегин считает, что в мире Стругацких образование Союза Советских Коммунистических республик произшло в 1988 году, а в 2055 году состоялся переход функций ООН ко Всемирному Совету), и еще лет через сто наступает естественный конец этой эпохи — появление люденов («Волны гасят ветер»).

Посмотрим на проблему с философских позиций. Всякий строй в идеале оптимально приспособлен для решения проблем общества на каком-то этапе. В середине фазы наступает расцвет строя. Потом он перестает удовлетворять потребностям общества, регрессирует и заменяется другим. Лукавый Карл Маркс в одном месте своих сочинений описал именно этот принцип, а в другом — четко сказал, что коммунизм есть высшая и последняя ступень развития человечества. Это как? Наступит коммунизм и развитие остановится?

Стругацкие в своих опубликованных романах о будущем с Марксом дискутировать не пытались. Был у них, правда, задуман (да так и не реализован) сюжет романа о проникновении Максима Каммерера в таинственные недра Островной империи. В этом романе один из аборигенов Саракша произносил по поводу Мира Полудня фразу: «Изящно. Очень красивая теория. Но, к сожалению, абсолютно не реализуемая на практике». Но это из ненаписанного. Я же предлагаю посмотреть с несколько непривычной стороны на романы, приведенные в этом томе.

Коммунизм мира Полудня — это действительно «земной парадиз» (источники общественного богатства льются потоком, потребности максимально удовлетворяются), но он и действует только в масштабах Земли. Так что, если рассматривать нашу планету изолированно, есть сермяжная правда в том, что Марксу он казался высшей и последней ступенью.

Но сопровождающая развитие машинной цивилизации научно-техническая революция обязательно должна приводить к некоторым последствиям (нас сейчас не интересует, реализуется ли какой-то один из этих вариантов, или же их комбинация).

Первое, и наиболее вероятное последствие — контакт с другими цивилизациями.

Второе — развитие цивилизации механизмов.

Третье — возможный переход самого человека в новое качество.

Четвертое — проникновение людей в тайны того мира, который мы называем потусторонним.

И в каждом из этих случаев «простой и традиционный» коммунизм (такой, каким он был создан до этого) перестает быть оптимальным решением проблем и становится тормозом, и как каждая консервативная структура начинает формировать довольно уродливые силы для своего поддержания (например, крайняя форма существования КОМКОНа-2).

Таким образом, всю эту серию романов о будущем можно рассматривать как развернутую во времени историю коммунизма. Можно даже сказать, что цикл Стругацких — это своеобразный реквием коммунизму. Я, естественно, не думаю, что Стругацкие вкладывали именно этот смысл в свои романы, могу предположить даже, что они встретили бы подобную интерпретацию в штыки... Но право на существование эта точка зрения имеет не менее, чем любая другая.

Вспомним, что в заключительной главе «Полудня» Евгений Славин говорит:

цитата
…мое воображение всегда поражала идея о развитии человечества по спирали. От первобытного коммунизма нищих через голод, кровь, войны, через сумасшедшие несправедливости — к коммунизму неисчислимых духовных и материальных богатств. […] Вы понимаете, с коммунизма человек начал, и к коммунизму он вернулся, и этим возвращением начинается новая ветвь спирали, ветвь совершенно уже фантастическая...


6. Экстраполяция


Осталось сказать несколько слов о хронологии этого мира. В offline-интервью (март 1999 г.) Борис Натанович утверждал, что

цитата
…мы никогда (или почти никогда) не занимались хронологией нашего Мира специально, так что теперь несчастные людены* вынуждены совершать буквально героические подвиги, чтобы “подтянуть” здесь и “распустить” там – во имя единства истории, о которой авторы в свое время не позаботились.

*Сноска: Речь идет, естественно, не о люденах из романа, а о фэн-группе, много лет упорно занимающейся изучением творчества братьев Стругацких.

Лукавит, ох, лукавит, мэтр! Немало людей (например, Михаил Шавшин, Вадим Казаков, Сергей Лифанов, Михаил Назаренко, Евгений Шкабарня… список можно продолжать) занимались попытками создать связную хронологию. И хотя в частностях исследователи расходятся и некоторые произведения «торчат» из любого варианта хронологии, но в узловых пунктах схема устойчива. Этого не случилось бы, если бы Стругацкие не привязывали новые романы к жестко проработанной схеме.

В качестве приложения к настоящему изданию мы использовали сильно сокращенный вариант хронологии Сергея Переслегина. От других он отличается тем, что был официально «освящен» Борис Натановичем, который признал его как самый близкий к их замыслу. Естественно, что никакая хронология придуманного мира не претендует на абсолютную точность. Так что в приложении приведен лишь абрис ее. Однако кое-какие замечания по этому поводу я хочу сделать.

Действие «Далекой Радуги», на мой взгляд, не может происходить после времени «Попытки к бегству» хотя бы потому, что при этом нарушается логика развития техники. В «Попытке к бегству» присутствует тип звездолетов, который в «Далекой Радуге» еще только разрабатывается. Таким образом, в плане соотносительной датировки времени действия этих произведений я не согласен не только с Переслегиным, но и с Казаковым. Хотя вообще-то развитие техники в мире двадцать второго века происходит чрезвычайно быстро. Рейсовые «Призраки» конца века похожи на «Тариэль» Горбовского не больше, чем сам «Тариэль» похож на допотопный «Таймыр».

Надо сказать, что «Попытка к бегству» из всех упомянутых повестей наиболее «таинственна». Можно, например, предположить, что это всего лишь сон Саула, его кратковременный предсмертный уход в мир мечты. Датировать ее наиболее трудно, несмотря на то что авторы совершенно четко указывают год действия: «Юлианский день 2542967». При пересчете с созданной еще в XVI веке французским философом и астрономом Жозефом Скалигером эры (по эре Скалигера все дни, независимо от года, века, тысячелетия, занумерованы по порядку) мы получаем 22 апреля 2250 года. Но эта дата (хотя и прямо указанная) не может быть верной — техника «Попытки» соответствует второй половине XXII века, а никак не XXIII веку.

Да и потом, в сознании людей XXIII века проблемы Странников, следы коих герои видят на Сауле, должны автоматически соединяться с проблемами люденов. В заключительной повести цикла («Волны гасят ветер») описан момент, когда манившая весь век человечество загадка Странников повернулась совсем другой стороной. В этом произведении, как говорит в «Комментариях к пройденному» Борис Стругацкий,

цитата
все проблемы, некогда поставленные, нашли свое решение (либо — оказались неразрешимыми), мы даже объяснили (вдумчивому) читателю, кто такие Странники и откуда они берутся во Вселенной, ибо людены наши это Странники и есть — точнее, та раса Странников, которую породила именно цивилизация Земли, цивилизация Homo sapiens sapiens…

Кстати, а как будет жить человечество в двадцать третьем веке? Погибнет оно после ухода люденов? Или впадет в «Новое Средневековье», когда каждую семью, в которой появился ребенок с третьей импульсной системой, будут тащить на плаху (поджаривать скорчерами, уничтожать дезинтеграторами, расстреливать из противометеоритных пушек — нужное подчеркнуть)?

Я не верю, что человечество отнесется так к своим детям — люденам. Одной из основополагающих моральных заповедей Мира Полудня является то, что дети должны обгонять в развитии родителей, идти дальше их. Еще одна моральная заповедь — доброта (помните? из всех решений надо выбирать самое доброе). Так что когда пройдет первый шок Большого Откровения, человечество, я думаю, не озлобится на детей своих, а посмотрит на них с ласковой грустью родителя, любимый сын которого навсегда ушел из отчего дома в большой мир. Единомышленники Леонида Горбовского неспособны поступить жестоко.

Многие считают, что стрелять мог бы начать Рудольф Сикорски. Но, во-первых, подозрительность и жестокость Экселенца по сравнению с другими землянами частично объясняются его пребыванием на посту руководителя соответствующей службы; а во-вторых, у меня нет причин думать, что Сикорски в финальной сцене «Жука в муравейнике» убил Льва Абалкина. Полноте! Сколько там пуль вывел из своего организма Максим на Саракше? Кроме того, Экселенц не мог не знать, что прогрессора можно убить только выстрелом в голову, а в голову он не стрелял (получив пулю в голову, Абалкин вряд ли бы смог произносить стихи). Профессионал Сикорски всадил в другого профессионала ровно столько пуль, сколько было нужно чтобы остановить его. Обездвижить, и в дальнейшем получить информацию. Видимо, получил. И, видимо, ничего ценного не узнал.

Стоит учесть, что при всей подозрительности Экселенца мотивация его действий резко отличается от мотивации его коллег с Тагоры. Уж те-то не колебались, уничтожая «подкидышей». Не стали бы они, наверное, колебаться и уничтожая своих «люденов».

Так что наследники землян во Вселенной — будут.

Наследники тагорян, скорее всего, — нет.

.

------------------------------

Эта статья была опубликована в качестве послесловия составителя в книге «В поисках Странников, или история космических свершений человечества в XXII веке, рассказанная Аркадием и Борисом Стругацкими». Свои отзывы и комментарии на неё можно оставить здесь.

 

источник: А. Ермолаев


⇑ Наверх