Этот разговор стал одним из последних интервью с погибшим 20 октября депутатом Законодательного Собрания Петербурга Виктором Новоселовым. «НЗ» рассказывало, что именно Виктор Семенович буквально спас Четвертый Конгресс фантастов России (точно так же, как и пушкинский Международный Конгресс поэтов, и много чего другого) и тогда же в дополнение к наградам Конгресса (бронзовым статуэткам «Странник» и четырем Великим Мечам) придумал новую номинацию, немедленно окрещенную в народе «Пятым Мечом», каковой Меч он и вручил от имени спонсоров Николаю Перумову.

Сцена вышла весьма эффектной. Поскольку после первого покушения Новоселов мог передвигаться только в инвалидной коляске, то Перумов, как признавался потом, неожиданно для самого себя сымпровизировал, опустившись на одно колено, как при посвящении в рыцари. Больше они не виделись.

Так уж вышло, что интервью это стоит несколько особняком от прочих интервью Новоселова. Он был человек предельно конкретный и большинство разговоров с ним были, опять-таки, привязаны к совершенно определенным вещам: принимаемому закону, положению в Законодательном Собрании, реорганизации «Дзержинки» и так далее. Но литература — такая вещь, что, говоря о ней, невольно формируешь и собственное кредо. Так что, объясняя, почему ему пришлось по душе творчество Николая Перумова, Новоселов говорил и о себе практически в той же мере, что и о писателе.

— Виктор Семенович, откуда взялась сама идея «Пятого меча» и почему Вы его вручили именно Перумову?

— Ну, где четыре меча, там всегда найдется место и пятому... А сели серьезно... Открою маленький секрет, «Пятый меч» сначала думали вручить оргкомитету, но когда я узнал, что Перумов опять ничего не получил... Нет, я не собирался спорить с литераторами, но лично мне, и не только мне, книги Перумова нужны и важны. Захотелось сказать за это спасибо. Можно, конечно, было пригласить его в ресторан или подарить какую-нибудь дорогую штуку. Но я решил высказать свое мнение при его коллегах — может быть, это заставит их посмотреть на литературу и с нашей стороны, со стороны читателей, причем тех, у которых катастрофически не хватает времени, а поэтому нам нужны книги, которые в себя бы вмещали максимально много всего. Чтобы книги не только захватывали, поражали лихими поворотами сюжета, но и заставляли задумываться. Читать отдельно философские трактаты, отдельно триллеры просто некогда.

— А чем Вас привлек именно Перумов?

— Тем, что его герои никогда не сдаются и при этом еще и думают. Хоть там и идет речь о мирах фантастических, но проблемы-то наши. И в первую очередь, проблема цели и средств.

Первое, что я прочел у Перумова, было продолжение любимого мной Толкиена. Я в свое время нашим питерским эльфам и хоббитам помогал собираться, всякие свои штуки проводить. Но Перумов, конечно же, глубже, человечнее и нужнее, по крайней мере, здесь, в России. Знаете, когда я окончательно понял, что автор – это Явление? Когда добрался до финальных сцен «Кольца Тьмы».

Кто читал, тот помнит, как великий завоеватель Олмер все уже покорил. Осталась одна крепость, которую защищают все, кто еще в состоянии сопротивляться. Завоеватель кладет под стенами отряд за отрядом – крепость держится. И тогда он прибегает к средству, которое наверняка принесет победу, хоть и невозвратно изменит его самого. Так вот, слова этого Олмера: «А как хотелось победить, оставаясь ЧЕЛОВЕКОМ!» я бы на каждом заборе написал, особенно во время всяческих кампаний.

Есть там и еще одна сцена, когда эльфийский владыка, который, как и его соплеменники, может спастись, сходит с готового отплыть корабля и бросается назад в пылающий город навстречу Врагу. Тот шел побеждать, а этот — умирать, и знал это. Но не мог иначе. И никто его не заставлял, кроме того, что в нем самом сидело. Я не знаю, как этот Перумов такого напридумывал, он и сейчас-то молод до безобразия.

— А Вы раньше не встречались?

— Нет. Я увидел Ника в первый раз на Конгрессе, когда вручал ему Меч, и просто поразился его молодости. Даже сейчас, когда с момента выхода его первой книжки прошло лет шесть. А мне всегда казалось, что это мудрый, много переживший, энциклопедически образованный человек. Почему-то мы считаем, что серьезными литераторами могут быть только очень-очень взрослые люди, забывая и о Лермонтове, и о Гумилеве.

Ник талантлив, смел и не только в своих книгах, но, как я понимаю, и в жизни. Он пишет, как вздумается, и гуляет сам по себе. Мне это нравится. Я очень бы хотел, чтобы он вернулся в Россию, в Петербург, и смог нормально работать. Это нелепость, когда человек, книгами которого зачитываются тысячи людей, вынужден жить за границей и резать всяческих червей, а сочинять только по утрам перед работой, потому что на гонорары, если не халтурить, а работать всерьез, не прожить. А нашим людям, нашей молодежи хорошие книжки, между прочим, нужнее всяческого предвыборного сюсюканья и заумных хитроумных программ, под которые спускают бюджетные деньги.

P.S. Перумов сейчас снова в Далласе — надеемся все же, что временно. К печати готовится его новая книга «Дочь Некроманта», в которой он продолжает темы, заданные в предыдущих вещах: чем можно и должно жертвовать, какова может быть цена за некогда допущенную ошибку, и как далеко можно пройти по дороге к Цели, если приходится идти по колено в грязи и крови. Теперь писатель работает над «Странствиями мага», повествующими о непростом пути мага Фесса через мир Эвиала и продолжающими историю двух мечей – Алмазного и Деревянного. Возвращаясь же к последней мысли Новоселова о том, что молодежи нужно не сюсюканье, а достойные книги, хочется закончить словами из «Странствий», которые, если дойдут до умов и сердец читателей, особенно молодых, сделают нашу жизнь в ХХI веке намного лучше и чище.

«Нет таких весов, чтобы взвешивать человеческие жизни, — подумал вдруг Фесс. — И напрасно Даэнур твердил о принципе «меньшего зла». Нету его. Есть просто зло, и этим все сказано. Неважно, сколько погибнет, а сколько спасется. Только один человек может сейчас убить Саттарскую ведьму, и этот человек — она сама. Никто больше. Потому что это, как ни представляй, будет убийство. И никакие хитроумные построения не смогут скрыть этого. Убийство — всегда убийство. Даже когда ты защищаешься. Недаром ведь в самых древних и, как считается, неискаженных заповедях Спасителя значилась только одна — «не убий».

Похоже, ведьма каким-то образом прочла его мысли. Или что-то почувствовала. Наверное, Фесса все-таки выдал его взгляд, наверное, он все-таки допустил в него какое-то отражение этой мысли, что, мол, умрет ведьма — и все сразу кончится. Ну, или не кончится, но, во всяком случае, справиться с призраками станет легче.

Ведьма вздрогнула. Разжались судорожно стиснутые на кривом сучке пальцы, чародейка бросила чертить свою гептаграмму, замерла, неотрывно глядя в глаза Фессу — прочитав в них свой приговор...

Ведьма не умоляла о пощаде. Не напоминала о его слове. Молчала и смотрела – с такой тоской, что у некроманта едва ли не впервые за все время здесь, в Эвиале, по-настоящему защемило сердце.

Что же ты делаешь, Фесс... куда ты идешь? Ты чуть было не стал тем, кто равнодушно сортирует человеческие жизни — тебе жить, а тебе — увы, нет...»